Ирисы в летнюю ночь

Погода баловала: в конце августа, на исходе лета, ночи стояли теплые. С улицы сквозь открытое окошко задувал ветерок, рассеивая по комнате аромат цветов, приветливо кивающих лиловыми венчиками. Пахло ирисами – тонко и пудрово. Вереница цветочных горшков на подоконнике будто бы делила пространство на две части, отмежевывая внутреннее от внешнего, загадочную темноту ночи – от уютного, замкнутого полумрака комнаты. В тот день Люси засиделась допоздна. Певучая мелодия струилась в наушниках, настраивая на лирический лад. Ручка, окрыленная вдохновением, легко порхала по тетради, перекладывая на бумагу живописную картину, навеянную мечтательным воображением. История сочинялась сама собой, и девушке лишь оставалось запечатлевать слова, рождавшиеся, как по волшебству, словно кто-то нашептывал их ей на ухо. Завершив абзац, Люси взяла паузу, в задумчивости возводя взор к окну – точно прислушивалась к переливам ветра, слабо колышущего лепестки. Она была так погружена в творчество, так потеряна в мире собственных фантазий, что не сразу обратила внимание на посторонний предмет: непонятная веревка болталась напротив оконного проема. Нахмурившись, девушка сняла наушники, живо поднявшись из-за стола, подошла к подоконнику и высунулась из окна по пояс, чтобы рассмотреть, что творится на улице. Веревка тянулась откуда-то «с неба». Она колебалась, точно кто-то шевелил ею, дергая за один конец, или скручивал, собирая в петли, а, может, увязывая в узлы. Над потолком вдруг загромыхало. Люси, в испуге отпрянув от окна, тревожно вскинула глаза. Соседей сверху у нее не было. Только крыша, по которой кто-то, как будто, ходил сейчас. И вряд ли эти шаги принадлежали ремонтнику, заглянувшему, чтобы подлатать к зиме кровлю. Часы показывали двадцать пять минут первого. Ночь уже вступила в свои полные права. Взгляд панически метнулся к письменному столу, где лежал телефон: если это вор, надо звонить в полицию. Но шум снова послышался – теперь из-за спины. - Йо, Люси! Девушка резко обернулась, хватаясь за кольнувшее сердце. За окном висел человек. Живой человек в воздухе на высоте второго этажа! - Нацу?!! – вскричала она, узнавая «домушника». Парень, болтающийся на страховочной веревке, ухмыльнулся, удовлетворённый обалделым выражением лица подруги. - Я зайду? Не дожидаясь ответа, он подтянулся к подоконнику и заскочил на него, неуклюже опрокинув цветочный горшок. Люси едва успела поймать подбитые ирисы. Часть земли просыпалась, но цветы, к счастью, уцелели. Ей все еще не верилось в происходящее – до того, что хотелось ткнуть в друга пальцем, чтобы убедиться, что он настоящий, не полуночная галлюцинация и не какая-нибудь оптическая иллюзия, дурачащая ее зрение. Гость сошел на пол. Хозяйка не спешила оказывать ему почести. Она все еще находилась под впечатлением. Единственный вопрос огнем жег язык. - Как?.. – промямлила Люси. Юноша усмехнулся, гордый своей изобретательностью. - С крыши. Вот на этом, - он подергал веревку, концы которой уходили за окно, средняя же часть с помощью двух карабинов крепилась к веревочной обвязке вокруг бедер парня. - А… - С соседней крыши, - опередил ее он. – А туда по пожарной лестнице. Девушка вышла, наконец, из потрясенного оцепенения и разразилась бурными эмоциями. - Это же опасно, - воскликнула она. – Ты сумасшедший! - Опасно не умеючи, а я на этом собаку съел, - самодовольно заявил он. Люси нахмурилась, неодобрительно качая головой. Как могла она спокойно принять такую рискованную выходку! А если бы веревка оборвалась? Второй этаж, конечно, не десятый, но чтобы ноги переломать, и такой высоты хватит. Только теперь она разглядела, как следует, нехитрое снаряжение: самодельную обвязку и два стальных карабина, из которых Нацу, как раз, вынимал страховочную веревку. Так называемая обвязка представляла собой еще одну веревку, крепко обмотанную вокруг таза. Она проходила также между ног, в паху, с правой и с левой стороны. Вся эта конструкция, повторяющая форму трусов, прижимала к телу мешковатые штаны, и та самая, специфическая, часть мужчины, оказавшись в окружении пут, выставлялась до неприличия явно. Люси сделалось стыдно смотреть на Нацу: она видела не просто намекающие очертания, а отчетливую форму его органа, высунутого между веревок. Но самого юношу это, похоже, нисколько не напрягало. Хвост страховочной веревки остался свешиваться с подоконника, парень же, больше не привязанный ни к чему, прошел вглубь комнаты, с интересом осматриваясь. Нацу бывал у Люси днем. Но ночью все здесь выглядело немного иначе – загадочнее и интригующе. Верхняя лампа не горела, свет шел только от настольной. А та озаряла лишь один из четырех углов комнаты – там, где стоял письменный стол. Остальные три были темны. Чем дальше от стола, тем плотнее залегали ночные тени, и свет лампы редел вблизи них, становясь похожим на свечение ночника. - Что делаешь? – поинтересовался юноша. - Писала рассказ. Люси гадала, зачем Нацу к ней пожаловал. В полпервого ночи, на веревке с крыши, чуть не угробив ирисы, которые сам же ей и подарил в честь начала их отношений. - Заканчивай на сегодня – у меня есть идея получше, - объявил он. И, видимо, эта идея на миллион, - подумала она, - раз уж даже половина первого на часах не отбила желание срочно озарением поделиться. - Какая же? – спросила девушка. Парень многообещающе ухмыльнулся. - Сервис. В его глазах блуждали огоньки. Казалось, пойдешь за таким, и пылающий светлячок заманит тебя прямо к избушке лешего. Или на шабаш лесной нечисти. - Сервис?.. Люси хотела, чтобы он расшифровал – и слово, и этот огнисто-чертячий взгляд. - Сервис тебе от меня, - разъяснил юноша. - Этой ночью. Он улыбался – она помимо воли краснела, догадываясь, что именно Нацу ей предлагает. Заняться любовью. С ним. Сейчас! Нарекши дело сервисом, он предоставил ей свободу выбора. Она имела право отказаться, как клиент волен отвергнуть неугодную ему услугу. Но девушка вдруг поняла, что не нуждается в этом праве, не хочет пользоваться им. Нацу был первым, кого она посчитала достойным. Водились у Люси поклонники и до него, но ни один из бывших так и не попал к ней в постель. Хотя почти с каждым из них девушка встречалась дольше, чем с нынешним бойфрендом. Месяц отношений – много или мало для первого секса? Верного ответа нет. Длительность знакомства не абсолютный залог успеха. С одним проведешь вместе пять лет, и все будешь сомневаться, тот ли он человек. С другим – за какой-то месяц поймешь, что нашла свою судьбу. - Хорошо, - застенчиво кивнула она. – Пускай будет «сервис». Юноша, казалось, удивился. Будто не ждал, что она так быстро согласится. Будто кидал мяч наобум, не надеясь, что его поймают, а Люси вдруг приняла бросок. - Что-то не так? – боязливо спросила девушка. Она впервые показала парню, что желает заняться с ним любовью. И как бы она ни доверяла Нацу, все равно было не по себе. Раскрывать душу боязно. Даже самому близкому человеку. - Я думал, ты будешь отнекиваться, - честно признался он. - Это… странно? – Люси смутилась. – Что я не против. - Странно, - кивнул юноша. Ее сердце в панике затрепыхалось. - Но мне нравится! – широко ухмыльнулся он. Улыбка легла на душу, как целебный бальзам, отводя прочь напрасные тревоги. Она словно уверяла Люси, что все будет хорошо. И девушка поверила, успокаиваясь. - Тогда… мы сделаем это? – слабо краснея, спросила она. Нацу, становясь серьезным, молча направился к подруге. Он вторгся в эту тихую ночь, окутанную ароматом ирисов, нежной мелодией в наушниках и легкой мечтательностью. Мысли, витавшие в выдуманных мирах, устремились к возмутителю спокойствия, закружившись вокруг него хороводом, точно бабочки, приманенные вспыхнувшей в потемках свечой. И как-то вдруг он стал центром этой ночи, самым главным, что было в ней. Атмосфера менялась, перестраиваясь на новый лад: с певучего мотива на зажигательный. Миг спустя, Люси уже была в руках Нацу, во власти искристого поцелуя, горячащего сердце. Он никогда не обнимал ее робко, никогда не скромничал, целуя. Иные молодые люди, страшась, что девушку может отпугнуть их пыл, нарочно сдерживают себя. И поцелуй с таким кавалером может быть даже приятен, но плечи возлюбленной, которую он не решается покрепче прижать к себе, дрогнут, словно обдуваемые зябким ветерком. С Нацу Люси никогда не испытывала ощущения неуютной прохлады. Этот парень не был мнительным ни на йоту, в жизни не подавлял своих порывов. Он не запирал в себе ни крупицы эмоций, отдавая девушке сполна всю теплоту, порожденную в его душе чувствами к ней. И потому с ним ее плечи никогда не ежились от холода. Его объятия всегда окружали ее целиком, надежно укутывая от любого сквозняка. Его поцелуи не были грубыми, жесткими, властными или навязчивыми – они были насыщенными. Нацу насыщал их собой, своей привязанностью к Люси, и всеми теми словами, что никогда не говорил ей, предпочитая вкладывать их смысл в прикосновения. Они начали целоваться стоя, но вскоре юноша прервался и потянул подругу к кровати. Она села на постель, продвигаясь дальше, вглубь по одеялу. Он оперся на край коленом, собираясь влезть за девушкой, но тут внезапно ощутил скованность движений. Устремив взгляд вниз, парень возмущенно чертыхнулся, обнаружив намотанные вокруг бедер веревки. Обвязка до сих пор «страховала» его, хотя он больше не нуждался в ее помощи. Бурча под нос что-то ругательное, незадачливый альпинист принялся стаскивать с себя амуницию. Сделана та была на совесть, так как падения, пускай и со второго этажа, он все-таки старался избежать. Пока ее партнер возился с обвязкой, Люси, ожидая, когда он закончит личное дело, чтобы они могли приступить к их общему, терпеливо наблюдала за ним. Ей даже нравилась эта вынужденная заминка. Она использовала ее, чтобы хорошенько рассмотреть юношу, которому вскоре отойдет ее невинность. Она хотела помнить Нацу в этот день до мелочей. Его сильные руки, расшнуровывающие крепкие узлы, нетерпеливую досаду, с которой он хмурился, наверняка, уже жалея, что избрал столь экстравагантный способ проникновения к ней домой, серьезную межбровную складку и каждое отточенное движение пальцев, уверенно расправляющихся с путами. А еще ей почему-то очень нравилось видеть, как растрепанный кончик веревки ударяется о штаны, когда парень, ослабив узел, рывком выпрастывает ту из него. Но вот последнее препятствие было уничтожено, веревка змеей соскользнула на пол, сворачиваясь там кольцами. Нацу перешагнул через нее, запрыгивая на постель, на ходу сдергивая с себя футболку. Его розовые космы еще больше разлохматились, когда он стаскивал ее через голову. Юноша еще не освободился от футболки окончательно – та висела, вывернутая наизнанку, на предплечьях, а девушка уже залилась румянцем от вида его голого, атлетически сложенного торса. Под смуглой кожей четко вырисовывались плотные, красивые мышцы. Нацу ей как-то говорил, что любит бокс. От Хэппи же Люси потом слышала, что речь не о профессиональном спорте, а о той боксерской груше, что висит у них дома, и которую их друг обожает колотить. Как бы там ни было – его тело явно сотворили тренировки. Потому что сами собой не образуются ни твердые бицепсы, ни кубики пресса, к которым так и хочется притронуться рукой, чтобы проверить их тонус наощупь. Ее восхищение не укрылось от него. Заметив сияние карих глаз, увлеченно осматривающих его мускулатуру, юноша вслепую скинул футболку на пол, бросаясь к девушке за новым поцелуем. Как только руки освободились, он стиснул ее плечи, прильнув щекой к ласковой ладони, приобнявшей его лицо. Люси полагала, что людьми правит душа. И что когда два человека любят друг друга, они делают это, прежде всего, духовно, и что, таким образом, любовь есть в первую очередь единение душ, продолжением которого становится союз тел. Нацу целовал все глубже и глубже, будто стремясь выпить ее, обнажить дно чаши, где под толщею сладости сокрыто редкостное блаженство. Она впервые застонала, размыкая губы. Горячий язык тут же прошмыгнул к ней в рот, и тихое постанывание, начавшееся несмело, вдруг переродилось в громкий стон, когда парень, обшаривая ее рот изнутри, облизал нежный, точно плюшевый, язычок. Жар возбуждения исторгнулся из глубин тела, накатила головокружительная слабость. Люси внезапно возмечтала быть осушенной его губами до дна. Поцелуи, украв все ее дыхание, сползли на подбородок, к шее, потом – к ключицам. Нацу был жарким торнадо, от которого не было спасу. Он целовал все, что попадалось ему на пути. Девушка то и дело вскрикивала, потому что юноша ни в чем себе не отказывал. Хотелось – царапал чувствительную кожу зубами, хотелось – развратно лизал языком, хотелось – впивался в Люси с таким яростным, слепым вожделением, что она хрипло охала и сама будто слепла, закатывая глаза и едва не скуля от чувственной пытки. Тонкие девичьи пальцы бессознательно комкали розовые вихры. Их хозяин насаждал всюду тучи мурашек, обращая ее тело в сладостный трепет. Люси теряла свою душу. Та делалась все прозрачней, растворяясь на фоне всепоглощающего возбуждения. Мысли, когда-то возвышенные, спустились с небес, становясь до крайности приземленными. Крепкая горячая спина, напористые губы и язык, руки, беззастенчиво рыскающие по ее груди и бедрам – девушка могла думать только о них, доставляющих ей подначивающее удовольствие. Получая его, тело начинало изнывать по большему. Когда Нацу задрал на ней майку, оголяя крупные груди, Люси уже не помнила, кто она есть. Характер, любимое блюдо, дата рождения, заветная мечта – у нее ничего этого не осталось. Все стерлось, все исчезло. От его пальцев было горячо и мучительно. От того, как они дразнили ее выпятившиеся соски, девушку уносило в странное полузабытье. Но странней было другое: он трогал ее грудь, а откликались на это бедра, упивающиеся каждым прикосновением. Каждый раз, когда Нацу скручивал набрякшую бусину, Люси чувствовала неразрешимое волнение внизу, ощущала, как намокает в истоме под трусиками. Когда парень мокрым ртом накрыл верхушку груди, увлажняя сосок слюной, ее бедра сами вскинулись вверх. Девушка пронзительно застонала. Мысли потеряли земную опору, провалившись сквозь твердь, в тартар – к лукавому, к бесам и демонам. Ее ноги давно были раскинуты приглашающе, она сделала это безотчетно, где-то в череде умоляющих стонов, пока грудь подвергалась истязающей ласке. Она желала… Боже! Люси изнемогала от желания, чтобы Нацу касался ее прямо там. И она счастливо застонала, когда он, наконец, оставил в покое измученные соски и переместился книзу, устраиваясь между ее разваленных в стороны бедер. Девушка, кажется, попыталась раскрыть их еще шире для него, чтобы дать парню лучший доступ к себе. Он сдвинул вбок влажную ластовицу трусиков, обнажая розовую сочащуюся щель, и прочертил длинную линию вдоль сердцевины, от самого верха, где смыкались половые губы, через хорошо различимый клитор к набрякшим лепесткам плоти, обрамляющим вход во влагалище. Девушка жадно застонала. И почти одновременно с ее стонами палец погрузился в скользкое трепещущее отверстие. Люси закричала, запрокидывая помутившуюся голову. Нацу перевел разом зачастившее дыхание. Его любимая жалобно, с мольбою постанывала, ее бедра, широко распахнутые перед ним, дрожали, пальцы комкали простыню, точеная грудь с темными, налитыми сосками волновалась на каждый отрывистый вздох. Должно быть, ее стенки также стиснут его член, как они обтянули палец, которым юноша дразнил девушку, имитируя свои будущие движения в ней. Ему хотелось в нее немедленно, но ведь Нацу пообещал Люси «сервис», а, стало быть, должен ей его обеспечить. Он извлек палец наружу, начиная кружить им по складкам вагины, но намеренно пропуская самую чувствительную область. Вскоре девушка отчаянно завозилась, пытаясь сама поймать нужное положение, подставиться под его ласку, вынудить дотронуться до клитора. Ей почти удалось подгадать момент, но юноша резко остановил руку. Он вдруг нажал всей площадью ладони на промежность, перемазываясь выделившейся смазкой, и отпустил трусы. Ластовица сейчас же вернулась на место, разочаровывая Люси. Парень бросил все и схватился за собственный ремень, быстро расстегивая его и приспуская штаны. Ему тоже нужен был сервис. Хотя бы немножко… Люси, наблюдавшая за партнером из-под полуприкрытых век, дождалась вовсе не того, к чему готовилась. Она решила, что он собирается сейчас войти в нее. Но ничего подобного! Нацу перепачканной в ее соке рукой, оставляющей пятна на ткани, со стоном сдавил свое достоинство через плавки. Ее рот сам собой распахнулся. Девушка поднялась, в замешательстве садясь на постели. Он делал это на глазах у нее, бесстыдно и нарочито, будто специально выставляя свое удовольствие напоказ, закатывая глаза в истоме, не стесняясь постанывать, излучая всем своим видом, как ему хорошо. Люси завороженно смотрела, как он ублажает себя. Жилистая рука парня на его крупном члене, крепко обтянутом плавками, заставляла ее хотеть этот член еще больше. - Нацу? Она попробовала позвать его, но получила нулевую реакцию. Юноша не обращал на нее внимания. Он сунул руку внутрь трусов, начиная натирать пенис уже напрямую, без посредничества плавок. Люси ужалила зависть. Почему он это делает один, самостоятельно, без ее помощи? Как будто ее тут нет вообще! Но она ведь здесь, рядом! И желает быть причастной к его удовольствию, так же, как Нацу недавно принимал живое участие в ее собственном. Или он считает, что она не способна доставить ему парочку незабываемых мгновений? Люси решительно подползла к самозабвенно ласкающему себя на ее глазах юноше и немедля сдернула с него плавки. Он отвел ладонь – девушка в изумлении замерла, впервые видя перед собой, да еще и так близко, возбужденный половой орган мужчины. Но долго любоваться им ей не дали. Пока она решалась на отважный шаг, парень подтянул немного вверх сползшие штаны, разыскивая что-то в кармане, и, найдя, что искал, несильно пихнул подругу в лоб, отгоняя от своего достоинства. - В следующий раз, - ухмыльнулся он хулигански неотразимо. - Если не передумаешь. Еще одна ухмылка в ответ на ее слегка обиженный взгляд. А потом он быстро облачился в презерватив, и с ликующим рычанием повалил легко пискнувшую девушку в постель. Между делом Нацу сдернул с нее трусы, но не до конца – они зацепились на одной ноге, да так и болтались там, пока она позже, брыкнувшись, не скинула их с себя окончательно. Ее затылок коснулся простыни. Подушка куда-то подевалась. Кажется, они нечаянно столкнули ее на пол еще в самом начале их занятия. - Люси, кто ты по гороскопу? Парень улыбался ей всегдашней приветливой улыбкой – так, словно она вовсе не лежала под ним, готовая отдать ему свою невинность. Так, словно его член не касался ее горячего входа, готовый эту невинность забрать. Люси начала со скрипом соображать. Она с трудом уразумела, о чем он спрашивает ее в такой важный момент. Гороскоп? Задал бы задачку полегче! Она ведь напрочь забыла дату своего рождения. Когда это было? Какого числа она родилась? К какому знаку Зодиака относится?.. И девушка пропустила тот единственный миг. Ее девственность исчезла, пока она пыталась вспомнить хоть что-нибудь о себе. Зато и сильной боли счастливица не испытала, отвлеченная посторонними мыслями. Он вошел в нее одним рывком, почти сходу протаранив преграду. Люси запоздало вскрикнула, ощутив, как твердая плоть, словно клин, всаживается в ее недра, расширяя их. Нацу внезапно низко заворчал. Люси, черт возьми, оказалась слишком тугой. Слишком – для того, чтобы он начал двигаться сейчас же, попав в нее. Его член втиснулся в ее нежное лоно, растягивая эластичные стенки, но они сдавили Нацу так, что он испугался прежде времени отдать концы. Пришлось затормозить и взять короткую передышку, прежде чем приниматься за дело. В эту вынужденную паузу он смотрел на юную чаровницу под ним, лихорадочно румяную, кусающую губы, силившуюся проглотить мучительный стон. И юноша помог ей, резко наклоняясь, затыкая стонущий рот поцелуем и глотая эти неподвластные ей звуки вместо Люси. Наконец, парень почувствовал, что может без риска продолжать. Его партнерше, между тем, казалось, что она почти привыкла к новым ощущениям, научилась справляться с собой и не станет впредь громко стонать. Но так она думала, лишь пока Нацу не начал двигаться. Когда он, приподняв бедра, вытянул из нее часть своей плоти и тут же вонзился обратно мощным ударом, прибившим девушку к постели, Люси поняла, что заблуждалась просто чудовищно. - А-а! Она закричала, хватая ртом раскаленный воздух. Кровать заходила под ними ходуном. Девушка забыла, что нужно глушить крики, чтобы не обеспокоить хозяйку с первого этажа. Но что уж там – потолок у той, наверняка, уже трясся, перенимая дрожь пола на втором, будто в комнате под крышей стоял батут, на котором кто-то со всей мочи прыгал. Каждый раз, когда Нацу двигался вверх, Люси не хотелось его выпускать. Каждый раз, когда он врезался в нее, она ликовала. «О, да, да, да!» - в какой-то миг это мысленное заклятие зазвучало вслух и бесстыже потекло из уст девушки, перемежаясь со стонами, горячим бессвязным бормотанием и громкими восклицаниями в такт соударения их бедер, откликаясь на каждый выпад члена. - А! А! В конце концов, осталась только одна буква. Одна гласная, один бессмысленный, неразумный, примитивный звук, похожий уже не на человеческую речь, а на утробный плач какого-то животного. Нацу в экстазе был нисколько не человечнее своей партнерши. Он вообще натурально рычал, как дикий зверь, с силой вколачивая свою плоть в мокрую пульсирующую мякоть. Люси потянулась туда, где их тела смыкались, стремясь пальцами к клитору, но парень отпихнул ее руку. Он начал тереть ее сам, переворачивая мир с ног на голову. Она подставлялась ему и, не вполне понимая, что делает, крутила тазом, чтобы еще больше почувствовать, как его член ходит в ней. Люси казалось, она взмывает – с каждым ударом все выше и выше, так, что скоро вылетит из атмосферы и очутится в открытом космосе, среди мириад звезд и планет. Она желала и не желала улетать. С одной стороны, ей хотелось, чтобы это удовольствие продлилось как можно дольше. С другой, она чувствовала, что не вытерпит долго, сойдет с ума, если Нацу как можно скорее не вынесет ее с бренной земли в бесконечное пространство вселенной. Она громко дышала и кричала, не отдавая себе отчет ни в том, ни в другом. Люси не знала ничего, кроме этого бешеного ритма наслаждения, рывками вздымающего ее к вершине мира. Когда оргазм накрыл ее, судорогой выгибая тело, девушка с криком впилась ногтями в спину парня. Мышцы влагалища сократились вокруг его члена, и через пару сумасшедших выпадов Нацу, вписавшись в партнершу до упора, с громким рыком кончил. Отголоски пережитого наслаждения покидали ее медленно. Люси лежала, тяжело дыша, и только начинала осознавать произошедшее с ней. Сладкое тепло разливалось по телу, исходя из тазовой его части, приятно утомленной бурной близостью. Вместе с тем, девушка ощущала себя, как никогда, свежо. Хотя они с Нацу были мокрыми от пота, да и простыня под ними была влажной, особенно в районе бедер Люси, под ягодицами, ей все равно чудилась необъяснимая свежесть – внутри тела и вокруг него. Даже в воздухе, наполненном характерными запахами секса, яснее всего девушка улавливала почему-то аромат ирисов с подоконника. Он казался ей кристально чистым, гораздо звонче обычного, словно его тайное очарование раскрылось ей только сейчас, когда она стала способна понять его. Они занимались любовью еще два раза в ту ночь. В промежутках между ними Люси очень любила Нацу. Но во время самого занятия – не на этапе предварительных ласк, а в конце, когда его член был уже непосредственно в ней – девушка не могла сказать, любит или нет. Потому что она просто не помнила, что такое любовь, в те минуты. И, наверное, это и было признаком качественного секса, самым верным подтверждением того, что Люси хотела заниматься им с Нацу. Предрассудки и сомнения забывались лишь потому, что она позволяла им забываться. И душа на время покидала предающееся страсти тело, потому что сама желала так. Они совсем чуть-чуть не дождались восхода. Сизая пелена ночи еще висела над Западом, но восточный край неба уже окутала молочная предрассветная дымка. Кромка небосклона брезжила ярким розовым свечением. Солнце было близко. Его огненная макушка вот-вот должна была показаться из-за горизонта. Но ни в тот день, ни в последующие дни, когда парень заглядывал к подруге на огонек, они никогда не наблюдали первых лучей. Рассвет в этой комнате всегда встречали только ирисы. Нацу с Люси, посвятив любви все ночные часы, в обнимку засыпали на заре, сморенные сладким утренним сном.