Натянутая струна

Иногда Сакуре снятся те самые сны — о них. Она не знает, почему сны приходят именно к ней. Возможно, потому, что она сражалась вместе с Чиё-сан, которая умерла, вдохнув свою жизнь в Гаару. Чиё лечила и Сакуру; может, поэтому она разделила с Гаарой его сны. Сакура допускает, что дело может быть в другом. В конце концов, это она первой увидела их — после войны. Она первой поняла, еще до того, как они официально подтвердили свои отношения и союз между Суной и Конохой стал крепче прежнего. Иногда Сакуре снятся те самые сны; тогда она закрывает глаза и вслушивается в странный ритм, пульсирующий в крови. В такие моменты она — словно натянутая струна, которой касаются чужие пальцы. Глаза очерчены углем И капли ртути возле рта Побудь натянутой струной В моих танцующих руках Его окружает стена песчаной защиты. День ото дня защита становится крепче — кровь делает ее более надежной. Он прячется. Скрывается — за ней, за зверем, который охотно подменяет его. Он чувствует себя защищенным — и больше ничего не желает. Столкновения с миром никогда не приносили ничего, кроме боли; он не сразу понял, что причинять боль другим — проще. Он прячется... Нет. Он блуждает в темноте, среди безжизненной пустыни, под аккомпанемент завываний песчаного ветра — единственного, чей голос слышит. Он заблудился в этой пустыне. И не может выбраться. Темной ночью, наедине с пустыней, Гаара танцует с песком. Каких бы слов не говорил Такие тайны за тобой Что все заклятия мои Тебя обходят стороной Первая встреча с Наруто — как встреча со светом. Для того, кто всю жизнь блуждал во тьме — слишком ярко. И в то же время — невероятно притягательно. Непохоже на то, что он знал раньше. «Этот свет… хочу его себе, этот свет», — в неосознанном жесте Гаара протягивает руку. Потом он это и пытается сделать — но заполучить себе свет Наруто не в его силах. Вместо этого Гаара изменяется сам; и сам начинает сиять. Только иначе. Открыта дверь тебе, я жду, В одну из пепельных ночей И твои руки обовьет Змея железных обручей. Они встречаются в больничном крыле, ночью — на удивление светлой и лунной, после их общей бесповоротной победы. Наруто, весь в бинтах, улыбается — он счастлив визиту старого друга, и Гаара думает — Наруто похож на Яшамару. Тот был таким же светловолосым и улыбчивым. Только волосы Яшамару обесцветило безжалостное солнце, выкрасив в цвет песка; а шевелюра Наруто, даже потускнев, не утратила золотистого оттенка. В лунном свете его волосы кажутся палевыми; Гаара смотрит. Молчит — в словах нет смысла. И раньше не было тоже. Нет нужды в громогласных признаниях; Наруто — как отражение, он понимает. Потому — ни звука, только легкий шорох песка, разметанного неслучайным ветром. — Ты очень сильный, — говорит Наруто наконец. — Сильнее меня. Гаара не может понять, к чему это он, но в то же время — понимает. Он точно знает, что Наруто ошибается. Он не сильнее, ведь слабость Гаары — сам Наруто. Скрываемая, но — непреодолимая. — Я всегда тебя... Всегда... — Наруто запинается. В словах нет нужды. А потом Гаара обнимает, путаясь в бинтах и обмотках, сковывает своим песком — не вырваться. Тверже камня, прочнее стали; песок забивается в свежие раны, тонкие белые пальцы скользят по загорелой коже; они горячие, эти пальцы. И очень сухие. Солнце не коснулось Гаары, но жар пустыни иссушил его, сделав сильнее; а Наруто солнце не пощадило, вызолотив кожу и обуглив растресканные губы, горячим ветром разметав выцветшие волосы. Переплетенные пальцы; переплетенные тела. Нежность широких мозолистых ладоней; сила изящных белоснежных рук. …И я надеюсь, этот мир Не утолит тебя ничем И на руках твоих уснет Змея железных обручей. Сакура застает их случайно — и позже не может выбросить увиденное из головы. Ее преследуют сны, которые могли бы принадлежать Гааре, и становится иногда жаль, что она не умеет играть на музыкальных инструментах. Может, если бы она смогла передать ритм, который слышит в своих снах, то перестала бы чувствовать себя натянутой кем-то струной. Перестала бы быть третьей лишней в чужих отношениях.