о замках и ключах.

Келлин очень любил Рождество. Реки глинтвейна, сочная индейка и красное клюквенное желе источали невероятный пряный аромат. Два названных сына рубились во что-то бодрое на новой приставке в соседней комнате, а маленькая Коуплэнд возилась с друзьями около ёлки, украшенной лентами и золочёными орехами. Её заливистый смех согревал душу молодого отца, ровно как и мягкая улыбка Кейтилин, что стояла напротив Келлина и оживленно беседовала с подругами. Ей показалось, что супруг выглядит несколько потерянным на фоне гостей, и она отлучилась от компании. - Келлс, ты в порядке? - Да, просто немного перепил и хочу погреться у камина. Обещаю, что когда дети лягут спать, я присоединюсь и начну шуметь громче вас всех. Брюнетка рассмеялась. - Дорогой, я одного не пойму - а где Вик? Келлин замялся. - Ну, такое дело... он не очень любит Рождество. - А почему? - Да ты же знаешь его... Напридумывал себе. И решил не праздновать. Миссис Куинн прищурила глаза в недоверии. - Ну ладно... Ты пойдешь к нам уже или так и будешь тут сидеть? - Да, да, конечно. Пять минут. Келлин направился к ванной, защелкнул дверь изнутри. Умылся ледяной водой, дал себе пару пощёчин. - Соберись, блять! Сжимая ладони в кулаки вплоть до побеления костяшек, Келлин опустился на пол ванной и прислонился к двери. Прошло три года с того Рождества, но парень так и не смог разучиться воспроизводить в голове ту ночь. - Келлс, бро, кажется, у нас проблемы. - Только не говори, что ты опять случайно захлопнул дверь. - Ну как сказать. - Долбоёб. Келлин нарезал круги по комнате, чуть сгорбившись, засунув руки в карманы, пока его друг сидел на диване с виноватым видом, постукивая ногой. Они снимали эту комнату, чтобы спокойно поговорить, без посторонних глаз, и неудивительно, что сам дом находился на окраине города, комната была скудно обставлена, а дверь открывалась 5-ю ключами - хозяин говорил, что раньше тут жила безумно мнительная старушка, - и обладала дефектом. Вряд ли бы кто-то предположил, что именно здесь, ради простого мужского разговора, собираются именно эти люди. - Ты хоть понимаешь, что все сейчас будут праздновать, что нас не вызволят до завтра? Что я скажу Кейтилин? - Хуейтилин. - Что ты, блять, сказал? Вик - ну а кто ещё мог выдать такое в адрес жены лучшего друга, - закатил глаза. - Келлс, ты не думаешь, что ты стал подкаблучником? Я тебя не узнаю. Стал манерный какой-то. Ну бывают и такие случаи! Она жена тебе или кто? Поймет она тебя. Тем более, она знает, с кем ты сейчас. - С хуйлом, которое лишило меня возможности пойти к семье и тихо отпраздновать Рождество? - Это непреднамеренно, - парировал Фуентес. В комнате повисло молчание. Келлин продолжил нарезать круги по комнате, а Вик следил за каждым шагом друга. "Надо что-то делать", думал он, и решение пришло само собой. Вик ринулся к рюкзаку и извлек оттуда бутылку. - Келлс, предлагаю бухнуть, потом мы выломаем дверь, и ты притащишь меня к себе домой, как герой... - Ты будешь решать проблемы бухлом до старости? - Почему бы и да. Келлин тяжело вздохнул, забрал у Фуентеса бутылку, и сделал пару крупных глотков, слегка подавившись и поморщившись. Вик улыбнулся. - Вот так-то лучше. Спиртное сделало своё дело, и спустя полчаса оба мужчины буквально лежали на полу от смеха. - Вик, семейная жизнь - это полный пиздец! Нет, я очень люблю семью, и всё такое, но, черт возьми, каким же я старым становлюсь. - Эм. Тебе даже не 30 лет. - Тебе не понять! Ты какой был, таким и остался, а я уже неспособен к развлечениям, вроде тех, что мог себе позволить раньше. - Ну например? Келлин запустил ладонь в челку и провел ей по лицу, оттягивая нижние веки и делая страшную рожу. - Ну смотри. Я мог напиваться сколько угодно, мог взять и уехать куда-то на несколько дней, мог всю ночь джемить в своей комнате, придумывая песни, мог бы переспать с кем угодно... - Так бы прям и с кем угодно? - Вик скептически поднял бровь, пока Квинн делал еще один добротный глоток водки. - Ну да. - А с мужчиной? - Мог бы. Вик поперхнулся. И то ли нервно, то ли пьяно хихикнул. - А со мной бы мог? Тут уже поперхнулся Келлин. - Ты ебанутый, я всегда это знал. Друзья резко нашли пол очень увлекательным и около пяти минут потратили на пробуравливание паркета взглядами. - Келлс, насколько много ты не успел сделать? Куинн потёр кончик носа. - К чему ты клонишь? - Ну смотри, - Вик принял вид учёного-теоретика, и если бы на него сейчас одели очки, он бы выглядел, как самый тупой номинант на Нобелевскую премию, - я думаю, что две самые хардкорные штуки, - он отхлебнул ещё немного водки, - это употребить героин и трахнуть мужчину, не будучи пидором. - Фуентес, иди домой, ты пьян. В душе Келлина что-то пошатнулось. Тут что-то не так. - Слушай, Вик, ты либо что-то от меня скрываешь, либо тебя снесло с трети бутылки водки. Я не склонен верить второй версии. Вик встал и подошёл к окну. -Такое дело, Келлс... Обидно мне за тебя. Я думал, что ты никогда не станешь таким. Думал, мы так и будем раздолбайничать, будем молодыми, пьяными, будем есть фастфуд и давать друг другу пинка под зад. Я таким остался. И я очень скучаю, Келлс, ещё и вся эта хуйня, что ты знаешь меня, как никто, и плюс самовнушение - я как-то раз так перепил, что привиделось, что я тебя чуть ли не в углу зажал... Келлин поморщился. Но отвел друга от окна и усадил на диван. Ему показалось, что Вик всхлипнул. Вик еле держался в сидячем положении; Келлин был почти трезв. И самое странное, что Куинн не испытывал ровно никакого отвращения - лишь боль за друга, который нашёл в себе совсем не то, чего хотел. Вик убрал пару прядей с лица. - Я не знаю, Келлс. Я уже давно ничего не знаю, потому что прикалываись друг над другом мы давно, но иногда приходили навязчивые мысли, а я, глупый алкаш, накручивал себя, и говорил себе, что мне не могут нравиться мужчины, но ты, чёрт подери, особенный. У Келлина скрутило нутро. - Вик, друже, но у тебя и Даниэль же всё хорошо? - Да, прекрасно. Но я внушил себе, что однажды мы должны узнать кое-что. - Что? - Я наткнулся на фанфик. Ничего особенного, просто достаточно добрая история. И я все думал: как люди могут себе вообразить, что мы, вдвоём, на Рождество греемся у камина в руках друг друга? Почему, если люди это так явственно видят, этому нет места в жизни? Может, если мы попробуем, успокоимся и не вернёмся к этой идее? Келлин буквально тонул в тумане дыма от вейпора у окна. Конечно, его тоже посещали такие мысли, но вот воплотить их в жизнь? Это слишком рискованно. Он даже не успел заподозрить что-то, когда Вик подошёл к нему со спины и повернул к себе за плечо, и больше ни одного вопроса не возникло в его голове, когда он пытался сфокусироваться на блестящих в темноте темно-карих глазах. Вик запустил ладонь в волосы Куинна и притянул его к себе. В этом и была особенность Вика - если он что-то решал, ни одна живая душа не могла бы заставить его передумать, и даже сам Вик не мог. И Келлин хотел сопротивляться, но не смог, пока в голове крутились мысли "Что происходит?", "Что я делаю?", "Как остановиться?", а Вик лишь углублял поцелуй, и Келлин чувствовал его ресницы на своей щеке. Фуентес разорвал поцелуй, когда щеки у обоих стали гореть, а губы - саднить от микроскопических укусов. - Келлс, если хочешь, я теперь уйду. Не знаю, как, но уйду. "Нет. Недостаточно, это не доказательство, мы должны остановиться, мы просто пьяны, но это не доказательство, блять, блять, блять" - буквально агонизировал мозг Келлина, и он не мог придумать ничего иного, кроме как стащить майку через голову, потому что всплеск адреналина заставлял пот скатываться по его спине и лбу. Фуентес завис на пару секунд и повторил действие парня. И вернулся к тому, чтобы покрывать аккуратными, нервными поцелуями лицо Куинна. И все это выглядело так глупо и неуклюже, но в то же время невыносимым образом уместно для Келлина. И он отвечал на каждое движение смуглых рук, и кожа покрывалась мурашками от ощущения щетины Вика на шее. Физиологию не перебороть, и тело Куинна отвечало каждому движению тела Фуентеса, пытаясь касаться его каждым сантиметром, связки были напряжены. Не зря люди говорят - есть миллионы оттенков поцелуев, но навсегда остаётся лишь вкус тех, где первородная похоть смешана с отчаянием и страхом. Вик отстранился от Келлина. И без того тёмные глаза превратились в две чёрных пропасти, в комнате, казалось, эхом отзывался его пульс, вены на руках и шее выдавали тот факт, что Фуентес еле сдерживается. - Келлс, скажи, зачем ты сейчас делаешь это? Келлин нервно сглотнул. Он не знал. Правда не знал. Если он скажет, что это любовь, он солжёт. Если он скажет, что это просто влечение - тоже. Молчание затянулось. Вик поджал губы: - Ладно, понял. Ничего, не страшно, - он говорил, опустив глаза в пол. Надел<i><i> обратно рубашку, подошёл к двери и... Открыл её. Келлин в оцепенении уставился на друга. - Зачем... Зачем было так делать со мной? Неужели ты не мог просто сказать мне? - Тогда я бы никогда не целовал бы тебя, никогда не получил бы пару минут желаемого, ты же знаешь, я всегда добиваюсь своего... Ну что сидишь-то, блять? Вали к бабе своей и детям. Я сказал, вали!!! Келлин, уже стоя в коридоре, погруженный в глубокую обиду, в сердцах, прищурив глаза, буквально выплюнул Вику в лицо: - Несчастливого рождества, пиздабол. Сколько же раз Келлин думал, что он был неправ! Но ни простая гордость, ни отсутствие возможности извиниться не давали шанса быть прощённым как Виком, так и самим собой. В дверь ванной постучали. Куинн устало поглядел на собственное отражение. "Кейтилин, должно быть в бешенстве. Что бы ей такого сказать...", мысль пронеслась и затихла в голове парня. Потому что за дверью стояла не его жена, а Вик, своей персоной. - Эээ... Кейтилин сказала, что привезла мне кубинский ром, но рома тут нет. Полагаю, дело в другом? "Чертова Кейтилин! Её проницательность добьёт меня", - тревожным сигналом отзывалось в нервной системе Куинна. - Во-первых, привет. А во-вторых, хозяин дома - я, - почти с детским непониманием ситуации выдавил Келлин, что заставило Вика усмехнуться. - Так... Зачем я пришёл? Келлин стряхнул несуществующую пыль с джинсов. - Прогуляться не хочешь? - Если найдёшь мой кубинский ром. Кубинского Келлин не нашел, но ямайский Фуентеса устроил. Чем была хороша их дружба, по меньшей мере, раньше - они никогда не упрекали друг друга за молчание. Вот и сейчас они шли по заснеженной дороге, периодически отпивая понемногу янтарной жидкости из бутылки. И думали, похоже, об одном, потому что минут через 15 одновременно повернули головы друг к другу и выпалили: - Прости меня. И засмеялись. Приземлившись на ближайшую скамейку, они провели в обсуждениях прошедших трёх лет несколько часов, периодически закуривая, периодически выкрикивая в морозный воздух строки общих любимых песен. А ночь таяла. Вик посмотрел на экран телефона: часы показали 05:48. - Я пойду домой. Работы невпроворот. Келлин кивнул. Помирившиеся друзья дружески похлопали друг друга по плечам. Вик уже хотел было идти, но остановился. - Келлс, могу я сказать кое-что? - Конечно. - Три года меня научили кое-чему. Дело в том, что любовь - это не замок, а ключ, и пытаться запереть, взломать кого-то, заставив полюбить, бессмысленно. Поэтому я тебя больше ничем не задену. Но если всё же мир оставит тебя одного, то здесь, - Вик указал на себя, - здесь тебя всегда ждут. Келлин улыбнулся и кивнул. Вик подошел к Келлину ближе, и Келлин было потянулся поцеловать его, но Фуентес отстранился от него ровно настолько, чтобы на губах чувствовался ветерок от горячего дыхания. - Счастливого Рождества, Келлс.