Ответственность

      Маленькие помещения вызывают у Ригби страх — он давно с этим смирился. Он до сих пор помнил, как лузер-одноклассник запер его в школьной уборной и не выпускал до следующего утра. Если бы тот толстый, прыщавый кретин не решил бы тогда разыграть его, то, возможно, он сейчас не обнимал бы себя за плечи и не качал бы головой из стороны в сторону, показывая себя неуравновешенным человеком.       В голове творился кавардак: все хорошие и не очень события перемешались и встали перед глазами, заставляя еще раз пройти все те испытания; мысли бегали от одной к другой, ничего путного не выдавая. Мозг велел лишь одно — выжить во что бы то ни стало, бить кулаками по двери и никого не слушать. Выжить в этой комнате, ждать помощи, но только не сидеть сложа руки. Нет, надо двигаться, даже если движения были безумными, припадочными. Даже если изо рта вылетал несусветный бред.       «Это все инстинкты, это все инстинкты», — шептал разум Мордекая. Конечно, ему не раз приходилось видеть друга в таком состоянии, и все же каждый приступ клаустрофобии был слишком неожиданным, резким, а последствия, которые длятся в основном не меньше трех дней, раздражали до одури. По каким-то причинам, известным только Ригби, шок от пережитого проходил очень медленно... и скучно. Мордекай понимал, что младшему парню и так плохо, но разве с кем-то можно было проводить время так же весело и одновременно глупо, как с Ригби? Нет.       В который раз Мордекай соглашался с тем фактом, что он тот еще эгоист, и в который раз тяжело вздыхал, смотря на Ригби. Вид друга не радовал, и что-то внутри требовало прижать к себе и погладить бьющееся в ознобе тело, однако опыт подсказывал, что нужно еще чуть-чуть подождать.       На помощь рассчитывать не следовало — все жильцы дома уехали в пиццерию. М-да, Мордекай всего-то хотел провести свой редкий выходной за игрой в приставку и веселясь вместе с Ригби. Еще раз убедился, что планы нельзя составлять даже на выходные — лучше делать что-то сразу же и ни о чем не раздумывать.       Волосы на голове Ригби тоже страдали от постоянных тяготений, но ощутимые покалывания в пальцах будто бы не приносили никакой боли — парень как сидел в углу, так и оставался на своем месте, не говоря ни слова. Мордекай наблюдал за этой картиной и медленно отсчитывал до десяти.       Один. Ригби встал на ноги и снова начал колошматить бедную дверь, на которой, к удивлению, за все время не образовалось ни единой царапины.       Два. Он скатился вниз и ударился головой о нее, цепляясь сгрызенными ногтями. Он все еще не мог ее проломить.       Три. Разочарование в себе приходило на место страха. Черт, он даже не мог выломить дверь, которая здесь с рождения Попса, а может и раньше! Слабак. Теперь на лбу точно будет шишка.       Четыре. Да, Ригби слабый. Да, ему всегда доставалось ото всех, в том числе и от Мордекая. Осознание своей беспомощности всегда убивало, и Ригби чувствовал, как что-то поднялось по глотке вверх, и его потянуло блевать.       Пять. Нет, если его сейчас вывернет прямо на этой состаренной древесине, он покажется еще большим слабаком, чем до этого. Это негласное правило, появляющееся только во время приступов клаустрофобии, действовало как нельзя лучше, и Ригби, перебарывая себя, сел напротив Мордекая.       Шесть. Взгляд Мордекая выражает презрение. Ригби понимал — еще немного, и он заплачет из-за отвращения в этих глазах, будто бы видевших все его внутренности, страхи, проблемы. Всего. Парень отвернул голову в сторону, и увиденное напугало донельзя: стены двигались. Они миллиметр за миллиметром приближались, издавали противный скрипучий звук, режущий барабанные перепонки. Ригби сглотнул и зажмурил глаза.       Семь. На бока давило — это стены наконец-то достигли своей цели и теперь остановились, дабы Ригби еще немного помучался перед неминуемой смертью. Глаза щипало. Приказы мозга не действовали ни на что. Все зажато.       Восемь. Иллюзия. Все, что происходило с ним — иллюзия. Мордекай бы с радостью сообщил об этом, однако он знал, что через две секунды ему полегчает. Ну, может, и нет, по крайней мере, Мордекай поможет ему с этим.       Девять. Почему Мордекай сидел очень спокойно, когда как внутренности Ригби вот-вот выйдут наружу? Почему вокруг Мордекая не так мало места, когда как Ригби был зажат с двух сторон? Почему Мордекай кивал головой в свои последние секунды жизни? Все волнующие вопросы смешались в едкий коктейль, а сам Ригби путался больше и больше, словно у него в руках оказался клубок ниток, а он — ребенок, не знающий, что нужно делать с этой штукой.       Десять. Ригби упал на спину и замер в позе эмбриона, уже не сдерживая слез, текущих тоненькими струйками по щекам. Тихо и со всей горечью.       Мордекай подошел к Ригби и протянул руку, хотя знал, что сейчас парню не до этого; он боролся с демонами, засевшими у него внутри.       Мордекай не слепой. Он всегда замечал, как Ригби потом буквально «зализывал» шрамы после пережитого, как пытался скрыть все свои чувства за маской немного глуповатого весельчака, как ему было обидно, когда все вокруг принимали его за беззаботного парня, не имеющего проблем или переживаний. Иногда Мордекай сам хотел всем тем людям сказать прямо, что его друг далек от созданного им образа. Однако вмешиваться в чужую жизнь (даже если эта жизнь может волновать больше, чем своя) он не намеревался, и по этой причине Мордекай со всей осторожностью присел рядом с Ригби.       На плечо тут же легла голова Ригби, и в маленькой комнатушке разнесся всхлип, слишком громкий и разрывающий повисшую тишину. Кажется, вот он, тот человек, рядом с которым можно быть тем, кем являешься, но с каким усилием Ригби стоил этот жест. Да, возможно, это нормально класть свою голову, когда она, словно под натиском чего-то слишком тяжелого, перевешивающего, не могла держаться на одном месте, а самому же таким образом оставалось будто просить в некотором смысле помощи у другого, более крепкого и сильного. Но только не для Ригби.       Вроде друзья, вроде знали о друг друге, может, не все, но многое, и все-таки что-то определенно шло не так, как положено.       Сейчас Ригби был похож на загнанного в ловушку зверька, потерявшегося в лесной глуши. Приступ медленно отступал, однако тот разъедающий каждую клетку осадок остался. Мордекай приобнял его за талию и прижал ближе к себе, делясь своим теплом. Ригби даже не заметил, что его пальцы отстукивали по деревяшкам ни столько из-за клаустрофобии, сколько от холода. Кто знал, что в кладовке может быть так холодно.       На лице непроизвольно появилась улыбка; а что было бы, будь и у него, Мордекая, такая же фобия, как и у Ригби, дыхание которого ощущалось на груди. Наверное, они бы оба орали во все горло, разрывая голосовые связки, ревели не хуже девчонок и просили помощи. Смешок слетел с губ из-за этой мысли. Он хотел уже высказать другой исход событий, да только глаза Ригби были закрыты.       Может, он и не спал, вполне возможно, что притворялся, но будить его совесть не позволяла. Мордекай аккуратно уложил его у себя на коленях и устало посмотрел на дверь. Разумеется, он бы мог сообщить об одном нюансе, таившимся в ней, однако... Будь Ригби ну чуточку повнимательнее, он бы заметил откуда-то взявшееся перо в скважине, которое и было причиной их заточения. А надо было всего-то его вытащить, взять с собой чипсы (ради них они и пришли) и уйти.       Но разве существуют легкие пути для этих двоих?