осколки.
Сложно дышать. Перед глазами плывет, злость пеленой застилает глаза – толи на себя, толи на него. Пустота за считанные секунды выедает кислотой эмоции, способность соображать, принимать решения, оставляя наедине с собой, с мыслями, которые сыпятся сквозь сжатые кулаки с выжженным песком воспоминаний. «Зал ревет. За кулисами шорохи, беготня, мы оба вбегаем отдышаться, только ты чуть отшатываешься от меня, заходишь за поворот у гримерок, и медленно опадаешь, скользя по стене. Ты умел скрывать травмы, лучше меня самого. Первый раз, когда я видел тебя таким и четкая мысль: Поднимайся, пусть никто кроме меня не видит твои слабости. Не знает, что ты и есть – моя слабость, моя боль, пульсирующая в виске, стоило лишь прикоснуться к твоему горячему лбу ладонью, чтобы перехватило дыхание, сбился пульс, и появилось жгучее желание забрать тебя отсюда к чертовой матери. Но… зал скандирует, ждет, и я улыбаюсь, поднимая твое лицо за подбородок, влажными от страха за тебя пальцами. - Сделаем их, Крис…» Девушки, алкоголь – все это пыль, которая не оставляет и следа после химчистки, не вносит в мою жизнь привычных запахов, звуков на той стороне сотового телефона. Я сделал это – кинул в тебя всю свою злость, все, что сжимало мои легкие в тот вечер, когда ты не пришел, когда твои вещи забрали чужие нам люди. Нам, мать твою, Крис. - Я осознал вес своих слов. Я осознал. Твои успехи, твоя жизнь – будто плывешь по молочному туману, по реке кишащей монстрами, как в тех старых китайских сказках, которыми нас пугали в детстве, только мелькающие по сторонам яркие точки – это и есть твои успехи, ориентиры для меня. Ты не оставлял ничего для меня, ты и не простил. Возможно, я слишком часто говорю, что думаю и не думаю, что нужно сказать тому, кого сам рассыпал на осколки. Турне в поддержку клипа, первый альбом – дни сливаются в один. Смех настолько легко срывается с губ, что я не замечаю, только пересматривая интервью, понимаю, как хорошо мне удается играть самого себя, прежнего. Набираю сообщение на удачу, но в последнюю минуту – стираю, выключаю мобильный, выключаю ноутбук, все еще всматриваясь на картинку перед собой – лицо, которое тянет улыбку, фальшивую, хорошо замаскированную. Чужое лицо, чужие эмоции. Усталость накатывает одной мощной волной и, поддаваясь организму, я умоляю – ни единого сна. Оставь мне хотя бы эти часы покоя…прекрати.
«Нога болит так, что не помогает ни таблетки, ни алкоголь. Крис спит, отвернувшись спиной. Одеяло сползло к ногам, и я ловлю себя на мысли, что на какое-то мгновение – по-настоящему, забылся, скользя от лопаток по позвонкам, ведя линию по воздуху пальцами, чтобы не будить; он ерзает, словно чувствует и что-то привычно говорит во сне – хорошо, что не ходит лунатиком, иначе пришлось бы привязывать… Хотя, не плохая мысль – вырывается смешок и он затихает. Боль проходит, стоит мне только прикоснуться кожа к коже, прижаться плотнее, вдыхая запах шампуня – одного на двоих, его запах, который остается на одежде весь день» Сон, всего лишь сон, но пальцы плотно сжимают ткань влажной, горячей простыни, будто меня лихорадило. Утром гримеру будет чем заняться – вид не здорового любимца публики, никого не обрадует. Шагая за водой на кухню, включаю телефон, ловя сообщения от менеджера, расписание встреч. И привычная пустота. Удар. Тихий стук, но под утро, едва соображаю, что стучат в дверь. Мне понадобилось пару секунд, чтобы открыть замок и потом только сообразить, что стоило бы спросить, кто стоит за дверью. - Впустишь? Иногда, я думаю, что все время, что я провел в поисках ориентиров, борьбе с тем, что уже не исправить, я забыл самое важное – для того, чтобы все исправить, нужно просто написать первым. - Решил поговорить. - Ты всегда любил разговаривать по ночам, - не знаю, зачем я это говорю, зачем я все еще стою в коридоре, прикрыв дверь, как можно тише, щипая себя незаметно за ногу. Больно, черт побери. Больно...без него.
- Я должен был, Тао. - А я – нет. Ты предал нас – так я считал. Ухмылка, усталый вид и самая паршивая маскировка из бейсболки и куртки. - А сейчас ты думаешь иначе? - Да. - Врешь, - Крис бросает бейсболку на пол, шагая к двери и мир, на который мы оба наступили так неосторожно, раскрошив на мелкую стеклянную пыль, сейчас скрежетом отзывается на зубах. - Вру, потому что ты снова уходишь. Ты снова… - Предаю нас? Удар под дых. Словно не было этого времени «без» и «взамен», будто не было ничего и не будет столь сильного, остро заползающего под кожу с отравленной иглой, по венам, скручивая судорогой, заставляя рычать зверем. - Какого черта ты пришел сюда, Крис? Он останавливается позади меня, я так и не сделал и шагу с места. Я чувствую его спиной, затылком, черт побери. Слышу, как он шумно выдыхает и вдруг оборачивается, но пауза тянется слишком долго. - Я осознал, Крис. - … Поворачиваться лицом к любой трудности – так учил меня отец и так я шел всегда – прямо, напролом. Я знал цену каждому слову, как и тому, что комом застряло с тех пор, как он переступил порог. Но, порой слов недостаточно. Не достаточно времени, за которое можно сделать глоток воздуха, сжать кулак и врезать в дверь, в дюйме с его головой, обхватывая второй ладонью его лицо, сжимая так сильно, что сводит пальцы – синяки, ссадины на губах от укусов – все это легко скрыть, кроме взгляда, горящего, живого. Впервые, река, полная монстров, уступила яркому солнцу. Запах шампуня – вот что заставляло меня улыбаться, чувство тепла от макушки до пяток и привычка чистить моей зубной щеткой, а порой, вместо пасты - гелем для бритья или лосьоном для рук… Крис говорит о яблоках, о сортах, которые наливаются соком только в мороз и о тех, которые он пробовал без меня. - Ты все-таки ходишь во сне. - Только к тебе. В номере рядом мне не открыли, - смех, заразительный, звонкий, словно мы поменялись местами, словно в зеркале…собрав каждый кусок стекла по осколку.