Точный расчет

Мерное тиканье часов — единственный звук, нарушавший тишину лаборатории, — казался ритмом танца. В таком механическом танце могли бы кружиться куклы, мерно поднимая и опуская руки, повинуясь сложнейшим механизмам и заводу ключа. Тик-так, тик-так... Сейчас этот звук служил еще и ритмом, определявшим движения алхимика, склонившегося над ретортами. Казалось, он полностью забыл о времени и пространстве, полностью отдавшись своей работе. Тонкие пальцы сжали горлышко колбы, несколько раз качнули ее, взбалтывая густую сиреневую жидкость. Алхимик посмотрел сквозь нее на свет, удовлетворенно кивнул и поместил колбу над горелкой. Все теми же размеренными движениями отвесил поблескивающего серебром порошка. Ровно три грамма и ни песчинкой больше. Тик-так, тик-так... Часы отстучали минуту, состав в колбе начал закипать и побурел. Алхимик снял его с огня, высыпал туда порошок и снова взболтал. Полюбовался результатом — теперь в колбе плескался ярко-красный с золотистыми отблесками полупрозрачный раствор. Отставив колбу остывать, алхимик опустился в кресло и закинул ногу на ногу, задумчиво глядя на стол с ретортами и постукивая пальцами по подлокотнику в такт тиканью часов. Вот и готово. Первая порция. Далеко, разумеется, не последняя. Любопытно, насколько силен будет эффект? И сколь быстро даст о себе знать? В том, что эликсир, как обычно, получится безупречным, он даже не сомневался. Хозяин доверенной ему лаборатории вошел без стука. Алхимик скользнул по нему взглядом и молча кивнул. Тот неодобрительно хмыкнул, видимо, посчитав, что он отлынивает от работы. Алхимик усмехнулся про себя — в доме графа Сэндвича ученые трудились круглые сутки, а сам граф настолько желал получить идеальный эликсир, что придирался к каждому их шагу. Не говоря ни слова, граф приблизился к столу, наконец заметив колбу с составом. Остановился, рассматривая раствор, не рискуя коснуться колбы, чтобы не испортить только приготовленный эликсир. — Я могу забрать его, когда он остынет? — произнес граф, наконец обернувшись. В его голосе слышалось напряжение пополам с недоверием. — Разумеется, — алхимик прикрыл глаза и сплел пальцы на колене. — И позволю себе напомнить об еще одном условии соглашения: ты позаботишься о том, чтобы мои дети были в полнейшей безопасности, пока я работаю здесь. — Мне нет дела до твоих детей, — пожал плечами граф. — Быть может, ты еще вернешься к ним. — Бросил он. — Если твои труды меня устроят. Лицо алхимика не изменило выражения, но в глазах на секунду скользнула едва заметная насмешка. — Мои труды устраивают всех, — веско произнес он, поднялся из кресла, прошелся по комнате и замер, взирая на циферблат старинных часов. Тик-так, тик-так... Механизм отмерял последние секунды до начала новой стадии. — Посмотрим, — небрежно ответил граф. Он проследил за взглядом алхимика, и задержал дыхание, глядя на бегущую стрелку. — Только знаешь, Вольфганг, — неожиданно сказал граф, не отводя взгляда от циферблата, — ты сам обрек своих детей на страдания, убив их мать. — Также, — спокойно заметил названный Вольфгангом, — по условиям нашего соглашения, ты забываешь и никогда не вспоминаешь о ней. Граф скривился, повернувшись к нему. — Лишь бы ты не забыл об этом сам, — холодно произнес он, — когда вздумаешь обвинять меня. Ты далеко не святой, чтобы считать меня чудовищем, не способным даже держать слово. — О, нет, я не сомневаюсь, что ты его сдержишь, — Вольфганг впервые позволил себе улыбку. — Кстати, эликсир уже остыл. Граф задержал взгляд на его лице и вновь повернулся к столу. — Как я должен его принимать? — спросил он, меняя тему. — Каждый день на закате в течение двенадцати дней, девятью девять капель на стакан вина, — не поворачиваясь, произнес Вольфганг. Граф осторожно поднял колбу, вглядываясь в красную жидкость. Казалось, неприятное начало беседы задело его не так сильно, чтобы отвлечь от вдумчивого созерцания. Раньше, навещая Вольфганга в лаборатории, он порой обрывал их разговор и покидал лабораторию, разозленный. Сейчас же граф неподвижно стоял, явно любуясь мерцающими золотыми искрами. — Я надеюсь, он оправдает мои ожидания, — произнес он, вернув колбу обратно. — Но это не значит, что ты должен прекратить работу, Вольфганг. — О, понимаю. Тебе нужно еще. Может быть, все же оценишь первую порцию? Доставь мне удовольствие. Я хочу видеть, как он заработает. Граф окинул Вольфганга недовольным взглядом, задетый его словами. — Этот эликсир чрезвычайно важен для меня, и я уже предупреждал тебя об этом. Его производство не должно прекращаться, — процедил он, придвинув ближе один из флаконов. Вытащив пробку, граф осторожно перелил жидкость из колбы, стараясь не пролить ни капли. Даже если удачный опыт Вольфганга взволновал его, его рука ни разу не дрогнула. — А твое удовольствие, дорогой Вольфганг, — язвительно добавил он, плотно закрывая флакон, — последнее, что меня интересует. В этом доме удовольствие доставляют лишь мне. Вольфганг не ответил, все еще глядя на часы. И лишь когда граф вышел, тихо рассмеялся. — О, да, удовольствие. Оставь его себе, мой нетерпеливый друг. Есть куда более драгоценные вещи. *** В просторной спальне медленно сгущались тени. Слуги по приказу хозяина пока не зажгли свечи, и комнату освещало лишь заходящее солнце. Небо за окном, раскрашенное в оттенки алого, казалось ненастоящим, но графа это не пугало. Все его мысли сейчас были поглощены добытым эликсиром. Готовясь принять его, он снова рассматривал мерцающий состав. Даже по своему виду эликсир казался ему совершенным. Он подумал, что сделает с Вольфгангом, если состав окажется пустышкой. Граф не боялся быть отравленным, уже приучив свое тело ко всем существующим ядам. Труды алхимиков, работавших на него прежде, принесли немало пользы, хоть обретения вечной молодости он пока не добился. Граф мог пожертвовать и Вольфгангом, но решил пока дать ему шанс. Тот справился со своей задачей в короткий срок, почти не протестуя, и графу хотелось, чтобы эликсир дал желаемый результат. Бросив беглый взгляд на багровые полосы в небе, граф поднялся и взял со стола бутылку вина. Быстро открыв ее, наполнил бокал до краев и лишь затем осторожно вытащил из заветного флакона притертую пробку. Капли медленно потекли в вино под тихий шепот, отсчитывающий каждую. Отставив флакон подальше, чтобы случайно его не столкнуть, граф вгляделся в бокал. Цвет вина нисколько не изменился, эликсир растворился в нем без остатка. Поднеся бокал к губам, он подумал о множестве составов, что принимал раньше. Многие из них оставляли осадок, меняли цвет, и вкус жидкости, так, что их приходилось запивать, чтобы избавиться от противных ощущений. Прикрыв глаза, он коротко выдохнул, прежде чем пригубить вино. Опасения графа не оправдались — в вине не чувствовалось ничего лишнего. Сегодня он пил его медленно, смакуя каждый глоток. Возможно, это было лишь самовнушением, но графу казалось, что вино с эликсиром Вольфганга приносило ему больше удовольствия, чем прежде. Осушив бокал, он вновь опустился в кресло. Граф знал, что состав не подействует сразу, но ему не терпелось увидеть первые результаты. Вытянув вперед руку, он стал рассматривать свою ладонь. Его кожа еще оставалась гладкой, без единого пятна или шрама. Задумчиво скользя взглядом по пальцам, граф улыбнулся. Его руками восхищались многие женщины и даже мужчины, особенно в моменты близости. Острые ногти оставляли царапины на коже его фаворитов и кровоточащие раны на коже тех, кто его разозлил. Вспоминая сейчас их стоны и вскрики, граф тихо рассмеялся. Все эти люди, сами того не зная, были пешками в игре, названной его жизнью. Статистами на сцене, ключами к заветным дверям. Граф хотел жить вечно, а закрытых дверей вокруг него было много. И чтобы он делал, если бы красота его не была столь совершенной? Он, впрочем, был и умен, и расчетлив, но красота завораживала слишком многих, кто был ему нужен. И сам граф настолько привык видеть в зеркалах идеальное отражение, что не мог представить себе жизни с обезображенным телом. Людей, помогавших ему сохранять молодость, он считал живыми машинами, лишенными воли и своего мнения. Многие из них, работая с графом, в самом деле утрачивали часть себя, посвятив жизнь поискам эликсиров. Он помнил имя каждого ученого, но сохранял им жизнь, лишь пока в них нуждался. Любого алхимика можно было заменить, как сломанную шестеренку в механизме. С Вольфгангом дело обстояло сложнее. Граф познакомился с ним еще в юности, пока тот еще не был женат, а он сам не был настолько одержим идеей вечной красоты. Раньше они сходились во многом, и граф даже мог назвать Вольфганга своим другом. Когда их пути разошлись, граф сожалел об этом. В самом начале карьеры ему не хватало советов Вольфганга и его поддержки, хоть впоследствии он прекрасно справился сам. И теперь, спустя годы, судьба преподнесла графу ценный подарок. Новый Вольфганг, с душой убийцы, с изломанным рассудком и кровью на руках пришел в его дом. И граф не собирался его никуда отпускать. Пусть поведение Вольфганга временами раздражало его до зубовного скрежета, в его талант граф верил гораздо больше, чем в способности всех остальных. Занятый своими мыслями, он не заметил, как стемнело. Спать ему пока не хотелось, но этот вечер граф решил провести в одиночестве. Вызванные слуги расстелили кровать, зажгли свечи и бесшумно удалились, пожелав ему доброй ночи. Устроившись в кресле с очередным древним трактатом, граф надеялся, что ночь не принесет ему неприятностей. Выпитый состав, к счастью, не причинял дискомфорта, за что он мысленно поблагодарил Вольфганга. Граф читал до поздней ночи, пока, наконец, не начал дремать. Сон пришел сразу, как только он лег, и был привычно ровным и спокойным. Граф проснулся на рассвете, не дождавшись даже прихода слуг. Сев в постели, он прислушался к своим ощущениям. Легкая улыбка тронула его губы, когда он понял, что чувствует себя так же хорошо, как и накануне. Граф даже отметил, что в эту ночь отлично выспался. Голова не болела, мысли оставались ясными, и тело слушалось его. Иные эликсиры вызывали приступы тошноты и лихорадочный жар, хоть потом и действовали, как надо. Приводя себя в порядок, граф поблагодарил Вольфганга еще раз. Выражать свою признательность лично он не собирался, но проклинать того пока было не за что. Конечно, граф не терял бдительности. Вольфганга не ждало ничего хорошего, если эликсир не возымеет эффекта. Но он готов был оставить алхимика при себе навсегда, если состав поможет ему достичь желаемого. Завтракал граф в добром расположении духа. Солнце в этот день, пожалуй, было слишком ярким, но оно не донимало его настолько, чтобы разозлиться. К Вольфгангу граф спустился после полудня. Привычно войдя без стука, он остановился на пороге, с усмешкой глядя на не заметившего его алхимика. Тот сосредоточенно смешивал какие-то ингредиенты, изредка бросая взгляд на песочные часы, в которых струилась тонкая струйка, отмеряющая время. Сейчас Вольфганг казался в какой-то мере даже не человеком. Слишком четкими были его движения. Слишком правильными, гибкими. Рука, сжимающая реторту, на секунду показалась когтистой лапой. В следующий миг наваждение спало. Отставив колбы, Вольфганг повернулся и сложил руки на груди. — В следующий раз, неожиданно ворвавшись в ходе эксперимента, ты рискуешь остаться не только без новой порции эликсира, но и без алхимика, и даже без всего этого великолепного дома. Граф взглянул на него, на секунду сжав губы: — Я не мог ошибиться со временем. Как проходит эксперимент? — спросил он, подойдя ближе. — Как обычно, идеально. Ты принял эликсир? — Принял, — усмехнулся граф. — Хорошо. Эффект пока слаб. Окончательно он заработает через двенадцать дней. До той поры не забывай принимать новую дозу ежедневно. Граф взглянул ему прямо в глаза: — Разумеется, не забуду. А теперь позволь мне взглянуть на результат твоего нового опыта. — Этот состав пока еще не дошел. Должен настаиваться четыре часа. — Ты изменил формулу? Или готовишь нечто другое? Расскажи мне о его свойствах. — В свое время. Эта формула еще требует проверки. — Что же, я заинтригован, — граф отошел в сторону, продолжая наблюдать за Вольфгангом. Тот еще раз сверился с какой-то формулой, захлопнул блокнот и отодвинул его в сторону; присел на краешек стола, сложив руки на груди. — Через три дня мне понадобится провести анализ, чтобы узнать, насколько эффективно работает эликсир, и не нужно ли увеличение дозы. Граф склонил голову набок: — Я не против этого, — серьезно ответил он. — Мне нужно, чтобы состав дал правильный результат. Но, если ты ошибешься, хуже будет только тебе. — Я никогда не ошибаюсь, — легкий сарказм в голосе Вольфганга не смог бы уловить никто, разве что его покойная жена. Алхимик пристально всматривался в стоявшего перед ним графа, — пока что признаков не было заметно... Но и доза мала. Вот завтра уже должны стать видны первые эффекты. Тем, кто знает, что высматривать. — Не будь столь самоуверен, — возразил граф. — Ты — не единственный алхимик в этом доме. Если ты не заметишь своей ошибки, заметит кто-то из них. И тогда... — он не стал заканчивать фразу. — Что будет, если я замечу все их ошибки? — Вольфганг чуть вскинул бровь. — Которые не видишь ты. — Ты можешь перечислить их? — едко ответил тот. — Тебе достаточно будет посмотреть в зеркало повнимательнее, чтобы понять самому, — усмехнулся Вольфганг, снова разворачиваясь к столу и всем своим видом давая понять, что разговор закончен. Граф нахмурился. Вольфгангу вновь удалось довести его. Но и на этот раз граф не стал уходить. Тихо хмыкнув, он расположился в соседнем кресле, прикрыв глаза. Вольфганг словно бы не замечал его, продолжая возиться с ретортами и отмерять и перетирать в ступках какие-то порошки. Черный камзол облегал широкие плечи. Белые волосы, чуть подсвеченные пламенем свечей, казались живой волной. И порой вспыхивавший темным адским пламенем камень в перстне на указательном пальце левой руки невольно притягивал к себе взгляд. На секунду внешность Вольфганга расплылась, но стоило моргнуть, как она вновь обрела четкость. Граф протер глаза. Странности в облике Вольфганга заставили его задуматься. Возможно, виной всему было неровное освещение, а возможно — не проявившийся сразу побочный эффект эликсира. И, как бы ему не хотелось говорить с Вольфгангом, он желал получить ответ сразу. — Каковы последствия приема твоего состава? — не вставая с кресла, спросил он. — Если примешь раньше, или нальешь больше, может кружиться голова. В остальном — без последствий, — так же холодно и спокойно констатировал Вольфганг. — Ты ведь не думаешь, что Я создам неочищенный продукт? От его слов графа неожиданно передернуло. В голосе Вольфганга читалось даже не самодовольство, а пугающая уверенность в собственной непогрешимости. — Мое зрение искажает предметы, — поднявшись, с нажимом произнес он. — До этого дня оно было совершенно нормальным. Я хочу знать, с чем это связано. — Подробнее, — не поворачиваясь, спокойно потребовал Вольфганг. — Твоя фигура расплывается у меня перед глазами. Раньше при том же свете такого не было. Вольфганг застыл, что-то обдумывая, затем резко развернулся, подошел и вдруг взял графа за руку. Поднес его кисть к лицу, принюхался. — Ты используешь экстракт розового лотоса. Выброси, — резко развернувшись, он вернулся к столу. — Эта притирка больше не нужна тебе. Граф рассеянно потер руку. Прикосновение Вольфганга было неожиданным и неприятным. Обдумывая слова алхимика, он чувствовал себя сбитым с толку. До сих пор злило, что он не может поставить наглеца на место, но указания Вольфганга были слишком ценны, чтобы ими пренебрегать. — Странно, — пробормотал он, — что мое тело так остро на него среагировало. Раньше этот экстракт не вызывал проблем. Хорошо, — добавил граф громко. — Я избавлюсь от него. — Раньше, — холодно заметил Вольфганг, про себя думая о том, что надо будет выяснить, что там еще принимает граф — спешить в алхимии нельзя, а усиливающие или наоборот, блокирующие эликсир ингредиенты и смеси ему были совершенно не нужны, — ты не принимал препарат, вступающий с ним в реакцию. — Почему ты не предупредил меня заранее? — тот нахмурился сильнее. — Я не знаю всей твоей косметики. — Мои эликсиры не направлены на скрытие внешних изъянов. Не относись с презрением к тому, что годами делали до тебя, — бросил граф. — Это именно что косметика. Посмотри в зеркало внимательнее. Твоя кожа может оставаться молодой, но глаза выдают возраст. И моложе ты на самом деле не становишься. Я мог бы многое сказать, как врач, о состоянии твоих внутренних органов. Все эти эликсиры, созданные недостаточно овладевшими алхимией — блеф. Настоящая алхимия, дающая реальные результаты, сложнее, и доступна единицам. Граф хотел было возразить — нелегко признавать, что вечная молодость, которой он так долго и упорно добивался, мучая свое тело, на проверку оказалась фантомом. Но последние слова Вольфганга неожиданно запали ему в душу. — Я хочу получить истинный результат, — твердо произнес он. — Я заплачу за это любую цену. — Ты его получишь. — Не вздумай меня обмануть. — О, мне это ни к чему. — Лишнее предупреждение никогда не помешает, — усмехнулся граф. Страх, охвативший его пару мгновений ранее, постепенно исчезал. Он чувствовал, что вновь владеет ситуацией. — Не буду тебе мешать, — небрежно ответил граф, повернувшись к двери. — Когда мне прийти завтра? Не хочу лишиться дома, — добавил он с улыбкой. — С утра. После завтрака. Я посмотрю на первые результаты. — Прекрасно. Выходит, оно действует быстрее, чем я думал... — Пока что эффект будет заметен только специалисту. Чтобы эликсир полностью вступил в силу, нужен полный курс. — Я пройду его до конца, — кивнул граф. Уходя, он обернулся, бросив взгляд на колбу с новым составом, но ничего не сказал. *** Отставив в сторону пустой бокал, граф задумчиво постучал пальцами по столу. За все время приема эликсира он ни разу не нарушил предписания Вольфганга. Мысли его после каждого приема устремлялись к еще не наступившему дню. Граф замечал первые результаты, изумлявшие его сильнее прежних. Мелкие морщины, предательски проступившие на его лице, уже исчезли. Разглаживались старые шрамы, незаметные большинству, но донимавшие его самого. Но больше всего его удивляло не состояние тела. С каждым днем дышать становилось как будто легче. Что-то неуловимо сдвинулось в его восприятии всего мира. Словно скорлупа, скрывшая вечно юную часть его души, наконец пошла трещинами. Порой это пугало графа, но он ждал того дня, когда эликсир преобразит его полностью. Вольфганг не солгал. Ему действительно удалось создать нечто, затмившее многие эликсиры. Графу казалось, что Вольфганг смог прикоснуться к истинному чуду. Он все чаще задумывался о том, как алхимику удалось это. Слова Вольфганга о подлинном темном искусстве крепко впечатались в его память. Иногда, думая о достижениях алхимика, граф спрашивал себя, на какой опасный путь вступил его бывший друг. И, размышляя об этом, он ловил себя на мысли, что уговаривает себя не бояться Вольфганга. Словно он, граф Сэндвич, бросил вызов тому, кому не имел права. Но он отгонял прочь ненужные мысли — желание получить истинную вечную молодость было столь велико, что не знало границ. И разве не он сам сказал алхимику, что готов заплатить любую цену? Поднявшись, граф покинул спальню. Осторожно ступая в темноте, он спускался к лаборатории Вольфганга. Тот вполне мог спать, но графа это не волновало. В этот вечер ему показалось, что если он не услышит голос алхимика, то не заснет. Подобное желание сбивало его с толку, но проще было исполнить свой каприз, чем мучиться. Остановившись перед дверью в лабораторию, он постучал. Удивительно, но по мере того, как алхимик работал над составом, граф все больше прислушивался к его желаниям. Верно от того, что когда-то Вольфганг был единственным, кому он действительно доверял. Спустя долгую минуту послышались шаги, дверь открылась. Нет, алхимик, судя по всему, спать еще не ложился, хотя его обычно плотно застегнутый на все пуговицы сюртук и был небрежно полураспахнут. — Чем обязан? — Я не могу уснуть, — ответил граф, с шумом захлопнув дверь. То, что давно наступила ночь, его не заботило. Вольфганг отступил, пропуская его в комнату, едва заметно усмехнулся. — Тебе нужно снотворное? Прозвучало это почти издевательски, хотя голос был предупредительно ровным. Граф мотнул головой: — Нет. Я лишь должен был тебя увидеть, — произнес он с нажимом. Вольфганг, было направившийся к шкафу с препаратами, остановился, чуть кивнул своим мыслям. Медленно развернулся. — Что же. Может быть тогда используем это время чтобы посмотреть, как идет воздействие эликсира? Надеюсь, ты не возражаешь против небольшого осмотра? На мгновение задумавшись, граф кивнул. — Что мне делать? — Разденься до пояса, — Вольфганг деловито достал из комода стетоскоп. Пожав плечами, граф выполнил его просьбу. Пока Вольфганг осматривал его, как обычно — спокойно, отпуская лишь сухие комментарии. Казалось, что воздух напитывается электричеством. Ледяные прикосновения стетоскопа контрастировали с теплотой тонких пальцев, прикасавшихся к груди, чуть поворачивавших голову, пока Вольфганг вглядывался в лицо графа. Тот стоял не шевелясь, позволяя себя осматривать. Прикосновения алхимика странным образом успокаивали. Не дававшая спать тревога медленно таяла. Граф даже подумал о том, что ни один человек не касался его так, как Вольфганг. — Ты напряжен, — пальцы алхимика замерли, почти неосязаемо касаясь его груди. Граф прерывисто выдохнул, взглянув прямо в его лицо. Оставаться безразличным у него почему-то не получалось. Вольфганг чуть усмехнулся уголками губ. — Так зачем ты пришел на самом деле? Напряженно вглядываясь в него, граф сглотнул. Во рту неожиданно пересохло, но он все-таки произнес: — Я не мог уснуть, не увидев тебя. Собственные слова, повиснув в тишине, напугали его. — Я не знаю почему, — добавил граф, сжав кулаки. — Мне нужно было тебя увидеть. — Ты меня видишь. Что теперь? Вопрос Вольфганга отрезвил на мгновение. Порыв графа показался абсурдным ему самому. Разжав пальцы, он выдохнул. — Что скажешь о моем состоянии? — Ты слишком активно тратишь вновь получаемый ресурс. Впрочем, эликсир все равно покроет. — И на что же я его трачу? — У тебя круги под глазами. Ты почти не спишь. — Если ты помнишь, я всегда спал мало. Мой Клуб требует соответствующего режима, — мрачно усмехнулся граф. — Твой Клуб или твои желания? — Мой Клуб — дело моей жизни. — А твоя жизнь, — пальцы алхимика, убиравшего стетоскоп, скользнули по груди графа, и того словно ударило разрядом электричества. — Это твои удовольствия. — Верно, — почти прошептал граф. — Для того мне и нужна моя красота. Он не хотел уходить сейчас, пусть даже Вольфганг и попытался бы выставить его за дверь. Прикосновения алхимика взволновали его. Но и простого присутствия Вольфганга рядом с ним графу было достаточно. — Что ты еще скажешь? — спросил он, подходя ближе. — Что твое сердце бьется слишком уж быстро, — усмехнулся Вольфганг. — Ты чем-то взволнован? — Может быть, — ответил граф, опустив руку ему на плечо. — Я знаю только, что не усну, если уйду сейчас. Ты прогонишь меня? — рассмеялся он, но смех вышел глухим и неестественным. — Сомневаюсь, что ты уйдешь, даже если я выражу свое горячее желание остаться один, — алхимик чуть скривил губы, пряча усмешку. — Если только ты вытолкнешь меня из своей лаборатории. — Пожалуй, не рискну, — Вольфганг шагнул к столу, взял графин и бокал. — Вина? — Спасибо за благоразумие, — выдохнул граф. — От вина я пожалуй откажусь. Подойдя к Вольфгангу, он остановился за его спиной. — Расскажи мне, — тихо произнес граф, касаясь его пальцев. — Что ты чувствуешь, находясь в моем доме? Каково тебе быть запертым здесь, Вольфганг? — Ответный вопрос. Что бы ты чувствовал, находясь в борделе с прекраснейшими девами и мужами, каждый из которых принадлежит тебе, но будучи прикован к стене? — Ты не понял меня, — усмехнулся граф, сжимая его ладонь. — Я хочу знать подробности. О чем ты думаешь, просыпаясь здесь каждое утро? Когда видишь меня? Когда остаешься один? — Если бы я сказал, что о своих эликсирах и экспериментах, ты бы не поверил. И был бы прав, пожалуй. Что же... Когда я просыпаюсь, то думаю о том, что пройдено и что еще предстоит пройти. Об осенних листьях, ложащихся на мостовую напротив моего дома. О настурциях на клумбе. А когда в комнату входишь ты... Эти мысли превращаются в пожелтевшее фото на стене. — Отчего же пожелтевшее? — пальцы графа скользнули вверх, обхватив его запястье. — От того, друг мой, что безвозвратно ушедшее в прошлое. — Ты меня помнишь? Таким, каким я был раньше? — Смутно. Ты прежний также словно пожелтевший снимок. Того тебя уже нет... — Но я не жалею об этом. А ты, Вольфганг? Хотел бы ты вернуть меня прежнего? — Это невозможно даже с помощью моих эликсиров. Увы, единственное, чего не может сделать алхимия, это повернуть время вспять. — Ты не ответил. Ты жалеешь? — Ты думаешь, что после всего, что произошло... — алхимик резко развернулся, пристально глядя ему в глаза, рука сжала на пару секунд запястье графа железной хваткой, но затем пальцы медленно разжались. — Прошу прощения. С моей стороны невежливо, конечно, быть столь резким с хозяином этого дома. К удивлению графа, поступок Вольфганга не разозлил его. Он не мог вспомнить ни одной вспышки его ярости, лишь насмешки и колкости. Такой Вольфганг был для него новым. — Ты все больше меня восхищаешь, — рассмеялся он, глядя на бывшего друга. Взгляд графа впился в его лицо, словно он хотел запомнить Вольфганга таким. Алые глаза, отражающие пламя свечей, казались отлитыми из лавы, словно бы в них жил темный подземный огонь глубин ада. Алхимик печально вздохнул и разжал пальцы. — Чего ты хочешь? Можешь ты это просто сказать? — Отогнать кошмары, вспомнить прошлое... Выбирай, Вольфганг. — Я ответил на твой вопрос. Как я могу сделать то, зачем ты пришел, если не знаю, что тебе нужно? — Я хочу провести с тобой остаток ночи. Как — неважно. И не спрашивай, почему. — Что же. Как пожелаешь. Ведь не в моем положении отказывать любезному хозяину. — Спасибо за разрешение, — улыбнулся граф. Не говоря ни слова, он притянул Вольфганга к себе за края камзола. Тот не сопротивлялся, только все так же пристально смотрел в глаза графу. Сжимая плотную ткань, тот почувствовал, как его начинает трясти. Охватившее его напряжение требовало выхода. Подавшись вперед сам, он притянул Вольфганга к себе ближе и, помедлив, впился в его губы. Граф даже не успел удивиться тому, что алхимик ответил на его поцелуй. Его затрясло сильнее. Граф лишь крепче вжал алхимика в себя, прижался сам, не желая ни на секунду его отпускать. Вольфганг отвечал ему, не перехватывая инициативы. Мельком граф подумал, что про себя тот смеется над ним, но ему было плевать. Его сердце забилось сильнее, он целовал алхимика так, словно задыхался. Словно не мог без его дыхания. Граф разорвал поцелуй первым, машинально облизнув губы. Неровно дыша, он смотрел Вольфгангу в глаза, все еще не разжимая своей хватки. — Сколь пылкая страсть, — тот, оправдывая ожидания, чуть усмехнулся, неуловимым движением проводя кончиками пальцев по шее графа. От его прикосновения того тряхнуло сильнее. Отпустив полы камзола, он коснулся груди Вольфганга. Так, словно хотел не приласкать, а проверить — бьется ли до сих пор его сердце. Ладонь Вольфганга прошлась по его плечу, скользнула за ворот рубашки, другая рука медленно распустила узел на шарфе. Прерывисто выдохнув, граф продолжил раздевать алхимика. Его пальцы почти не дрожали, когда он помогал тому выпутываться из мешающей одежды. Вольфганг почти не реагировал на поспешные прикосновения, но не пытался отстраниться. Толкая Вольфганга к кровати, граф не знал, зачем ему это. Зачем это им обоим. Но остановиться не мог и не хотел. Вольфганг лишь коротко усмехнулся, когда граф наконец толкнул его на простыни. Его пальцы зарылись в волосы графа, коротко погладили и того словно обдало жаром. Целуя шею алхимика, прихватывая губами его кожу, граф хотел вобрать в себя тепло его тела. Вырвать хоть стон, заставить раскрыться под ласками. Услышать хоть что-то, кроме саркастичного смеха. Руки Вольфганга соскользнули вниз, но граф не сразу это заметил, поглощенный мыслью об обладании, о сумасшедше-горячей близости. Он избавил Вольфганга от одежды, чудом не порвав ее, и лег сверху, вжимая того в простыни. Вольфганг улыбнулся, вглядываясь в его лицо. В свете свечей графу показалось, что тот скалится. Сердце на мгновение кольнул страх, но лишь усилил его возбуждение. Он вновь поцеловал Вольфганга, прокусывая его губы до крови. Ее вкус опьянил графа, и он укусил сильнее, но алхимик не ответил, лишь коротко мотнул головой, словно говоря: "Да, разрешаю". Ногти графа царапнули его кожу. Глубоко, ощутимо, оставив набухшие ссадины. Вольфганг даже не поморщился, лишь коротко выдохнул. Графу показалось, что, будь его воля, тот бы отодвинул его в сторону и сложил руки на груди в привычном жесте. — Тебе скучно? — рассмеялся он. Горло графа саднило, и смех вышел сухим, лающим. Вольфганг не ответил, вновь коснувшись его волос. Этот жест неожиданно показался графу оскорбительным. Хуже всех былых насмешек, хуже снисходительного молчания. Словно Вольфганг не позволял, а проявлял снисхождение. Резко подавшись назад, граф с размаху ударил его по губам. Беловолосая голова резко дернулась. На секунду взгляд стал цепким, затем Вольфганг медленно облизал разбитые губы и тихо рассмеялся. Смех его лился и лился, бархатистый и механический одновременно, торжествующий и чуть истеричный. Пока не оборвался еще одним ударом. Граф бил его, разбивая губы сильнее. Охваченный яростью, он наносил удар за ударом, калеча алхимика еще больше. — Тебе весело, да? Весело? — шипел он, размазывая кровь по его лицу. — А я тебя предупреждал... Вольфганг больше не смеялся. Но не было в его глазах и страха или боли. После седьмого удара он вдруг поймал графа за подбородок, резко поцеловал разбитыми вкровь губами, а затем, чуть оттолкнув, поднялся и направился к умывальнику, медленно, с расстановкой принялся умываться, смывая алые потеки. Граф замер на постели, хватая воздух губами. Возбужденный, растрепанный, он смотрел на Вольфганга со злостью во взгляде. Тот, казалось, перестал замечать друга юности, полностью сосредоточившись на том, чтобы привести себя в порядок. — Тебе понравилось? — зло спросил граф, сжав покрывало. Вкус крови Вольфганга горчил на его губах. — А тебе?.. Ты получил удовольствие, показав свою силу и власть? — Ты вывел меня из себя. Я хотел не этого. — Я дал тебе то, чего ты хотел. Я стал тем, чего ты ждал от меня. Или, скажешь, ты не думал ни разу, что все будет именно так? — Думал, — бросил граф, поднимаясь. — Но сейчас это была вынужденная мера. — Вот видишь. Все для тебя, мой друг. Ты желал увидеть во мне страсть и увидел. Ты пожелал увидеть отрешенность, я дал тебе и это. Что еще пожелаешь ты узреть во мне? — Не издевайся, — выплюнул граф, шагнув к нему вплотную. — Я? О, нисколько. Не дожидаясь его следующего слова, граф вцепился в волосы Вольфганга, потянул на себя, заставив запрокинуть голову. Ему показалось, что Вольфганг даже не задохнулся. Отсутствие реакции разозлило графа. Развернув его к себе, он резко ударил Вольфганга в живот. Тот с резким выдохом сложился пополам, оседая на пол. Разозленный до предела, граф продолжил наносить удары, один за другим. Вновь доведенный до предела, он уже не ожидал от Вольфганга никакой реакции. Ярость жгла графа, застилая глаза. Остановился он только тогда, когда ощутил кровь на своих руках. Алхимик лежал неподвижно. Кровоподтеки наливались на бледной коже, царапины превратились в раны, лишь кисти рук были чудом не тронуты. Закрыв глаза, Вольфганг хрипло дышал, но не пытался закрыться, словно ему самому было все равно, что с ним происходит. Но даже чудовищно избитый, он выглядел так, словно насмехался над графом. В бессилии сплюнув на пол, тот резко развернулся. Схватив брошенную рубашку, граф выбежал из лаборатории. Он бежал по коридору, не видя дороги, и очнулся только тогда, когда оказался в своей спальне. Отшвырнув в сторону рубашку, он бросился на кровать. Графа трясло с новой силой, неудовлетворение и злость кипели внутри, мешая трезво мыслить. Он не думал о том, что раны алхимика не скоро заживут, и тот не сможет сразу приступить к работе. О том, что он по своей прихоти может лишиться самого ценного. Собственная боль мучила его сильнее. Слезы текли по щекам, острые ногти царапали простыни. Вжавшись в кровать, граф выл раненым зверем. Но, погрузившись в свою обиду, он чувствовал, что хочет вернуться обратно. Увидеть Вольфганга снова, следить за ним, даже не прикасаясь. Граф не испытывал угрызений совести и желание это было необъяснимым. Но вместе с тем понимал, что, увидев Вольфганга сейчас, он непременно сорвется снова. Мучимый противоречием, граф заснул, забыв раздеться. Утро встретило его головной болью. Открыв глаза, граф не сразу вспомнил о том, что произошло накануне. Осознание заставило его похолодеть изнутри, но вместе с воспоминанием проснулась недавняя злость. Впрочем, она улеглась быстро, лишь только Граф подумал об ожидавших делах. На мгновение он задумался о Вольфганге, но решил не спускаться в лабораторию сразу. Если состояние алхимика ухудшилось, графа непременно предупредят слуги. Встречи с другими учеными казалось, могли помочь ему отвлечься. Вольфганга граф решил навестить вечером, сочтя это время наиболее подходящим. Поднося к губам бокал с растворенным эликсиром, он вспомнил их поцелуй. В душе вновь проснулось чувство неудовлетворения. Граф поморщился и допил вино одним глотком. Влечения к Вольгангу он прежде не испытывал, недавнее желание казалось наваждением. Граф тряхнул головой. Он мог бы забыть об этом, уединившись с одной из любовниц, но мысли о алхимике не давали ему сосредоточиться. То, что желание увидеть Вольфганга будет мучить и в этот вечер, казалось невыносимым. Раздраженно выдохнув, граф покинул спальню. Оказавшись у двери в лабораторию, он на этот раз распахнул дверь без стука. И сразу же погрузился в тончайшее сплетение пряных запахов и тихого вальса. Ароматические палочки, сделавшие воздух густым и плотным, уже дотлевали на столике. Патефон, вертевший пластинку, жил своей жизнью в углу. Сам Вольфганг сидел расслабившись в кресле с бокалом вина в руке, на губах его играла легкая полуулыбка, глаза были прикрыты. Как ни странно, от чудовищных ран и синяков почти ничего не осталось, видимо, Вольфганг воспользовался своими составами. Сюртук и рубашка, как обычно безупречно аккуратные и отглаженные, небрежно перехваченные шнурком волосы... Поблескивающий в свете свечей каплей крови перстень. Граф замер на пороге, скользя взглядом по его фигуре. Метаморфозы в образе Вольфганга удивили его. Несколько мгновений он молча стоял, мрачно рассматривая алхимика. — Рад видеть тебя почти в добром здравии, — хрипло усмехнулся граф. Преобразившийся вид Вольфганга невольно завораживал его. Граф даже протер глаза, чтобы избавиться от наваждения. — Неужели ты думал, что я довел бы ситуацию до такого, не имея средств излечения? — Вольфганг, не открывая глаз, сделал легкий жест рукой с бокалом. — Присядь, послушай, как прекрасна музыка. Вина? Граф поморщился, но подошел к нему. Вместо того, чтобы сесть, он подцепил пальцами подбородок алхимика и заглянул тому прямо в глаза. Спокойный, усталый, какой-то отрешенный взгляд Вольфганга был совершенно не похож на взгляд человека, встретившегося с тем, кто его чуть не покалечил накануне. Граф вглядывался в его лицо, словно пытаясь понять, что тот чувствует на самом деле. — Не зли меня больше, — прошептал он, сжав пальцы перед тем, как отстраниться. — Не ищи этой злости. — Это твоя вина, что я разозлился, — жестко произнес граф, отходя назад. Вольфганг тихо рассмеялся: — Не ищи оправданий. Ты хочешь быть жесток? Так будь. Просто так, без причины. — Не указывай мне, что чувствовать. — Я? О, нет. Я лишь надеюсь, что твои чувства не будут впредь требовать "уважительной причины". Обеспечивать ее, знаешь ли, утомительно. Граф не ответил, сев в соседнее кресло. Некоторое время он не смотрел на Вольфганга, отвлекшись на вино. Граммофон доиграл пластинку. Легкий хрип и шуршание, сменившие музыку, звучали странным образом, словно продолжение вальса. Поднявшись, граф выключил граммофон. Этот тихий треск взволновал его. Вернувшись обратно, он повернулся к Вольфгангу. — Я хочу тишины. Не возражаешь? — Разумеется, нет. В этом доме ты хозяин. — Как быстро тебе удалось убрать следы побоев? — подумав, спросил граф. — Почти пять часов. Даже мои эликсиры не действуют моментально. — Я не думал, что ты будешь в состоянии себя вылечить... Что ты чувствовал вчера, Вольфганг? Когда остался один? — Боль, — спокойно констатировал тот. — А ты? — Физическую или не только? — граф не торопился отвечать. ——Ты когда-нибудь пробовал думать о не физической боли, когда твое тело превращено в сплошную рану? — Меня никто настолько не ранил. Потому я и хочу знать. — Что же... Представь себе, что твое тело не принадлежит тебе. Все, что есть в мире — лишь твоя боль. И единственное желание, которое ты испытываешь — добраться до эликсира. Граф подался вперед, ловя каждое его слово. — Как долго ты мучился? — Это не назовешь мучениями. — Чем же тогда? Расскажи мне. — Боль мучительна только до определенного предела. Потом она становится наслаждением, а затем — всего лишь болью. — Тебе удалось испытать наслаждение? — усмехнулся граф. Вольфганг лишь рассмеялся, оставив вопрос без ответа. — Что же, я буду думать, что не удалось, — губы графа тронула легкая улыбка. — Знаешь, Вольфганг, — нахмурившись, добавил он, — вчера я готов был тебя убить, забыв об эликсире. — Я знаю, — лениво отозвался тот. — Но не убил. — Я мог простить тебе даже твою безответность, — прошептал граф. — Но ты... Ты смеялся надо мной. — Он резко поднялся, в несколько шагов приблизившись вплотную к Вольфгангу. — Почему ты всегда надо мной смеешься? — Ты ведь именно этого и ждешь. — Не жду, — резко ответил граф, наклонившись к нему. Его пальцы скользнули по скуле алхимика, спустились ниже, погладив шею. Но потом граф убрал руку. — Твой эликсир работает безупречно, — признался он, глядя на Вольфганга. — Но ты сам... Ты сам злишь меня до безумия. — И чем же? — Своими словами. Своими поступками. Неприкрытой издевкой... Тем, что ты позволяешь мне находиться рядом с тобой, словно проявляешь снисхождение. — Хозяин здесь ты. Не буду скрывать, я предпочел бы после всего пореже встречаться с тобой, но не в моем положении этого требовать. — Ты бы мог не издеваться так открыто, — пальцы графа вновь скользнули по его лицу. Он сам не знал, почему прикасается к Вольфгангу снова и снова. Несмотря на раздражение, его тянуло к бывшему другу. Тянуло сильней, чем как к несостоявшемуся любовнику. Граф даже не восхищался его красотой или его душой... Но ему до боли хотелось быть с Вольфгангом рядом. По крайней мере, в этот вечер. И, чтобы не мучить себя еще больше, он не стал уходить. Граф надеялся, что хотя бы эта ночь не принесет ему боли, испытанной вчера. — Что же, как скажешь, — ладонь алхимика мягко накрыла его пальцы. Граф замер, ощутив его прикосновение. Ему показалось даже, что рука Вольфганга была теплой. Перехватив его руку, граф на секунду сжал ее до боли, а затем отпустил, приникая к губам алхимика. Тот ответил не сразу, и граф подумал, что Вольфганг, как и накануне, останется безучастным. Он хотел уже укусить, чтобы тот ощутил хотя бы боль, но мгновение спустя алхимик поцеловал его сам. Не сдержавшись, Граф коротко простонал, удивившись своей реакции. Он углубил поцелуй, на мгновение испугавшись, что Вольфганг отстранится, чтобы посмеяться над ним. Но тот лишь подался вперед, обхватив его обеими руками. Граф вздрогнул, когда ладони Вольфганга прошлись по его спине, но не разорвал поцелуя. Он целовал алхимика отчаянно, выплескивая страх остаться в одиночестве. Ногти графа царапнули его плечи, на несколько секунд вонзившись в кожу, но Вольфганг лишь выдохнув в поцелуй. Его рука скользнула вверх, зарываясь в волосы. Пальцы потянули за узел ленты, развязывая ее, но граф позволил. Отстранившись от Вольфганга, лихорадочно хватая губами воздух, он запрокинул голову назад. Сердце графа стучало так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Он ждал, что Вольфганг рассмеется, разжав объятия, дав графу справляться со всем самому. Тот лишь смотрел на него, не отрываясь, без тени издевки в глазах. В свете свечей взгляд Вольфганга казался темным и глубоким. Вольфганг крепко сжимал его одной рукой, второй перебирая волосы, но граф не мог спросить. Сейчас ему стало страшно. Наконец вопрос все же сорвался с губ: — Так что, Вольфганг? — хрипло прошептал граф. — Позволишь? Или прогонишь? Вместо ответа тот наклонился вперед и снова поцеловал его в губы, расстегивая пояс брюк. Этот жест сказал графу больше всех возможных слов. Рассмеявшись негромко, он потянул Вольфганга на себя, вынуждая подняться. Тот последовал за ним, позволяя подвести к кровати. И притянул к себе, крепко сжимая ткань его рубашки. В эту ночь графа уже не трясло. Происходящее казалось ему нереальным, но он не мог позволить себе отказаться от прикосновений Вольфганга. Подавшись вперед, граф начал стягивать с него одежду. К его удивлению, Вольфганг стал раздевать его сам. Было ли это желанием алхимика, или тот решил уступить, граф не знал. Но и не хотел об этом думать — сегодня Вольфганг сам сделал шаг ему навстречу. Он поцеловал Вольфганга вновь – с неведомым доселе чувством и жаром. Тот помедлил, отчего граф неожиданно испугался его безучастности, но ответил, проводя обеими руками по его груди. От невесомой, но горячей ласки граф вздрогнул, но впился в его губы с новой силой. Руки Вольфганга гладили его кожу, ласкали спину, и граф чувствовал, как возбуждение волной накатывает на него. Он не хотел отпускать Вольфганга, не хотел хоть на мгновение отстраняться. Граф мог приласкать его, мог ударить, но терять контакт с ним не хотел ни за что. Вольфганг сам подался ему навстречу. Сжал ягодицы, мягко потянул на себя, легко улыбнулся, когда граф развел его ноги коленом. Он, наконец, толкнул Вольфганга на кровать. Тот впился в его лицо внимательным взглядом, отчего жар в венах графа стал сильнее. Склонившись над бывшим другом, он поцеловал еще с большим чувством. Руки Вольфганга зарылись в его волосы, пропуская длинные пряди сквозь пальцы; граф углубил поцелуй, одновременно избавляя Вольфганга от остальной одежды. Тот не остался в долгу, помогая стянуть брюки графа. Неожиданно острые ногти Вольфганга оцарапали его бедра, отчего граф зашипел. Тот лишь тихо усмехнулся и плавно притянул его к себе. Граф вглядывался в его глаза, ловил смеющийся взгляд. Темные мерцающие искры притягивали его. Граф понимал, что этой близости Вольфганг хочет сам – не позволяет, не разрешает, а желает. И от того распалялся сильнее. Он прерывисто выдохнул, когда Вольфганг развел ноги сам, устраиваясь на кровати. Графу даже показалось, что он потянулся за маслом слишком поспешно и почти не вывернул весь флакон на пальцы. Но Вольфганг, по-прежнему не отводя от него взгляда, перехватил его руку и осторожно вылил несколько капель, растирая их по коже. Граф задохнулся от ощущений, когда Вольфганг сам прижал его ладонь к своему бедру. Склонившись ближе, стараясь подавить дрожь нетерпения, он медленно провел скользкими пальцами по коже, лаская, пробуя на ощупь. Вольфганг, запрокинув голову, раскинулся на постели, и у графа перехватило дыхание. Глядя на алхимика, он чувствовал, как желание затапливает его целиком. Он не мог не смотреть на Вольфганга, не мог не восхищаться им, не мог не касаться. С губ Вольфганга сорвался едва слышный низкий стон, когда пальцы графа вошли в него, лаская изнутри. Тот приник к нему всем телом, ловя этот стон губами, вдыхая запах разгоряченной кожи и провел губами по шее. Вольфганг застонал еще раз, почти не заметно, так, что граф скорее почувствовал, чем услышал. Он ласкал алхимика, целуя его кожу, он чувствовал отклик Вольфганга, упиваясь их близостью. Тот, прикрыв глаза, медленно подавался ему навстречу, принимая в себя пальцы графа, сжимая в себе. Граф едва сдерживал собственные стоны. Ему хотелось и растянуть удовольствие, и взять Вольфганга как можно скорее. Он хотел сжать его в своих руках до боли и ощутить ответные объятия. Хотел разодрать в кровь плечи алхимика и ощутить прикосновение загрубевших ладоней к своей спине. Когда возбуждение стало нестерпимым, граф, прекратив ласку, развел ноги Вольфганга шире, услышав лишь короткий хриплый стон, и медленно вошел. Он замер, ощутив минутное напряжение своего уже любовника, но толкнулся вперед, когда Вольфганг поцеловал его сам, впуская в себя. Графа затопило волной эмоций. Не сдерживаясь, он толкнулся глубже, входя на всю длину, вцепляясь в плечи Вольфганга до синяков. Но тот отозвался низким стоном, прижимая ладони к его ягодицам, целуя графа и принимая его поцелуи. Граф не думал почти ни о чем, кроме накрывшего его жара, кроме крепкого тела в своих объятиях и глубокого темного взгляда. Он входил в Вольфганга, брал его глубоко и сильно, наслаждаясь каждым откликом алхимика. Тот сам притягивал его к себе, подавался навстречу и не закрывал глаз, не давая графу самому отвести взгляд. Граф чувствовал, что не смеет отвернуться, не может перестать всматриваться в лицо Вольфганга. И от пронзительного взгляда его накрывало жаром еще сильнее. Он двигался быстрее, приподнимая алхимика за бедра. Тот сжимал его в себе, но не столь сильно, чтобы граф кончил первым. — Вольфганг, — шептал граф его имя, удивляясь звуку собственного голоса, непривычно хриплому, страстному. Тот отзывался низким смехом и сам сжимал бедра графа. Граф, запрокинув голову, царапнул живот алхимика, чтобы ощущения Вольфганга стали острее. Тот чуть выгнулся на постели и граф, не прекращая двигаться, обхватил ладонью его член. Вольфганг простонал едва слышно. Граф, усмехнувшись, сжал пальцы, принимаясь ласкать его. Вольфганг сам толкнулся в его руку; граф усмехнулся громче и усилил ласку, толкаясь в него все глубже. Он не понял, в какой момент он кончил – когда Вольфганг выгнулся снова, изливаясь, или, когда тот сжал его в себе. Граф излился, крепко сжал его бедра. Чувство удовлетворения и пьянящего восторга накрыло его, и он рассмеялся, облизнув губы и глядя прямо в темные глаза. Вольфганг отозвался хриплым стоном, и граф ощутил странную радость, словно об этой ночи он всегда мечтал. *** Проснувшись утром в постели Вольфганга, граф не сразу осознал, что его любовника нет рядом. Снова тихо играл вальс, и слышались позвякивания колб. Вольфганг же работал. Просто встал утром и погрузился в свои эликсиры и ритуалы. Скользнув взглядом по ряду колб, граф приподнялся. — Вижу, ночь плотских утех не смогла помешать тебе начать работу так рано, — ответил он со смешком. — Моя работа, — сухо произнес Вольфганг, не отрываясь ни на минуту. — Вот то, ради чего я здесь. Не ради горячих ночей, не по дружбе. Из-за моей работы, не так ли? — Ты прав, — улыбнулся граф, запустив руку в волосы, — ты здесь только из-за этого. Он был еще расслаблен, и настроение его не успело омрачиться. — А раз так, — ровным голосом ответствовал Вольфганг, — то я буду работать. Ванная там. Впрочем, ты знаешь расположение комнат в своем доме. Граф насмешливо фыркнул. Он не ожидал от Вольфганга лучшего отношения, хоть его память сохранила иные образы. Помедлив, граф поднялся. Тело немного ломило, впрочем, ломота эта была приятной. Подхватив одежду, он отправился в указанном направлении. Запершись в ванной, граф на пару мгновений прижался лицом к стене. Почему-то сейчас, получив желаемое, он не чувствовал себя полностью довольным. Смутная тревога кольнула сердце. Граф резко встряхнул головой, отгоняя прочь ненужные мысли. Погрузившись в воду, он решал, стоит ли сейчас уходить. Когда граф вернулся в лабораторию, Вольфганг все так же склонился над рабочим столом. Остановившись неподалеку, граф стал привычно рассматривать алхимика, поймав себя на мысли, что само создание зелий его слабо интересует. Куда интереснее был тот, кто их создавал. Вот только Вольфганг вновь закрылся ледяным спокойствием. Да и был ли тот ночной огонь чувств, или это — всего лишь игра? Подумав, граф решил, что никуда не уйдет. Наблюдать за Вольфгангом ему нравилось. Садясь в кресло, граф усмехнулся. Чем дольше Вольфганг находился здесь, тем больше он менялся. Следя за его уверенными движениями, граф спросил себя, удастся ли ему когда-нибудь увидеть душу алхимика полностью. Теперь, когда он овладел его телом, Граф желал добраться до самой сути Вольфганга. Увидеть его настоящего, стерев из памяти образ юности. Увидеть того, кем он стал. При этой мысли кровь бешено застучала в висках. Получить Вольфганга Забериска он хотел сильнее, чем эликсир. Как странно. Прежде графу не было до Вольфганга никакого дела. И, словно контрастом к его желанию — полная холодность. Вольфганг даже не замечал его присутствия. Прикрыв глаза, граф следил за ним. Сейчас безразличие Вольфганга слабо беспокоило его. граф думал о том, что алхимик раскроется перед ним в самый неожиданный момент. И ради этого он готов был годами держать Вольфганга возле себя. Время медленно шло, и мерное тиканье часов убаюкивало графа. С трудом вырвав себя из подступающей дремоты, он выпрямился. Заснуть в присутствии работающего Вольфганга было немыслимым. Но тот спокойно продолжал опыт, словно граф не сидел рядом. Мелодия подошла к концу, и граф первым приблизился к патефону. Вольфганг даже не обернулся, когда тот остановил хрипящую пластинку. Граф остановился возле стола, покосившись на алхимика. Вольфганг спокойно прошел мимо, направившись к полкам с ингредиентами. — Долго будет длиться твой опыт? — не выдержал граф, глядя на то, как он ищет нужную склянку. Вольфганг не ответил, лишь проговорил нужную ему формулу. Граф заставал его за работой множество раз, но сегодня алхимик словно забыл о его существовании. Поведение Вольфганга начинало его раздражать. Нелегко было чувствовать себя пустым местом. — Я мешаю? — спросил он, ощутимо напрягшись. Вольфганг замолчал на мгновение, но все же невозмутимо вернулся обратно, чтобы продолжить опыт. Теперь он спокойно отсчитывал капли, ни разу не повернувшись к графу. — Ты можешь ответить? — недовольно произнес тот, не рискуя, впрочем, прикасаться к алхимику. Граф помнил о том, чем чревато случайное прерывание опыта. Но поведение Вольфганга начинало выводить его из себя. Еще ни разу тот не смотрел на него так, словно его вовсе не существовало. Здравый смысл подсказывал, что Вольфганг так и не отзовется. Но граф не мог оставить попыток заставить себя слушать. Пусть не в этот, так в следующий раз. Молчание Вольфганга давило на него. Граф почти пожалел о том, что не запустил пластинку заново. Впрочем, музыку выбирал тоже Вольфганг. Графу показалось, что, вернув музыку, он пойдет у того на поводу. Мрачно взглянув на алхимика и убедившись, что тот по-прежнему занят работой, он покинул лабораторию. Запершись в своих покоях, граф пытался подавить раздражение. Сила собственного негодования удивляла его. Ни один человек не вызывал у него стольких эмоций. Не заставлял беспричинно злиться. Не заставлял желать снова после того, как он его получил. Справившись с собой, граф тяжело выдохнул. Даже их физическая близость была иной. Не с каждым случайным любовником ему хотелось сойтись вновь. Вольфгангом же он овладел бы и грядущей ночью. Что граф и собирался сделать. Окончательно успокоившись, он привычно устроился в кресле. Он вернется в лабораторию, как только примет эликсир. И, хочет того Вольфганг или нет, граф заставит его играть по своим правилам. *** Стоя перед знакомой дверью, граф был абсолютно спокоен. Эликсир до сих пор действовал, как был должен, от чего он чувствовал себя лучше с каждым вечером. «Надо бы поблагодарить однажды его создателя», — усмехнулся граф и отпер замок. Музыка. В комнате опять играл вальс. Вот только Вольфганг не отдыхал, с сосредоточенно выводил на пергаменте какие-то формулы. — Это ты, — не отрываясь от своего занятия, констатировал он. — Последняя порция на столе. — Благодарю, — отозвался граф, подходя к нему ближе. — Как твой новый опыт? Завершился ли успехом? — Скоро узнаем, — Вольфганг убрал записи, оперся подбородком о сцепленные руки и задумчиво уставился в пространство, все еще не поворачиваясь к нему. Граф положил руку ему на плечо, ожидая хоть какой-то реакции, но Вольфганг опять стал холоден, как лед. — Вновь поглощен работой, Вольфганг? — издевательски прошептал граф, сжимая пальцы. Его ногти вонзились в плечо алхимика сквозь рубашку. — Я всегда поглощен ей. — Вчера ты был куда более отзывчив, — усмехнулся граф. Ногти прошлись по ткани, царапая сильнее. — Мне ведь нужно было убедиться на практике, что эликсир работает в полном объеме и как надо? Его слова вызвали у графа нервный смех. Он понимал, что у Вольфганга свои мотивы, но ему еще никто так не отказывал. — И как, убедился? — бросил граф. — Да. Теперь я спокоен: работа с этой формулой завершена успешно. — С этой — да. Но ты же не думаешь, что я просто так тебя оставлю? Граф не убирал руки. Ему захотелось причинить Вольфгангу больше боли в ответ на его слова. Сжав его плечо с новой силой, он резко рванул алхимика на себя, до синяков вдавливая пальцы в кожу. Вольфганг развернулся, посмотрел на него. В глазах плескалось полное безразличие к собственной судьбе и отрешенность. Его взгляд ничуть не отрезвил графа. Ненадолго убрав руку, он вцепился в ворот рубашки алхимика и притянул его к себе. — Что дальше? Вместо ответа тот встряхнул Вольфганга, желая стереть с его лица это безучастное выражение. Граф хотел услышать хоть один стон боли, хоть один рваный вздох. Отпустив его рубашку, он с силой провел ногтями по груди Вольфганга. Глаза его горели от вновь нахлынувшей ярости. — В прошлый раз ты быстрее перешел к побоям. Граф резко подался вперед, не желая его больше слушать. Ведомый собственными эмоциями, он впился в губы Вольфганга поцелуем, прокусив их до крови. И опять, как и в первый раз, Вольфганг был похож на мраморную статую, прекрасную, но бесчувственную и безответную. Но графа, казалось, уже не коробило это. Слизывая с губ его кровь, он вплел пальцы в волосы Вольфганга и потянул вниз. Собственная злость опьяняла его, кружила голову. — Однажды я убью тебя, Вольфганг, — давясь воздухом, прошептал граф. — Почему не сейчас? Ты ведь уже получил то, чего хотел. Осталась последняя порция эликсира. И она стоит на столе. Я тебе больше не нужен. — Замолчи, — прошипел граф. — Не зли меня еще больше. Последние слова Вольфганга резанули по сердцу. Граф не хотел, чтобы тот решал за него, истолковывал по-своему его поступки. — Мое дело, что и когда с тобой делать, — выплюнул он в лицо Вольфгангу. — Только мое. — Конечно, твое, — спокойно ответил Вольфганг. – Я на него не претендую. В его голосе граф уловил нескрываемую насмешку. Мгновенно вспылив, он было поднял руку, чтобы ударить алхимика, но внезапно ощутил бесполезность этого поступка. Помедлив, граф лишь коснулся лица Вольфганга. Пальцы, невесомо погладив кожу, на пару мгновений прижались к его губам. И опять алхимик не среагировал. Лишь смотрел чуть насмешливо и... свысока. Убрав руку, граф чуть отступил. Продолжение разговора показалось ему бессмысленным. — Что теперь, Вольфганг? – сухо спросил он. — Вернешься к работе? — Да, — ответил тот невозмутимо. — Но я останусь. — Как угодно, — пожал плечами алхимик. — Сядь там, и просто не мешай мне разговорами. Вольфганг поднялся и спокойно принялся, устроившись перед алхимическим столом, перетирать какие-то компоненты. Граф хмыкнул. Он не ожидал от Вольфганга другой реакции. Пока тот не давал ему повода, он решил не срываться. Граф следил за ним, привычно устроившись в кресле. Наблюдать за Вольфгангом стало почти привычным делом. И, справедливости ради, это стоило нескольких часов молчания, пока не начинало надоедать. А надоедать начинало быстро. Сложно было представить, что у самого Вольфганга нет иных развлечений. кроме возни со своей алхимией. Граф мельком подумал, уходил ли Вольфганг в работу только потому, что находился в его доме? На мгновение ему захотелось узнать, какой была жизнь алхимика до этого года. Сейчас бы тот ничего не сказал графу, а портить себе настроение ему не хотелось. И потому он погрузился в размышления, по-прежнему следя за отточенными движениями бывшего друга. Начиная дремать, он вспоминал их юность. На ум приходили смутные образы, почти не вызывавшие сильных чувств. Граф не был сентиментален. Он не жалел о том, что почти забыл себя прежнего. А Вольфганга, как понимал сейчас граф, он никогда не знал целиком. «Если держать его при себе, тогда появится шанс узнать и изучить заново», — пришло на ум, и граф улыбнулся этой мысли. В углу лаборатории потрескивал огонь, от легкого ветра колебалось пламя свечей. В неровном свете фигура Вольфганга вновь казалась расплывчатой, но граф списал это на подступающую дремоту. Он не стал противиться сну, решив провести ночь прямо в кресле. Вольфганг выпрямился, расправив плечи, и вновь склонился над чертежами. На мгновение графу показалось, что за спиной алхимика раскрылись тяжелые крылья. От неожиданности он несколько раз моргнул, но наваждение успело рассеяться. «Он утомил меня», — недовольно подумал граф, откидываясь на спинку кресла. Искажение зрения на этот раз не испугало его — уставший разум мог представить, что угодно. Не донимая себя досужей тревогой, граф заснул. Сон был странным. Казалось, он вовсе и не спит, лишь лишен способности двигаться, и смотрит на мир сквозь прозрачный, но все же слегка искажающий окружающее кристалл хрусталя. Вот Вольфганг, вычерчивающий на полу мелом сложный круг, в который вписана пятиконечная звезда. Вот свечи, которые он расставляет по концам лучей пентаграммы. Вот жаровня, в которой курятся какие-то смеси с одновременно острым и пряным запахом. Вольфганг достал из шкафа склянку, в которой плескалась густая алая жидкость. Откупорил ее. Поплыл запах крови, солоноватый, металлический, когда алхимик старательно выводил на полу символы. Вот Вольфганг поднялся, отряхнул руки, задумчиво посмотрел в сторону графа и, взяв в горсть перетертой в ступке смеси, принялся нараспев произносить сложное заклинание. По комнате пролетел ветер. Уже не холодный, пышущий жаром. Алхимик бросил в центр круга, где стояла жаровня, свое снадобье, произнося последние слова формулы. К потолку взвились языки пламени. По комнате поплыл едкий, пахнущий одновременно серой и розами, дым. И в его клубах над кругом в воздухе начала вырисовываться фигура мускулистого мужчины. Мужчины — несомненно. Но не человека. Как только его фигура стала приобретать четкие контуры, Вольфганг почтительно поклонился. Незнакомец поклонился в ответ, сложив на груди руки. Сквозь сон граф вздрогнул — до того знакомым был этот жест. Но ни Вольфганг, ни незнакомец не обратили на спящего никакого внимания. — Доброй ночи, Мефистофель, — алхимик улыбнулся и широким жестом стер часть пентаграммы, давая тому свободу. Мефистофель вышел за ее пределы, расправив кожистые крылья. — Доброй ночи, Вольфганг, — низким голосом произнес он, внимательно глядя на алхимика. — Я уже почти завершил работу, — в голосе Вольфганга звучало искреннее уважение. — Но на следующий этап нужно одобрение... семьи. К тому же, тонкости в том манускрипте, что мне удалось добыть, прописаны нечетко. Мефистофель склонил голову набок: — И какие же неточности тебе помешали? — Я пока не могу рассчитать время, необходимое до начала трансформации. Мефистофель неожиданно посмотрел в сторону графа. Сквозь сон тот уловил его взгляд, показавшийся тяжелым и отчего-то печальным, и поморщился. — Можешь считать, что оно почти наступило, — мрачно ответил он. – Только слишком не торопись. Вольфганг, прислушавшись, сдержанно кивнул. Графу показалось, что Мефистофель разговаривает с алхимиком, как дядя с нашкодившим племянником, но смешно ему от этого не стало. Хоть граф и нуждался в Вольфганге сейчас, меньше всего он хотел брать на себя его тайны. — Я буду осторожен, — чуть склонил голову Вольфганг. – Спасибо за помощь. Мефистофель ничего не ответил, задержав на алхимике внимательный взгляд. Графу показалось даже, что тот чуть покачал головой. Но Вольфганг никак не отреагировал на это – то ли не заметил, то ли привык к подобному отношению. Не говоря ни слова, Мефистофель исчез, оставив их в одиночестве. Граф вновь поежился во сне, пытаясь расслабиться и заснуть по-нормальному. До него донесся звон склянок, неожиданно показавшийся успокаивающим, что-то зашуршало, что-то сдвинулось – Вольфганг принялся ходить по лаборатории, прибираясь. Под этот сонм звуков граф, наконец, заснул окончательно. Сон его был тяжелым, но утром он уже о нем и не помнил. Вольфганг же был невозмутим, привычно расположившись у стола с ретортами. И граф, хоть и следил за ним до самого завтрака, все же ушел. Пора было принимать эликсир. *** Граф методично налил нужное количество эликсира в бокал. Жидкость бесследно растворилась в вине. До обеда оставалось несколько минут. Впервые граф заметил, что пальцы его дрожат. Отогнав глупое наваждение, решительно взял поднос. Он не был намерен оставаться в бессмертии в одиночку. Когда граф вошел в комнату, Вольфганг наблюдал за чем-то в колбе, видна была только его напряженная спина. Граф поставил поднос и замер, ожидая, когда тот закончит свой эксперимент. Тишина была странной. Графу казалось, что он не слышит даже тиканья часов. Или они, наоборот, звучат слишком громко. Вольфганг поставил колбу на стол и повернулся к нему. На лице его не читалось ни единой эмоции. Граф пристально смотрел на него, ожидая чего-то, каких-то слов или хотя бы жеста. Но ничего не было. Молчание пришлось нарушить графу. — Выпьем за успех? Это же последняя порция. Вольфганг улыбнулся, и граф немного пришел в себя. Вдруг возникло ощущение, будто что-то противно-холодное опутывает всю лабораторию и его вместе с ней. — Да. Вольфганг взял бокал, не возражая. Внутри у графа что-то дернулось; он сам не понял, почему схватил свой бокал и выпил залпом. Вольфганг улыбнулся; он пил вино медленно, будто смаковал, и граф вздрогнул, услышав, как стекло негромко звякнуло. Вольфганг продолжал улыбаться, и по телу графа вновь пошла дрожь, когда тот начал говорить: — Твое стремление похвально. Но ты мыслишь земными категориями. Эликсир бессмертия имеет огромную силу, но без эликсира вечной молодости он — сильный яд. Я, в отличие от тебя, не принимал ни одного из них. У графа перехватило дыхание. — Так что, — Вольфганг смотрел на него, не отрываясь. Совершенно спокойно. Графу от его спокойствия стало жутко. — Или я буду долго мучиться, или ты сделаешь это сам... Граф не понял, как на это решился. Не понял, как кинжал оказался в его руках - единственно верный выход, внезапно подсказанный Вольфгангом, который мог избавить того от страданий. Кинжал вонзился в грудь. Вольфганг ничего не сказал, только улыбался, осев графу на руки. Тот не заметил, как выпустил кинжал из пальцев. Поддерживая тело Вольфганга, сам опустился на пол. Граф не заметил, когда тот перестал дышать, ощущая лишь влагу на коже. Пристально вглядевшись в лицо алхимика, наконец отстранился, вцепившись ногтями в пол, и уткнулся лбом прямо в лужу крови. Он и сам не понял, зачем это сделал. Флакон с эликсиром хотелось разбить. Вылить, выбросить снадобье, но с трудами Вольфганга граф не мог так поступить. Зачем тот пил его, если знал, что это яд? Ведь знал — граф не верил, что Вольфганг не отличил бы простое вино от эликсира. Он расцарапал себе руки. Тряс Вольфганга, перепачкавшись в крови, не зная, что делать. Бессмертие теперь казалось таким бессмысленным. Графу чудилось, что стены на него давят. Вцепившись в камень, он замер на секунду и бросился к столу. Граф ощущал бессилие и одиночество. Не понимал, что теперь ему делать в своем бессмертии. Все планы казались теперь такими глупыми. Он замахнулся, чтобы смахнуть стоявшую в середине колбу, но замер, уткнулся в стол, зарыдав. Лабораторию окутала тишина. *** — Тебе его не жалко? — спросил Мефистофель. Вольфганг сидел с бокалом вина, вальяжно расположившись в кресле. — Нет. Он сам выбрал себе жизненный путь. Бессмертие у него есть, а меня в его планах не было. — Ты заставил его привыкнуть к тебе и бросил. Ты его просто использовал, — усмехнулся Мефистофель, садясь напротив. Вольфганг немного помолчал и ответил, расправив крылья: — Я помог ему с эликсиром бессмертия, он помог мне обрести желанную форму. Все честно, — он отпил вино и отвернулся, не проявляя больше интерес. Мерцающая дымка, показывающая графа, рассеялась. Мефистофель хмыкнул, но ничего не сказал. *** Граф не выходил из своих покоев уже долгое время. За этот месяц он ни разу не спустился в лабораторию Вольфганга. Не мог. Он вообще почти не воспринимал ничего, переложив все обязанности в Клубе на своих помощников, сославшись на болезнь. Собравшись, наконец, с силами, граф шел туда с опаской, ожидая и, наверное, желая обнаружить ужасный запах, чтобы обрести причину сбежать. Но ничего такого не было. Воздух был сперт, но не более. На столе, как и раньше, стояли уже покрытые пылью реторты. Тело же Вольфганга по-прежнему лежало на голом полу. Граф опустился рядом, замерев. Почти ничего не изменилось. Только кинжал он вынул, прикрыв рану одеждой, и кровь высохла, стали бурыми пятна. Глядя на тело, граф молчал. Почему-то казалось, если он что-то скажет, Вольфганг его услышит. *** Вольфганг наблюдал за графом, ничего не ощущая. Это стало привычкой. Он просто заглядывал на несколько минут, дабы узнать, что граф там делает. Почему-то это доставляло удовольствие. Пока в доме графа был его перстень, он всегда мог ощущать, что там происходит, каждую секунду. *** К телу Вольфганга непривычно было прикасаться. Граф даже через ткань перчаток, казалось, чувствовал холод и старался закончить дело быстрее. Сняв перстень, вложил в конверт и почти тут же запечатал. Тот отчего-то жег ему руки. Нужно было отправить перстень Заберискам — почему-то этот поступок казался сейчас правильным. Поймав первого попавшегося посыльного, он вручил ему конверт, назвав адрес. Юноша кивнул, забирая конверт, и граф отвернулся, вздрогнув. Он вспомнил пристальный взгляд Вольфганга, каким тот смотрел на него, когда граф без спроса входил в лабораторию. Каким смотрел в их единственную ночь, пока граф брал его. Замерев перед запертой дверью, он подумал, что никогда бы не хотел ощутить этот взгляд снова. Безумное желание, дикая потребность в Забериске казались сейчас неестественными. А меньше всего графу нравилось, когда кто-нибудь навязывал ему свою волю. Тело следовало предать земле, лабораторию закрыть и больше никогда туда не спускаться. Думая так, граф почти пожалел, что согласился на бессмертие, ощущая его частью чужого плана. Возможно, плана Вольфганга, хотя так и не понял до конца, зачем тому было это нужно. Чем больше он думал, тем больше ощущал себя обманутым. А этого чувства граф не любил. Он признавал, что пал жертвой собственного тщеславия, позволив ему сбить себя с пути. Но, как бы то ни было, мрачно усмехнулся граф, отперев, наконец, дверь и позвав слуг, он всегда славился умением вернуть ситуацию под свой контроль. Это была его собственная жизнь, и распоряжаться ей граф хотел только сам.