dawn of justice

Питер знает: сам факт их встречи – ошибка миллионов звезд в чертовой вселенной; все законы подлости, наверное, только к этому и вели: вор и коп – сказка заведомо без счастливого конца, зато – с захватывающим сюжетом. я принял твою сделку, потому что ты мне нравился – ты делал это не ради денег, не из жадности – ради вызова, и я углядел свои черты в тебе Сюжет, как же. У Нила – характер бунтаря, десять тысяч шляп в гардеробе, стремление к свободе на корке подсознания и опыт общения с доброй половиной всего преступного мира; у Нила дома нет, семьи нет тоже – зато есть вечно встряхивающий за шкирку Питер и Моззи с цитатками из паблика «типичный мошенник», а еще вид на Нью-Йорк с балкона Джун и комната на чердаке с потайной дверью – чего для счастья ему, вообще-то, просто предостаточно. Питер и тюрьма – понятия слабосовместимые, едва ли пересекающиеся - подобно параллельным прямым; да и к черту браслет на ноге – рядом с таким другом Нил бы отсидел не два – десять тюремных сроков. Питер скорее, гораздо скорее входит в понятие его свободы. Питеру в (сто) пятый раз говорят, что дружба с вором не доводит до добра; тот лишь машет рукой: да я, блин, сам знаю – только почему-то продолжаю выручать этого придурка, горой за него стою, ради него шею сверну хоть главе наркокартеля; Питер не знает, Питер понятия не имеет, что Нил готов ради него на все то же самое. «Рано или поздно ты наденешь наручники не на преступника, – на друга.» Питер ухмыляется едва ли не вслух – никто на этом свете еще не изобрел наручников для лучших друзей и, по совместительству, бестолковых младших братьев, с навыками, кстати, вскрывания всего, что не закупорено намертво. Редкие ссоры отдают кофейной горечью; Питеру становится чуть грустно при виде выпущенных колючек, как иголок у ежа и злой иронии в его сторону, потому что – хватит тебе уже, Кэффри, тут все свои, и ты – тоже. У того мечта детства горчит на кончике языка – ему кажется, что все могло быть по-другому (и было бы) – но тогда не пошла бы прахом половина мировых устоев ради одной лишь встречи в центре Нью-Йорка, а в архивах ФБР было бы одной папкой меньше – и где-то на горизонте каждое утро в 7 разливается заря справедливости – родственные души все-таки существуют, более того – находят друг друга раньше, чем у них внуки в школу пойдут. Питер понимает, что стоит на скользком пути, но все равно выгораживает Нила каждый раз, как нашкодившего младшего брата; график работы привычно перетекает в глупости-взбучка-вместе домой; а Нил улыбается довольно, потому что наконец-то кого-то на этом свете вообще волнуют его выходки. Нил неожиданно для себя осознает, что ему нравится слушать нравоучения; когда всю жизнь всем было плевать, где ты и с кем, забота друга отдается болезненным покалыванием где-то в грудной клетке, а ласковое потрепывание по голове заставляет чувствовать себя совсем уж маленьким и беззащитным. Питер неожиданно для себя делит преступный мир на хороших и плохих; к первому относятся все друзья Нила и он сам, ко второму – Келлер и иже с ними; Питер даже признает, что по ту сторону закона много интересных личностей – и далеко не все из них действительно плохи как люди. Питер не нарушает кодекс агента, нет. Питеру просто слишком сильно нравится свобода.