My dear brother.

      Диппер чувствует, как медленно и непостоянно бьется его сердце, видит, как из раны в груди льется алая кровь, и усмехается, слабой рукой размазывая по лицу слезы. Это того стоило. Это все того стоило, и сломанные ноги, и пробитые легкие, и слезы его сестры, которую он криками прогнал от места ритуала. Билл сгинул. Сгинул же? Диппер отчаянно в это верит, смотря в голубое (наконец-то голубое) небо и видя вместо него кровавую пелену. Его жертва не напрасна.       Это мы еще посмотрим, Сосенка.       Диппер распахивает глаза, уверенный, что слышал голос, этот чертов ненастоящий голос, будто идущий откуда-то не из этого мира. А потом понимает, что этот голос — у него в голове.       Ты победил, держи награду, Сосенка. Приятной жизни.       Боли нет. Крови на руках — тоже. Диппер не верит происходящему и мчится домой со всех ног, распахивает двери и едва ли не кричит с порога «Я жив!».       Стэн, бледный и постаревший за один день на двадцать лет, сидит в кресле, укутанный в плед. Телевизор что-то вещает, что-то о конце Странногедона, а Диппер бегом поднимается на чердак, бешено озирается по сторонам и ищет сестру.       — Свитертаун, ну конечно… — хмыкает он под нос и тихо шагает в угол, где Мэйбл трясется в тихих рыданиях, спрятав лицо в испачканный синий свитер. — Мэйбл…       Он касается ее плеча, а она вжимается в стену и тихо вскрикивает, всхлипывает и глядит на него большими заплаканными глазами.       — Диппер… Но ты же… Тебя же… Что с твоими глазами?..       Говорит хрипло, но ответа не дожидается, бросается ему на шею, обнимает и натурально воет на ухо, захлебывается слезами и что-то неразборчиво шепчет. Диппер не может понять, что такое, причем тут глаза, но обнимает в ответ и неловко хлопает по спине, сидит ровно столько, сколько ей надо, чтобы успокоиться. Мэйбл шмыгает носом и совершенно не хочет его отпускать, держится за рукав и наконец-то улыбается.       — Мы думали, ты умер.       Диппер вздрагивает и касается ладонью груди, где были переломаны ребра. Где были пробиты легкие. Вспоминает текущую из ран кровь и мелко дрожит.       — Я… Был мертв. Но как-то жив. Не знаю… Да и какая разница?       И Мэйбл счастливо кивает, потому что правда, какая разница, он здесь, рядом, живой, живой.       А глаза… Мэйбл ведет его за руку и ставит перед зеркалом, и Диппер видит, что белок почернел, а радужка стала желтой. И это что, клыки во рту?.. Диппер нервно кусает пальцы, но ладонь Мэйбл на плече теплая, а это значит, что он точно жив, он чувствует, плевать ему на какой-то там цвет глаз.       — Пойдем, дядя Стэн так обрадуется! — счастливо восклицает Мэйбл и тянет его вниз по ступенькам.       Почему тело такое легкое, будто он может взлететь, если захочет?..       — Дядя Стэн! — вопит Мэйбл и подпрыгивает у старика перед носом, загораживая экран. Стэн переводит на нее красные глаза, а у Диппера сжимается сердце.       Он плакал.       — Что такое, милая? — хрипит Стэн, выключая бессмысленные новости на экране. Мэйбл непонимающе переводит взгляд с Диппера на Стэна и снова хватает Диппера за рукав, тянет ближе, едва ли на подводя вплотную.       — Диппер вернулся, — улыбается Мэйбл, но Стэн молчит и смотрит сквозь.       Как тогда, когда Билл забрал его тело.       Стэн смотрит сквозь Диппера и Диппер ясно понимает — его не видят. Стэн. Его. Его не видит. Диппер говорит что-то совершенно неважное, чтобы проверить, и Стэн правда только всхлипывает и старается не показывать того, насколько ему больно.       — Прости, малая… — дрожащим голосом говорит он, и ладонь сжимает пульт от телевизора так, что на бледной коже выступают вены. — Но Диппер больше не вернется.       Мэйбл распахивает глаза и шепчет, что он не прав, что вот же он, вот, рядом, живой, но Стэн не видит и от попыток Мэйбл ему еще хуже от давящего чувства вины. Их оставили под его присмотр, а он не сберег.       Диппер слишком умный, чтобы не понимать, что происходит. Диппер берет сестру за руку и утягивает обратно на чердак, слыша за спиной сдавленные всхлипы Стэна. Мэйбл не понимает. И не хочет понимать. Почему так? Почему не видит, почему Диппер смотрит так, будто уже смирился?       — Мэйбл, послушай…       Дипперу никогда не давались тяжелые и серьезные разговоры, не даются и сейчас, и объяснения сбивчивые и заумные, но Мэйбл все же вытягивает самую суть.       Он теперь совсем как Билл, только видеть его может лишь она одна. Ей снова хочется расплакаться, но она лишь встает и протягивает ему руку.       Без разницы.       Наплевать.       ***       Мэйбл возвращается домой, в Калифорнию, раньше времени. Родители улыбаются ей, встречая, а ей хочется заорать на них во все горло. Смысл улыбаться ради нее? У нее все нормально, Диппер рядом, это вы его не видите, вашу мать.       Диппер сжимает ее руку и смотрит в землю. Даже родители.       Он рад, что их не успели расселить по разным комнатам. Что он не увидит, как будут убирать его комнату и выкидывать вещи. Хотя, Диппер ухмыляется, лежа на своей кровати, Мэйбл вряд ли бы это позволила.       Через пару дней родители решают, что вторая кровать в комнате для одной не нужна, и что Мэйбл надо показать психологу за разговоры с самой собой. Она ведь разговаривает с ним в полный голос, даже зная, что его не видят и не слышат. Дуреха. И так слывет ведь себе на уме, а теперь еще и «время воображаемых друзей кончилось, дорогая». Диппер жалеет, что не может долбануть из-за всех сил по столу и заявить о себе.       Диппер учится жить так, как не мог себе представить.       Мэйбл жмется к нему ночами, как к огромной мягкой игрушке, потому что не согласна с тем, чтобы он спал на полу или подоконнике, и Диппер постепенно привыкает, перебирая мягкие волосы у нее за спиной. Больше у него не осталось никого.       И у нее, видимо, тоже.       ***       Диппер учится летать.       Мэйбл замечает его крылья как-то совсем неожиданно, как он сам-то о них ничего не знал, и она пищит и прыгает вокруг, прося ими пошевелить. Диппер вздыхает и пытается, а затем резко подлетает и почти ударяется головой о потолок, зажмуривается, но пролетает сквозь.       Действительно, все как тогда.       Он подвисает рядом с ней, неловко машет крыльями, что растут почему-то из талии, а не из лопаток, а Мэйбл такая грустно-радостная, он летает, это круто, но он как призрак, может, однажды он и сквозь нее проходить начнет…       Диппер кладет руку ей на плечо и обещает, что, когда научится нормально держаться в воздухе — обязательно покатает ее на спине. Мэйбл улыбается и доверяет ему.       В один день Диппер понимает, что помимо чуть-чуть отросших клыков у него теперь уши как у эльфов — острые такие. Он обреченно вздыхает, но совершенно не против, когда Мэйбл к ним прикасается и смеется.       Только не на глазах родителей, глупая.       ***       Ему противно, что сила эта от Билла, хотя какая там сила, проклятие скорее, но ничего не может поделать с тем, что становится на него похож. Что это за нелепый цилиндр над головой? Что за фрак, он же никогда такие не носил, откуда? Диппер смотрит на неожиданно появившееся новое облачение и чувствует, как дергается глаз. Мэйбл хохочет с кровати и говорит, что ему вполне себе идет. Диппер подлетает и зависает рядом, разглядывая многочисленные фотографии на стене возле кровати.       Ей уже пятнадцать. Самый отличный возраст для того, чтобы влюбляться и гулять с друзьями наперекор родителям, но вот Мэйбл от всего этого отказалась и почти не жалеет, только иногда слышно тихие всхлипы из-под одеяла. Дипперу невыносимо думать, что он виноват и ничего не может сделать с шепотом за ее спиной, с ее прозвищами «странная», «сумасшедшая», «тронутая». Диппер скалит клыки каждый раз, как слышит это, но смысл, людям все равно, а Мэйбл так или иначе дернет его за рукав и поведет домой.       Мэйбл сидит одна за самой дальней партой и все, чем может помочь Диппер — это подсказать ответы по математике и отговорить рисовать на полях звезды, потому что это важная контрольная и ее сдавать чуть ли не самому директору.       Мэйбл рисует звезды на его ладонях по пути домой, а Диппер учится создавать их щелчком пальцев, но пока выходит только мелкая золотая пыль. Мэйбл довольна и этим.       ***       Родители соглашаются и отпускают ее одну в университет. У нее оценки лучше многих, ну и что, что до сих пор с братом разговаривает, может, она гений, а все гении странные. Мэйбл натянуто улыбается и благодарит родителей за небольшую однушку во Флориде, а родители не понимают, зачем надо ехать так далеко, но она так настаивала, ладно, пускай. Только приезжай на праздники.       — Приедем, — говорит она им, а миссис Пайнс сжимает руку мужа сильнее. Они скучают по Дипперу точно так же, как Диппер скучает по ним. Он с ними каждый день, но это не помогает.       Иногда ему хотелось просто взять и швырнуть в стену стаканом, показать, я здесь, написать это на листке бумаги и сунуть им под нос, но какой в этом был бы смысл? Он бы так и остался простым почерком без голоса и тела, кому от этого было бы легче, еще ведь потом отпаивать мать валерьянкой, она ведь совсем в такое не верит.       Лучше он будет «воображаемым другом», чем полтергейстом, от которого захотят избавиться.       За столько лет — он уже привык.       Мэйбл обустраивает квартиру прямо как свою комнату дома, в пару мгновений делает ее уютной и ламповой, и Диппер шутит, не купить ли раскладушку, раз есть место и она уже такая взрослая. Мэйбл фыркает, расстилая покрывало с единорогами, и говорит, что в случае чего он прекрасно умеет спать на потолке. Диппер смеется и отвоевывает себе вот тот кусок потолка, с которого еще не свисает конфетти.       ***       Диппер понимает, что как у демона, у него огромные возможности. Он наверняка может бродить по чужим умам, по снам, но становиться как Билл, разрушивший им жизнь? Нет, спасибо. Диппер вообще удивляется, как это он в зеркале-то отражается.       Он ходит на лекции вместе с Мэйбл, парит рядом и жадно слушает преподавателей, хотя ему это и не нужно особо — знания Билла уже прочно засели в мозгах. От такого недолго и свихнуться, но Диппер просто об этом не думает, и вытаскивает из закоулков памяти только самое важное.       Конечно, Мэйбл сидит дальше всех и уже даже не пытается ни с кем подружиться. Фенечки на ее запястьях истрепались, а плести новые — зачем, это же браслеты дружбы, ими надо меняться, а плести себе…       Диппер вспоминает Гравити Фоллз, Стэна, Форда, Вэнди, Суса, остальных, но понимает, что путь туда закрыт. Ему уж точно.       Он мертв для всех.       Когда рядом с Мэйбл садится какой-то парень в очках, Диппер только настороженно смотрит на них сверху, а когда он совсем не удивляется тому, что Мэйбл вслух просит Диппера не поднимать кипиш, вообще выпадает в осадок.       Кажется, его зовут Майкл, и он совершенно не видит в Мэйбл ничего странного.       Диппер думает, что, если был бы нормально жив, был бы точно таким же, и оставляет их поговорить, подлетая ближе к лектору, чтобы лучше слышать.       ***       Мэйбл впервые просит Диппера не появляться в квартире желательно до утра, и Диппер не может сдержать ехидной улыбки.       — Моя сестренка совсем выросла, м?.. — он помогает ей застегнуть неимоверно красивое платье, а Мэйбл смущенно хихикает и кружит по комнате, развевая подол. Диппер счастлив за нее. Она снова улыбается так же, будто ей двенадцать, и она влюбилась в соседского мальчишку, без памяти и «навсегда». Диппер обещает в случае чего поджарить мозги любому, кто ее обидит, а Мэйбл выставляет его за окно и спешит открывать дверь.       Диппер парит по городу до утра, но заглянув в окно, решает полетать еще. Пусть, пусть теперь она будет обнимать во сне кого-то другого. Это нормально, это естественно. Она счастлива, а он… Он будет за нее рад.       Мэйбл двадцать лет, и теперь у нее есть кто-то, кто любит ее такой, какая она есть.       ***       Диппер понимает, что потерял счет времени где-то лет пять назад, когда лично присутствовал на сумасшедшей свадьбе сестры, причем сумасшедшей совсем не в том плане, что с кучей гостей и вечеринкой.       Тихо, чтобы никто не знал, с бегом по лужам вместо фуршета.       Два придурка, думал тогда Диппер. Думает и сейчас, глядя, как собираются в школу их мелкие спиногрызы, роняя сандалии и совершенно не желая выходить из дома.       Сколько же лет прошло?..       Мэйбл все такая же звонкая и похожая на девчонку, но Диппер понимает, что она меняется. А он — нет.       Диппер сжимает кулаки и вспоминает. Точно же. Бессмертие.       Диппер смотрит на непослушных детей и понимает, что однажды будет смотреть на их надгробия.       Что однажды будет сидеть на коленях перед холодным камнем с гравировкой «Мэйбл Пайнс», и в глазах у него темнеет.       Чтоб тебя, Билл. Чтоб тебя, ублюдочный треугольный демон.       Мэйбл наконец выпроваживает всех, кого в школу, кого на работу, устало вздыхает и поворачивается к Дипперу, который тут же сгребает ее в объятия и опускается на колени. Плачет точно так же, как плакала она, думая, что он умер.       — Что я буду без тебя делать?.. — хрипит и совершенно не хочет знать ответа на этот вопрос.       Мэйбл молчит и просто гладит его по спине, чуть отстраняется и кладет ладони на щеки, прижимаясь лбом ко лбу.       — Я не знаю. Но ты всегда останешься моим любимым братом.       Дипперу как никогда раньше хочется умереть взаправду.       ***       Мэйбл сидит в кресле-качалке со спицами в руках, раскачивается медленно, а на ковре перед ней резвятся и пытаются поймать кошку правнуки. Мэйбл улыбается и говорит, что о лучшей старости она и мечтать не смела. Диппер подает ей клубок пряжи и опускается на колени перед креслом.       — Нечестно, бро-бро, — морщится Мэйбл, слабыми пальцами отматывая пряжу. — Ни морщинки. А я похожа на женскую версию Стэна.       Диппер смеется и опускает голову ей на колени.       — Я бы с радостью с тобой поменялся.       Мэйбл проводит рукой по его волосам и слабо поднимает вверх уголки губ.       — А помнишь, как ты катал меня на спине?       — Помню.       Конечно, помнит. Как она визжала сначала, а потом руки расправляла, вдыхая аромат ночного города и свободы. Как просила «выше!» и крепко вцеплялась ему в плечи.       Диппер готов летать с ней еще сотню раз. Столько, сколько попросит. Но уже не попросит.       Правнуки спросят «с кем ты говоришь, бабушка?», а она расскажет им историю о герое, спасшем городок и целый мир ценой своей жизни. Диппер будет слушать и не отпускать ее ладонь.       Она попросит отвезти ее к океану в последний раз, а Диппер наплюет на все, и просто наконец использует ту силу, что так долго была простым развлечением для них двоих. Подхватит на руки прямо в больничной палате и взмоет в небо, а она будет держаться за его шею и жмуриться от ветра. Опустит ее босыми ногами на песок, будет смеяться над тем, как старушка в почти девяносто будет пытаться кружиться и разбрызгивать воду вокруг себя, как она будет его благодарить за все, как в последний раз.       А потом упадет ему в руки и больше никогда не откроет глаз.       И Диппер будет выть, даже не плакать и не рыдать, выть от разрывающей грудь боли. Диппер научился уже управлять силой, но не чувствами.       — Прощай, Мэйбл, — скажет он и коснется ее горящей синем пламенем ладонью, и она обратится в миллион разноцветных бабочек, что разлетятся по миру, повидают все, что не успела повидать она.       Это лучше, чем холодная каменная плита и засыхающие венки.       ***       Демоны живут долго. Столько, сколько живет мир.       Диппер наблюдает за всем сверху и улыбается каждой встречной бабочке, что нет-нет, присядет ему на плечо или нос, а затем полетит дальше.       Диппер живет.