Свобода быть собой

Солнце похоже на бейсбольный мячик, а земля кажется теплой. Даже в тени дерева, под которым разложен испачканный белый плащ Дай-Шимарона. Белое Конраду к лицу. И на белом он смотрится хорошо, полуобнаженный, с лицом, знакомым до последней черточки, не таким невозмутимым, как двадцать минут назад — Юури может поздравить себя с успехом. — А потом Белал что?.. — уточняет Юури вкрадчиво. Конрад не отвечает, но закусывает губу — уже показатель. Прелюдия длится достаточно долго, Юури играет с Конрадом ртом и пальцами, а кончить не позволяет. Он отстраненно удивляется, как еще не кончил сам. Впрочем, для него это никогда не было главным. Не было целью. Конрад редко говорит в такие моменты. От него не добьешься ни слова, ни стона, ни судорожного вздоха. Он отмалчивается, и только по его напряженному члену, по смазке, которая стекает теплыми пряными каплями, можно понять — он не против. С ним всегда так. Если не преодолеть барьер, а потом еще один, и еще… Тогда Конрад уйдет. Вывернется, обратит все в дурацкую шутку, как он всегда это делает. — Значит, ты ему служишь, — продолжает Юури. — Прислуживаешь. Всюду?.. Конрад молчит, но Юури знает, что ему нравится. Все движения Юури, на первый взгляд беспорядочные, преследуют определенную цель. Он знает, как лучше, и знает, что Конрад доверяет ему. — Ты ему продался, — продолжает Юури неторопливо, — и доказываешь свою верность в постели. Заветные слова сказаны, а Конрад молчит, и Юури подается вперед, чтобы накрыть его губы своими. На поцелуй Конрад отвечает почти неохотно, будто пытаясь подавить порыв Юури. Теперь, когда Юури стал старше и выше, он чувствует себя вправе решать. Конрад не оспаривает его право, но и не принимает, тянет до последнего момента, того самого, когда Юури решит, что сегодня — нет, и уйдет сам. Вот тогда от него можно услышать: — Юури. От идеально ровного голоса бросает в жар, а Конрад добавляет: — Ты уверен, что только Белалу? Этот поворот становится неожиданностью. Впрочем, неожиданностей от Конрада стоит ждать всегда: он редко говорит одно и то же, но крышу сносит всякий раз одинаково, и о нежностях можно забыть. Быстрым движением Юури стягивает штаны до колен. Взгляд затуманивается красной дымкой, Юури ложится на Конрада сверху и прижимает его губы зубами, а тот обнимает его, закрыв глаза. Возможно, ему больно от проникновения, даже наверняка, но он хорошо сдерживается — подается вперед сам, насаживаясь до конца, и только чуть подрагивает, когда Юури начинает вколачиваться в него, широко, размашисто. Кончают они одновременно — оба давно на пределе. *** — Я выброшу этот плащ, — клянется Юури чуть позже, когда они возвращаются к месту, где привязали лошадей. Следует вернуться до заката, иначе в Шин-Макоку поднимут тревогу. — Тогда вашему величеству придется две недели обходиться без секса, — невозмутимо отвечает Конрад. — Шутка. Вы, конечно, перегнули палку сегодня. Какой еще Белал?.. — Ты так не возражал против Сарареги, — прищуривается Юури. — Не хочешь ли ты сказать… — Ваше величество слишком ревнивы. — Но мы же договорились насчет странностей друг друга, — вид у Юури почти обиженный, и Конрад, смеясь, кладет руку ему на плечо: — Спасибо… Юури. После секса на белом плаще он всегда кажется свободным — от чувства вины, быть может.