Девяносто девять

Из сообщений CNN …Эксперимент, вызвавший столько споров в научных и общественных кругах, официально начался сегодня утром. Сотня заключенных помещена в колонию новейшего типа. …Миллионы граждан прильнули к экранам, наблюдая за проведением глобального эксперимента. Сто преступников разного пола, возраста и национальности помещены в автономную тюрьму, находящуюся на полном самообеспечении. …Основные споры правозащитников сводятся к двум нюансам эксперимента: разумно ли устанавливать одинаковый срок заключения для всех правонарушителей и сможет ли хоть кто-то из сотни выжить в отсутствие охраны или иных мер управления? …Сегодня официально объявлено о первой смерти в колонии «Сотня». Трансляция немедленно была прервана, но в сеть просочилось видео жестокого убийства. У здания Белого дома начался пикет: люди выступают за то, чтобы закрыть эксперимент. 5 лет спустя. В назначенный час все заключенные собрались в главном зале перед огромным экраном. Стояли группами: те, кого называли просветленцами, расположились на полу, усевшись по-турецки в кружок, пацифисты стояли тесно друг к другу, бросая настороженные взгляды на милитаристов. Еще одна, самая малочисленная группа, состояла из одиночек — тех, кому не по душе было никакое из предложенных направлений. — Как считаешь, они сдержат слово и выпустят нас отсюда? — спросила Октавия, одна из последней группы. — Пять лет истекают через несколько минут. — Надеюсь, что выпустят, — мрачно ответил Джейк. — Меня достало каждый день бороться за то, чтобы просто выжить. — Эй, зайчики, создайте тишину, — насмешливо закричал кто-то из милитаристов, потрясая самодельной заточкой. — Из-за ваших соплей мы можем не заметить начало трансляции. Он напрасно беспокоился: стоило часам на стене пробить полдень, как на экране появилась набившая оскомину заставка «Сотни», а следом — лицо главного тюремщика, которого все без исключения заключенные между собой называли Телузерусом. На самом деле его звали Телониус, но Thelooserus звучало лучше, а в конце концов это «Телузерас» превратилось в еще более хлесткое Телузер. — Приветствую вас, заключенные! Как же им надоела за прошедшие пять лет эта рожа! Он выходил на связь пять-семь раз в день: читал лекции, проповедовал, призывал относиться добрее друг к другу. Его темнокожее лицо, на котором вечно была приклеена печать мудрости, бесило всех без исключения. В конце концов, милитаристы нашли выход: на втором году заключения они закрыли экран простыней. К сожалению, со звуком ничего сделать было нельзя, но, по крайней мере, им больше не приходилось видеть это лицо. — Сегодня великий день. Сегодня вы выйдете на свободу новыми людьми. — Ближе к делу! — закричал кто-то. — Задолбал со своими проповедями! — Мы решили назвать сегодняшний день Исходом, — продолжал Телузер. — Как вы знаете, корни самого этого слова уходят далеко в прошлое, когда израильтяне по воле Бога покинули Египет… В зале зазвенел шум, перекрывая голос Телузера. — Да сколько можно! — Сто раз слышали! — Выпускай нас отсюда, гондон! Мы отсидели положенное, хватит уже! Открывай двери! Группа милитаристов бросилась к стене. Там словно насмешкой над ними, все пять лет располагалась огромная дверь с выгравированной надписью: «An nescis, mi fili, quantilla prudentia mundus regatur»*? Чего они только не пытались сделать с этой дверью за прошедшие пять лет. Пытались проломить, поджечь, изобретали все новые и новые тараны, но дверь держалась крепко и надпись насмешкой впивалась в глаза всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо. Десятки рук заколотили по двери, заглушая продолжающего вещать с экрана Телузера. Октавия и Джейк переглянулись: — Почему у меня ощущение, что это не кончится ничем хорошим? — спросил он. — Не у тебя одного. И вдруг что-то произошло. Экран погас, но этого никто не заметил, потому что дверь под бешеными ударами начала открываться. — Назад, — услышала Октавия голос позади. — Не лезь вперед, мы не знаем, что там. Они с Джейком послушно отступили, пристально наблюдая, как дверь открывается, впуская в бункер полоску света. Потом полоска стала шире, еще шире, еще, а когда щель стала достаточно широкой, чтобы пропустить людей наружу, парни-милитаристы, отталкивая друг друга, принялись прорываться наружу. Следом за ними, с воплями «Исход начался» полезли просветленцы. Через несколько минут в зале не осталось никого, кроме нескольких миротворцев и одиночек. Они медлили: у каждого были свои причины не торопиться наружу, но прошла секунда и появилась еще одна. Снаружи стали слышны крики. Нет, даже не крики, а скорее яростные вопли, отчасти воинственные, отчасти — отчаянные. — Что там происходит? — с ужасом спросил Джейк. — Может, их встретили правительственные войска? — предположила Октавия. — Может, все это помилование — только фикция и их там расстреливают? Но выстрелов не было слышно, только звуки борьбы и крики, становящиеся все громче. — Нужно закрыть дверь, — сказал голос сзади. — Пока мы не знаем что там, мы должны закрыть дверь обратно. — Ну уж нет! — заявил Джейк и шагнул к выходу. — Мы не для того так долго ждали, чтобы просто остаться здесь еще неизвестно на сколько! Я пойду туда и посмотрю, что происходит. — Джейк, стой! Он в несколько прыжков добрался до приоткрытой двери и выскочил наружу. Октавия пошла было за ним, но не успела: всего через секунду раздался истошный крик, а после Джейк ввалился обратно в бункер, не переставая визжать ни на секунду. — Господи, да что там произошло? Он упал на пол и только тут стало видно, что из многочисленных ран на его теле течет кровь. Как бы то ни было, ясно было одно: исход состоялся, но ничего хорошего он не принес.