The world was on fire and no one could save me but you
Первое осознанное воспоминание Венди о нем — болезненные ощущения, вызванные его тонкими сильными пальцами, что впиваются в её щёки, с силой надавливая и заставляя открыть рот. За этим следует безжалостная ухмылка и ложка какого-то отвратительного на вкус варева, которое она, фыркая и отплевываясь, пытается вытолкнуть языком изо рта, но юноша, предвидя это, быстро накрывает ее губы огромной ладонью, в результате чего какая-то часть сваренной им похлебки все-таки попадает ей в желудок, вызывая приступ тошноты, с которым она вынуждена бороться под тяжелым и угрюмым взглядом прозрачно-серых глаз. — Ешь, давай, — сквозь зубы произносит он, — не хватало еще, чтобы ты концы отдала в его отсутствие. Ее второе воспоминание — клетка, отделяющая её от свирепых взглядов обитателей Неверленда. Нужно заметить, что между ней и разъяренными мальчишками было еще кое-что, точнее кое-кто, помимо жестких прочных прутьев — высокий светловолосый мальчишка, с растрепанными волосами, и тяжелой дубинкой в руках. — Если хоть один из вас приблизится к ней ближе, чем на десять ярдов — его голова украсит наш лагерный тотем. Я ясно говорю? Третье — тихий шепот и удар в плечо, разбудивший её посередине ночи. — Просыпайся. Он вернулся. Хочет тебя видеть. Едва оказавшись за пределами клетки, она, что есть сил, толкает своего молчаливого бездушного стража и бросается бежать, но уже в следующий миг толстая колющаяся веревка обвивает ее ноги, и Венди шлепается лицом прямо в грязь. — Самое глупое, что ты могла сделать, — терпеливо произносит все тот же тихий невозмутимый голос, обладатель которого развязывает веревку и помогает ей подняться. — Я ничего ему не скажу. Нам ведь обоим не нужны проблемы, правда? — продолжает он, связывая той же веревкой руки за её спиной. — Ненавижу тебя, — бесстрашно говорит она, а он чувствует дрожь в её голосе, — и снова убегу. Вот увидишь. — Как хочешь, — к ее удивлению он быстро соглашается, — тогда он меня накажет. Повесит, к примеру, или скормит русалкам, в назидание остальным, а к тебе приставит нового сторожа. Ты этого хочешь? Быстро взвесив все за и против, Венди отрицательно качает головой и делает первые робкие шаги по тропинке к костру. По молчаливому соглашению эти двое предпочитают держаться друг друга, не рискуя навлечь на себя гнев повелителя Неверленда. Следующее воспоминание — это редкие ночные прогулки, во время которых Феликс показывает ей остров. Питер, безумно гордясь плодом своей неуемной фантазии, с радостью демонстрировал все самые живописные и поражающие воображение бухты, гроты, рощи и озера своего королевства, в то время как его помощник поначалу неохотно, а потом все больше и больше увлекаясь, делится забавными и захватывающими дух историями и легендами, связанными, на первый взгляд, с самыми незатейливыми деревьями, ручейками, полянами. Именно благодаря ему Венди со временем начнет ориентироваться в непроходимых зарослях, с легкостью сможет определить время по небесным светилам, отличить съедобные ягоды от смертельно опасных. А главное, ей удается хоть на время, но все-таки заглушить разъедающую сердце боль, что оставил после себя тот, ради кого она вернулась в Неверленд. Не признаваясь ему, она полюбила эти предрассветные часы, в которые они вдвоём бродят по острову, полюбила его тихий ровный голос, не таящий никакой скрытой угрозы или предостережения, полюбила то чувство удивительной защиты, что он дарит ей, просто находясь за её спиной, в любой момент готовый к бою. Он всегда держится на почтительном расстоянии и вместе с тем всегда рядом. Питер перепоручил заботу о ней своему другу, своей правой руке, единственному, кому доверяет. Он все чаще и чаще покидает остров, а бесконечное одиночество порядком надоело, поэтому, наверное, Венди и смогла найти общий язык с нелюдимым, жестоким (хотя, куда ему до своего короля) и невозмутимым Феликсом.It’s strange what desire will make foolish people do
И, наверное, поэтому никто из них не удивился, когда однажды, провожая ее по обыкновению до дома после одной из прогулок, Феликс случайно скользит своими пальцами по ее ладони, а ее руки инстинктивно сжимают их… Будто очнувшись от глубокого сна, юноша поспешно прощается и решительными шагами направляется к лагерю. Наверное, не случись этого, их губы никогда бы не встретились в жадном, ненасытном поцелуе там, у лесного озера, и будь хоть один из них посмелее (или опрометчивее), вторая бы не стала возражать, если бы тонкие пальцы расстегнули платье и бережно положили ее спиной на мягкий мох. Но этого не происходит: Феликс, прекрасно понимая, как далеко он зашел, тут же прерывает поцелуй, прижимая пальцы к губам, разворачивается и исчезает в чаще леса, оставляя Венди одну. И вот итог: месяц спустя после того происшествия, глубокой ночью, когда лагерь спит, а Питер отправляется черт знает куда, Феликс появляется на пороге ее жилища. Пытаясь найти ответ на вопрос, что привело его этой ночью в ее дом, Венди мысленно выдвигает и тут же отметает прочь все возможные и невозможные варианты. Феликс все еще стоит в дверях, не решаясь ни покинуть ее, ни остаться. Он растерян и напуган не меньше самой девушки, пусть и не показывает этого. И похоже сам не знает ответа. Слабо понимая, что происходит, он вплотную приближается к Венди, хватая ее за руку, чуть выше тонкого запястья, и рывком притягивая к себе. Уже в следующее мгновение он яростно, отчаянно кусает ее губы, чувствуя вкус крови на своем языке, что сводит его с ума окончательно, подобно дикому хищнику, учуявшему жертву. Из груди девушки вырывается сдавленный стон, когда она впивается мертвой хваткой в его плечи, не в силах даже разжать пальцы. Юноша отстраняется на секунду, и ее глаза встречаются с пустым ничего не выражающим взглядом, лишь его прерывистое дыхание и вздымающаяся грудь выдают его с головой. Он как зачарованный смотрит на ее руки, что быстро и ловко расправляются с застежкой его плаща, который в тот же миг падает позади него. В глазах Венди лишь немой вопрос «Почему?» Почему он, верный друг Питера, решился на этот поцелуй? Почему она, та, чье сердце отдано чудовищу, позволила его губам жадно касаться ее? Почему сейчас, вместо того, чтобы оттолкнуть его, позвать на помощь, убежать и рассказать все Пэну, она расшнуровывает ворот его рубашки, пока его руки нетерпеливо тянут ее сорочку вверх? Почему все это происходит?No I don’t want to fall in love…
«Уходи», — шепчет она одними губами, но выходит не очень убедительно, отчего Феликс улыбается, но не двигается с места ни на шаг. «Он убьет тебя» — кричат ее глаза, но юноша поднимает руки вверх и позволяет стянуть с себя рубашку. Ее Питер не тронет — она еще нужна ему. Мальчик еще не наигрался. Венди, затаив дыхание, с закрытыми глазами пробегает пальцами по его телу. Голод и бесконечная нужда в детстве навсегда подорвали его здоровье, но вместе с тем и сделали его выносливым и крепким. Долгие десятки лет, проведенные в Неверленде в боях с пиратами, схватках с ундинами, длительные и изнуряющие походы закалили его, и теперь все его тело состоит из мышц, идеально подогнанных одна к другой, и Венди, касаясь его спины, широких плеч, груди и живота все время ловит себя на мысли, насколько он похож на Питера. Почти каждый изгиб его тела был ей знаком, она может предугадать каждое его движение, и что хуже, каждое свое прикосновение и вздох. Он глубоко дышит и боится, пусть изо всех сил пытается не подать и виду, и вместе с тем он живой, он настоящий, и он — ее. И всегда будет только так. Феликс знает, что если сейчас он хоть на мгновение позволит разуму завладеть им — то придет конец всему, и он выбирает безумие. Безумие ее едва различимого шепота, безумие ее тонких рук, безумие белой, почти прозрачной кожи. Он теряется, растворяется где-то в районе ее худых торчащих ключиц, угловатых девичьих плеч, шелковых льняных волос… Толчок и тихий стон. Феликс шипит, накрывая ее губы своими — никто не должен узнать. Венди подчиняется его силе, все еще сидя на краешке стола, лишь крепче обхватывая его бедра ногами. Юноша опирается ладонями по обе стороны от нее, безвольно опуская голову на ее плечо, наслаждаясь теплом. Тепло… вот чего ему так не хватает все эти годы. Все оказывается так просто и вместе с тем невыносимо сложно. Мысль о том, что он не может так поступать, что есть чувство долга, верности, преданности своему королю улетучивается стремительнее Тени, когда Венди проводит пальцами по его груди, с невыносимой нежностью касаясь его губ. — Феликс, — тихо произносит она, а ему хочется кричать, до хрипоты, до боли в горле, до разрыва легких. Он увеличивает темп, отчего старый деревянный стол начинает раскачиваться и предательски скрипеть, но теперь эти звуки совершенно их не заботят. Феликс боится признаться себе, что то, что он испытывает к игрушке Питера, никак не укладывается в одно-единственное слово «желание». Это не бездушная и циничная жажда обладать — все глубже, все куда больнее — это то чувство, что ему никогда не дано было испытать. И то, за что теперь он готов погибнуть. — Никому тебя не отдам, — ни на секунду не останавливаясь, сквозь зубы рычит он. А разве можно отдать то, что никогда тебе не принадлежало, и не будет принадлежать? Забыл? Возомнил себя нужным? Считаешь себя умнее Питера? Дурак. Но Венди сейчас плевать и на его слова, и на Пэна. Она тихо всхлипывает, вжимаясь в мальчишку всем телом, будто пытаясь удержать его и не дать ему ускользнуть. Вот только о нем ли она думает? О нем ли плачет, обжигая его тело горячими каплями? Его ли она будет вспоминать после? Феликс резко отстраняется, отчего девушка жалобно стонет, не желая расставаться с его телом. Только не сейчас. Еще мгновение и он переворачивает ее спиной к себе, резко толкаясь внутрь. Стол, кажется, сейчас сломается, и все полетит к чертям. Но Венди до побелевших костяшек впивается ногтями в древесину, подаваясь всем телом навстречу Феликсу. Это безумие. Но он счастлив. Последние глубокие резкие толчки, и он громко стонет, тут же закусывая губу до крови и кляня себя за беспечность. Венди дрожит, почти плачет, распластавшись на столе. Феликс, все так же тяжело дыша, опускается на ее спину, пытаясь восстановить дыхание. То, что произошло, никогда не должно повториться. Никогда. Но оба душу продадут дьяволу, чтобы это случилось вновь.No I don’t want to fall in love With you…
***
— Венди, — тихий голос, и девушка вздрагивает, а пустая чашка выпадает из ее рук и с глухим стуком катится по дощатому полу. В Неверленде разбиваются только сердца и мечты, но никак не посуда. — Что ты хочешь? — резко и даже злобно спрашивает она, тут же ловя себя на мысли, что такое поведение недопустимо для леди, которой она… является ли спустя больше сотни лет на этом острове? Настоящие леди, те, что остались лишь в ее памяти и на картинах прошлого столетия, безусловно, никогда и ни при каких обстоятельствах не поселились бы неизвестно где, в домике на дереве по соседству с толпой отнюдь не дружелюбных мальчишек, от которых Венди тонкой хрупкой стеной защищало только непостоянное и вечно лживое слово Питера. Настоящие леди не блуждали бы по лесу с арбалетом в руках, охотясь на куропаток и диких уток. Они не плавали бы, раздевшись донага, в свете луны, ничуть не опасаясь за жизнь, на которую уже не раз покушались русалки, пока Пэн, не став однажды свидетелем неравной схватки в ночных темных водах бухты, ни секунды не раздумывая, бросился в воду, и на глазах Дарлинг выпотрошил одну из морских дев, ловко орудуя своим кинжалом. И наконец, станут ли настоящие леди делить постель с тем, кто обманом привел их на остров и удерживает силой (или нет?). Делай выводы сама, дорогая Дарлинг. Пэн кусает губы и не хочет встречаться с ней взглядом. Венди насторожена и как всегда готова к атаке: слишком уж хорошо она знает этот обманчиво тревожный взгляд. Как правило, за ним тут же следует хитрая улыбка и какая-нибудь очередная колкость или оскорбление. Питеру доверять не трудно. Питеру доверять невозможно. И Пэн не питает никаких иллюзий на ее счет, прекрасно считывая любое ее сомнение, улавливая малейший признак слабости, и тут же используя его с максимальной для себя выгодой. Сейчас он все же поднимает на нее глаза, в которых Венди видит тревогу и какую-то… растерянность? Тут же лихорадочно представляя себе сотни возможных и самых невероятных объяснений его появления в ее доме, она никак не может найти подходящее. Равно как и вчера. Вот только, кажется, прошлой ночью в ее доме был не Питер. — Зачем ты пришел? — она старается не отводить глаз, смело и с вызовом выдерживая его взгляд. Питер принимает ее вопрос как приглашение остаться и подходит ближе. Пэн гораздо выше ее, и как всегда ее взгляд остается где-то на уровне его груди. Она невольно пытается прислушаться, гадая, бьется ли его сердце так же громко, как и ее, но ничего не слышит и не чувствует. Венди теряется, но не отступает. — Можно мне остаться? По ее лицу пробегает ухмылка, будто ответ что-то может решить: — Если я скажу «нет», это что-то изменит? — в точности копируя его интонации, язвительно спрашивает она. Глупая девчонка, пора бы уже давно стать куда сдержаннее и равнодушнее, но игры Пэна, которые со временем становятся все более жестокими и извращенными, до сих пор, как и сто лет назад, вызывают в ней глухую ярость и негодование. И все-таки, надо признать, не только гнев и обида приводят к бесконечным стычкам этих двоих: она все еще чувствует, и сердце все еще болит, и да, черт возьми, ей не наплевать на него. Питер в ответ лишь пожимает плечами, слегка наклонив голову — зачем она спрашивает, заранее зная ответ. Могла бы и понять, что раз он пришел к ней, не появлявшись на пороге больше полугода, значит на то есть веская причина. Он на секунду останавливает взгляд на ее лице, безмолвно задающем вопрос «Зачем ты здесь?», и его рука замирает на полпути, так и не коснувшись ее щеки.The world was on fire and no one could save me but you
Питер выдыхает и отходит, садясь на край стола — того самого, на котором еще только вчера… Венди решительно качает головой, пытаясь избавиться от так некстати появившихся воспоминаний. — Они вернулись, Венди, — шепотом произносит он, и на секунду девушке кажется (да-да, Дарлинг, и думать не смей иначе), что он говорит правду, а не лжет как всегда. Ей не нужно и спрашивать, что Питер имеет в виду. Никто на острове, никто из Потерянных мальчишек, даже Феликс, не знают, что за демоны одолевают Пэна на самом деле. Никто, кроме Венди. Она сама лишь несколько лет спустя поняла, почему на самом деле король Неверленда не собирается возвращать ее домой. Как так вышло, что только Дарлинг обладает поистине волшебной способностью противостоять тем страшным, нечеловеческим кошмарам, что терзают Питера с самого первого дня существования Неверленда. За все приходится платить. И магия острова и безграничные возможности его повелителя также требуют своей, пусть и не кровавой, но от этого не менее страшной, жертвы. Венди молча кивает, тщательно и методично уничтожая в своем сердце любой зачаток жалости к мальчишке, который способен в мгновение ока погубить и ее саму, и все то, что ей дорого (было дорого, Дарлинг, сто лет назад). — Побудь здесь, — так же тихо отвечает она, и Пэн, который стремительно готов приставить холодное лезвие кинжала к горлу любого, кто хоть на мгновение попытается указывать, что и как ему делать, послушно кивает и подходит к окну. — Я не хочу, чтобы они знали. Чтобы Феликс знал, — медленно произносит он, наблюдая за тем, как девушка накидывает плащ и надевает ботинки. Девушка на секунду останавливает взгляд на Питере, пусть он и не находит в ее глазах ни капли тепла и сострадания. — Давно не спишь? — как-то слишком буднично спрашивает она, тут же укоряя себя за вопрос и за тон, которым он был задан: пленница не может испытывать сочувствие. Питер молчит, сосредоточенно и вместе с тем абсолютно бессмысленно прокручивая кожаный браслет на левом запястье. — Почти четыре месяца, — боль во взгляде на этот раз не удается скрыть достаточно быстро, и Венди тут же ее замечает. Не произнеся больше ни слова, она закрывает дверь, спускаясь по ступенькам на землю, и исчезает в лесу. Только здесь ей удается побыть наедине с собой. Венди со злостью пинает мысками ботинок сломанные ветки, попадающиеся на ее пути. Какого черта она должна ему помогать? Какого черта он возомнил себе, что может распоряжаться ее временем и желаниями? (Венди, милая, неужели ты забыла, что он владеет всем на этом острове, и твоя жалкая душа — не исключение?) Сойдя с тропинки, она оглядывается вокруг и на ее лице появляется довольная улыбка. Быстро подойдя к кустарнику, девушка срывает несколько ярко-желтых спелых ягод и кладет их в небольшой кисет, что висит у нее на боку.***
— Питер? — окликает она его, появившись на пороге. Кажется, Пэн так и не сошел с места за время ее отсутствия. В этот раз он определенно успел подготовиться: радостный блеск в глазах, улыбка — само дружелюбие для человека плохо его знающего. За окном стремительно темнеет, Венди хмурится: ей казалось, что до заката еще несколько часов, но стоит напомнить себе, что хозяин Неверленда контролирует здесь все. Может, она ошиблась, а может — это его рук дело. Девушка подходит к столу, беря с него небольшую каменную ступку, и тщательно растирает принесенные ягоды до тех пор, пока они не пускают сок и не превращаются в кашицу. Затем берет небольшой глиняный кувшин с молоком (Питер знает, что она всегда пьет его перед сном, и вот уже на протяжении сотни лет каждый день новый кувшин ждет ее на крыльце дома) и наливает молоко в большую кружку — его кружку, он сам выбрал ее еще тогда, когда… впрочем, неважно. Теперь этих чувств и этой близости нет. И не будет. Смешав ягоды и молоко, она все так же молча протягивает напиток Питеру. Пэн послушно (Питер, ты ли это? Послушание для тебя хуже смерти. Хотя… смерть… это ведь не про тебя, не так ли?) выпивает содержимое большими глотками и вытирает рот тыльной стороной ладони. Глаза уже не горят огнем и дерзостью, не замышляют очередную гадость или игру, он устал. Смертельно устал. И им обоим это прекрасно известно. Венди, будто юноши и вовсе нет в комнате, снимает обувь, расстегивает плащ и переодевается, даже не заходя за ширму (к чему эта притворная скромность, спустя столько лет знакомства? Он знает ее тело не хуже, чем она сама). Питер, следуя ее примеру, неспешно расстегивает пояс, вешая его и ножны на спинку стула, затем стягивает рубашку через голову и садится на кровать, начиная расшнуровывать высокие сапоги. Ни дать ни взять — семейная пара на сороковом году жизни. Вот только лет им уже почти в три раза больше, да и семья, мягко говоря, странная. Венди стоит у небольшого изрядно помутневшего зеркала, погрузившись в воспоминания. Лет пятьдесят тому назад он сорвал бы ее платье, стоило ей только ступить на порог, да и вряд ли бы она осталась в долгу. Страсть сжигала их обоих, теперь их безжалостно уничтожает время и усталость. Девушка опускается на кровать, и Питер, одними лишь глазами спрашивая разрешения, ложится рядом. Доверчиво, будто маленький ребенок, он кладет голову ей на плечо и закрывает глаза. Венди робко касается кончиками пальцев его плеча, отмечая про себя его болезненную худобу, и проводит вниз по спине, снова и снова. Эти тихие, ненавязчивые движения убаюкивают Питера, который впервые за долгие недели, наконец, забывается тревожным чутким сном. Кошмары не отступают, они никуда не денутся, даже когда Венди рядом, но она до самого рассвета обнимает его, целует его отросшие вьющиеся пряди, гладит по спине и беззвучно шепчет: «Люблю».No, I wanna fall in love With you
***
Венди проснулась оттого, что кто-то осторожно касался её шеи губами. Ей было щекотно, и она засмеялась. Но тут же пришло осознание происходящего, и она открыла глаза, чуть не вскрикнув. Питер сидел на ней сверху, уперевшись обеими руками в подушку, на которой она лежала. Увидев, что девушка открыла глаза, он хитро улыбнулся и отстранился, поудобнее устраиваясь на ее бёдрах и нимало не заботясь о том, тяжело ей или нет. — С добрым утром, Дарлинг, — промурлыкал он, скрещивая руки на груди. — Выспался? — Венди не удержалась от колкости в его адрес, которую он, разумеется, пропустил мимо ушей, все также хищно улыбаясь. Он довольно кивнул и прищурился: — Спасибо тебе. Но Венди не услышала в его голосе ни нотки искренности и благодарности. Сейчас перед ней (точнее на ней) сидел самый что ни на есть настоящий Питер Пэн. Не нужно обманываться, Дарлинг, ты же его знаешь. — Пойдем плавать. Вода сегодня просто замечательная, — он наконец решил слезть с нее и тут же растянулся рядом, потягиваясь и жмурясь. Точно кот. Хищный и дикий. — Я не хочу. Спасибо, Питер, — Венди попыталась натянуть на грудь краешек одеяла, но Пэн перехватил ее руку, опуская ее вниз и легко пробегая пальцами от живота к груди, на секунду останавливаясь у пуговиц рубашки на самой шее. — Ну, пойдем, — притворно захныкал он, — только ты и я. Как раньше, м? — изогнутая бровь говорила сама за себя. Но Дарлинг прекрасно понимала, чем закончится это купание. И потому не собиралась вновь становиться добычей в этой затейливой двуличной игре его воображения. — Если не возражаешь, я встану. Питер сделал вид, что не заметил иронию. Он зевнул, заложив руки за голову, и с небрежным любопытством начал наблюдать, как одевается девушка. — Ну, так что? Ты идешь или нет? — нетерпеливо спросил он. — Нет, — как ни в чем не бывало улыбнулась ему Венди и открыла дверь, чтобы забрать кувшин молока с крыльца. — Как хочешь, — в голосе Питера не было насмешки или обиды — полное безразличие того, кто не собирается тратить лишнего времени на пустые уговоры и капризы девчонки.What a wicked game you play to make me feel this way
Он еще раз потянулся, садясь на кровати и начал одеваться, неторопливо облачаясь в свой привычный наряд. Застегивая пояс, он подошёл к Венди и едва ощутимо коснулся губами ее виска. — Хорошего дня, птичка.***
Спускаясь к воде, она наслаждалась редкими минутами безмятежности и умиротворения. Погода сегодня была просто отличная. Наверняка, Питер постарался. Она вспоминала его поведение утром, отмечая, что уже давно не видела его в таком прекрасном расположении духа. Раньше бы она приняла его слова и поступки за чистую монету, радуясь и смеясь вместе с ним. Но сейчас разум неустанно трудился и искал объяснение. Или он что-то замышляет или... что еще хуже — уже воплощает очередные мерзкие планы в жизнь. Она не видела Питера с того самого момента, как он вышел из её дома утром. Наверняка опять увлек мальчишек какой-нибудь безумной забавой и носится с ними по всему острову. Иногда она даже завидовала Пэну и его беспечности. Временами ей хотелось также беззаботно танцевать у огня, петь песни, играть и развлекаться, не заботясь и не задумываясь ни о чем. Но как только она вспоминала, какую цену заплатил каждый из живущих на острове за эту мнимую свободу и вечную юность, во рту появлялся горький привкус. Пэн ничего не дает просто так. А цена его доброты подчас слишком высока. Вода, теплая как парное молоко, с радостью приняла Венди в свои объятия, нежно обволакивая кожу и скатываясь с обнажённых плеч и груди. Девушка провела ладонями по безмятежной глади, улыбаясь. Зачерпнув полные пригоршни соленой воды, она подняла их над головой и, взмахнув руками, рассыпала мельчайшими капельками вокруг себя. Перед ней простиралось безмолвное море, такое же непостижимое и непредсказуемое, как и его создатель. Венди оттолкнулась ногами от дна и ушла под воду, ныряя на глубину. С запасом воздуха в лёгких она развернулась и все так же, не поднимаясь на поверхность, поплыла назад, гадая, насколько ей хватит сил. Вынырнув, она, все еще улыбаясь чему-то, направилась к искусно созданной природой (природой ли?) скальной чаше, которая во время прилива наполнялась водой.What a wicked thing to do, to let me dream of you
Первым её желанием было прикрыть обнаженное тело, но за секунду взвесив все за и против, Венди гордо расправила плечи и шагнула меж камней, твердо ступая на дно. — Ты хотел меня удивить или произвести впечатление? — как можно небрежнее поинтересовалась она, усаживаясь напротив Питера. Капли на плечах и груди постепенно высыхали. Пэн сидел, привычно облокотясь на камни и закинув голову, смотрел на небо. — Ни то, ни другое, птичка. Просто хотел увидеть тебя, — он слишком развязно улыбнулся и коснулся ее коленки, выступавшей из воды. Венди зашипела, и ее нога тут же исчезла. Все-таки эта чаша, хоть и была довольно глубокой, не могла вместить двоих так, чтобы они не соприкасались друг с другом. Питер подавил смешок и улыбнулся ей. — Ты помнишь? — тихо спросил он, будто их кто-то мог расслышать. — Помню что? — нарочито удивлённо вздернула брови девушка. Пэн усмехнулся, не сводя с нее глаз. Конечно, она помнит. И легкий румянец на её щеках тому самое лучшее подтверждение. Она никогда не забудет тех бесконечно долгих теплых южных вечеров, что они провели здесь, в этом уютном укрытии, вдали от десятков любопытных глаз, наслаждаясь друг другом. — Ты поэтому здесь, Питер? Воспоминания замучили? — Дарлинг поудобнее устроилась на камнях, ничуть не стесняясь вида обнаженной груди. Саркастическая улыбка не сходила с ее лица. — Я все время думаю, Венди, — совершенно игнорируя её вопрос, вслух размышлял Пэн, — почему нельзя вернуть то, что было раньше? Помнишь, как ты танцевала у костра? Помнишь, как рассказывала мальчишкам сказки? Как была нежна со мной? Куда все это ушло? Девушка пристально смотрела на него, пытаясь понять: серьезен ли он или опять развлекается. — Как так вышло, что ты мне больше не веришь? — с болью в голосе произнёс он. — Не думаешь, что ты сделал для этого все возможное, Питер? — невозмутимо ответила девушка, - когда я вернулась на остров, я всем сердцем верила, что люблю тебя. И кого я здесь нашла? Чудовище, изуродовавшее себя и все вокруг своей больной фантазией. Питер поморщился, когда она назвала его чудовищем - да и кому такое понравится? — Ты несправедлива ко мне, — горько вздохнул он, — я ведь изо всех сил стараюсь ради тебя... — Ты никогда и ничего не делал ради меня, Пэн, — покачала головой Венди, — хватит на сегодня спектаклей. Антракт. Питер засмеялся — непринужденно и задорно, а потом проворно переместился на её половину, приближаясь к ней вплотную так, что она чувствовала его дыхание. — Я делаю для тебя больше, чем ты думаешь, милая. Куда больше, чем для кого бы то ни было во всем Неверленде. Могла бы и понять за столько-то лет... С этими словами он заключил её лицо в свои ладони и поцеловал, одновременно отстраняясь назад и утягивая её за собой так, что ей пришлось обхватить его плечи, чтобы не уйти с головой под воду.What a wicked thing to say, you never felt this way
***
Солнце уже почти скрылось за горизонтом, неохотно делясь последними лучами света и тепла с поглощающим его морем. Птицы небольшими стайками отправлялись на ночлег в ближайшую пальмовую рощу, печальными и надрывными криками разрезая тишину. Остров постепенно готовился ко сну. В десятке шагов от берега, там, где по прихоти природы появилась маленькая, надежно укрытая от всех бухта, сидели двое. Юноша с легкой довольной улыбкой на лице лениво касался пальцами обнаженных плеч девушки, что сидела к нему спиной, положив голову ему на грудь. Он обвил ногами ее бедра, не давая ей соскользнуть вниз. Венди задумчиво перебирала пряди волос, ее локоны распрямились под тяжестью воды, и теперь она то и дело накручивала кончики на палец и вновь отпускала их. Питер слегка наклонился вперед, касаясь губами ее шеи. Девушка закрыла глаза, делая глубокий вдох. — О чем ты думаешь? — из его уст вопрос звучал почти издевательски — Пэн без труда и без разрешения мог проникнуть в сознание каждого на этом острове, но что-то всегда удерживало его от покушения на мысли Венди. Было ли то уважение, которое он в глубине души испытывал к той, что приняла решение остаться, не питая никаких иллюзий на его счет, или лень, что время от времени была ему свойственна. А может, что-то другое, названия которому ни он, ни она так и не смогли найти? Их связывали не просто долгие годы, проведенные бок о бок. Это не было какое-то единение душ или проникновенные чувства, охватывавшие обоих. Просто они знали друг друга лучше, чем кто бы то ни был. Теперь, спустя десятки лет, Венди с уверенностью могла сказать, что ни безмерно любящие и уже ушедшие в мир иной родители, ни Джон и Майкл, что до последнего надеялись вернуть ее, не знали и десятой доли того, что видел и знал Питер. Да, как ни странно, он стал самым близким для нее человеком. Многие проводят годы в тщетных попытках найти того, кто разделит с ними жизнь, мысли и чувства. Венди же в отличие от них повезло (звучит как-то странно, правда, Дарлинг?) — этот человек сейчас сидел рядом, и казался необыкновенно беззащитным и вместе с тем сильным. — Останешься у меня? — Венди и сама не до конца поверила, что задала этот вопрос. Опять? Глупая девчонка, неужели жизнь ничему тебя не учит? Она повернулась к Питеру: Пэн смотрел на нее глазами полными искреннего (а такое бывает, ой, как редко) удивления и даже сомнения, будто давая ей шанс взять свои слова обратно. Вместо ответа юноша привлек ее к себе накрывая ее губы своими. Сердце Венди защемило от невыносимой тоски: так он целовал ее когда-то давно, в той, другой жизни, где ей казалось, что она ему небезразлична. Боль была просто нечеловеческой.No I don’t want to fall in love With you
***
I’d never dreamed that I’d meet somebody like you
Сбившееся частое дыхание Питера обжигает кожу на шее, а его сухие губы в последний раз касаются ее плеча. Пэн хитро улыбается и подмигивает Венди, перекатываясь на спину. — А теперь спать, птичка, — он ласково касается ее раскрасневшегося лица, покрытого мелкими капельками пота, — завтра большой день. Большая охота, — смеется он, с шумом выдыхая воздух, — как же я соскучился по тебе. Венди закусывает губу, отворачивая голову: в такие моменты Питер излишне болтлив, в то время как девушке всего-навсего хочется прижаться к его груди и пусть на мгновение, но почувствовать себя хоть сколько-нибудь нужной. Питер же, по-хозяйски обвивая рукой ее талию, переворачивается на живот и удовлетворённо закрывает глаза. Ведет себя так, будто и не было вовсе этих месяцев безразличия и отчуждения. Венди опять ругает себя последними словами за то, что снова уступила ему. Снова позволила взять верх. Снова показала свою слабость и привязанность. Феликс. До боли сжав кулаки, она закрывает глаза, пытаясь выбросить эту мысль из головы. Весь день ей это удавалось. Даже страх, что Питер все узнает, и расплата последует незамедлительно, на время покинул ее сердце. И все же она боится. Панически боится того, чтó чудовищный, изворотливый и непредсказуемый ум Питера подскажет ему сделать с предателем. Питер сказал о большой охоте, перед тем как заснуть. Что он имеет в виду? Очередная сумасшедшая затея? Какой бедный зверь падет от его руки на это раз? Кто из потерянных мальчишек вернется раненым или не вернется вовсе? Каждый раз кровавые забавы Пэна наносили урон его банде. Но его это ничуть не заботило: он получал удовольствие от игры, он питался чужими страхами и жаждой крови. А сейчас он безмятежно спит, что-то бормоча во сне и все крепче сжимая ее тело в своих объятиях. Когда под утро его кошмары отступили, и Венди с облегчением заметила, что испарина на лбу юноши исчезла, она осторожно убрала его руку со своей груди и, накинув на себя ночную рубашку и плащ, тихо вышла из дома, бесшумно спускаясь по ступенькам. Роса тут же намочила подол рубашки, но она, не замечая этого, быстро шагала к лагерю ребят, где те спали вповалку: кто-то свернулся у очага, кто-то прислонился к дереву, кто-то спал, закутавшись в плащ. Быстро найдя причудливо сплетенный из лиан и веток гамак, она подошла к спящему юноше и резко накрыла его рот своей крошечной ладонью. Феликс открыл глаза: первой его мыслью было схватиться за нож, что был на поясе, но увидев Венди, он понимающе кивнул и легко и бесшумно соскочил на землю, хватая ее за руку и увлекая за собой в чащу. — Я ждал тебя. Весь вчерашний день, — шёпотом произнёс он. Пусть в его голосе и не было упрека и обиды, сердце Венди сжалось. Конечно, он все прекрасно понимает. Без слов. Нет никакой необходимости оправдываться или придумывать причину своего отсутствия. И он знал это, еще тогда, той ночью, когда позволил себе допустить мысль о том, что нужен ей. Ей нужен только Пэн. И не нужно себя обманывать, Феликс. — Ты же знаешь. Я не могла. Питер... Феликс зажмурился, сжав челюсти. — Где его носит? — Он спит… — Венди было стыдно встречаться с ним взглядом. Феликс не нуждался в пояснении. Он, что было сил, вонзил нож в стоящее рядом дерево почти до самой рукоятки. Глупец. Надеялся на что-то. — Зачем тогда ты пришла? — он хотел схватить ее за горло и посмотреть, как она будет беспомощно хватать ртом воздух, пытаясь придумать оправдание. Такая же лживая дрянь, как и Пэн. Они и правда стоят друг друга. — Предупредить. Мне кажется, он догадывается о чем-то. Пусть и сам не до конца понимает. — Пэн или знает или нет. Третьего не дано, Венди. Я ничего ему не рассказывал. Если и ты не призналась, то не о чем беспокоиться. — Он что-то говорил про большую охоту перед сном. — Первый раз слышу. — А что если он попытается тебя убить? — Кто тогда будет усмирять его мальчишек, пока он пропадает неизвестно где? Феликс специально с нажимом произнёс слово где, и Венди густо покраснела. — Ты же знаешь… — Знаю, — Феликс с небольшим усилием вынул нож из ствола дерева и убрал его за пояс, — а ещё я знаю, что я тебе нужен для забавы. Развлечься. Поиграть. Так же как и он играет с тобой. — Неправда, — на глазах девушки выступили слезы обиды, — ты... Ты нужен мне. Парень усмехнулся, не отводя ледяных глаз: — Нужен. Как же. Был нужен два дня назад. А больше нет. Пэн снова вернулся в твою постель, и скучать тебе, по всей видимости, теперь не придется. Он слегка потянул её ночную рубашку вниз, обнажая ключицы, покрытые небольшими багровыми следами, искусно оставленными Питером в качестве красноречивых свидетелей его единственного и бесспорного права на её тело. Венди со злостью отбросила его руку, натягивая рубашку вверх и кутаясь в плащ. — Что тебе теперь нужно, Дарлинг? — усмехнулся Феликс, — Что такое дано мне, чего не может он? Любовь. Единственное, чего она никогда не получит от Питера, как бы ни старалась и не мечтала об этом. — Ничего, — тихо ответила она, — береги себя, Феликс, — она встала на мыски, дотягиваясь до него, и осторожно, почти невесомо коснулась губами его щеки. Тут же развернувшись, она поспешила назад, домой, где ее ждал Питер. Оставалось только надеяться, что он еще не проснулся. Феликс же сел на землю, зарываясь руками в спутанные волосы, словно хотел вырвать их клоками. Кусая губы, он сдерживал крик. Будто бы ты не знал, что все этим и закончится? Любишь её? Теперь узнаешь, что на самом деле несет любовь. Нет, не радость. Только боль. Только разрушение. Только глубочайшие шрамы на сердце.I’d never dreamed that I’d lose somebody like you
***
— Братья мои, — звонкий голос предводителя эхом прокатился по лесу и затерялся где-то в его глубине, — сегодня у нас великий день. Мальчишки, те, что уже проснулись и успели удивиться внезапному появлению Питера, быстро расталкивали остальных, безжалостно пиная спящих ногами. — Сегодня, — Питер ликовал, а его лицо светилось от радости, — большая охота. Громкие одобрительные крики и свист лишь добавили его голосу громкости и уверенности: — Но, — он предупреждающе поднял указательный палец вверх, — мы не будем искать зверя, ставить на него ловушки или травить его. Нет… у нас с вами совсем другая задача. Венди, которую он привел вместе с собой в лагерь, стояла чуть поодаль, напряженно вслушиваясь в каждое его слово и ожидая подвоха. — Я хочу сказать вам, братья, — голос Пэна задрожал, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы вернуть самообладание (Венди — единственная, кого ему было не обмануть), — несколько дней назад случилось страшное. Мальчишки замерли будто по команде, доверчиво открыв рты и жадно ловя каждое слово своего повелителя. — Один из вас, моих верных друзей, моих братьев, которых я люблю больше всего на свете, дороже которых у меня не было и не будет никого, — Питер сжал кулаки, судорожно сглатывая, — взял то, что ему не принадлежит. Сердце упало вниз с глухим стуком. Питер оглядел всех стоящих вокруг, мысленно торжествуя, и бросая подбадривающий взгляд на девушку, что не в силах совладать с эмоциями, прислонилась к большой сосне, заметно побледнев. — Один из вас покусился на то, что является только моим. И что бесконечно дорого моему сердцу. Можно было поспорить, каждый из Потерянных сейчас перебирал в уме все возможные варианты: кинжал? плащ? флейта? неужели девчонка? Но кому уж она-то надо? Большинству мальчишек было от силы лет тринадцать, и некоторые вещи были им еще незнакомы. Другие были прекрасно осведомлены, где и с кем проводит ночи король Неврленда, но были достаточно умны, чтобы держать язык за зубами. Неужели кто-то и правда дерзнул прикоснуться к ней? Глупец. Это же заведомая смерть. — Я знаю, кто предал меня, — впервые в жизни мальчишки увидели в глазах Пэна слёзы, и ненависть тут же подобно грозовой туче накрыла их сердца, обратив их против грязного труса, что стоит сейчас среди них, — и я собираюсь наказать его, братья. И прошу вас помочь мне. — Питер! Кто он? — Назови его имя! — Где эта тварь? — Я принесу тебе его сердце! — Он будет умирать долго и мучительно, мой король! Яростные клокочущие голоса толпы вселяли все больший ужас в Венди, которая на ватных ногах стояла у той же сосны. — Спокойно, друзья, — Питер, исполненный благодарности, сердце которого так тронула слепая преданность мальчишек, вытянул руку вперед, словно предупреждая их, — мы поступим так. Я не хочу называть его имя здесь и сейчас. Я дам вам шанс проявить себя, свою смекалку, свою силу, свою находчивость. Мы с Феликсом, моим верным другом, отправимся на восточную сторону острова, вы все — на западную. У вас будет время до вечера, чтобы вычислить этого жалкого труса и лжеца, что даже сейчас не может найти в себе силы признаться. После вы приведете его к нам. А дальше мы все свершим правосудие. Я буду ждать вас на берегу после заката. Питер хищно улыбнулся, а его головорезы воинственно закричали, зная, чем закончится этот вечер для предателя. Питер скормит его ундинам заживо, приковав к скале, что уходит под воду во время ночного прилива. Феликс, что как всегда стоял рядом, с облегчением вздохнул, втайне радуясь, что Питер принял такое решение. Он останется с ним наедине. Не вовлекая в это свою банду. В отсутствии чести Пэна было не упрекнуть — он решил лично покончить с бывшим другом. Что ж, по крайней мере — это справедливо. Пусть победит сильнейший. А сдаваться Феликс не намерен. Даже всемогущему демону.What a wicked thing to say you never felt this way
Когда ватага мальчишек, пусть и озадаченная странным решением Питера, скрылась в чаще, он, наконец, впервые за все утро обратил внимание на Венди. — Ты будешь ждать меня, дорогая? — он подошёл к ней и наклонился, аккуратно целуя кончик её носа. — Питер, зачем ты это делаешь? — только и могла прошептать она, качая головой и едва сдерживая слёзы, — пожалуйста, не нужно. — Венди, родная, — Пэн прижал ее к груди, проводя рукой вдоль спины, — не плачь. Ты ведь знаешь, я так не люблю делиться. И никому не разрешаю брать мое. — Но я не вещь! — ярость, переполнявшая её, вырвалась наружу, — Я не твоя чертова игрушка, ублюдок! — она била его кулаками в грудь, а он лишь смеялся, даже не пытаясь увернуться от неточных, но сильных ударов. — Ты не игрушка, Венди, нет, — он разговаривал с ней тихим и поучительным голосом, будто отчитывая нерадивую ученицу, — но ты принадлежишь мне. И тот, кто возьмет мое, должен будет за это расплатиться, вот и все. Девушка бессильно опустилась на колени, закрывая лицо руками. — Скажи лучше, родная, ты будешь ждать меня? Встретишь меня как победителя, когда я принесу тебе его голову? — больше Пэн не пытался сдерживать злобу и яд, которыми просто сочилась его речь, — Скажи, будешь? — он изо всех сил дёрнул ее за волосы, отчего девушка вскрикнула, а Феликс крепче сжал рукоятку ножа, предусмотрительно становясь за спиной своего короля. — Будь ты проклят, — выплюнула с горечью Венди ему слова. Питер присел на корточки, пристально глядя в глаза Венди. — Ты ничего не знаешь о проклятиях, Дарлинг, — он грубо впился в её губы, а затем резко отстранился, поднимаясь и вставая в полный рост, и навис над сидящей на земле девушкой. — Сегодняшняя ночь принадлежит победителю. С этими словами он толкнул Феликса в плечо и поудобнее сжав в руках свой арбалет, последовал за ним, насвистывая какую-то только ему известную мелодию. Девушка дала волю чувствам лишь в домике, куда убежала после глупой и бессмысленной схватки с Пэном. Она знала, с самого начала, когда едва коснулась губ Феликса, что он обречен. А зная Питера, смерть вряд ли будет легкой. Она погубила его. Да, Венди, ты ничуть не лучше. Феликс прав. Ты лживая тварь, изворотливая и корыстная. Вы — прекрасная пара. Пора бы уже признать.What a wicked thing to do to make me dream of you
***
Феликс шёл впереди, каждую секунду готовясь к удару в спину, и каждую секунду понимая, что Питер этого не сделает. Слишком уж легко. — Пришли, — радостно объявил создатель Неверленда, когда юноши оказались у прибрежных скал. — Феликс, скажи мне, — Питер поудобнее расположился на большом камне, упираясь ногой в другой и жестом приглашая своего верного помощника присесть рядом, — сколько лет мы с тобой дружим? — Ты сам знаешь. Двести, — огрызнулся светловолосый юноша. — И то верно, — кивнул Питер, доставая нож и начиная подбрасывать его в то же мгновение ловя за рукоятку. — Скажи мне, друг, я же могу так тебя называть, правда ведь? — по-детски наивно спросил он, и не дожидаясь ответа продолжил, — Я всегда думал, что люди с возрастом умнеют, так ведь? Так что, ты поглупел на тридцатом десятке, а? Нож с глухим стуком вонзился в землю. — Нет, — с тщательно сдерживаемой злобой ответил парень, — К чему этот цирк, Пэн? Хочешь меня прирезать как щенка? Попробуй! Мы ведь за этим здесь. Хватит игр. Я устал за эти двести лет. — Прирезать? — Питер поднес ладонь ко рту, всем своим видом изображая нечеловеческий ужас, в который повергли его слова Феликса, — Ну, ты и придумал… так о чем это я… ах, да, о глупости. Скажи, Феликс, если ты не поглупел, тогда как ты вбил себе в голову мысль, что можешь меня обмануть? Меня? Ты хоть понимаешь, что натворил? Скажи лучше, что нет... Тогда я обниму тебя и великодушно дарую свое прощение — с кем не бывает — как-никак единственная женщина на этом острове, а из всех потерянных только ты и я знаем, что такое просыпаться не одному по утрам. Так ведь? Скажи, Феликс, ты видел, как утром перед пробуждением она улыбается? А иногда даже смеётся во сне? Видел? Феликс, прекрасно осознавая, что разговор будет долгим, присел на камень напротив Пэна, все так же бесстрашно выдерживая его взгляд. — Не видел, — угрюмо ответил он, — зато я видел, что такое любовь, Питер. Настоящая. И мне жаль тебя. Потому что тебе этого не понять. Никогда. Пэн нахмурился, с сомнением глядя на друга, а на губах застыла кривая усмешка, похожая на хищный оскал. — Любовь, говоришь? Ну и посмотри, куда тебя привела эта любовь. К следующему утру от тебя останутся истерзанные когтями и зубами куски мяса, а ты мне говоришь про любовь. Нет, ну, точно ты выжил из ума. Феликс, я тебя не узнаю. Феликс молча вертел в руках свой кинжал. Сказать по правде, он и сам себя не узнавал. Как так вышло, что тот, кто ненавидел Венди больше всех на этом острове и каждый день мечтал, что она наконец-то сдастся и исчезнет из Неверленда навсегда, теперь так яростно любит её и готов даже попрощаться с жизнью? А была ли это жизнь вообще? Он слабо помнил, что было до этого острова. Он родился на окраине Эдинбурга, в самом бедном торговом районе города, половину жизни провел среди нечистот и смрада местного рынка, лишь по ночам спасаясь от удушающе липкой реальности в своих снах, где летал на пару с каким-то смешным мальчишкой, что неустанно твердил о волшебном острове, где можно навсегда забыть об ужасах этого мира. И он пошел за ним, поверил ему, однажды шагнув из окна и взлетев. И вот теперь он здесь, рядом с тем, кто подарил ему новую жизнь, подарил ему веру и братскую любовь, и кого он предал, забрав то единственное, что Питер хранил для себя одного. — Скажи мне, Феликс, — не унимался Питер, — а она хоть раз за все это время говорила тебе, что любит? Молчишь… Ну вот, вроде начал умнеть. А знаешь почему? — произнёс Пэн и звонко засмеялся, — знаешь, а мне ведь тебя даже жалко... Готов жизнь отдать непонятно за что. — За то, чтобы стать свободным. Поверь, Пэн, это дорогого стоит. — А разве ты не свободен? Разве ты не волен делать что тебе вздумается? Ах да, забыл. Ты же уже сделал то, что хотел. Ну, да ладно. Хватит на сегодня болтовни. Пойдем играть, — Питер как маленький ребенок захлопал в ладоши, молниеносно соскочив с камня и устремляясь к лесу. — Пойдем! — он махнул рукой Феликсу, что так же неподвижно сидел на камне, — Не заставляй меня повторять дважды! Проклиная себя и этого чертового психопата, юноша медленно поднялся, на всякий случай проверяя ножны и расправляя плащ. Эта прогулка и эта игра могут и правда стать для одного из них последними. Хотя одному придется уповать лишь на чудо, а другому... а другому подвластно все. — Давай так, — Питер на ходу поправлял тетиву арбалета, прищуривая один глаз и куда-то целясь, — ты, помнится, что-то там говорил про любовь и свободу. Я задам всего три вопроса. Ответишь — и я прощу тебя, не ответишь — и у тебя будет десять секунд форы, а дальше посмотрим, кто быстрее — ты или мои стрелы. — Мне не нужно твое прощение, — усмехнулся Феликс, — я ни о чем не жалею и ни в чем не раскаиваюсь. — Что ж, тем радостнее для тебя будет победа. Если сможешь победить, конечно. Первый вопрос: заветная мечта той, кого ты любишь? Феликс смотрел на Питера, гадая, издевается он над ним или нет. Любой потерянный предположил бы, что самым большим её желанием является примирение с Питером, ведь после их давней ссоры (лет пятьдесят тому назад) жизнь её приобрела вкус горечи и разочарования. Такой ответ, безусловно, потешил бы больное самолюбие Пэна, но Феликс не даст ему ни малейшего шанса. — Она хочет увидеть братьев и вернуться домой. Мы оба это знаем. Питер ликовал. — Хотела. Лет двадцать тому назад. А потом узнала, что Майкл — последний из их семьи, — умер. Как? И ты не знал до сих пор? И она тебе даже не сказала… Ну, что, думаешь, она все еще хочет домой? Дома-то больше нет. — Как я могу тебе верить? — нахмурился Феликс, чувствуя, что шанс на спасение стал на одну треть меньше. — Ну, уж постарайся как-нибудь. Сделай милость, — скривился Пэн. — второй вопрос: почему она это тебе позволила? — Потому что ты разбил ей сердце, — тихо ответил он. Пэн рассмеялся, снова вскидывая арбалет и с сожалением качая головой. — Мой милый славный Феликс. Да ты романтик. Думаешь, Венди все еще живет прошлым, боясь его отпустить? Ошибаешься, друг. Она приняла новую жизнь. Ей больно, страшно, одиноко. И любопытно вместе с тем. Но она живет и прекрасно справляется. Будто ты не видишь... Ты невнимателен, Феликс. А ты для нее — новинка, которую хочется попробовать и выкинуть, если вдруг не понравится. Кстати, как думаешь: ей и правда было хорошо с тобой? Или она просто притворялась? Ой, видел бы ты сейчас свое лицо. Ладно. Меняю правила. Ответишь на это вопрос, и те два не в счёт. Если бы я дал ей шанс, кого бы она выбрала, как думаешь? "Я люблю его", "Ты нужен мне" — Феликс не стал взвешивать эти слова на разных чашах весов. Питер ошибался, если думал, что Венди предпочтет его Феликсу. А, наверное, на то и расчет. Хотя, Питер ведь ведает мыслями и чувствами всех в Неверленде, и уж он-то точно знает, кому отдано сердце девушки. — Тебя. Ты и сам это знаешь. Пэн закусил губу, растягивая губы в кривой усмешке. — В том-то и проблема, Феликс. В том-то и проблема. Все так считают. Ты себя недооцениваешь. В том-то и проблема. Знаешь правильный ответ? Никого. А знаешь почему? Да потому что меня она боится и ненавидит, а тебя просто не любит. А теперь беги. И постарайся быть быстрее меня, — в его голосе, как ни странно, Феликс услышал просьбу. Питер сошёл с ума? Но его вид говорил об обратном. И Феликс, ненавидя себя уже в который раз за этот бесконечно долгий день, побежал. Вперед. На ходу лихорадочно пытаясь оценить своё местоположение и использовать окружающую обстановку самым выгодным образом. Тихий свист, и легкие, едва слышные шаги — Феликс едва успевает пригнуться, и тут же со звоном в древо рядом с ним вонзается стрела. Ругаясь и чертыхаясь, он встает и бежит снова. Он должен, он сможет, ради нее, пусть и не нужен ей. Вместе с тем его душит злость и обида на Питера. Он получает все. Человек (человек ли?), что никогда не ценит тех, кто был рядом, что всегда извлекает выгоду из каждого своего шага. И Феликса сделал таким же. Он как паук плетет свои интриги, вовлекая в них все больше и больше жертв, захлебываясь в их крови и отчаянии... Секундная оплошность стоит Феликсу маленького пореза на щеке. Пэн рядом. Пэн на шаг впереди, следуя по пятам за своей добычей. Полуденный зной давно уже шел на спад, а силы Феликса были на исходе, равно как и стрелы в колчане у Пэна. Шаги становились тяжелее и громче, дыхание прерывистее, а мысли постоянно путались. Наугад шагнув с едва различимой тропинки, юноша затаился, пользуясь минутной передышкой, чтобы прийти в себя. Услышав слева шорох, он пригнулся к земле, видя сквозь колючие ветки кустарника высокие испачканные в грязи сапоги Питера, который стоял спиной к нему, положив арбалет на плечо и оглядываясь вокруг. Его поступь была грациозной, кошачьей, хищной. Хорошо еще, что Пэн может играть честно, если того захочет, и не пользуется магией. Иначе Феликс не протянул бы и пары минут. Быстро оценив свои шансы, светловолосый юноша вскочил и, не дав своему (теперь уже в прошлом?) вожаку оглянуться, с рычанием повалил его на землю, приставив нож к горлу. Питер стиснул зубы, но не сказал ни слова, временно мирясь с возникшим неудобством в виде Феликса, сидящего на его спине. — Не ждал, Пэн? — тихо спросил тот, коленом надавливая на локти, отчего юноша зажмурился и закусил губу. — Слезь, пока не наделал глупостей, Феликс. Живо, — даже с заломленными руками тот не терял своего властного тона, отчаянно пытаясь сохранить лицо. — Не в твоем положении сейчас выдвигать условия, — тихо произнес юноша, и сняв с пояса ремень, крепко стянул им запястья повелителя. Питер обреченно шагал по тропе, ведущей к берегу, всем своим видом выражая обманчивую покорность и глубочайшую скорбь. Мальчишки шли в молчании с четверть часа, когда один из них не выдержал: — Так куда мы идём? — Питер, даже будучи связанным, все еще играл и шутил, — на берег? И что же меня там ждет? Смерть от зубов крокодила? Или русалок? Или ты просто отрежешь мне голову ножом, Феликс? Ну? — Прекрати болтать и давай быстрее, — юноша толкнул пленника в плечо и ускорил шаг. — Ох, мне неспокойно. Я не хочу умирать, друг. Я еще так молод, — Питер зашмыгал носом, а его глаза увлажнились. Но тут же на смену притворным чувствам пришел злобный взгляд и оскал — я надеюсь, ты хорошо понимаешь, с кем ты имеешь дело? — Куда лучше, чем ты думаешь, — Феликс пальцем указал на те самые камни, с которых началась их глупая бессмысленная игра. — Сядь, — резко бросил юноша, не торопясь, однако, развязать путы, сковывавшие движения пленника. Питер с готовностью мальчишки, что первый раз садится за парту в школе, повиновался и с надеждой и подобострастием заглянул в глаза своему похитителю. — Что будем делать? — в его голосе сквозило нездоровое любопытство. Феликс же сделал вид, что его не заметил. — Я хочу поговорить, Питер. Как мужчина с мужчиной. — Но мне ведь всего семнадцать, — Питер вскинул брови, будто извиняясь за свой юный возраст, — прости, я могу не вполне соответствовать твоим ожиданиям. — Да прекрати ты уже паясничать! Смотреть тошно. Пэн сморщил нос, не сводя со своего помощника глаз, на дне которых горел огонь, и загляни Феликс чуть глубже, то ужаснулся бы увиденному. — А теперь давай поговорим, — Феликс медленно подошел к сидящему на камне Питеру. Тот отметил, что ни в движениях юноши, ни в выражении его лица не было ни намека на превосходство или радость оттого, что пусть и на время, но ему удалось отсрочить свою смерть, — во-первых, я это сделал, потому что люблю ее, и всегда буду любить. — Всегда… какое обманчивое слово, друг, — тихо произнес Питер, внимательно изучая мыски своих изрядно запылившихся и стершихся сапог, — не нам ли с тобой знать, что ничего не вечно кроме Неверленда? — Я сделал это, потому что люблю ее, — Феликс проигнорировал выпад друга, подходя ближе, — ты хоть представляешь себе, что это за чувство, а? Неужели за столько лет ты так и не понял? Питер не поднимал глаз, пристально изучая мелкие камни под ногами. Его друг, тем не менее, знал, что любое раскаяние и подобие искренности со стороны Пэна будет очередной ловушкой. — Мне жаль тебя, Феликс, правда, — тихо ответил он, наконец, встретившись с юношей взглядами, и едва заметно улыбаясь, — ты ввязался в игру, правил которой не только не знаешь, но и никогда не поймешь. Тебе кажется, что любовь придает тебе смелость, опьяняет отвагой, триумфом. Увы, друг мой, ты будешь огорчен, если я скажу тебе, что ты никогда, слышишь, — его голос стал громче и властнее, — никогда ее не получишь. — А я и не об этом говорю. Любить — это ведь не только забирать, но и отдавать. Или я опять ошибаюсь? Что скажешь, бессмертный? — Я все слушаю тебя и удивляюсь, Феликс. Любовь делает тебя не бесстрашным, а глупым. Вот ты пытаешься мне угрожать. Ты забыл, благодаря кому ты сейчас здесь находишься? Что, забыл? Ничего, зато я все помню. Феликсу больше всего на свете сейчас хотелось вынуть из-за пояса свой нож и вонзить его туда, где у людей бьется сердце. Что было на его месте у Пэна, юноша не знал. — Ты спрашивал, почему она это сделала? — Знаешь, а это меня не очень-то и волнует, на самом деле, — с наигранной небрежностью произнес король Неверленда, снова ухмыляясь, — а вот как ты решился забраться ей под юбку — хороший вопрос. Я ведь верил тебе… — Ты никому не веришь. И не надо рассказывать сказки, — Феликс был резок и прямолинеен, переполняемый презрением и отвращением, — так вот, слушай. И запомни, я говорю это именно потому, что я люблю ее. Она любит тебя, Питер. Не знаю, как такое вообще возможно, но уж это я знаю наверняка. Ей больно. Больно видеть, как ты губишь себя, больно ждать тебя каждый вечер у окна, зная в глубине души, что ты не придешь ни сегодня, ни завтра… больно надеяться, пытаться создать хоть какое-то подобие той жизни, что была у нее раньше, до тех пор, пока ты не увлек ее за собой, сделав своей пленницей. — Я дал ей выбор, тебе ли этого не знать? — Выбор? И в чем он заключался? Обменять свою жизнь на жизнь братьев? Это, по-твоему, выбор? — Люди всегда склонны излишне драматизировать. Не стоит придавать этому такое значение. Она выбрала жизнь. — Ты хоть понимаешь, на чтó она пошла, чтобы быть с тобой? И до сих пор, несмотря на твой чудовищный характер, на твое безумие, на твою жажду мести и крови, она, черт тебя возьми, любит! Любит, слышишь ты меня или нет? Феликс на мгновение сделал шаг назад, не в силах совладать с эмоциями, чем Питер не преминул тотчас воспользоваться, вставая с камней и выпрямляясь. Надо отдать ему должное, даже в поверженном виде Пэн был горд и величественен в своем гневе. — Зачем ты все это мне сейчас говоришь? Она ведь нужна тебе. Или передумал? — оскалился мальчишка. — Какой же ты дурак, — Феликс сокрушенно покачал головой, — ты так ничего и не понимаешь. Я желаю ей счастья, и если для нее счастье — быть с таким ублюдком, я не могу ей мешать. Я прошу тебя только об одном — прекрати разбивать ей сердце раз за разом. Это больно, Пэн. Феликс отвернулся, в отчаянии закрывая глаза и тут же понимая, что эта минутная слабость теперь будет стоить ему жизни. Та самая веревка, что минуту назад держала руки Питера, теперь была на его шее, впиваясь все глубже, а рядом с ухом раздался тихий смешок и ядовитый шепот: — Из нас двоих только я никогда не проигрываю. Пора бы уже привыкнуть, Феликс.***
Голова нещадно болела. Запекшаяся на лице кровь стягивала кожу, отчего мальчишка поморщился, пытаясь дотронуться пальцами до лба, но не вышло — руки крепко связаны. — Добрый вечер, мой верный друг. Феликс пытался понять, сколько времени он пробыл без сознания. Уже темнело, и Питер разжег огонь из веток, что были разбросаны по берегу. Он где-то сумел подстрелить пару куропаток, ощипать их, и теперь те мирно покручивались на импровизированном вертеле, которого еще днем не было и в помине. Питер все же был всемогущ… — Как спалось? — будто ни в чем не бывало поинтересовался Питер, но увидев, что Феликс угрюмо молчит, улыбнулся и продолжил, — Ты не против ужина? Ребята скоро вернутся. Интересно, кого они приведут? Что думаешь? — Расскажешь им правду. И дело с концом, — усмехнулся Феликс. — Ну уж нет. Ты и правда решил, что я скормлю тебя ундинам? — Если я тебя хоть сколько-нибудь знаю, ты не оставишь меня в живых. И уж тем более после того, что я сказал. — Плохо же, оказывается, ты меня знаешь, — покачал головой юноша, неспешно поворачивая вертел, — должен признать, я без тебя никак. И да, я до сих пор доверяю тебе как себе. Перехватив удивленный и полный сомнения взгляд Феликса, Питер продолжил: — Вряд ли после того, что ты сделал, тебе захочется вновь испытать мое терпение. А теперь послушай меня, — в мгновение ока взгляд Пэна изменился и Феликс был готов поклясться, что тот, наконец, прекратил свои забавы. — Ты все это время пытался со мной поговорить серьезно? Что ж, давай. Давно пора. Ты знаешь, как мы с ней познакомились? Ты знаешь, сколько лет тому назад это произошло? Думаешь, я и правда ничего не вижу и не чувствую? Ты будешь первым, кто узнает правду. Ты можешь упрекать меня в чем угодно и, наверное, во многом будешь прав. Но только не в том, что у меня нет сердца, и что оно никогда не болит, — Питер сделал нетерпеливое движение рукой, и тут же костер и жарившиеся на нем куропатки исчезли в зеленой дымке, словно их никогда и не было, — однажды, много лет назад, я как всегда улетел из Неверленда в поисках очередного мальчишки для нашего отряда. Помнишь, как раз после гибели Джимми? Не знаю, правда ли я искал кого-то, или просто хотел забыть то, что я, в отличие от вас всех забыть не в силах…. Но я оказался возле дома… не вспомню даже, как он выглядел, я просто увидел, что окно открыто и услышал… тихий плач. Я забрался через окно и увидел в кровати девчонку, лет четырнадцати — ее волосы разметались по подушке, а по щекам текли слезы — ее мучили кошмары. Какого черта я тогда делал, сейчас уже и не скажу, но я лег на кровать рядом и обнял ее. И пробыл у нее до самого рассвета. Она не просыпалась, но в ту ночь сон ее был спокойным. Можешь считать меня идиотом, мне все равно, но с тех пор каждую ночь я проводил в ее комнате, пытаясь хотя бы на время избавить ее от жутких сновидений. Уж поверь, Феликс, я прекрасно знаю, что такое бессонница и ужасы. И у меня неплохо получалось, пока однажды я по своему обыкновению не появился на ее подоконнике, а она — не знаю, почему она не спала, может, это я поторопился и перепутал время — но она закричала, подняла на уши весь свой дом, и я сбежал. А ты что бы сделал на моем месте? Но вернулся, когда ее родители, приняв ее рассказы за очередные девичьи фантазии, пожелали ей спокойной ночи и закрыли дверь. Приставил нож к горлу и взял обещание не кричать, когда я уберу ладонь от ее рта. Мы смогли договориться с первого раза. Так я познакомился с Венди Дарлинг. Это сейчас она рассказывает про тень и собаку… Веришь, Феликс, никто, никто ни до, ни после нее не имел такого чистого и такого большого сердца. Да ты и сам ведь все знаешь. Хотя нет, не все. Поддавшись впечатлению, я привел ее и братьев в Неверленд. Знал бы, что так будет — не совершил бы этой ошибки никогда. А потом отступать было некуда. Я еще тогда почувствовал… сам еще не понимал, что именно, но единственным разумным решением было заставить ее вернуться. Ты помнишь? Помнишь слезы в ее глазах, когда она узнала о моем предательстве? Я их никогда не забуду. Когда я первый раз ее увидел, мне было двести лет... С тех пор прошла еще одна сотня, а у меня перед глазами все так же стоит та маленькая отважная девочка, что поверила мне и отправилась на остров, о котором не знала ровным счетом ничего. Никто не знает и никогда не поймет, что творилось у меня в сердце тогда. Вы с мальчишками даже поверить не можете, что оно тоже бьется и тоже может болеть. И ты ведь даже не понял причины? Правда? Я знал, чем закончится для нее пребывание на острове, я предвидел, в кого она превратится. Мы ведь оба это знаем. Неужели ты не понимаешь, почему я пытался спасти ее? Почему я пришел в бешенство, когда три года спустя она вернулась по доброй воле? Ей исполнилось семнадцать, сколько и мне сейчас, она стала еще прекраснее, еще интереснее, еще смелее. И я потерял голову. Помню, как ты злился, когда я бездумно оставлял весь отряд и лагерь на тебя, забывая обо всем. А ведь так оно и было. Она стала моим миром. Моей жизнью. Но так ведь не могло продолжаться вечно. Я понял, что рядом с ней становлюсь слабым, а слабость — непозволительная роскошь для меня. Я ненавижу беспомощность. А глядя на себя в зеркало, я видел именно это. И мне пришлось выбирать. А дальше ты и сам знаешь. Я не оставил ей ни единого шанса. Я заставил ее ненавидеть меня. Теперь ее сердце разрывается от боли, она винит меня во всем, она меня ненавидит. И да, Феликс, я тебя обманул. Она выбрала тебя. Из нас двоих — тебя, — с отчаянием засмеялся Питер. — Она любит тебя. И никогда не любила никого другого. Я знаю. — Я сделал все, чтобы убить ее чувства. — Ты ведь не дал себе ни единого шанса. — Потому что это невозможно! Невозможно, — Пэн резко поднялся, запуская руки в спутавшиеся волосы, — я не могу, понимаешь? Я не способен! Не должен был … Феликс ошеломленно смотрел на Питера, в этот раз не сомневаясь в его искренности ни на секунду. Догадка стремительнее молнии ударила в самое сердце юноши и он, встретившись взглядом с Пэном, тотчас понял, что на этот раз не ошибся. Ничего в позе Питера не изменилось. Разве что на мгновение в глазах промелькнуло смятение. — Ты любишь ее… Питер, — не веря собственным словам, изумленно прошептал Феликс, будто боясь, что их могут услышать. Первый раз за сотню лет Феликс был настолько ошарашен и растерян. Жестокий, эгоистичный, самовлюбленный вечно юный мальчишка сейчас напоминал отчаявшегося и напуганного ребенка. — Прости, друг, — Питер подошел к Феликсу, стискивая его в жестких и цепких объятиях, на которые юноша пусть и не сразу, но ответил, — я и правда не хотел, чтобы ты знал... Но ничего, очень скоро ты все забудешь. Удар в спину — светловолосый юноша вскрикнул и беспомощно вцепился в плащ Питера, оседая на землю, в то время как тот доставал из ножен свой острый кинжал и отстегивал флягу, висящую на поясе.***
The world was on fire and no one could save me but you
Вечером весь отряд во главе с Питером и неотступно следующим на шаг позади него Феликсом, вернулся в лагерь. Венди услышала шаги и тихие переговаривающиеся между собой голоса и тотчас поспешила к костру, что по обычаю зажигали каждый вечер. Мальчишки шли ровным строем, однако их лица выражали смятение и растерянность. Питер, завидев девушку, радостно распростер объятия, в два шага оказываясь рядом и не давая ей ни слова сказать, заключил её в свои объятия, пальцами зарываясь в золотистые волосы. — Я думал о тебе, все это время, — тихо прошептал он ей на ухо. — Он жив... — не веря собственным глазам, произнесла Дарлинг, смотря на высокую гордую фигуру, стоящую во главе отряда. — Ты представляешь, я ошибся, — уже громче, и обращаясь не только к Венди, но и к мальчишкам, произнёс Питер, — простите, братья, — каждый его жест и каждое слово были полны раскаяния, — я позволил себе усомниться в вас. Я допустил мысль, что вы можете меня предать. Мне жаль, — он опустил голову, кладя ладонь на грудь и скорбно качая головой. Венди все это время напряженно вглядывалась в толпу, все еще не веря, что Пэн оставил Феликса в живых, и гадая, к чему это очередное представление. — Моя непомерная гордыня и эгоизм (Питер, раньше из тебя такого и клещами было не вытянуть) чуть было не стоили жизни одному из нас. Феликс, иди сюда. Юноша послушно кивнул и встал рядом с Питером. Венди жадно пыталась поймать его взгляд хоть на секунду. Но он так и не посмотрел на нее. — За это, — он резко окинул капюшон с головы своего помощника, и Венди вскрикнула, зажав рот руками, — все лицо Феликса — от бровей и почти до подбородка пересекал глубокий ровный порез, навсегда изуродовавший его лицо, — завтра мы объявим войну этим мерзким тварям, русалкам, что едва не погубили моего верного друга. Феликс усмехнулся, обводя взглядом мальчишек, потрясенных увиденным. Венди на секунду поймала его взгляд и в ужасе отпрянула назад — он был пуст. Так же как и раньше, в первые годы ее жизни на острове. Феликс смотрел сквозь нее, а пламя огромного костра отбрасывало отблески на его некогда прекрасное лицо. — Я не оставлю это безнаказанным. Завтра же мы устроим на них облаву и тогда те из них, что останутся в живых, будут завидовать мертвым. Клянусь, — он с горечью ударил себя кулаком в грудь. — Клянусь! — волной прокатился по толпе призыв предводителя, и мальчишки все как один повторили его жест. Венди закрыла глаза, тяжело дыша. Ей, в отличие от одурманенной лживыми речами толпы, сразу же стало ясно, чьих рук это дело. Когти и зубы хищных морских дев оставляли рваные неровные края, в то время как рана Феликсу была нанесена острым и ровным предметом. И надо быть полной дурой, Дарлинг, чтобы не понять, каким. Ее пугало и вместе с тем страшно тревожило удивительное спокойствие Феликса — в его взгляде, как и всегда, были лишь безграничная преданность и тихое восхищение своим королем. Вряд ли можно настолько держать себя в руках рядом с тем, кто навсегда изуродовал тебя, оставив вечное безобразное клеймо своей власти и могущества.It’s strange what desire will make foolish people do
— Венди, дорогая, — Питер улучил момент, пока мальчишки были заняты приготовлением ужина, и отвел девушку в сторону от огня, — я хотел попросить тебя, — он робко улыбнулся, — у тебя наверняка найдется целебная мазь, что поможет ране Феликса побыстрее затянуться. Сможешь помочь ему? Эта русалка... он отправился наловить рыбы к ужину, а она была там... Я бы убил её, если бы был рядом, — он закрыл глаза, поджимая губы. — Ты в своем уме, Питер? — зашипела девушка, вонзаясь ногтями ему в руку, стискивая ее, пока юноша не поморщился, — зачем ты это сделал? Думаешь, я не поняла? Все еще держишь меня за восторженную и наивную дуру? Питер улыбнулся, а глаза потемнели от злости: — А за кого ты меня держала, когда позволила ему прикоснуться к тебе так, как это могу делать только я? — зловеще произнёс он, — Ты знаешь, Венди, этот шрам ведь не для него — к счастью, он уже ничего не помнит, — этот шрам для тебя. Чтобы ты никогда не забывала, чего стоят твои ошибки. Девушка зажмурилась, будто не веря, что все это происходит с ней на самом деле. — Ты дал ему выпить воды из источника забвения? — она одними глазами показала на его флягу. Питер кивнул. — Это было его право. Он сам так решил. Выбрал жизнь. Знаешь, будь я смертным, я бы поступил так же. А за будущий шрам прости. Но не мог же я лишить тебя воспоминаний. — Ты чудовище, — захлебываясь слезами, проговорила Венди, — мерзкое, больное, бесчеловечное.... — Твое чудовище, — горько улыбнулся Пэн, вырывая свою руку из её и уходя к костру.I never dreamed that I’d love somebody like you
Сон никак не шел, и девушка бессмысленно переворачивалась с боку на бок, в тщетной надежде хоть не надолго забыться. Глупо было полагать, что Пэн ничего не знал. Скорее всего, ему все было известно ещё тогда, когда она снимала с Феликса рубашку. Ведь в отличие от её мыслей в голове своего подручного Пэн чувствовал себя как дома. Он просто выжидал. Как змея. Пока жертва сама себя выдаст. А если этого не случится, то стоило просто запастись терпением и ждать подходящего момента, чтобы напасть самому. Сердце болезненно сжималось, переполняемое презрением к самой себе. Она была слаба. Что бы ни натворил Питер, он всегда находил в её глазах если не оправдание, то по меньшей мере понимание. Венди зажгла свечу и подошла к зеркалу. Как так вышло, что искренняя добрая и справедливая девочка изменилась до неузнаваемости по собственной воле? Ведь если быть до конца честной с самой собой, никто не принуждал её и не удерживал силой. Питер дал ей шанс, много лет назад, шанс уйти, повзрослеть и оставить в памяти все те небывалые приключения, но она, как и он, выбрала бессмертие тела и смерть души, вернувшись в Неверленд. Она сделала выбор, став такой же, как и он. Так справедливо ли теперь винить его в своих бедах и горестях?And I never dreamed that I’d lose somebody like you
Обернувшись на тихий скрип двери, Венди обреченно посмотрела на вошедшего. Питер стоял в дверях, не двигаясь. — Никогда больше так не делай. Пожалуйста, — с усилием произнёс он. Венди задула свечу и подошла к нему. — Это... это очень больно, — тихо добавил он, касаясь губами ее шеи, — очень больно, — повторил он. Венди сделала глубокий вдох, едва сдерживая в глазах слезы. Он ведь прекрасно знает, какую власть имеет над ней и ее сердцем. И в который раз ненавидя себя, девушка лишь крепче прижалась к нему, все еще ведомая слабеющей с каждым днем надеждой, что когда-то была заветной мечтой, что может добиться хотя бы малейшего проявления чувств от этого вечного мальчишки. — Ты презираешь меня за мою слабость, Питер? — Венди тихо положила ему руки на плечи, отчего тот жадно втянул воздух и замер, — я люблю тебя. Я все тебе прощаю. Я слаба. — Ты сильнее любого, Венди. Даже сильнее меня. Я не смог, — он отстранился, и бесшумно закрыв дверь, прошел к столу. — Я не смог его убить. Понимаешь? А должен был. Должен был душу из него вытрясти. Я слабею. А все из-за тебя. Венди молчала, обошла стол и села на его край, прямо рядом с Пэном. — Хочешь сказать, ты его пожалел? — с грустной и недоверчиво улыбкой спросила она. Пэн поджал губы. — Не знаю. Он ведь правда тебя полюбил. Единственный, кто на это осмелился. — Меня здесь никто не любил кроме него, Питер. Мы оба это знаем. Но, — она закусила губу, борясь с нахлынувшей жалостью, — хорошо, что Феликс больше об этом никогда не вспомнит. — А как же я? — опять эта смертельная тоска и усталость в глазах, от которой Венди как всегда не по себе. — А что ты? Ты же не способен, Питер, — дрожащим голосом ответила она. Юноша встал, подходя к Венди ближе и становясь к ней лицом. — Дай руку, — не дожидаясь ответа, он взял ее за запястье и, расстегнув рубашку, положил её ладонь на гладкую кожу груди. Тихие ритмичные удары отдавались глухим стуком в её ладони, и Венди как зачарованная не отводила руки. — Возьми его, — тихо попросил он, и, увидев неверие и испуг в ее глазах, повторил, — возьми. Слегка надавив на ребра, девушка увидела, как Питер поморщился, но не двинулся с места, вместе с ней зачарованно глядя на собственное сердце, пульсирующее теперь в её ладони. Венди, будто впервые в жизни увидев человеческое сердце, с любопытством и смятением смотрела на него. Она никогда не забудет, как выглядит оно у Питера. Вместо мерцающего нежным светом рубина сердце короля Неверленда было подобно мутному хрусталю. В самой середине его чернела тьма, которая со временем неуемно требовала все больше и больше места, грозясь заполнить его целиком. Когда Венди последний раз видела его, она не могла скрыть ужаса и отвращения — оно прогнило насквозь. Но сейчас, они оба, как маленькие дети с восторгом смотрели на то, как где-то в самой его глубине едва заметно что-то поблескивало. Будто внутри был еще один кристалл, что мерцал то ярче, то слабее, но сейчас, когда сердце было в руках Венди, этот мягкий свет постепенно заглушал тьму, становясь все настойчивее и ярче. — О боже, Питер, — не веря своим глазам, прошептала Венди, не сводя с него взгляд, — не может быть... Увидев, что Пэну становится все труднее дышать, она поспешно вернула его на место, и губами коснулась груди. — Как видишь, — тихо выдохнул он, восстанавливая дыхание. — Что это значит? — Венди понимала всю глупость своего вопроса, но не могла не задать его. — Ты и сама все знаешь, — тихо засмеялся Питер, кладя свою руку поверх её ладони. — Ты и сама все знаешь.No, I wanna fall in love, No I wanna fall in love, With you…
Этой ночью весь Неверленд спал. Мальчишки, которых день оставил без сил, спали у очага без задних ног. На рейде в открытом море дремал Веселый Роджер, даже дозорный в вороньем гнезде уже третьи склянки клевал носом, маленькая фея беззаботно спала на одной из широких и раскидистых ветвей дерева. Даже ночные птицы, что из ночи в ночь нарушали тишину пронзительными криками и трелями, кажется, сегодня отступили перед величественным спокойствием огромной серебряной луны, лениво наблюдавшей за островом. В небольшом уютном домике, притаившемся в ветвях, царила тишина. Не было слышно ни тихого смеха, ни шепота, ни шелеста простыней. Венди спала, положив Питеру голову на грудь, обнимая его одной рукой, а на ее губах играла легкая едва уловимая улыбка. Впервые за долгое время сон ее был чист и безмятежен. Питер, бережно обхватив плечо девушки, иногда вздрагивал и что-то бормотал во сне, но открывая глаза и касаясь губами золотых волос, покоившихся на его плече, нежно улыбался и снова погружался в сон. Кто знает, что снится мальчишке, у которого за плечами три сотни лет? Этой ночью весь Неверленд спал. И лишь худой высокий юноша, в светлые волосы которого были причудливо вплетены бусины и перья, что однажды заколдовала и подарила ему маленькая лесная фея, сидел у неподвижной глади озера, что было в полумиле от лагеря, и беззвучно плакал, глядя в его темные воды, откуда на него смотрел некогда красивый мужчина, тонкие черты лица которого перечеркивал багровый рубец. Дело ведь вовсе не в шрамах… Он выбрал новую жизнь. В которой будет слепая бесконечная преданность своему королю и его прекрасной королеве. В которой он сделает вид, что получил этот шрам в неравной битве с русалками, и потом будет с гордостью вновь и вновь рассказывать об этой схватке у ночного костра. В которой он сделает вид, что все забыл…