wRoNg plAcE

Это было неправильное время для любви. Это было неправильное для нее место и стечение обстоятельств, когда Он стоял напротив, раскуривая сигару, потягивал дорогое вино из бокала, и спина была прямая, как натянутая струна. А у него по коже бегали мурашки, когда Лиам делал шаг в его сторону, обводил взглядом, насмешливым и оценивающим, фигуру, а после отворачивался. В этом был весь он, такой неприступный, холодный и взрослый, чьи движения были резкими, а взгляд колючим и доводящим до тяжести в желудке. Когда они вместе стояли на сцене, записав громкий дуэт, никто и предположить не мог, что через полгода о них будет говорить весь свет. Двадцативосьмилетний Лиам Пейн и двадцатилетний Зейн Малик. Какая, блять, насмешка судьбы. Это все еще было неправильное место, но они ебали мнение остальных. Когда Лиам целовал Зейна, губы парня горели неистовым пламенем, оставляли ожоги и волдыри по всей коже. Когда Зейн изгибался под руками Лиама, Пейн просто оставлял собственнический засос на тазобедренной косточке, потому что это казалось правильным. Когда Зейн осознал, что отдал мужчине свое сердце, понял свою оплошность и пытался сбежать. Неправильное место, неправильное место, неправильное место… — Ты несешь хуйню, — выдохнул Лиам ему в губы, когда лодыжки Зейна располагались на его плечах, а член зажат в плотное кольцо пальцев Пейна, и он, блять, выбрал не самое лучшее время для душевного разговора. Толчки Лиама ритмичные, слаженные, правильные, как и он сам, заставляющие Зейна под ним стонать. — Потому что все происходит так, как должно. И они долго не разговаривали на эту тему, когда Зейн оставался у Пейна на ночь, укрывался его одеялом и ложился на грудь Ли, слушая его сердцебиение, которое было колыбельной для Малика. И он понимал, что безвозвратно влюблен. Одной из ночей они решают покинуть сцену. Потому что в кармане у Лиама триллионы, и их хватит еще на сотню жизней, а Зейну просто надо выпустить пар. Когда они сделали это, пожелали засесть где-нибудь в тени на некоторое время, и на самом деле потрясающе проводили отдых: ездили по миру, посещали мусульманские страны, которые так близки Зейну, и даже остались на неопределенное время в Таиланде, наслаждаясь духотой и палящим солнцем. Они отреклись от всей своей славы, когда популярность и скандал вокруг них все же пылал красным пламенем, но это никого, на самом деле, не волновало. Они наслаждались тем, что имели, засыпали в объятьях друг друга и, по правде, лучшее время их жизни – сейчас. Даже если оно и происходит в неправильном месте. Когда они вернулись в Лондон спустя полгода, они не волновались о мелочах, когда появились на публике, держась за руки, переплетая их пальцы в прочный и неразрывный замок и, блять, они на самом деле создали сумасшедшую шумиху вокруг себя, только сейчас осознав ее масштаб. Лиам притянул Зейна к себе на баскетбольном матче и поцеловал: грубо, жестко, с языком и дерзостью. После чего у Малика треснувшая губа и растерянный взгляд с румянцем в придачу и это, на самом деле, максимум, что может желать Лиам, имея рядом с собой такого восхитительного человека, как Зейн. Когда тебе двадцать восемь, то терять особо нечего. — Горячая парочка Британии, — пролепетал Зейн в губы Лиаму, который сжимал руками его ягодицы и жестким поцелуем припечатывался в губы парня. Зейн покачивался на его бедрах, кусал его нижнюю губу и пальцами аккуратно отодвигал тонкую ткань трусов ниже, чувствуя кончиками пальцев жесткие волосы ниже пупка, ведущие под тугую резинку трусов. — Заслуживаем этого звания, м? И тогда Лиам позволил Зейну спуститься с его колен, стянуть лишнее нижнее белье и губами припасть в его стоящему члену, от чего у шатена пробегали мурашки по коже, а старательный Зейн только дополнял картину раскрасневшимся лицом, тонкой ниточкой слюны на губах и привкусом Лиама на языке. Когда Зейн провел языком по всей длине Лиама, пальцами обхватывая член у основания, Пейн вцепился в подлокотник до побеления костяшек, а его губы закусаны, немного кровоточили в уголках, а у Зейна чуточку сводило челюсть, когда парень под ним толкался в его горячий и податливый рот, заставляя задыхаться. Лиам неспешно скользил по языку парня, смотрел на него слезящимися глазами, когда Малик легко и невесомо касался головки языком, и тогда у Пейна действительно темнело перед глазами. Он резко поднял Зейна с колен, сам пихнул его к креслу, возвышаясь над ним, и легко шлепнул по идеальной ягодице, оставляя яркий след краснеть на смуглой коже. Их секс – искусство, как всегда говорил Зейн, потому что он любил в какой-то искусной форме оставлять засосы на шее Лиама, оставлять поэтичные синяки на бедрах и слишком чувствовать член парня в себе, как он задевал простату и кусал мочку уха каждый раз. И да, это одна из лучших частей их отношений. Когда Зейн мелодично стонал, Лиам зарывался пальцами в его волосы и тянул на себя, заставляя парня стонать во все горло. Их бедра соприкасались с характерными шлепками, громкие хлюпающие звуки проносились по комнате и это, на самом деле, своеобразная симфония. Зейн кончал первым, сжимая свой член в ладони и резко двигая ей по всей длине. И он кусал кожу ладони, выгибал спину, пачкая новую обивку кресла Лиама. И ему совсем не стыдно, когда Лиам покидал его тело перемешивая их сперму и рассеянно касался губами местечка между лопатками, прикусывая там кожу. И мира не существовало, а камера пищала из-за севшей зарядки, от чего Лиам быстро подходил к ней и сохранял снятый материал. И это было, блять, пиздец как неправильно, когда они вместе подписывали очередное отформатированное видео, влажно целуясь после, и все, казалось, начиналось заново. Поцелуи, красная кожа, методичные шлепки кожи друг о друга. Когда Лиам отстранялся, у него пролегала тонкая морщинка меж бровей, которую Зейн разглаживал пальцами и после целовал невесомо, быстро. — Я люблю тебя, — впервые проговорил Лиам, утыкаясь носом в его шею, руками сжимая его кожу, прижимая к себе ближе, а Малик таял. Таял от его слов, взгляда, горячих поцелуев в плечо. Потому что он искал место для своей любви, чтобы пристроить ее куда-нибудь в надежное хранилище, попадая в цепи холодного, взрослого и расчетливого Пейна, который только и делал, что снимал их на видео, а потом драл тело Зейна так, как ему угодно. А сердце Зейна билось в груди, как птица, загнанная в клетку. — И я тебя, — и он цеплялся пальцами в плечи мужчины, как в спасательный круг. Спасательный порочный круг с миллионом видео, разными камерами по всей комнате и засосами на коже, которые не скрыть. Он отдавался ему весь, на самом деле весь. И когда выходил с утра из ванной в его рубашке, ловил тот самый прищуренный и раздраженный взгляд на себе. Потому что Лиам не любил его, просто пользовался тем, что ему давали без остатка. И когда губы Зейна были растерзаны до крови, бедра в не проходящих синяках, а на душе рана (такая мерзкая, склизкая и кровоточащая), парень собрал все свои вещи, которые только у него были. Он скидывал все в кучу, без разбора. Глаза слезились (правда слезились, он не плакал; весной у него аллергия), когда в комнату вошел побледневший Лиам с телефоном в руках. — Ты из-за этого дерьма? — спросил он грубо. — Тебе же нравилось подставлять свою задницу под камеру, — выплевывал зло, словно Зейн — испорченный фрукт, гнилой внутри, прекрасный снаружи. Или он действительно был таким? Зейн только переступал с ноги на ногу, кусал губу сильнее, разрывая зажившие ранки. Он собирался с мыслями. — Я не нужен тебе. — Бред. — Ты не любишь меня.   — Херня. — Я не люблю тебя. Тишина. Вязкая, зыбкая, когда Лиам прожигал его взглядом, а Зейн казался сам себе маленьким и ненужным. Он чувствовал, как стены давили на него, а легкие сжимали тисками. Малик отступил, Пейн сделал шаг к нему в сторону и замер, проводя ладонью по щеке. Смотрел в карие глаза, которые всегда напоминали ему цвет виски, разглядывал прекрасные губы. — Любишь. Он нашел свою любовь в неправильном месте, в неправильное время с неправильным человеком. Потому что он теперь навечно увяз с Лиамом и его странными фетишами.