The autumn moments

      Порыв обжигающе-холодного ветра подхватывает с черной земли опавшие листья, кружевные по краям, прозрачные, ярко-алые, тускло-зеленые и янтарно-желтые, и они, кружась, взмывают в небо и, попадая в теперь уже совсем холодные лучи солнца, вспыхивают ярко, как картинки в калейдоскопе, а потом вновь ложатся мягким ковром на потускневшую траву. Серебристые облака быстро проплывают мимо, по временам закрывая собой солнце и собираясь медленно в тяжелые темные тучи, и в идущем рябью озере, как в покрытом мелкими трещинками зеркале, отражаются их тени, огромные, непрерывно движущиеся.       Свежее дыхание осени медленно окутывает Гарри, и он невольно поводит плечами, чувствуя, как невидимые острые льдинки неприятно обжигают кожу, как по спине пробегает легкая дрожь. Полуразвалившаяся скамья, на которой он сидит, тихо и протяжно поскрипывает в такт унылому мотиву ветра, летящего над холодной землей. Гарри прячет руки в карманах куртки и наблюдает за тем, как волнение проходит по прозрачным водам озера, когда в них медленно погружаются срывающиеся с ветвей старых деревьев листья. Он чувствует, как медленно, но верно погружается в оцепенение за созерцанием этой картины.       Гарри не любит осень.       На душе пусто и горько, а вокруг — тишина, покой и уныние, которые привносят в эту пустоту еще и раздражение. Огромные лужи, поджидающие его на пути обратно в замок, промозглый ветер, налетающий внезапно, рвущий шарф с его шеи, низкие тяжелые облака и равнодушное солнце — все это кажется ему отвратительным. Нет, решительно, Гарри терпеть не может осень.       Мальчик-Который-Выжил тоже может испытывать страх. Груз, который возложен на его плечи, непосилен, и он с горечью думает о том, на что должен решиться. Должен ли? Гарри медленно поворачивает голову на внезапный резкий звук и видит вдалеке темное пятно — совсем молодую сову, описывающую круги над лесом.       Должен ли? Настойчивый тихий голос в его голове с жаром повторяет вопрос, смутивший его сознание.       Что может он, юнец, сделать, каким знанием, умением может побороть Темного Лорда? Гарри усмехается краешком губ. Его шансы, наверно, близки к нулю. Он слаб, он беспомощен, как загнанный в угол зверь. Удача может обернуться неудачей, но готов ли он к этому? Ради чего, ради чего стоит ему бороться, когда он уже знает, что проиграет?..        — Не помешаю?       Гермиона.       Он кивает, не поднимая на нее взгляда. Наверное, это выглядит не очень-то любезно, но он почему-то не задумывается об этом. Она, наверное, садится рядом, и он слышит уже шелест страниц: она раскрывает книгу, кладет ее на колени.       Молчание затягивается на несколько минут.       Гарри чувствует себя смущенным: нужно, верно, сказать что-нибудь, но вот что? Он не знает и может лишь, затаив дыхание, поглядывать на нее краем глаза, испытывая предательское чувство неловкости.       Почему-то с ней он не может так просто молчать.       Поверх ее пальто аккуратно повязан шарф цветов факультета. Вообще все в ней — от вязаной шапочки до абсолютно новых перчаток — кажется идеально опрятным. Непослушные волосы мягкими волнами ложатся на плечи, и их чуть шевелит ветер. Она, наверное, чувствует его взгляд и поэтому поднимает голову.       В следующее мгновение Гермиона садится уже совсем рядом и берет его покрасневшие от холода руки в свои, недовольно покачивая головой, но все-таки ничего не говоря. Ее пальцы, затянутые в перчатки, медленно переплетаются с его, стремясь согреть их. Жест этот кажется таким естественным и простым, что Гарри не удивляется ему.        — Замерз? — спрашивает она с беспокойством, звенящим ясно в тихом ее голосе.       Гарри качает головой.       Облака скрывают солнце, и прощальные его лучи пробегают по лицу Гермионы, запутываются в ее волосах — невероятно красивое сочетание каштанового и золотого. Их колени почти соприкасаются, и Гарри внезапно ощущает, как его лицо заливает краска.       Он всеми силами хочет отстраниться, но не может.        — Сколько времени ты провел здесь, Гарри? Холодно ведь, замерзнешь! — В голосе ее слышится ему упрек и, кажется, жалость. — Почему ты все время один? Почему уходишь? Тебе не по себе, верно? Я чувствую…        — Все нормально, — произносит Гарри устало. Его вдруг охватывает желание сбежать, скрыться от ее пронзительного взгляда. Он не хочет, чтобы его жалели, не хочет, чтобы на него смотрели так, как смотрит она — с надеждой. — Правда, все отлично, просто мне хочется… побыть одному.       Он отводит взгляд.       Листья все танцуют в воздухе бешеную свою пляску, а временами опускаются на землю. Где-то далеко шумит лес, высокий, темный, хранящий в себе опасность, и в шуме этом Гарри слышится угроза.        — Гарри, ты не представляешь, как дорог нам: мне, Рону, Джинни… Нам больно видеть твое состояние, ты ведь не рассказываешь ничего, и мы…        — Все отлично! — повторяет Гарри по слогам, чеканя каждое слово. Неловкость сменяется раздражением. — Пойми ты! Почему вы все просто не можете оставить меня в покое?!       Он видит, словно сквозь пелену гнева, как по ее лицу пробегает тень.        — Потому что друзья для того и есть, чтобы не оставлять тебя в покое.       Голос ее кажется ледяным. Она резко отстраняется и отворачивается от него, уткнувшись опять в книгу. Гарри успевает заметить прозрачные слезы, блестящие в ее глазах, но не придает этому значения, злой и раздосадованный.       Однако вскоре злость уходит.       Моросит мелкий дождь. Гарри поводит плечами, ощущая вновь ледяное дуновение воздуха.       Раскаяние наступает внезапно.        — Гермиона, прости, я не хотел…       Она даже не поворачивает головы в его сторону.        — Прости, у меня премерзкое сегодня настроение… Я никогда и не мечтал о таких друзьях, как вы!.. Я бы… Я бы хотел и сам быть хорошим другом, но, как видишь, у меня не получается…       Проходит мгновение, другое. Последние слова висят в звенящей тишине.       Гермиона медленно оборачивается и смотрит на него долго-долго.       И в этот миг Гарри внезапно понимает, ради чего стоит бороться.       Ради этого огонька в ее глазах.       Она не говорит ничего, а лишь мягко берет его за руку и тянет за собой, вставая.       Она ведет его в замок, и он идет за ней, чувствуя, как страх уходит.       Остаются лишь ее теплые прикосновения и тихая, пока еще неуверенная улыбка.