Точка Невозврата

Ноябрь 2013.       Том откинулся в мягкое, комфортное кресло и задумчиво посмотрел в широкое окошко иллюминатора на белую, пушистую массу тяжелых облаков, проплывающую под ним. Всего восемь часов полета, и он будет снова в Берлине. Его поездка в США на пару дней неожиданно затянулась, и вот, месяц с лишним спустя, Том возвращался домой. Напротив него на небольшом плазменном экране шел какой-то фильм, но расслабиться и скоротать долгие часы полета не получалось. Том всегда летал первым классом, и большую часть полета либо спал, либо коротал время за чтением и просмотром фильмов, но сегодня у него не получалось расслабиться.       Огромная стальная махина самолета стремительно сокращала расстояние, но Тому казалось, что он тащится со скоростью черепахи. Он безумно соскучился по Алексис, дочь звонила ему по десять раз на день, закидывала кучей сообщений с веселыми и милыми картинками и смайлами, пару раз они пообщались в скайпе. Впервые он не видел дочь такое длительное время. У него и раньше случались долгие переговоры с партнерами, но тогда Том знал об этом заранее и брал семью с собой, устраивая для них небольшой отпуск. Пока Трюмпер обговаривал условия и подписывал контракты, Саманта с Алексис гуляли, посещали музеи и выставки, занимались шоппингом и изучали незнакомый город. А вечерами они собирались вместе, обедали в каком-нибудь ресторане, посещали кинотеатры, гуляли по вечернему городу. Не важно, чем они занимались, для Тома главным было то, что семья рядом с ним.       Но с недавних пор все поменялось. С Самантой они отдалились, пропасть между ними стала просто чудовищной, раньше Трюмпер и представить себе не мог, как быстро можно стать абсолютно чужим для человека, который столько лет был самым близким в жизни. Саманта приходила несколько раз навестить дочь и Том каждый раз поражался переменам произошедшими с ней. Неизвестно откуда появившаяся вульгарность и развязность, яркий макияж, вызывающая одежда и разговор. Саманта совершенно бесконтрольно тратила его деньги, покупая дорогие вещи и украшения: в последний раз она приехала на шикарной машине, явно купленной недавно. Том не следил за ее расходами, закрывать счета от жены он не собирался, но каждый раз недоумевал, глядя на очередную гигантскую сумму, исчезнувшую со счета.       Всю свою жизнь Том старался обеспечить свою семью абсолютно всем необходимым, он никогда не скупился и с радостью выполнял любую просьбу жены и дочери. Но Саманта никогда не испытывала страсть к расточительности, скорее наоборот, а потому Тому приходилось брать все в свои руки. Он дарил жене дорогущие украшения, на ее карте всегда была приличная сумма денег абсолютно на любые траты, они отдыхали на самых лучших мировых пляжах и останавливались в самых престижных отелях. Том искренне считал, что по материальной части он дает своей жене абсолютно все необходимое, а Саманта каждый раз говорила, что для нее все это не главное, лишь бы муж был рядом. И так было долгих четырнадцать лет. Что же произошло сейчас? Откуда в его жене проснулась эта бессмысленная страсть к растратам? Это было неожиданно неприятным открытием.       И тут же, где-то внутри, заскреблось полузабытое чувство вины, показав свои острые зубы. Могло ли быть так, что он чего-то недодал своей жене? Не увидел, не рассмотрел ее настоящих желаний и мечтаний? Том терялся в догадках. Но перемены в Саманте заметила даже Алекс. И то, как это произошло, стало для Тома настоящим шоком.       После целого дня, проведенного с матерью, девочка вернулась неожиданно грустной и задумчивой, а на все расспросы встревоженного Тома лишь отмахивалась. И уже вечером, когда Трюмпер курил, стоя на широкой и просторной лоджии, дочь подошла к нему и крепко обняла тонкими руками со спины, как-то потерянно прижавшись к нему всем телом. — Бесенок, ты чего? — нахмурился Том, чувствуя, как крепче сжимаются хрупкие пальчики на его груди, комкая тонкую ткань рубашки. — Что-то случилось?       Он торопливо затушил сигарету и, осторожно развернулся в кольце обнимающих его рук, обеспокоенно глядя на дочь. Алексис как-то очень грустно и серьезно посмотрела на него, а затем задала вопрос, от которого Том впал в ступор. — Пап, скажи честно, а ты меня любишь? — спросила дочь, внимательно наблюдая за тем, как брови Тома неуклонно ползут вверх. — Конечно люблю! Что за глупый вопрос? — удивленно ответил Том, с недоумением глядя на Алекс. — И ты меня не бросишь? — тихим голосом, с ноткой непонятного отчаяния, спросила девочка, пытливо заглядывая отцу прямо в глаза. — Господи, бесенок! Ну конечно нет! — потрясенно охнул Том, опускаясь на корточки перед Алекс и обхватывая дочь за тонкие плечи. — Как тебе такое в голову то пришло? С чего бы я стал тебя бросать?       Алекс отвела взгляд в сторону. — Мама мне сегодня сказала кое-что. — вполголоса сказала девочка. — Что она тебе сказала? — напряженно спросил Том, с тревогой глядя на дочь. — Она сказала, что никогда меня не хотела, — голос слегка сорвался и Том ощутил, как по телу девочки прошла легкая дрожь. — Сказала, что я обуза, что со мной надо нянчиться! И что она вообще никогда не хотела детей, а тут я… — Мама сказала тебе такое? — медленно потянул ошарашенный Том.       Подобное не укладывалось у него в голове. Дочь кивнула. — А еще она сказала, что ты меня бросишь! — голос девочки задрожал, в нем отчетливо слышались приближающиеся слезы. — Что у тебя скоро появится кто-то и я буду тебе только мешать! И что… и что ты не любишь меня тоже… — Алекс разрыдалась, отчаянно цепляясь за отца и глядя на него сквозь пелену слез, бегущих по лицу мокрыми дорожками. — Никогда не смей так думать, бесенок! — Том крепко прижал к себе дочь, ощутив, как тут же намокла тонкая рубашка от слез дочери, которая уткнулась лицом в его груди и обхватила тонкими руками так сильно, словно он мог неожиданно исчезнуть.       В груди больно заныло при виде плачущей дочери. И в тоже время вспыхнула злость. Какого черта Саманта наговорила такого Алексис? Чего она хотела добиться? Злость была такой сильной, что у Тома потемнело в глазах. Он крепко обнимал плачущую дочь, успокаивающе водя сильными ладонями по вздрагивающей от рыданий спине, а затем мягко отстранил Алекс от груди, ласково вытирая пальцами мокрое от слез лицо. — Алекс, послушай, — начал он, серьезно глядя дочери в глаза. — Я не знаю, почему мать наговорила тебе такого, но я хочу, чтобы ты знала кое-что.       Девочка все еще всхлипывала, но внимательно слушала Тома, глядя на него покрасневшими от слез глазами. — Я очень люблю тебя, и ты для меня самый дорогой человечек во всем мире! — продолжал Том. — Мы с мамой, как видишь, потеряли взаимопонимание и, возможно, больше никогда не будем вместе! И может быть так, что у меня появится кто-то!       Девочка напряглась при его словах, слегка побледнев. — Но это вовсе не значит, что ты для меня станешь обузой или я вдруг перестану тебя любить! — Том слегка взъерошил короткие светлые волосы дочери и мягко улыбнулся. — Как ты могла так подумать? — И даже если у тебя появится другая женщина и другой ребенок? — внимательно глядя на отца, спросила Алекс. — Даже если! — ответил Том. — Зачем мне другие дети, если у меня уже есть такая классная дочь!       Том усмехнулся, мысленно подумав, что другая женщина даже и не маячит на горизонте. Вместо этого там появился кое-кто другой. — А если она захочет детей? — с подозрением спросила Алекс, но напряженность и недоверчивость ушли из ее взгляда. Она смотрела на сидящего перед ней на корточках Тома, бездумно теребя пальцами волосы отца, стянутые в небрежный хвост. — Перехочет! — усмехнулся Том, а затем лукаво прищурился. — И не надейся, тебе не получится от меня избавиться!       Он щелкнул дочь по покрасневшему носу, чем вызвал облегченную улыбку на лице девочки. Алекс крепко обняла Тома за шею и поцеловала в щеку. — Я тоже люблю тебя, пап! — дочь слегка погрустнела. — А вот мама не любит меня… — Не думай об этом, бесенок! — нахмурился Том. — Уверен, мама была просто расстроена чем-то, вот и наговорила тебе такого! Я поговорю с ней!       В собственные слова мало верилось, но Том вовсе не хотел, чтобы Алекс снова плакала. И он поговорит с Самантой, непременно поговорит. Вот только разговор вряд ли будет приятным. — Я бы хотела, чтоб все было как раньше, — тихо сказала Алекс, грустно глядя на Тома. — Чтобы мы снова были все в вместе!       Том тяжело вздохнул. Он понимал, что дочь тяжело переживает этот конфликт в семье, ведь она одинаково любила обоих родителей. Но он совершенно не знал, что сейчас сказать. — Мама стала другой! — продолжала Алекс, нахмурившись. — Мне кажется, что она стала злой! — Бесенок, не переживай по этому поводу! — мягко сказал Том. — Ей сейчас тоже непросто, но я уверен, все будет хорошо!       Алекс неуверенно кивнула. Они перебрались на кухню и долго пили чай, болтая на разные темы. Том изо всех сил пытался развеселить девочку, пытаясь отвлечь от неприятных мыслей и с наслаждением слушая ее громкий смех. Но осадок внутри жег похлеще раскаленных углей и потому, спровадив дочь спать, он направился в свой кабинет, решительно набирая номер Саманты. Но тут его постигла неудача. Саманта не взяла трубку.       Не ответила она и на следующий день. А через пару дней Том улетел в Штаты. И долгий месяц он не видел тех, кто сейчас занимал главное место в его жизни. Дочь. И Билла. Вот так вот неожиданно появившийся в его жизни юноша теперь занимал одно из главных мест в его мыслях. Том постоянно думал о нем, вспоминал его голос, улыбку и красивые карие глаза. А еще их поцелуй. Эти воспоминания Том смаковал особенно тщательно, бережно перебирая в памяти эти яркие моменты их неожиданной близости. Расстояние хоть и заставило тосковать, но все же помогло привести в порядок его чувства и мысли. И теперь Том был твердо уверен в том, что не отступит.       Билл нравился ему, Тома тянуло к нему с неожиданной силой и страстью, но самым главным было то, что юноша явно испытывал к нему чувства. Об этом свидетельствовали их длинные беседы, об этом говорил дрожащий и радостный голос Билла в трубке телефона, но очевиднее всего об этом сказал тот самый поцелуй. И Том понимал, что инициатива должна исходить от него, именно он должен переступить ту тонкую черту, что все еще их разделяет. И он это сделает.       Легкий стук заставил Тома вынырнуть из задумчивости и он обернулся на звук. Улыбающаяся стюардесса аккуратно поставила на столик большое блюдо, наполненное кусочками нарезанных бананов, киви и дыни, а так же яркими крупными ягодами клубники и пышной темно-фиолетовой гроздью винограда. — Ваши фрукты, герр Трюмпер! — вежливо улыбнулась девушка. — Благодарю! — кивнул ей Том и стюардесса, поинтересовавшись не нужно ли ему что-то еще, удалилась.       Том взял с блюда ярко-красную клубнику и поднеся ее ко рту помедлил, вдыхая сладкий, приятный аромат, напоминающий о лете и ярких солнечных днях. Он снова кинул взгляд в иллюминатор и вздохнул. Еще восемь часов в воздухе, и он будет дома. Еще почти шесть тысяч километров отделяет его от тех, кого он жаждет увидеть, от тех, по кому он безумно скучает.       Всего шесть тысяч километров и восемь часов полета, а потом он будет там, где его ждут.

***

      Билл стоял, окруженный кучкой людей и неспеша потягивал шампанское из бокала. Сегодня был день рождения у его хорошего знакомого — Йоханна Шеллера, известного фотографа и Билл, поразмыслив, принял его приглашение. Вечеринка проходила в закрытом клубе, арендованного по такому случаю. Устав от тягостных и тоскливых вечеров, Билл решил слегка развеяться, но сейчас, стоя в компании знакомых и незнакомых людей, он все равно ощущал себя одиноко. Но уходить так рано было бы невежливо, а потому он изо всех сил старался быть радушным и хоть немного развеселиться.       Одно грело ему душу — когда он приедет домой, то сможет снова позвонить Тому. Разница в часовых поясах между Вашингтоном и Берлином составляла шесть часов, а значит, когда у Билла будет поздняя ночь, у Тома только начнется день. И вечеринка отличный повод скрасить эти долгие часы. — Билл! Ты чего такой хмурый? — весело спросил Йоханн, глядя на юношу. — Пошли танцевать! — Нет, я попозже! — отмахнулся Билл, улыбнувшись мужчине. — Эй, у меня вообще-то день рождения! — возмутился высокий, крепко сложенный мужчина.       Его глубоко посаженные серые глаза весело блестели, а круглое, простодушное лицо покраснело от выпитого алкоголя. Светлые волосы, уложенные на голове в творческом беспорядке, блестели в мягком, приглушенном свете клуба. — Йохан! Это нечестно! — засмеялся Билл. — И вообще, у меня закончилось шампанское!       Он покачал пустым бокалом перед носом Шеллера. Тот скептично покачал головой. — Не узнаю я тебя, Каулитц! — сказал он, с подозрением глядя на юношу. — Обычно тебя с танцпола не вытащишь! — Еще не время! — усмехнулся Билл.       Ведь не объяснишь же Йохану, почему у него так резко пропал интерес ко всему вокруг. И ко всем вокруг. Кроме одного человека, который был сейчас слишком далеко от него. — Короче, Каулитц! Вон тебе целый бар, выбирай чего душе угодно! — Йоханн махнул рукой куда-то вглубь клуба. — Не знаю, что там у тебя происходит, но хоть ради меня повеселись немного, а? А то мне прямо не по себе как-то! — Повеселюсь я, Йоханн! — фыркнул Билл. — Ну, а я пошел отжигать! — засмеялся мужчина и потряс сжатыми кулаками над головой. — Мать твою, мне уже тридцатка! Нужно гульнуть так, чтобы на всю жизнь запомнилось! Такое только раз в жизни! — Я помню, ты тоже самое говорил на свое двадцатидевятилетие, год назад! — засмеялся Билл. — Ну так, каждая дата в жизни бывает только один раз! — усмехнулся Шеллер. — Так что меня вполне можно понять! А сегодня у меня вообще юбилей! — он наставительно поднял палец вверх. — Ладно, убедил! — махнул на него рукой юноша, все еще смеясь. — Так, Каулитц! Я танцевать! Присоединяйся давай! — сказал Йохан и усмехнувшись, направился на танцпол.       Билл слегка помедлил, а потом двинулся в сторону бара, осторожно обходя танцующих людей. Вечеринка набирала обороты, приглашенные гости, известные и не очень, любили устраиваемые Йоханом мероприятия. Они отличались масштабностью и грандиозностью, фотограф не скупился, спиртное лилось рекой, лучшие диджеи отжигали, а самое главное — была полная конфиденциальность, ни один пронырливый папарацци так и не смог проникнуть на закрытую вечеринку. Строгий контроль был одним из непременных и нерушимых составляющих вечеринок Шеллера.       Добравшись, наконец, до бара, Билл застыл в нерешительности, глядя на обилие закусок и спиртного. Огромный стол был просто заставлен различными нарезками, канапе, блюдами с нарезанными фруктами, а рядом с ними стояли три фонтана, извергавшие из себя струйки молочного, горького и белого шоколада на выбор. На длинной, широкой барной стойке стояли ряды бокалов, наполненные различной выпивкой и Билл задумчиво смотрел на них, размышляя что бы выбрать. Он любил шампанское, но оно в больших количествах вызывало головную боль, чего юноша совсем не хотел. — Чего желаете? — тут же обратился к нему улыбчивый бармен, с ожиданием глядя на Билла. Тот слегка задумчиво прикусил губу. — Даже и не знаю… — вздохнул он, еще раз пробегая глазами по ровным рядам наполненных бокалов. — Позвольте помочь вам с выбором? — раздался за спиной мягкий и бархатистый мужской голос, и Билл ощутил, как сердце бешено заколотилось, а затем провалилось куда-то в желудок. — Том… — прошептал он непослушными губами, не веря своим ушам. Он повернулся и неверяще уставился на стоящего за спиной мужчину. — Я рекомендую Меркюре Руж от Шато-де Шамире, — продолжал Трюмпер, пристально глядя потемневшими глазами на Билла. — Красное сухое вино, оно по праву считается одним из лучших французских вин в мире!       В руках Том держал два бокала, наполненных темно-бордовым напитком. Билл замер, жадно разглядывая его лицо, не в силах вымолвить ни слова. Ему казалось, что это просто сон. Том в свою очередь так же жадно разглядывал стоящего перед ним юношу, наслаждаясь его ошеломленным видом. — Том…, но как? — наконец смог разлепить губы Билл. — Ты ведь был в Штатах? — Выпей со мной! — слегка хрипловато сказал Трюмпер, протягивая юноше один из бокалов. Тот машинально взял его, не сводя своих раскосых карих глаз от теплых, казавшихся черными глаз Тома. — Я прилетел сегодня ночью. — сказал Том, поднося бокал к губам и делая небольшой глоток. — Я не знал! — возмутился Билл, тоже делая глоток терпкого напитка, с легкими, едва уловимыми нотками вишни и корицы. — Почему ты не сказал мне?       Том усмехнулся, белоснежные зубы сверкнули на загорелом, мужественном лице. — Я хотел сделать сюрприз! — ответил он, слегка прищурившись. — Видишь ли, Йоханн и мой хороший знакомый. Он, конечно, тот еще тусовщик, но кое-что общее у нас есть.       Словно в подтверждение слов Трюмпера, со стороны танцпола раздался громкий бас Шиллера, а затем врыв хохота. Там явно происходило что-то веселое и забавное. Там люди веселились и танцевали. Но Биллу сейчас было плевать на них. Сейчас перед ним стоял человек, по которому он безумно скучал и которого не хватало очень остро. Юноша молча разглядывал мужчину глазами, не зная, как передать свои эмоции и чувства, что так сильно сейчас всколыхнулись в нем. — Я скучал. — тихо сказал Том, словно прочитав беспокойные мысли в голове юноши.       Вот так вот просто. Я скучал. И все. Все остальное сказал горящий, ласкающий взгляд Тома, которым тот скользил по тонким чертам лица Билла. — Я тоже. — так же тихо сказал Билл, не скрывая вспыхнувшие румянцем щеки и с радостью наблюдая, как по лицу мужчины расползается широкая улыбка. — Я очень этому рад. — проникновенно сказал Том.       И Билл широко улыбнулся ему в ответ, чувствуя, как огромный груз переживаний, тоски и накопившейся серости дней свалился с плеч, как неожиданно наполнилось теплом и радостью все его существо.       Они переместились за один из небольших уютных диванчиков, стоящих неподалеку от танцевальной зоны. Они болтали без умолку, рассказывая друг другу о том, что произошло в жизни за этот короткий, но в то же время такой длинный период в их жизни. Они смеялись над шутками друг друга, привлекая к себе любопытные взгляды окружающих. Наплевать. На все было плевать.       Время, казалось замедлилось и в то же время неслось так быстро, что они его не замечали. Вино оказалось замечательным, они прикончили бутылку и тут же заказали новую. Алкоголь слегка кружил голову и взгляд Билла неосознанно притягивали твердые губы Тома, он краснел и отводил взгляд, но скрывать эмоции было все сложнее. Том замечал неосторожные взгляды Билла, ловил сигналы, которые тот неосознанно подавал. Билл флиртовал с ним, сам этого не замечая, но все это, вкупе с неопытностью юноши были для Тома, как красная тряпка для быка.       Он уже не в силах был скрывать голодный, откровенный взгляд, которым скользил по красивому раскрасневшемуся лицу, по тонким изящным рукам, по длинным блестящим волосам, разметавшимися по хрупким плечам. Хотелось стать ближе. Настолько, насколько это возможно. Хотелось прикасаться к нежным запястьям, целовать бешено бьющуюся жилку на шее, ласкать пухлые губы с дразнящей родинкой под чувственной нижней.       Хотелось иметь на это право.       Но они скользили по самому краю все еще разделявшей их тонкой грани и не решались переступить черту. Что-то удерживало, мешало, останавливало на полпути. Призывно-смущенные и откровенно горящие взгляды из-под ресниц говорили больше, чем слова, которые они произносили. Они ожидали друг от друга первого шага, действия, знака, который стал бы сигналом к тому, чтобы сделать последний шаг. Чтобы переступить ненужные барьеры и убрать последние блоки.       Осталось только сделать последний шаг.

***

      «Ленц был зол. Он все еще не мог дотянуться до того, с кем так хотелось поиграть. Тот, кто владел этим телом, неожиданно ограничил его, не давая воли. И это выводило из себя. Ленц чувствовал, что он стал сильнее, намного сильнее, чем был раньше, но все еще недостаточно для того, чтобы самому владеть этим телом. И он затаился, терпеливо ожидая момента, когда ему дадут полную свободу. А он ее получит. Ему обещали и Ленц верил. Он понимал, что слишком разыгрался, что позволяет себе слишком многое. И потому со своей последней игрушкой он играл дольше всех. Целых три дня. Потрясающая выносливость.       В груди разлилось приятное тепло, когда он вспомнил подробности своей игры. Правда, потом пришлось прятать все последствия и тщательно убирать за собой. Но так было нужно. И пусть у него сейчас скованны руки, но это давало ему время на то, чтобы обдумать свой следующий шаг. И самое главное, что для Того, кто владел этим телом, игрушка, которая привлекла его внимание, тоже пришлась по душе. И он с одобрением относился к выбору Ленца. А это было самым главным.       Оставалось только заполучить ее и тогда Ленц будет играть с ней так долго, как ни с кем.       Рано или поздно он получит свое.       В этом Ленц не сомневался.»

***

      Громкие басы били по ушам, подчиняли себе и заставляли кровь быстрее бежать по венам. Яркие вспышки неоновых ламп делали все вокруг нереальным, сказочно-притягательным. Билл танцевал, растворяясь в музыке, двигаясь ей в такт, прикрывая глаза. Не выдержав пытку взглядами и накалившейся до предела атмосферы между ним и Томом, Билл сбежал на танцпол, алкоголь взбудоражил и без того разгоряченную кровь, а потому юноша танцевал чувственно, так, как никогда прежде. Вскидывая вверх тонкие руки и изгибаясь гибким телом в такт музыке, он слегка закусывал губу и встряхивал длинными волосами. Билл чувствовал на себе десятки взглядов, завистливых, жадных, похотливо-раздевающих, но все они оставляли его равнодушным. Кроме одного. Кроме тяжелого, голодного взгляда Трюмпера.       Билл ощущал его каждой клеточкой тела, и это неожиданно разбудило странное чувство, прежде никогда им не испытываемое. Он вдруг осознал, какую власть имеет над Томом, и это понимание раскрепостило его. Билл танцевал, слегка покачивая бедрами и упивался взглядом Тома, который следовал за ним неотступно. Билл ощущал себя по настоящему желанным и это рождало целую волну странно-приятных эмоций и чувств.       Том сидел, широко раздвинув ноги и, откинувшись на спинку кожаного дивана, пристально наблюдая за танцующим юношей. Его мужественное лицо казалось спокойным, лишь крепко сжатые челюсти и потемневший взгляд прищуренных карих глаз выдавали скрытое напряжение. Том напоминал Биллу пантеру, спокойную внешне, но внутренне готовую к прыжку. Обманчивое спокойствие лишь подчеркивало скрытую силу, и Билл трепетал, с замиранием думая о том, что будет, если он, в своем стремлении подразнить этого опасного хищника, зайдет слишком далеко.       Но этот сладкий страх лишь добавлял остроты, а потому движения становились все более чувственными, взгляды все более томными и зовущими, Билл ощущал себя мотыльком, летящим на яркое пламя, но остановиться было уже слишком сложно.       Какой-то белобрысый парень вынырнул из толпы и, призывно улыбнувшись юноше, начал танцевать рядом, всячески пытаясь привлечь его внимание. Он что-то говорил, на симпатичном, слегка простоватом лице играла широкая улыбка, а глаза с восхищением смотрели на Билла. Каулитц, совершенно не обращал на него внимания. Для него существовал сейчас только Том. И больше никого. А потому, он совершенно не замечал все попытки белобрысого привлечь его внимание.       Зато их видел Трюмпер. Видел, как этот незнакомый парень жадно шарит глазами по тонкому телу, как старается встать поближе и заставить обратить на себя внимание. Видел, и это заставляло кулаки непроизвольно сжиматься. Билл, в широкой белоснежной рубашке и обтягивающих кожаных брюках, выглядел просто потрясающе и, наверное, Том не мог винить этого парня. И тем не менее это выводило из себя.       Парень меж тем решил перейти к более решительным действиям и, приблизившись, слегка обхватил юношу за талию, широко улыбаясь и что-то быстро тараторя. Билл слегка напряженно улыбнулся, мягко выпутываясь из неожиданных объятий, но белобрысый схватил его за руки, все еще продолжая что-то говорить. Раздраженный взгляд Тома заметил, как парень большим пальцем поглаживает нежную кожу на тонком запястье и это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения.       Резко встав, он направился к ним, грубо и решительно выдирая руку Билла из несильного захвата. Юноша тихонько охнул, ощутив, как его запястье сжали сильные пальцы Трюмпера. — Еще раз тебя рядом с ним увижу, ноги повыдергиваю. — тихо и вкрадчиво сказал Том, сверля белобрысого тяжелым взглядом.       Тот открыл было рот чтобы возмутиться, но наткнувшись на горящие злостью и ревностью глаза, прикусил язык. — Том? — тихонько сказал Билл, во все глаза глядя на Трюмпера.       Вместо ответа Том сильнее сжал его руку и стиснув зубы решительно поволок прочь из зала. Они прорывались сквозь танцующие тела, и Билл изо всех сил старался поспевать за широким шагом Трюмпера, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы и бешено бьющегося от волнения сердца. — Том! — крикнул он, задыхаясь, но громкая музыка заглушила его крик.       Том вытащил его в какой-то коридор, а затем с силой прижал к стене, заставляя воздух на мгновение покинуть легкие. Злость, ревность, страсть и проснувшееся чувство собственности бурлило в крови, превращая ее в какой-то сумасшедший коктейль, заставляющий прочные оковы самоконтроля лопаться один за другим. — Что ты творишь? Что делаешь? — тяжело дыша, лихорадочно прошептал Том, вжимая в стену хрупкое тело. — Ты что думаешь, что я каменный? Я не каменный! Я, черт подери, не каменный!       Он с жадностью впился в пухлые, чуть дрожащие губы, которые сводили его с ума весь вечер, тут же жадно врываясь языком в призывную теплоту и заставляя Билла судорожно втянуть в себя воздух. Колени юноши подогнулись, перед глазами все поплыло, и он схватился за широкие плечи Тома, пытаясь удержаться на ногах. Этот поцелуй был совсем не похож на тот, первый. Этот поцелуй заставлял тело слабеть и разжигал внутри какую-то странную жажду.       Безжалостно врываясь языком в его рот, Том жадно шарил руками по податливому телу, проникая под тонкую рубашку и лаская горячими ладонями нежную кожу. Билл вздрагивал и слегка жмурился, ощущение горячих ладоней Тома было неожиданно острым и наполняло восторгом каждую клеточку его тела. Язык Тома игрался с пирсингом в его языке, глубоко проникая в рот и заставляя беспомощно всхлипывать в безнадежной попытке втянуть ускользающий неизвестно куда воздух.       Оторвавшись наконец от покрасневших, припухших губ, Том посмотрел на него горящим, жадным взглядом, а затем, глухо застонав, впился в тонкую шею, оставляя красочный засос. Билл, не сдержавшись, застонал, вцепившись пальцами в волосы Тома в попытке то ли оттолкнуть, то ли притянуть ближе. Сжимая мягкие пряди, юноша запрокинул голову, ощущая, как грубые поцелуи лишают остатков воли и превращая тело в мягкий, податливый воск, который плавился от лихорадочно-обжигающих поцелуев Трюмпера, его горячего дыхания и сильных ладоней, скользящих по его телу. — Я так больше не могу, Билл! — с каким-то отчаянием прошептал Том ему в ухо, вызывая дрожь и целую стаю мурашек. — Я так хочу тебя! Боже, ты не представляешь, как я тебя хочу! — Том… — начал Билл и сам поразился звуку своего голоса.       Он стал низким, хриплым и откровенно притягательным. Услышав его, Том снова завладел его губами, втягивая в новый поцелуй и заставляя мысли вылететь из головы под натиском страсти и желания.       Ухватившись сильными руками за ворот рубашки юноши, Том с силой рванул ее. Пуговицы посыпались на пол, как сухой горох, и не успел Билл опомниться, как Том подхватил его под ягодицы, приподнимая и заставляя обхватить себя ногами за талию, а затем впился горячими губами в манящую ямочку между ключицами, жадно лаская языком чуть солоноватую от выступившей испарины кожи. — Том… Том… — в лихорадочном забытьи шептал Билл, ощущая как влажный, горячий язык мужчины скользит по его груди, захватывая маленький розовый сосок и застонал, выгибая спину неосознанно пытаясь прижаться теснее к сильному телу Тома. В паху все ныло от возбуждения, заставляя двигать бедрами в стремлении получить хоть немного облегчения.       Том покрывал дорожкой ярких засосов его грудь, а затем, приподняв юношу чуть выше и удерживая на сильных руках, покрыл жадными поцелуями плоский, подрагивающий живот. Билл снова застонал, крепко стискивая в руках волосы Тома. Резинка с них слетела и они рассыпались густой, темно-каштановой волной. Опустив юношу на пол, Трюмпер снова впился в истерзанные губы, жадно лаская его рот языком, непослушными пальцами нащупывая застежку ремня на брюках Билла. Это неожиданно слегка испугало юношу и заставило сознание немного проясниться. — Том, подожди! Том! — зашептал он, выскальзывая от ищущих, горячих губ и жадно хватая ртом воздух. — Том, пожалуйста, остановись!       Вместо ответа мужчина глухо зарычал и снова закрыл ему рот поцелуем, заставляя юношу беспомощно застонать от новой волны возбуждения.       Том все еще боролся с тугой застежкой ремня, и Билл отчаянно вцепился в его руки, пытаясь оттолкнуть. Не понимая сам, хочет он этого или нет. — Что ты делаешь со мной? — шептал Том, терзая его губы своими. — Ты хочешь знать? Я тебе покажу!       Он схватил руку Билла и прижал к своему напряженному члену, заставляя юношу потрясенно охнуть. Даже сквозь одежду он ощутил, насколько возбужден Том и осознание этого заставило задрожать и без того ослабевшие колени. — И ты меня хочешь, я знаю! Я чувствую… — Том прижал горячую ладонь к его паху, лаская сквозь плотную кожу брюк его возбужденный член.       Билл зажмурился и протяжно застонал, уже не пытаясь остановить это безумие. Его рука рефлекторно сжалась и Том, зашипев, толкнулся в его руку, скользя своей ладонью по его возбуждению. Жадно хватая ртом воздух, Билл неосознанно раздвинул ноги и прижался теснее к ласкающей его ладони. Такие острые ощущения, никогда ранее не испытываемые.       Их тела жадно терлись друг о друга, они ласкали друг друга через одежду, обезумев от нахлынувших ощущений. Жадные, глубокие поцелуи и бессвязный шепот, движения становились все резче и быстрее, пока наконец Билл не выгнулся в сладкой судороге, отчаянно вскрикивая и чувствуя, как накатившее удовольствие выгибает напряженное тело и с силой зажмуривая глаза. Яркая вспышка сверкнула за плотно закрытыми веками, а в следующий момент он ощутил, как Том в очередной раз толкнувшись в его руку напрягся и глухо застонал, вцепившись в длинные волосы, до боли сжимая черные пряди.       Билл обмяк, вцепившись в Тома, который притиснул его к стене и покрывал поцелуями влажные волосы на виске. Они тяжело дышали, приходя в себя после пережитого взрыва удовольствия. — Прости! — с раскаянием прошептал Том, приподнимая его лицо за подбородок и покрывая легкими поцелуями скулы и слегка влажные, дрожащие ресницы. — Я не сдержался! Все должно быть не так! Совсем не так! Господи, я такой идиот! — Нет! — Билл обхватил его голову, приподнимая и заглядывая в глаза. — Не надо! Все ведь было хорошо! — он с каким-то отчаянием заглянул Трюмперу в глаза. — Или ты… ты… жалеешь? — Жалею ли я? — усмехнулся Том, глядя в янтарные глаза, все еще шальные от пережитого удовольствия. — Что ты, глупый… Я никогда об этом не пожалею!       Он провел рукой по линии густых бровей, бережно обрисовывая пальцами их капризный изгиб. — Но я хотел, чтобы все было совсем не так… — тихо сказал он. — Я бы хотел ласкать тебя долго, так долго, как это возможно. И не в каком-то клубе, зажимая возле стены, а на постели, среди мягких подушек и белоснежных простыней. Ты достоин этого! Достоин больше, чем кто-либо другой!       Билл зачарованно слушал мягкий, бархатный голос Тома, глядя ему прямо в глаза. Карие, с теплыми искорками, они смотрели на него искренне и честно. В них не было ни капли лжи или фальши. И Билл осознал, что именно этого человека он готов впустить в свою жизнь и сделать ее частью. Именно Тома он хотел видеть рядом с собой в качестве друга, любовника, парня. Во всех качествах. Больше всего он боялся, что Тому нужно от него только тело, и получив желаемое, Трюмпер просто потеряет к нему интерес. Но сейчас, глядя в искренние, полные раскаяния глаза Тома, он понял, что значит для Тома несколько больше, чем просто партнер на одну ночь. Прочистив горло, Билл поморгал, а затем снова испытующе заглянул Тому в глаза. — А что тебе мешает сделать так, как ты хочешь? — шепотом спросил он, ощутив внутри неожиданную смелость.       И тут же смутился, так как взгляд Тома потяжелел. Стал осязаем почти физически. — Ты этого действительно хочешь? — спросил Трюмпер, невесомо проводя рукой по покрасневшей щеке. Он наклонил голову и накрыл губами манящее пятнышко родинки под нижней губой юноши. Билл рвано выдохнул, а затем положил ладони на грудь Тома, несмело ведя их вверх, к шее, и с восторгом ощущая твердые, упругие мышцы под пальцами. — Я не знаю, — тихо ответил он, ощущая, как губы Тома скользят по щеке к уху, вызывая стайки пугливых мурашек. — Но ты первый, с кем мне вообще чего-то захотелось. — Я знаю! — ответил Том, захватывая губами мочку аккуратного уха.       Билл хихикнул, а затем, отстранившись, посмотрел на Тома серьезным взглядом. — Откуда? — удивленно спросил он. — Неужели Дэвид… — Дэвид ничего мне не говорил. — успокоил его Том. — Но я многое знаю о тебе! — И я все равно был тебе интересен? — неверяще спросил юноша. — Даже после того, как ты узнал о том, что я асексуален?       Билл смутился и отвел глаза. Это слово было для него как клеймо, но он привык, сжился с ним и изо всех сил старался не обращать внимания. Но все равно, чувство неполноценности, хоть и забитое в самый дальний угол подсознания, все же иногда показывало свое уродливое лицо. — Асексуален? — Том расхохотался, запрокинув голову. — Для асексуала ты слишком чувственный! Я не знаю, как так вышло, что у тебя никогда не было отношений, но знаешь, я очень рад этому факту!       Он с нежностью смотрел на Билла, который упорно смотрел куда-то в сторону. — Билл, — мягко сказал Том. — Посмотри на меня, пожалуйста!       Юноша поднял на него полные смятения карие глаза. — Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь, — продолжил Трюмпер, приглаживая растрепавшиеся черные прядки его волос. — Просто доверься мне, хорошо? — Том, но ведь ты. — Билл запнулся, слегка помрачнев. — Ты ведь не один… Ты ведь… женат! — почти выплюнул это слово Билл, чувствуя, как внутри все сжалось и противно заныло. — Билл, — Том вздохнул и покачал головой. — Мы с Самантой не живем вместе уже три месяца. И, боюсь, между нами все закончилось куда раньше. Я не стал бы тебя обманывать, пытаясь просто использовать.       Брови юноши удивленно поползли вверх, а в груди разлилось чувство счастья от того, что он, оказывается, никого не заставляет, а главное, не ломает чужую семью. В груди все же заворошилась совесть, противным голосом напомнив, что радоваться тому, что чужие отношения распались, нехорошо. И все же широкая улыбка против воли расплылась на лице юноши. Том, с некоторым напряжением наблюдая за игрой эмоций на лице Билла, тоже облегченно улыбнулся. Билл слегка переступил с ноги на ногу и поморщился от неприятного, липкого чувства в мокрых боксерах. Том заметил это и усмехнулся. — Похоже, тебе нужно в душ! — поддел он юношу, а затем замер, ощутив, как хрупкое тело прильнуло к его груди, а шею обхватили тонкие руки. Билл уткнулся носом в шею Тома, вдыхая его запах, смешанный с ароматом парфюма и легким, почти неуловимым, запахом пота. И осознание того, что он может это делать свободно, заставляло сердце выстукивать частый и рваный ритм. Том осторожно обнял его, крепче прижимая к себе.       Так они и застыли, прижавшись друг к другу, молча, лишь глубокое дыхание нарушало повисшую тишину, которая нисколько не мешала.       Лишь сердца стучали в каком-то особом, частом ритме.       В одном ритме на двоих.