Интересно, безумие заразно?..

      Дориану приходят письма. Из Тевинтера. От членов Магистериума. От родственников. От тех, кого он за это время смог более-менее назвать друзьями.       Письма разные, от удивлённых и гневных до осторожных или даже сочувственных. Последние — от тех немногих, кто в курсе случившегося с Инквизитором. Понятное дело, «в курсе» только в общих чертах.       Сначала Дориан читал эти письма. Потом рвал в клочья, не глядя, а обрывки сжигал в пламени камина. Потом снова начал читать, жадно, запоем, по несколько раз, сам не зная, что именно ищет между строк.       Возможно, он надеялся, что кто-нибудь, вольно или невольно, даст ему совет? Решение? Подсказку хотя бы? Хотя бы что-то?..       Интересно, безумие заразно?..       Дориан помнит, каким был тот Лавеллан, в которого он, сам того не заметив, влюбился по уши. Тот Лавеллан был весёлым, в чём-то похожим на самого Павуса, но в то же время таким, что за ним действительно можно было пойти куда угодно. За ним шел народ, шли банны и правители, за ним шла вся Инквизиция, ширившаяся с удивительной скоростью.       За ним шёл Дориан. Сначала следом, а потом, как-то очень быстро, стал шагать рядом. И это был выбор самого Вестника Андрасте.       Сейчас Дориан снова был рядом, наплевав на все свои обязанности в Минратоусе, игнорируя те самые гневные письма и содержавшиеся в них посылы. После роспуска Инквизиции он вернулся было домой, однако не задержался надолго: короткие разговоры с Лавелланом и его поведение навевали тяжёлое беспокойство, а письмо Лелианы поставило жирный крест на разбирательстве с проблемами Империи.       Оставшийся на другом конце континента эльф был важнее.       Сейчас в глазах этого эльфа Дориан видит откровенно нездоровый блеск. Его можно было бы списать на потерю руки, на предательство друга, оказавшееся куда более глобальным, на необходимость каким-то образом помешать этому самому другу уничтожить целый мир, на давящую плечи ответственность… Окружающие именно этим и оправдывали странное поведение экс-Инквизитора.       Дориан так не мог.       Он сравнивал того остроухого юношу, который нагло вторгся в его сердце, не спросив и заняв там почти всё место, с тем покорёженным испытаниями жизнью мужчиной, который стоял перед ним сейчас. Сравнивал и не мог понять: куда делся тот самый юноша? Можно ли его вернуть?       Лавеллан отправляет разведчиков Лелианы на верную смерть, Дориан вспоминает, как раньше тот волновался о судьбах своих подчинённых, и по спине бежит предательская струйка липкого почти-страха из-за того, насколько холоден и спокоен голос Вестника Андрасте. Лавеллан жертвует людьми, а в одном из разговоров с Соловьём признаёт, что, если потребуется, спокойно подпишет для неё приказ об убийстве. Кого угодно.       Дориан думает, не окажется ли на каком-нибудь из листов его имя. Ловит себя на этой мысли и гневно гонит её прочь, пытаясь запретить самому себе сомневаться в том, кого любит.       Только тот ли это уже человек?       Интересно, безумие заразно?..       Инквизиция, которой якобы больше не существует, куда более страшна, чем её предшественница. Пожалуй, в каком-то смысле она даже страшнее той, самой первой, отложившей мечи тогда, когда это было нужно.       Лавеллан больше не может сражаться, парные кинжалы не предназначены для калек с одной рукой, однако он определённо не собирается откладывать меч в сторону. Это видят все, и, судя по всему, поддерживают.       А Дориан ведёт с ним беседы, пытается понять, что происходит, злится в ответ на недоумение в когда-то — до сих пор — родных глазах. Вестник не понимает, почему Павус не соглашается с ним, не поддерживает, не идёт рядом, готовый протянуть руку, когда нужно.       А сам магистр теперь выглядит куда более болезненным, чем тот, из-за кого он отбросил свои обязанности и покинул Тевинтер. Дориан осунулся, и кожа, смуглая от природы, вместо бледности приобретает слегка сероватый оттенок. Под глазами у Павуса тёмные круги, чётко очерчены скулы, и он постоянно оглядывается, словно боясь ножа в спину.       Он перерывает все книги в поисках средства, которое поможет ему вернуть того Лавеллана. Он словно одержим, и теперь Лелиана выражает беспокойство уже о нём. В той форме, что становится ясно: тайный канцлер вовсе не желает, чтобы рядом с их лидером находился кто-то настолько… несогласный. Не держащий себя в руках.       Тёмное безумие, поселившееся в глазах Лавеллана после потери руки и Метки, отразившись в Дориане, искажается и ломается, ломая следом и его самого.       Дориан ненавидит магию крови. У него на то много причин. Поэтому ночью, поднявшись так, чтобы не разбудить Лавеллана, он колеблется. Кинжал дрожит в утончившихся от нервного истощения пальцах, и Павус не знает, что будет правильнее: полоснуть лезвием по предплечью, вбирая силу крови и обращая её в магию, или всадить острие в грудь мирно спящего эльфа, сразу по рукоять, так, чтобы точно насмерть, точно в сердце.       Или лучше всадить его в свою собственную грудь?..