reissen in Teile

Юлиан уходил, оставляя Паскаля на кровати наедине с его демонами, которые медленно, но верно сжирали Штенцеля. Он вжимался в подушку, прокручивая события ночи в голове, знал, что все повторится, знал, что вновь будет лежать разбитый на кровати, знал, что, придя на тренировку, расстроит Тухеля, который в конечном итоге перестанет терпеть витания 35 номера в облаках и выкинет его из команды. Юлиан был одним лучших молодых игроков Германии, основополагающим нового поколения сборной, будущее Дортмунда, а, возможно, и Барселоны или ещё какого-либо клуба, для которого отстегнуть круглую сумму ничего не стоило. К Паскалю же хорошо относились тренера молодежных команд, но боялись, что повторится история Биттенкурта — звезда, потухшая от своего же безрассудства. Штенцель вряд ли бы похоронил свою карьеру из-за собственной глупости, скорее, из-за любви, у которой явно не было будущего, хотя, похоже, это одно и тоже. «Фрайбург». Именно это слово отбивало свой собственный ритм в голове Паскаля. «Фрай-бург». Видимо, терпение главного тренера «Боруссии» не выдержало, лопнуло, словно струны. «Мы даем тебе шанс, но если ты провалишься и там — считай, желто-черной формы с собственной фамилией сзади для тебя больше не существует». Вот и пошла точка отсчета до того, как Штенцель и его талант канут в историю «парней, не оправдавших надежд». «Юлиан, я уезжаю», - гласил текст на экране, собиравшийся пересечь километры в попытке добраться до человека, которому по большей части было все равно. Ответа не последовало, но ничего другого он не ожидал. Вечное безразличие со стороны Вайгля, которого он чуть ли не возносил в божества. Паскаль чувствовал себя собакой. Вот-вот ее выкинут на улицу, но она все равно лезла целоваться и лежала в ногах, потому что по-другому не может. Потому что по-другому не умеет. В такие моменты Штенцель ненавидел самого себя. За то, что отдался кому не надо было, за то, что стал слабовольным и бесхребетным мудаком. У Юлиана он был вроде куклы. Пришёл, пожаловался на жизнь, трахнул — и так по кругу. У него была Сара, но мало у кого в этой жизни идеальные отношения, а когда у тебя есть такая жилетка, выслушивающая все в мельчайших деталях, то можно на некоторое время на ссоры даже забить. Посмеяться над чувствами и вернуться в реальность, где являешься любимчиком публики. Паскаль уже собирал вещи, кидая короткие взгляды на их, нет, его кровать, как телефон запиликал. «Куда ты собрался?» — гласило сообщение на экране телефона. Оно звучало, как и сам Вайгль, властно, холодно, не терпя ничего и не извиняясь ни перед кем. Штенцель отложил телефон, решив, что в ответе этот человек не нуждался, ведь завтра он узнает все от руководства, сделает вид, что сожалеет об его уходе, может, улыбнется, желая удачи Паскалю, хотя последний прочтет в глазах Юлиана полное равнодушие. Единственное, что сейчас действительно волновало Штенцеля, — куда ему податься в новом городе. Он догадывался о многочисленных родственниках, живущих там, но знать наверняка не мог. Поживет в гостинице первое время, а затем решит, как ему быть — таков был его ответ самому себе. Паскаль принял решение не ждать до завтрашнего дня, чтобы попрощаться с болельщиками и одноклубникам, а сразу поехать на вокзал, сесть в поезд и мчаться из этого города прочь, стараясь не вспоминать о нем на ближайшие полтора года. Он позвонил Вацке, предупредил его и, не дожидаясь ответа, сбросил. Штенцель катил чемодан по площадке вдоль железных путей, вымощенной брусчаткой, как за спиной прозвучал знакомый голос. «Ты так и не ответил», — услышал Паскаль.