Стойкая скала

У Мадары была привычка. Или нет, даже не привычка – особенность. Называть это привычкой было бы глупо, и потом, тогда пришлось бы добавить слово «дурная». А Мадара вовсе не считал дурным то, чем время от времени занимался. И правда, что плохого в разговорах со статуями? Не с самим собой, по крайней мере. А то знавал Мадара синоби, которые заканчивали тем, что принимались болтать с собственными клонами. Чаще всего клоны их и пришивали, не выдержав такого надругательства над своими ушами. Другое дело – камень. Не истерит, не краснеет, сопротивления не оказывает. Даже портретное сходство наблюдается... если присмотреться. Мадара поморщился. За что он Коноху не любил – так это за неважнецких скульпторов. Он мог бы побиться об заклад, что их во все времена нанимали не сами Хокаге, а их скучающие жены. Вот в Долине Завершения Хаширама гораздо натуралистичнее получился. Да и статуя его в полный рост была, и сам Мадара имелся – для справедливости. Но Долина Завершения потому так и называется, что там все закончилось. А тут, где сейчас Коноха – началось. Поэтому в определенный день Мадара приходил на облюбованную возвышенность ландшафта напротив Конохи... где и проявлял свою особенность. - Эй, помнишь этот день? – спрашивал Мадара, с известной долей кокетства расстегивая плащ Акацки и подставляя обнаженную кожу свежему ветерку. Обращался он к изваянному в скале Хашираме. Другие Хокаге Мадару мало волновали – Третьего он так вообще толком не знал. Даже не дрались ни разу. Хаширама молчал, как обычно. А у остальных Хокаге попросту слов не хватало. Впрочем, захоти Мадара, он мог бы представить их реакцию. «Всегда я что-то такое подозревал, - сказал бы Второй, схватившись руками за голову и взъерошив и так безнадежно растрепанную шевелюру. – Недаром он все время возле моего брата отирался!» «Вот это размеры, - сказал бы Третий, попыхивая трубкой и глядя на Мадару почти с научным интересом. – Неудивительно, что ты его из Конохи выставил, Хаширама – конкуренции побоялся...» «Проклятый эксгибиционист! – взвыл бы Четвертый, собственным телом заслоняя от Мадары свою жену и выросшего сына, в котором, по признанию самого Мадары, «возродился дух Сенджу – как в Первом Хокаге». – Вконец офигел?!» К счастью, трем последним Хокаге никто слова не давал. А Хаширама отмалчивался, каждый раз убеждая Мадару, что «этот день» в его памяти быльем не порос... и ему все еще стыдно. - Дурашка, чего тут стыдиться, - вздохнул Мадара, поворачиваясь к Конохе филейной частью. – У каждого своя особенность... Пусть ты и повел себя потом как отвратительно порядочный человек. Нехватка слов у изваянных Хокаге переходила в беззвучный вопль, каменные щеки Хаширамы тщились покраснеть, а скала с вырезанными лицами почтенных глав деревни опасно сотрясалась, но осыпаться не спешила. Честно говоря, Мадара был удивлен ее стойкостью.