What The Water Gave Me

Сначала приходит боль. Обжигаюая, разрывающая легкие на части. И затем все исчезает. Только вода вокруг него. Холодная и темная, плотная, как смола. Пробует ухватиться ухватиться за что-либо, но не может согнуть пальцы. Пустота повсюду. Мозг успокаивает тело, лишенное кислорода. Он медленно идет ко дну, даже не чувствуя толщи воды. Глаза закрыты, а руки больше не ищут за что бы ухватиться. Не ищут несуществующих ступенек на лестнице. Все успокаивается. Не остается ничего. Это ложь. Боль не уходит прочь, страх скребется под кожей, обволакивая его всего. Забирает все остальное. Панические мысли о смерти внезапно оборачиваются реальностью. Кто-то кричит с поверхности, все больше и больше отдаляясь, звук заглушается шумом воды, которая обволакивает его ужасом и холодом. Врывается в реальность, забирает абсолютно все. Здесь нет ничего больше, кроме отчаянных попыток сделать глоток воздуха, но это битва, в которой никто не может победить. Боль никогда не уходит прочь, никакого спокойствия. Тонуть — не романтично, не поэтично или красиво. Это ужасная смерть, что лишает человека всего того, что у нее есть. Она оставляет его наедине со своими демонами, которые только ждали своего часа. Наедине с правдой. Он слышит Скотта, кричащего где-то далеко. Скотт — этот глупый подросток, который никогда не понимал, что у него есть. Огромная сила, которую он держал в собственных руках. Сила, позволяющая ему делать что угодно. Но он решил сбежать. Трус. Он цепляется за свою человечность, словно за непотопляемый якорь, чтобы не стать зверем. Потому что волки — звери. Дерек знал это с того момента, как только открыл глаза. С того момента как попробовал кровь, разорвал кожу на кусочки, вспорол мышцы. Он был зверем сам по себе, единственный, кто мог бороться и убивать. Но Скотт МакКолл хотел быть кем-то большим, кем-то лучше, другим. Если бы Дерек только мог вздохнуть сейчас, он бы засмеялся. Никогда не будет никого другого. Волк и жажда крови, необходимость контроля, зверь. Скотт — бестолковый, но он не тот, кто тонет. Возможно, подросток был прав. Он вытягивает руки перед собой, пытаясь поймать несуществующую ступеньку лестницы, но все что он чувствует — шелковистость воды между его широко расставленных пальцев, которыми он больше не может шевелить. Ему страшно открывать глаза, осознавать, что это будет последним моментом. Дерек не хотел умирать. Пока нет. Он не может оставить их одних. Без него Эрика умрет, Айзек — в лучшем случае — будет забит до смерти своим отцом. Бойд никогда не поймет, что такое преданность. Без него, они не справятся. Он обязан вернуться. Его легкие горят. Дерек справляется с болью, его учили этому с детства. Боль — его компаньон, друг, напоминание о том, что он жив, о том, что он — не монстр. Его отец повторял ему это изо дня в день, и Дерек слушал. Первая сломанная кость. Ему было всего шесть, он не хотел плакать, зная, что, если он сделает это, то лишь усугубит все. Он стал бы слабым. Слабейшим из всех. Он сворачивался в клубок под деревом, в глубине леса, и скорбно выл в ночи. Его первый провал. Дерек никогда не забудет взгляды матери и сестры. Сострадание. Но он видел только презрение. Он был слабым, и не важно, что ему было лишь шесть. Он делает последнюю попытку задержать дыхание. Он пока не хочет умирать. Когда он был под водой, он не закрывал глаза. Он не осмеливался закрыть их. Не тогда, когда он видел только её под веками. Мягкие и привлекательные губы, растянутые в улыбке. В глазах темнело с каждой прошедшей минутой. Идеальное тело. Он помнит каждую деталь, не важно, как сильно он пытался выкинуть её из головы. Изображение Кейт Арджент было выжжено под его веками, прямо как горящие руины, которыми были его домом много лет назад. Он любил её глупой, детской любовью. Он любил её руки, бродившие по его телу. Он любил её губы, когда она целовала его. Её голос, когда он слушал прекрасные слова о любви. Они проводили целые дни вместе. Он дарил ей цветы, водил в кино, в лес. Он делал все ради неё, исполнял каждое желание, каждую просьбу. Но она всегда была холодна, слегка отдаленная, но Дерек верил — если он постарается чуть больше, то Кейт полюбит его также сильно, как и он её. Он был счастлив просто от того, что она посмотрела на него в первый день. Одинокий, худой подросток, пытавшийся найти свое место под солнцем. Он улыбался, переплетаясь руками с ней. Кейт была чуть старше его, мудрее. Умнее. Она сожгла всю его семью, оставляя его одного со старшей сестрой и дядей, загремевшим в больницу с ожогами. Даже тогда он любил её. И ненавидел себя за то, что скучал по её рукам. Она отобрала всё, что он любил, оставив лишь кучку сгоревших деревьев и костей. Наполнила его болью, куда более ужасной, чем он чувствовал в течение полнолуния. Она дала ему подарок, полный страданий, который медленно сжигал каждую клеточку в его теле, словно огонь. Вся его жизнь, такая идеальная, потонула в хаосе. Извечный побег и вина никогда не покидали его. Каждый раз стоило Дереку закрыть глаза, он видел её улыбку, но теперь она не была красивой, мягкой. Он видел её, разливающей бензин вокруг его дома, бросающей спичку, хотя его там не было — на месте преступления. Каждый день он молился о том, чтобы повернуть все вспять. Не для того чтобы остановить её, а сгореть с остальными. Но ни один из Богов, хотя их так много, не ответил на его мольбы. Но сейчас ему страшно умирать. Прямо как Лоре, пытавшейся исправить его ошибки. Ему страшно стать сумасшедшим, как Питер, который нашел успокоение в безумии. Ему хотелось ненавидеть еще больше. Дерек согнул пальцы в последний раз, все еще надеясь достигнуть поверхности.

* * *

— Он не приходит в себя, сделайте что-нибудь, — Стайлз нервно метался вокруг металлического стола в ветеринарной клинике. — Почему он не приходит в себя? — Его организм истощен. — Дитон перемещался между кабинетами, — Пуля, которой в него попали, содержит в себе серебро и волчий аконит, это займет какое-то время. — Последний раз, когда в него стреляли чем-то подобным, он был в сознании, а эти черные линии исчезали. Черт, сделайте хоть что-нибудь! — Стайлз, успокойся. — Скотт прикоснулся к его плечу. — Все будет хорошо. — Разве он выглядит так, словно он в порядке? — Стилински сбросил руку друга. — Дерек, очнись! Дерек!

* * *

Становилось все холоднее, он передернул плечами, но напрасно. Он продолжал падать. Он вновь слышал крики, чуть хуже доносившиеся, чем минуту назад. Кто-то звал его по имени. Но он не хотел слышать. В темноте было безопаснее, здесь были демоны, застрявшие в его голове. Ему не нужен свет, ему больше не нужен воздух. Только серебристая луна, холодная вода и он. Идеальная тишина, его наказание, которое он будет выполнять, пока все не выплатит. Может быть, смерть будет хорошей ценой, правильной. Он расслабил пальцы. Нет никакого смысла искать что-то за что ухватиться, проще было падать, остаться в ледяной пустоте. Но его голос, тот, который он не узнает, был таким настойчивым, слишком громким. Острый, словно серебряный нож, продолжал называть его имя, продолжал кричать его имя. Он услышал сожаление, страх. Но он слышал презрение, оно должно быть здесь. Дерек Хейл заслуживал презрение и насмешки. Он видел пути обратного. Он покачал головой, это все, на что у него остались силы. Он еще не открыл рот, возможно, если бы он сделал это, все бы затихло. Дерек, очнись. Он должен представить это. В конце концов, он не мечтал. Он просто тонул. Всплытие на поверхность, спасение его жизни становилось все менее и менее важным. Он продолжал лгать сам себе с самого начала. Он не был готов к тому, чтобы стать альфой, ему даже пытаться не следовало создавать собственную стаю. Любой был лучше чем он, даже Питер. Особенно Питер. Несмотря на его безумие, он справлялся со всем. Он обманул смерть. Он даже справился с чем-то, что Дерек никогда бы не мог, он забыл. Питер Хейл жил ради мести, существовавшей в каждой клеточке его тела, в каждой капле крови, и, когда она свершилась, у него словно открылось второе дыхание. Он отпустил вину и исчез. Он забыл о пожаре, забыл об убийстве Лоры, забыл о Кейт и охотниках. Он стал кем-то еще. Он достиг своей цели и стал жить. Держа голову высоко, словно нет никакой вины на его плечах. Возможно, дядя Дерека был прав. Умереть и возродиться, начать заново. Он мог сделать это. Этого было бы достаточно, чтобы открыть рот, сделать глубокий вдох, позволить воде заполнить легкие. Но Дерек Хейл ненавидел себя слишком сильно, чтобы позволить боли выцвести. Он был никем. Последняя мысль, пришедшая ему в голову. Он был никем, ничего не мог сделать, ни для чего не подходит. Он был последним сыном покойных родителей, брат мертвой сестры. Племянник психа. Если бы не он, все было бы гораздо проще. Джексону не пришлось бы бежать, Лидия никогда бы не подверглась атаке со стороны Питера. Стайлзу никогда не пришлось бы лгать. Скотт все также был бы безумно влюбленным подростком. Его семья никогда бы не сгорела в пожаре. Если бы он никогда не был рожден, не существовал. Каждой вздох напоминал ему о том, как он разрушал чужие жизни. Он не мог быть как они. Он не мог доверять, не мог любить, он не хотел быть больше преданным. Он никогда не хотел силу, а когда получил её, то подавился, как сейчас подавился ледяной плотной водой, черной, как смола. Он хотел отпущения грехов, подтверждения, что все будет в порядке. Что когда его не станет, они, наконец, будут счастливы. Что они будут жить. Но он продолжал слышать одинокий голос, становящийся слабее и отдаляющийся все дальше.

* * *

— Очнись, ты должен очнуться. — Стайлз цеплялся за руку оборотня. — Стайлз, отпусти его, — Скотт схватил плечо лучшего друга и потянул. — Это конец. Отпусти его. — Нет! — он вырвался из железной хватки Скотта и сел в кресло около кровати. — Очнись! Черт тебя побери, очнись! — он прикусил губу практически до крови. — Дерек, пожалуйста, — сказал он едва слышно.

* * *

Лора была мертва, разорвана пополам. Её губы все еще шевелились в беззвучной мольбе, словно марионетка в кукольном шоу, где тянут за ниточки. Лора была мертва, звала его. Она ползла по направлению к нему, обнажив клыки. Кейт была мертва. Она сладко улыбалась, играя с зажигалкой. Она пахла бензином. Его отец был пеплом, его мать — кучей костей, выгоревшей на солнце. Все, что было важно, сгнило. Запах смерти и гниения. Они звали его, кивали головами и касались его, пока он плавал в воде. Мерзкие пальцы забирали дыхание, гнилые ногти копались в телах. Мертвых телах. Все, что он оставил позади, это мертвые тела, грязные и страдающие. Он медленно открыл рот. Не было ни яркого света, ни истины. Первый глоток воды ранил сильнее, чем задержанное дыхания. Не было мира, только сожаление, много сожаления. На вкус вода была соленой, словно слезы. Запах бензина, сгоревших волокон. Вкус плоти и крови на языке. Все исчезли, он вновь был один. Тот, кто звал его, ушел. Когда умираешь, ты всегда один, когда умираешь, все равны. Но он продолжал падать, продолжал тонуть. Продолжал жить. Другой глоток привел к судорогам. Он трясся, не понимая, что происходит. Он просто хотел умереть, но, возможно, он не мог сделать этого. Продолжало становиться темнее и холоднее. Он почувствовал легкий рывок. Возможно, Лора вновь схватила его, или его мать, чтобы утащить его и оставить лежать на дне, среди них, где из синих губ выплывали маленькие рыбки, плоские черви, личинки. Где все что он мог чувствовать было бы одиночество. Но кто-то продолжал тянуть его туда, где было светло, тепло. Все еще соленый привкус во рту, смешанный с металлическим осадком крови. Третий вздох не ранил. Тело должно сдаться, прекратить бороться. Нет, нет, нет. Дерек, не делай этого с нами. Очнись, сейчас. Очнись! Он знал этот голос. Он знал его с самого начала. Он приобрел смысл на мгновение. Он боролся. В последний раз прикоснулся к нему и сжал мягкую ткань в пальцах. Он продолжал держать, вонзать клыки в свежую плоть. Теплая кровь просочилась на пальцы. Он открыл рот в последний раз. В последний раз он вздохнул.

* * *

— Дерек! Вновь этот голос. Он ослабил хватку и открыл глаза. Прежде чем он смог отреагировать, Стайлз крепко обнял его, спрятал лицо в изгибе шеи. — Не делай этого, — бормотал он, — Никогда больше не делай этого. — Стайлз? — Никогда. Он приподнял ладонь, чтобы посмотреть на нее — она была покрыта кровью. Ему следовало бы оттолкнуть мальчишку, сбежать. Умереть. Но вместо этого он положил руку на спину Стайлза, притянув его ближе.