Their criminal story

Швейцар встречает Минсока безразличным взглядом, просто открывая стеклянные двери, пропуская внутрь, явно думая, что двери можно и самому открывать – рука не отвалится, да и вообще, на ногах весь день трудно, а платят хоть и средне, но можно и больше. И вот такие поздние возвращения наводят на тоску, ведь можно уже сесть внутри, у большого вазона с непонятной растительностью и выпить чашечку чая, а может и две, но нет – стой и открывай всяким тут двери. Минсок в ответ тоже роняет безразличный взгляд – и да, он бы открыл себе двери сам, если бы у этих дверей никто не стоял, и не распахнул их за два метра, как Минсок успел подойти. Просто сядь внутри и пей тихо чай, да помалкивай, не распространяй слухи о жильцах, и проявляй бдительность. Кстати, о бдительности, о ней, впрочем, надо подумать после, сначала надо добраться до своих апартаментов и скинуть обувь, которая сдавила все известные, и не очень места, и этим раздражает неимоверно. Апартаменты встречают его закрытыми дверями и выключенным светом – Минсок пугается этой черноты и быстро включает свет во всех комнатах, одновременно обшаривая углы на наличие Лухана, но его нет, и это пугает еще больше. Минсок судорожно хватает мобильный телефон, оставленный с утра дома и сперва проверяет две входящие смс, в которых нет ничего важного на данный момент, и тормозит, обдумывая звонить Лухану или нет. Почему его нет дома? Может он у себя? А может, он вообще ушел, интуитивно понимая, что Минсок сделал сегодня? Проходит пару минут и Минсок все еще не знает, звонить или нет, на автомате прокручивая контакты вверх-вниз, и когда имя «Лухан» проезжает под большим пальцем, раз в третий, со страхом нажимает «вызов», а потом смотрит на экран, затаив дыхание, не поднося телефон к уху – соединение лучше увидеть, чем слушать монотонные гудки, еще безразличнее, чем глаза его швейцара. - Вернулся? – Лухан не отвечает ни «Алло», ни «Да», официальным тоном что-то спрашивая, но Минсок не понимает, что, в голове все мысли и звуки выбросились прочь, под мимолетной радостью того, что Лухан ответил. - Ты где? – Минсок задает вопрос, который уже долбит изрядно в опустевших от мыслей мозгах – только это сейчас важно – где Лухан и когда вернется. В этом есть, что-то собственническое: желание обладать, не отпускать, контролировать, держать рядом, держать в себе, и, несмотря на то, что он сам поступает, совершенно противореча всему этому, все же его половина (уже точно половина) должна быть там, где сердцу спокойно и это, почему-то, уже не обсуждается. - В парке неподалеку. «В парке неподалеку» - звучит как райская песня в тех же райских садах, он рядом, он не сбежал, но все же, что он там делает, сейчас ночь? Минсок молчит и Лухан решает продолжить: - Вышел купить сигарет, а потом решил подышать свежим воздухом. Приходи… Если хочешь… Последнее предложение звучит тише, но Минсок хватается за него как за соломинку или спасательный круг, разрушающийся мост, по которому они уже идут достаточно долго, никак не видя конца, и безопасного берега. - Сейчас приду. – Минсок поспешно отключается, не желая говорить на ходу, успевая услышать что-то вроде «на углу семьдесят второй», но это пролетает мимо ушей, не зацепляясь мыслеобразом, все мысли Минсока о том, что говорить лучше глядя в глаза, пусть и в полутемноте, ориентируясь лишь на влажный блеск зрачков, ловить в них капельки отвращения и либо убирать их, топить любовью, либо же поднимать до небес добивая злыми словами. О, Минсок сегодня добавит этого отвращения, но утаить будет еще хуже. Для него самого, для Лухана, для болтливой Лиззи, для уже чужой Люси. Он выходит поспешно, и швейцар снова открывает двери на опережение, проводя в спину все таким же безразличным взглядом, но в этот раз от него Минсоку ни жарко, ни холодно – где-то там под летней ночью сидит Лухан, дышит парком и тоской, душится возможностями и не видящий (пока что) выхода. Минсок тоже не видит его, его застилают тучи, такие же, как и на небе, и до яркого лучика так же далеко, как до самого Солнца, и Минсок не особо то и спешит, позволяя своим мыслям вгрызаться в голову, оттягивая момент встречи таким или иным образом. Угол семьдесят второй тянет его в правильном направлении, и Минсок удивляется не столько величине самого парка, а обилием народу – все-таки уже ночь, но люди до сих пор выгуливают собак, парочки идут за руки и щебечут о любви, спортсмены бегают туда-сюда, не придерживаясь ни какого здорового сна, Минсок тоже его не придерживается, оттого часто болит голова, может от этого она и такая дурная, да и сам дурной… Светлая макушка Лухана мелькает на одной из лавок, удивительно, но темнота, в которой, по мнению самого Минсока должен сидеть Лухан, рассеивается фонарем, и Лухан в этом зареве выглядит двойственно – чистым и сверкающим с освещенной стороны, и загадочно-таинственным с темной. - Привет. – Минсок вздыхает при приветствии и садится рядом, не заботясь о том, чтобы отряхнуть лавку от возможного мусора. Тянуться за поцелуем он себе не позволяет – Лухан тоже медлит, от чего хочется тоскливо взвыть, туда вверх, где луну скрывают тучи. - Привет. – Лухан тоже не знает, целовать ли Минсока и что теперь говорить – утром, когда он проснулся, душу затопило разочарование и злость на самого себя, за то, что уснул, за то, что не остановил, за то, что Минсок ушел. Сейчас бы вылить эту злость, наорать, хлопнуть об плитку пачкой сигарет и уйти в сторону Эмпайр, который светит далеким маяком, но Лухан сидит молча и слушает, как Минсок вздыхает, очень виновато, и это наводит на мысль. - Убил его? - Да. – тихо отвечает Минсок и Лухан дергается внутренне – кажется надо меньше делать предположений, ибо если так и дальше пойдет, то можно открывать собственный гадальный салон. - Почему? – Лухану и правда интересно «почему», надеясь услышать ответ, оправдательный в своих мерах, успокаивающий, но Минсок говорит совершенно обратное. - Захотелось. - То есть без причины? - Вроде без… - Минсок совершенно не хочет продолжать, хочется вернуться на пару минут назад, и просто вздыхать, сидя рядышком, - Не знаю, что на меня нашло. Я когда увидел этого мужчину через прицел, что-то в голове застучало, заговорило голосом Люси «Убей его! Убей» и я убил. - Ясно. Лухану и правда достаточно этого объяснения, хотя оно совершенно другое, отличается от того, он хотел услышать сначала, абсурдное и… очень простое. Настолько простое, что не прикопаешься, даже обсуждать такое не хочется. Разочарование опять поднимается, как волны, но потом оно стихает под обреченное «я же знал, что так и будет, и ничего не сделал». - Сердишься? - Сержусь. – Лухан не видит смысла скрывать что-то в себе, делать вид что все хорошо, но все как-то действительно хорошо – тихо, тепло, пахнет цветами с дальнего куста, непонятное убийство осталось уже в прошлом, и все что чувствует сам Лухан теперь, кроме грызущего разочарования, некая доля смирения, все еще замаскированная под усталость. - Хочешь дать мне по роже? – стыдливо предлагает Минсок. - Не хочу. - А что хочешь? – Минсок предчувствует это «помолчать» и забалтывает, хотя собственное желание тихо вздыхать, млея рядом, никуда не пропало. - Покоя хочу… - сердце падает вниз, замирает там, ожидая, что Лухан сейчас скажет, что это его край, что ему хватит, он устал, больше не может терпеть и прогонит Минсока, грязного в своих делах, в чужой крови и чужой вине, но Лухан выжидает пару секунд и выдает с придыханием, - и курочку. Это звучит настолько неожиданно, учитывая серьезную атмосферу и почему-то не разгоревшийся скандал, что Минсок повторяет автоматически, не веря своим ушам: - Курочку? - Да, в панировке, со специями. - Стоп-стоп. Лухан! – Минсок хватает его за руку, поворачивая к себе, наверное, он не так понял, либо сильно устал, ибо это превосходит все Минсоковы ожидания, и то, что он говорит дальше, выходит почти по слогам. - Я убил человека, не потому что нужно было, а потому что мне захотелось. - Я понял. - Почему ты не кричишь? Не ломаешь лавку, мои руки, меня всего? - Будто это что-то даст. - буркает Лухан, руку, впрочем, не убирает, и Минсок радуется этому, но все еще не понимает. – Ну, чего ты хочешь от меня - забрать Люси и выдать запрет на убийства? - Как минимум. - И ты согласишься на это? Выполнишь обещание? - Сомневаюсь в этом, но мы даже не стараемся попробовать. - Хорошо. – Лухан делает мимолетное движение, такое маленькое, что Минсок почти не замечает, как он подвигается на пару сантиметров ближе к нему. – Отдашь мне Люси и прочее, и посмотрим, сколько ты продержишься, только меня потом в своей шизе не прибей, пожалуйста. - Всё отдам, - соглашается Минсок, Лухан опять подвигается на шажок ближе, но Минсок опять не замечает. - Я сегодня рапорт подал, об отставке, - неожиданно выдает Лухан и так же неожиданно обнимает со спины, что Минсок вздрагивает на оба фактора, - но, пока его рассмотрение отложили. - То есть, мы не сможем уехать? – в словах Минсока пока еще не чувствуется паника, но до нее очень близко – все планы идут сегодня коту под хвост. - Исин выбил мне три дня, но и так не хотели отпускать. Намечается что-то. - Тебя не заботит это? – от сердца чуток отлегает, но не настолько, чтобы расслабиться и отдаться летнему небу в предчувствиях грозы, от своих бы гроз спрятаться. - Уже нет. Я просто устал. Надо переосмыслить многое, наше с тобой прошлое и настоящее, будущее, наши варианты и развития. Вообще наша с тобой история пошла не теми путями… - Да-да, слишком уж криминальная. - Она криминальная? – Лухан вопросительно поднимает бровь. - Если тебе мало – я могу добавить. «Не надо» - говорят блеском, глаза Лухана, - «ничего не надо». - Как думаешь, эта наша криминальная история может закончиться хорошо? «Не думаю» - дает мысленный ответ Лухан, сам себе дает, ибо это правда в его понимании, но Минсоку он говорит совершенно другое. - Конечно, все будет хорошо, по-другому просто и быть не может. «Все будет хорошо, но не у нас».