***
Тем временем Ле Флок заглянул к своему другу Гийом Семагюсу. Они сидели за маленьким столиком в гостиной и пили сидр. — Я как никто понимаю Вас, Николя, но и Вы тоже уважайте выбор Мари. Видимо, она все взвесила и обдумала. Женская натура непредсказуема. Даже я не до конца их понимаю, хоть и много женщин меня любило, да сам я любил ни одну… — Вы, Гиём, тоже согласны, что у нас нет будущего с Мари? Мы в жизни любим только раз… — Я не провидец, мой друг, ничего не могу Вам сказать на это. Но позвольте спросить… Если в какой-то момент эта женщина пожелает вернуться во Францию, вернуться к Вам с ребёнком… — Да, я приму, я буду ждать. — сказал комиссар, допивая стакан сидора.***
Утром, как обычно, комиссар полиции Николя Ле Флок переступил порог Шатле. В кабинете он застал инспектора Бурдо. Тот сидел над бумагами и курил трубку. Комиссар достал табакерку с портретом короля, достал горсть табака и понюхал. Только Ле Флок приступил к работе, вызвали инспектора к начальнику полиции, срочно. Через несколько минут Бурдо вернулся, отрывисто беседуя с привратником: — Значит, инспектор Маре на месте… Не видит преступления, вернее, хочет замять… Ладно, я с ним поговорю… Николя привстал и вопросительного посмотрел на друга. — Все в порядке. Маленькая потасовка на улице, и мне поручено съездить. Обо всем доложу в письменном виде. — проговорил скороговоркой инспектор. После ухода Бурдо появился осведомитель — Рабуин. Широкий высокий человек потрепанного вида. — Ты выяснил, что я поручил тебе? — спросил комиссар. — Да, господин комиссар. Мари де Лангримон не отбыла в положенный срок на корабле в Англию. Её не видели в порту. — Свободен, — сказал комиссар и сунул в руку Рабуину экю. После, ничего не понямая в поведении инспектора и во всей ситуации, комиссар решил все выяснить. Ле Флок твёрдым и уверенным шагом направился в кабинет Де Сартина. Тот стоял у окна, заложив руки за спину. — Объясните мне, что происходит, и куда сорвался, наконец, Бурдо… Антуан де Сартин перебил его: — Сегодня ночью убита Мари де Лангримон. Ле Флок чудом удержался на ногах. Через секунду он пулей вылетел из кабинета начальника полиции и направился к дому Лангримон. Комиссар не помнил, как добрался. Когда Николя вошёл в квартиру, там уже были инспектор Маре и Бурдо. Они о чем-то спорили, но увидев комиссара, резко прекратили. — Николя, я… — начал инспектор. Ле Флок отодвинул обоих и вошел в маленькую каморку с кирпичными стенами и маленькой печкой. В углу стояла ванна, напоминающая башмак, а в ней лежал труп женщины: все было в крови, на полу лежал ножик с ручкой из кожи, совсем дешёвый, кухонный; труп находился в воде по пояс, голова была склонена на бок, рука повисла, а из раны, там где сердце, вытекло много крови. У Ле Флока перехватило дыхание, закружилась голова…***
Ле Флок пришёл в себя: — Все в порядке, я тебя не виню.- Сказал комиссар своему помощнику. Затем оба вышли на улицу. В это время вынесли труп, накрытый простыней, и положили на телегу. — Второй труп за утро. Первая девушка была совсем молоденькая, осталась эта. Жалко, красивая была… — проговорил извозчик, сидевший на телеге. К нему подошёл Николя Ле Флок и вручил несколько су: — Давай я сам, дорогу знаю. Извозчик отдал поводья.***
Всю дорогу до Базжоль, Ле Флок думал почему это случилось с ним. Именно в тот момент, когда захотелось начать новую жизнь, остепенится. Когда Николя узнал о ребенке, чувства были двоякие. Он испытывал радость и страх, сможет ли он… Сначала Жули де Ластерье, теперь Мари. Может, ему вообще не суждено иметь семью? Или это расплата за его образ жизни? У Николя Ле Флока были женщины, но только сейчас он понял, кого он любит и кто никогда в жизни не сравнится ни со одной женщиной — Мари де Лангримон, известная раньше под именем Сотен. За размышлениями он доехал до мертвецкой. Охрана, ничего не спрашивая, отнесла труп. Только теперь комиссар полиции, оставшись один, мог дать волю эмоциям. Он сел на телегу и заплакал. Слёзы сами скатывались по щекам. Он плакал навзрыд… В этот момент чья-то рука опустилась ему на плечо. Ле Флок обернулся — это был Гиём Семагюс. — Мне жаль, Николя, правда, очень жаль. — Гиём, почему вместо того, чтобы быть рядом с любимой женщиной и ребёнком, я хороню их обоих? Друзья шли вдоль узких улиц Парижа. Мимо проезжали фиакры. Было тихое, теплое летнее утро. — Я, как это ни странно, с первых дней полюбил сына или дочь, теперь я этого не узнаю… Такого счастья я не испытывал никогда в жизни, как и горя, постигшего меня сегодня… Корабельный хирург улыбнулся: — Ничего странного, Николя. Всё естественно. Около участка их уже ждал инспектор Пьер Бурдо. Он ходил взад-вперед, раскуривая трубку. Комиссар и инспектор обнялись: — Прости, я не должен был говорить тебе этого, но по приказу де Сартина, тебя не хотят допускать к этому делу. Записали как несчастный случай. Николя Ле Флок шел по коридору Шатле уверенным шагом. Открыв дверь кабинета генерал-лейтенанта Королевской полиции, Антуана Де Сартина, Ле Флок заявил: — По какому праву преступление заявлено как несчастный случай? Доверьте это дело мне, оно же в моих интересах! — Николя Ле Флок, Вы решительно сошли с ума! — Бесился начальник полиции у себя в кабинете. — Убедительно Вас прошу, господин ген… — начал Ле Флок, но Сартин грубо прервал его: — Я говорю Вам нет! Николя, не смейте даже близко к этому делу подходить. Догадайтесь сами, почему?! — Лучше займитесь делами квартального комиссара, у Вас ещё есть мелкие дела! — Сказал Сартин, отдавая Ле Флоку толстую папку бумаг. Ле Флок смотрел на него не моргая. — Огородное чучело, тупой осел, петух размалеванный, хлыщ недоделанный, чтоб его черти разорвали! — Бесился Николя, зайдя в кабинет и стукнув кулаком об стол. Пьер Бурдо подскочил от неожиданности. Потом повернулся к комиссару: — Я же говорил, плохая идея просить об этом расследовании. Затем каждый занялся своими бумагами.***
Солнце еще не село, когда наши герои закончили работу. Ле Флок запечатал последний отчет и откинулся на спинку стула, с грустью посмотрел на стопку бумаг, что предстояло разобрать завтра. Пьер Бурдо закурил трубку. Ле Флок встал из-за стола, надел шляпу, попрощался с Бурдо и вышел из участка. Он направился к дому Мари Де Лангримон. Добравшись до места, комиссар обнаружил, что дом не опечатан, и всё как прежде. Сделав над собой усилие, комиссар вошёл в помещение. Все было как и всегда: вещи на своем месте, только пустота. Ле Флок подошёл к окну и стал смотреть на улицу. Его не интересовало, что происходит там. Он предался воспоминаниям. Вдруг кто-то положил руку на плечо коммисара, тот вздрогнул и повернулся — это был инспектор Пьер Бурдо. — Так и знал, что найду тебя здесь, Николя. Какими судьбами? — с усмешкой спросил Пьер. — Привычка. — Сухо отозвался Ле Флок. Бурдо недоверчиво посмотрел на друга. — Может быть? не только она? Какого черта ты вообще пришёл за мной? Не собирался я ничего делать! — Я просто хотел поддержать друга. Я знаю, как тебе тяжело. Уверяю тебя, Сартин ничего не узнает. — ответил Бурдо спокойным и ровным голосом. Осмотрев место преступления, друзья обнаружили, что пропали украшения и обручальное кольцо, что Мари держала в шкатулке вместе с остальным. Ле Флок шел до своего дома, погруженный в свои мысли. Только бы вернуть похищенное кольцо. Серебряное… Единственное, что осталось в память о Мари Де Лангримон. Добравшись до дома, Николя не обратил никакого внимания на тех, кто ждал его. Королевский прокурор, мсье Де Ноблекур, и служанка Ле Флока, Катрин, молча переглянулись, тяжело вздохнули и разошлись, понимая, что сейчас комиссара лучше не трогать. И уж тем более не жалеть, так как это ему не понравится. Они-то знали характер Николя Ле Флока, как никто другой. Николя поднялся к себе в комнату. Луна светила этой ночью очень ярко. На полу в комнате была лунная дорожка. Николя стал смотреть на луну. Чем больше он вглядывался, тем отчётливее видел лицо Мари Де Лангримон. Он сел в кресло, стоящее рядом с кроватью, и долго не мог заснуть. Не мог поверить в то, что сегодня произошло…***
Николя Ле Флок проснулся позже обычного. После тяжелой ночи и сна без сновидений чувствовал он себя убитым и подавленным. Съев свежие булочки и выпив горячего шоколада, комиссар отправился в Шатле. Катрина, что молча хозяйничали на кухне, как бы Ле Флок не старался скрыть, знала, что ему не легко и знала — мужчины тоже плачут. Её не обманешь. Придя в участок, Ле Флок занялся бумагами, полученные Сартином. Вошёл инспектор Бурдо. Молча закурил трубку, посмотрел на друга и тяжело вздохнул. — Если тебя это заинтересует, — начал Бурдо, — Де Лангримон была убита между половиной двенадцатого и часом ночи. Что скажешь? — Что же, отвечу на вопрос. Я ушел от Мари в двенадцать и, как ты знаешь, ножей не ношу. Да и что за намеки, Пьер? Хотят опять на меня повесить все? Мне плевать! Лучше на эшафот! — комиссара трясло всем телом, глаза расширились, а голос срывался. Бурдо положил трубку на стол, подошёл и влепил напарнику между глаз, Ле Флок умолк и ошалело смотрел на инспектора. — Никто не собирается тебя винить. По нашим расчетам ты последний, кто видел убитую. Ты свидетель, Николя. Под протокол, мсье комиссар. — Да, не смотри на меня так! Я нечеловеческими усилиями всю ночь уговаривал нашего генерал-лейтенанта доверить мне это дело. Именно мне! А тебя в свидетели и не выпускать из поля зрения. Учитывая наши заслуги, Сартин согласился. Если же что-то пойдет не по плану, вылетим оба. Ясно? — уведомил Пьер. Процедура началась, Николя рассказал всё, что произошло в тот вечер. Когда пришел, когда ушел, где был. — Я уже снял показания у Гиема Семагюса. Он подтверждает тоже самое. Ничего подозрительного не видел? — Нет, все как обычно: темная ночь и свет фонарей. Я шел к дому Семагюса и все. — Хорошо, займёмся делом. Николя Ле Флок снова погрузился в бумажную работу. Бурдо ходил туда-сюда. Ле Флок ушел раньше обычного. Идя по улицам Парижа, он увидел одну из девушек, что торговала цветами. Сама по себе она была неприметна, но комиссар увидел то самое серебряное кольцо. Девушка ответила, что это плата за цветок, который купил некий господин, что был изрядно пьян и очень грязный. Денег при нем не было, и он расплатился кольцом. Девушка так же сказала, что этого господина зовут Жак Горбе и живет он неподалёку. Комиссар побежал обратно в Шатле. Чуть не выбив дверь, Николя сказал, запыхавшись, испуганному Бурдо: — Я знаю, кто убил… — И сел на стул. К вечеру привели Жака Горбе: пьяного, грязного, он весь был в бурых пятнах (возможно кровь). Он кашлял кровью, а на щеках был ярко выраженный чахоточный румянец. Когда того спросил Бурдо о преступлении Горбе, ответил грубым хриплым голосом достаточно резко: — А тебе какое дело, крыса сифилисная?! Эта дамочка своё получила! Ле Флок все это время не вмешивался, но когда он услышал, что сказал Горбе, кулаки сами собой сжались. Пьер Бурдо продолжал спокойным ровным тоном допрос: — Какая причина побудила… Совершить преступление? Жак грубо выругался: — Эта блудница мне отказала. Сказала, что больше не работает по своему ремеслу, дала мне несколько экю… А сама шла изящно и грациозно, как лань. Я таких за версту вижу, да и одета была по-богатому. Я и решил, что можно хорошо выручить… Заодно удовольствие получить. — все это время Горбе кашлял кровью. — Пробрался к дамочке в дом, гляжу, лежит она в ванной, вся такая красивая… Дальше говорить или ты, ищейка полицейская, сам сообразишь? Бурдо дал знак увести арестанта. Как только закрылась дверь, Ле Флок со злостью разбил об стену стул, на котором сидел. Друзья снова погрузились в работу. Ле Флоку нужно было уйти с головой, чтобы не думать о допросе. Уже ночью привратник доложил, что арестант мертв — он лежал в темной, сырой камере на голом полу, а изо рта текла кровь…***
Ночью, после того как обнаружили труп Жака Горбэ, Николя Ле Флок шел к себе домой. Он пришел, когда все уже спали. Есть он не стал, лишь выпил стакан вина и взял с собой бутылку, стоявшую на столе. Ле Флок поднялся к себе, зажег свечу. Откупорив бутылку, комиссар осушил одним махом. Он смотрел на пламя свечи, оно горело ровно и ярко. Николя взглянул на крест, с висевшей на ней фигурой Спасителя в муках, у изголовья кровати. Упав на колени, комиссар начал молится. Молился неистово, и скупая слеза катилась по его щеке. Николя молился до раннего утра. Но легче ему не стало. Комиссар почувствовал щемящую боль в груди.Николя Ле Флок упустил свое счастье. Как он мог быть таким беспечным? Может, подумалось Ле Флоку, покончить со всем этим кошмаром разом? Он взял шпагу. Покончить, как это делали дворяне, испокон века — падали грудью на меч, в данной ситуации — на шпагу. Новый день вступал в свои права, наш герой принял твердое решение. Николя Ле Флок распустил каштановые волосы, ниспадавшие до плеч, разделся: на нем остались только рубашка и чулки. Он взял шпагу и вдруг замешкался: он подумал о Катрин, о господине Де Ноблекуре, Бурдо, даже Сартине. Их лица ясно отражались в клинке. В клинке фамильной шпаги семьи Ренреев, зачем она ему теперь? Кому он ее отдаст? Все кончилось, у рода нет наследников, нет будущего! Он никогда не обнимет и не поцелует любимую женщину. Он не увидит своего ребенка- свою плоть и кровь, наследника или наследницу семьи Ренреев. С этими мыслями Николя Ле Флок и упал на шпагу. И в этот момент комиссар услышал душераздирающий женский крик — это была Катрина, что пришла будить Ле Флока.***
Женщина стояла в дверях с круглыми от ужаса глазами. Перед ней была ужасная картина: на полу лежал Николя Ле Флок со шпагой в ключице (шпага не задела сердце, а, каким-то чудом попала остриём в ключицу), из раны сочилась кровь. Комиссар был без сознания. Когда Ле Флок очнулся, на улице уже вечерело: красно-оранжевая полоска солнца пробивалась сквозь окно. Ле Флок жадно глотнул воздуха, огляделся и никак не мог сообразить, где он находится. Он увидел своего друга, корабельного хирурга — Гийома Семагюса, стоявшего лицом к окну. Николя лежал у себя в кровати с перевязанной ключицей. Сил говорить не было, и он тихо застонал, прохрипев: — Воды. Семагюс отошел от окна и подошел к кровати: — Слава Богу, ты очнулся. — Сказал Гийом, наливая стакан воды из графина, который стоял на тумбочке рядом с кроватью. Семагюс приподнял голову комиссара и поднес стакан воды к его губам. Ле Флок с жадностью выпил, фыркая как лошадь. — Сильно ты нас всех напугал, Николя. Никто не ожидал от комиссара полиции подобной выходки. Скажи, зачем? — Нахмурил свои пушистые брови Семагюс. Ле Флок пытался что-то сказать, но вместо этого еле шевелил губами, Семагюс прочел по губам — Мари. — Тебе нужно прийти в себя. Ты лежишь уже четвертый день. — Я скоро вернусь. Корабельный хирург вышел и направился в кухню, где сидели генерал-лейтенант полиции Антуан де Сартин, инспектор Пьер Бурдо, королевский прокурор Эме де Ноблекур и Катрина. Сартин и Бурдо, о чем-то оживленно спорили. — Это была ваша прямая обязанность, мсье инспектор! Случилось то, чего я опасался. Я ведь знал, что наш дорогой комиссар может натворить дел. Натворил. Ведь именно поэтому не подпускал его к расследованию! — Кричал красный как рак Сартин. — Я сделал все для комиссара, что мог! Что в моих силах! — Еще громче возражал Бурдо. — Значит, недостаточно сделали, мсье инспектор. Молитесь, чтоб он был жив! Вошёл Семагюс, все обернулись и с надеждой смотрели на корабельного хирурга. — Он очнулся. Жить будет. Катрина села на стул и зарыдала. Генерал-лейтенант посмотрел на инспектора и произнёс: — Ваше счастье Пьер, что все так обошлось, и что Его Величество ничего об этом не знает! —Передайте это Ле Флоку. — С этими словами генерал-лейтенант бросил на стол конверт и вышел.***
Катрин еще плакала, но уже тише. Мсье Ноблекур подошел к женщине и приобнял её. Та успокоилась, вытерла платком лицо и стала готовить повязки для комиссара. Все трое: инспектор, Гийом Семагюс и Катрин поднялись в спальню Ле Флока. Тот лежал на своей кровати и, когда открылась дверь, посмотрел на вошедших отсутствующим взглядом.Катрин всплеснула руками от увиденного. Лицо Николя Ле Флока бледное, словно простыня, губы сухие почти прозрачные, глаза, цвета каштана, ничего не выражающие. Катрина, вместе с корабельным хирургом сменили повязки и надели чистую рубашку на комиссара. Пока шла процедура, Бурдо прочел письмо переданное Ле Флоку от Сартина, то был приказ отправить комиссара в отпуск на оставшиеся месяцы лета. Семагюс и Катрина отправились по своим делам. Бурдо остался. Он закурил трубку. — Ну, что мы можем сказать в своё оправдание, мсье Ле Флок, комиссар полиции Шаттле, маркиз де Ренрей?! Больше ничего умного мы придумать не смогли? Объяснитесь, мсье. Ле Флок проговорил твёрдым голосом — Я не намерен ничего объяснять, тем более я старший по званию. А коротко я тебе отвечу: — Поставь себя на мое место, если бы это случилось с тобой?! — Лицо Ле Флока исказила гримаса боли. — Послушай, Николя, все мы переживали: Катрина, мсье Ноблекур, Гийом и я. Неужели ты о нас не думал? Твои чувства понятны… Николя перебил Бурдо, закричав на весь особняк: — Убирайся отсюда вон, ко всем чертям, что бы я тебя не видел! Инспектор продолжал. — Хорошо, но выслушай меня до конца. Твое счастье, Семагюс мастер своего дела. Ты жив благодаря его мастерству. Если бы не он, мы бы уже справляли поминки по тебе. — Катрина все это время плакала, а на мсье Ноблекуре не было лица, когда это случилось. Ты же знаешь, что я прав, Катрина в определенном смысле заменила тебе мать, хоть она и просто служанка! Для Ноблекура ты стал сыном, подумал бы о них. Если ты уж забыл про друзей. Засим, мсье, мое почтение. Бурдо вышел, хлопнув дверью. Комиссар заплакал. Взял здоровой рукой графин с водой, и, напрягая все силы разбил об пол. Уже село солнце, и спускались сумерки на улицы Парижа, когда дверь в комнату Ле Флока отворилась, и вошел Эме де Ноблекур. Ле Флок приподнялся, но его снова пронзила острая боль. — Все хорошо, Николя, я поговорить. — Ответил королевский прокурор. Он взял комиссара за руку и начал ровным голосом, в глазах была печаль и тоска. — Я прекрасно понимаю и знаю, что вы сейчас чувствуйте, Николя. Мы с женой много раз хотели иметь детей, целых тринадцать раз мы пытались стать родителями, и все тринадцать моих детей умирали при рождении, моя жена и я чуть не сошли с ума от горя, но со временем мы смирились, поняли, что это наш крест. Нам хватило мужества это пережить. Через несколько лет моя жена умерла, но появились Вы. — Николя, лишь Вы спасли меня от сумасшествия. У Вас еще все будет, мой мальчик. Не нужно так, Ваша эмоциональность сыграла злую шутку, увы с Вами, но не с кем-либо. — С этими словами королевский прокурор вышел. Через несколько минут пришла Катрина и принесла ужин, собрала осколки графина. Николя ел без аппетита. Он смотрел на Катрину виноватым взглядом, она смотрела на комиссара с жалостью. Катрина поцеловала Ле Флока в макушку и вышла.***
Прошла неделя. Николя Ле Флок поправился окончательно. Он решил отправится к своему давнему другу графу Де Ля Борду, тот был очень рад принять у себя старого друга. Вместе они займутся охотой до конца лета, в его охотничьем домике, неподалёку от Версаля. Утром Николя спустился вниз, на кухне он увидел Катрин. Та хлопотала около плиты. Николя зашёл в кухню и упал перед служанкой на колени, та испугалась. — Прости меня, Катрина, я вел себя как дурак, прости за все. — Ле Флок целовал ей руки. Катрина подняла комиссара с колен. — Вам не за что просить прощение, я давно простила Вас. Как мать может простить сына, что бы тот не сделал. Ле флок направился в столовую, где уже его ждал мсье Ноблекур. Ситуация повторилась, Ле Флок упал на колени перед королевским прокурором и стал просить прощения, чем очень озадачил последнего. — Простите меня, мсье, Ноблекур, я вел себя не лучшим образом. — Вам не зачем, мой мальчик, просить прощение. Все мы люди, а не бесчувственные истуканы. Все пройдет. Встаньте, давайте уже завтракать. Закончив завтрак Николя Ле Флок отправился в путь. Комиссар приехал в охотничий домик графа де ля Борда уже за полдень. Хозяин стоял на крыльце в фиолетовом костюме и серебряных туфлях, и уже поджидал гостя.***
Ле Флок слез с коня. Граф поклонился и произнёс: — Рад Вас видеть, господин маркиз. Надеюсь, прибывание в моем доме доставит Вам удовольствие и не причинит неудобств. Николя улыбнулся: — Оставьте любезности для светских приёмов, мой дорогой друг, я тоже рад Вас видеть. — Друзья обнялись. Обстановка в охотничьем домике была скромная и уютная. В большой гостиной стоял камин, над камином висело в резной серебряной раме зеркало. Перед камином стояло два кресла, обитые зеленым шелком. Слева от камина стоял стол с четырьмя резными стульями, обитых шелком, цвета ранней розы.Вдоль стены стояли два буфета, на противоположной стене висели два охотничьих ружья. С правой стороны резная лестница красного дерева вела на второй этаж, где располагались спальни. Николя очень понравилась обстановка. Он попросил позволения у графа отправится на верх, отдохнуть с дороги. — Конечно, Николя.***
Хозяин дома проводил гостя до спальни. В ней было так же скромно и уютно, как и в гостиной: большая кровать из дуба с балдахином, стол, резной стул, обитый шелком, с китайскими мотивами, книжный шкаф и зеркало в резной золоченой раме в полный рост. — Располагайтесь, Николя, Вас позовут к ужину. — Сказал граф де ля Борд и закрыл дверь. Ле Флок снял фрак и лег на кровать. Рана дернула, комиссар скорчился от боли. Конечно, чувствовал он себя лучше, но рана до конца не зажила, а только затянулась, оставив маленькую круглую точку. Хорошо, что рука была левая, а то было бы не удобно стрелять. Семагюс просил Ле Флока быть как можно осторожней, на всякий случай обработав рану, и также убедительно просил не доставлять себе самому дискомфорта во время охоты.Ле Флок тут же заснул. Уже вечером женский голос и стук в дверь разбудили его: — Господин маркиз, ужин готов. — Ле Флок спустился вниз. Стол накрыли в гостиной. Ужин был скромный: поросенок на вертеле с яблоками, фазан фаршированный зайцами, фрукты в сахаре и две бутылки красного и белого вина. Де ля Борд во время ужина заметил значительную перемену в своем друге. Николя почти ничего не ел и не пил, во взгляде не было присущего только комиссару лукавого огонька, он весь осунулся и заметно побледнел. Де ля Борд осушил стакан вина и настороженно спросил: — Николя, Вы хорошо отдохнули? У Вас усталый и болезненный вид. — Все замечательно, мсье Де ля Борд. Я прекрасно отдохнул и надеюсь, охота пойдет мне на пользу. — Ле Флок поднял стакан. — За удачную охоту, мой дорогой друг.***
Солнце чуть тронуло изумрудные травы свежих лугов, когда из охотничьего домика выехало двое всадников. Один из них, комиссар полиции Шатле Николя Ле Флок. Он ехал на статном жеребце, по кличке Ветер (своего коня он оставил в конюшне Де ля Борда). Комиссар был в охотничьем костюме коричневого шелка, что был расшит золотыми нитями. Казалось, к маркизу Де Ренрею вернулась былая стать, уверенность и гибкость, но, увы, не было все такого же задора и огня в каштановых глазах. Слуги с борзыми собаками ехали впереди них. — Чудный день для охоты, не правда ли, друг мой любезный? — обратился комиссар к Де ля Борду. Тот кивнул: — Безусловно, прекрасный во всех отношениях, вот если бы к Вам еще вернулись, Ваша веселость, и задор, я был бы счастлив. — проговорил Де ля Борд. Вдруг, вдалеке друзья услышали лай борзых и поскакали на лай галопом. На лугу в кустах, собаки затравливали молодого оленя с красивыми, ветвистыми рогами. Бедное животное прижималось к земле и дрожало всем телом, собаки еще пуще кидались на беззащитную тварь. Вдруг олень нагнул голову и устремил свои сильные ветвистые рога на врагов. Собаки с визгом отпрянули назад, олень тем временем, пользуюсь моментом, пустился бежать.Де ля Борд вскинул ружье, нажал курок, но промахнулся. Олень скрылся в лесу. Слуги с собаками бросились за ним. Травля продолжалась целый день. Солнце клонилось к закату, когда Ле Флок погнал лошадь галопом. Оказавшись в лесу, комиссар увидел среди деревьев оленя и поехал тихим шагом за добычей. Вскоре Николя оказался у обрыва. Под ним шумела бурная река. Вокруг были мягкие, сочно-зелёные кусты. Из кустов вышел олень. Улучив момент, Николя выстрелил. Олень упал в одно мгновение. Лошадь рванула уздечку, за которую комиссар держался левой рукой, рана дернула. Ле Флок от неожиданности вскрикнул и упал с лошади, благо на мягкие кусты. Ле Флок сидел в кустах, смотрел на лошадь и смеялся. Прискакал граф и его слуги.***
Вечером, сидя в гостиной, наши друзья вкушали мяса убитого оленя. Граф де ля Борд, осушив стакан вина, спросил: — Николя, ответьте мне честно. Вы же здесь не только за тем, чтобы навестить старого друга? Есть еще одна причина, весьма серьезная? Не так ли? Николя Ле Флок недоуменно посмотрел на графа. — Не бойтесь, Николя, в Версале ничего не узнают. Его Величеству не всегда полезно все знать. — Подмигнул комиссару граф. — Может, Ваш покой отняла какая-нибудь юная особа с томным взглядом? — Усмехнулся граф. Ле Флок стал расхаживать по гостиной. Он остановился около камина и смотрел в зеркало; в нем отражался стол и сидевший за ним граф положив ногу на ногу. — Если Вам угодно, господин граф, я расскажу. Слушайте. Комиссар говорил спокойным ровным голосом. Граф слушал не перебивая, и не один мускул на его лице не дрогнул. Когда же Ле Флок стал рассказывать о попытке лишить себя жизни, Граф привстал и испуганно смотрел на рассказчика. — Вот доказательство, господин граф. — С этими словами Николя Ле Флок расстегнул ворот рубашки и показал шрам на ключице. Красная, маленькая точка, сильно выделялась на белой коже комиссара. — Что имеем, не храним, потерявши — плачем. Я сам виноват. Никогда не прощу себе ее смерть. — Николя Ле Флок простонал, схватившись за голову. Граф де ля Борд подошёл к маркизу и крепко сжал его в своих объятьях. Ле Флок ответил на объятия. Так они стояли несколько минут. Наконец граф заговорил: — Послушай, Николя, никогда не мучай себя. Все пройдет. Ты достоин счастья. И пожалуйста, не делай глупостей, ты всем нам очень дорог. Охота выдалась богатая. Так комиссар за охотой на оленей провёл свой отпуск.***
Переступив порог кабинета Шатле, комиссар увидел инспектора Бурдо. Тот сидел за бумагами и курил трубку. Увидев Ле Флока инспектор улыбнулся: — Доброе утро, мсье комиссар. Надеюсь, Вы хорошо отдохнули и больше не намерены совершать глупости. — С эти словами инспектор заключил комиссара в объятия. — Пьер, прости меня, пожалуйста. Я осел. Прости за все. — Сказал Николя виноватым голосом. Инспектор лишь усмехнулся и поправил на носу песне. — Самодур. В этот момент вошёл привратник: — Мсье комиссар, начальник полиции требует Вас к себе. Антуан де Сартин сидел у себя в кабинете и колдовал над своими париками. Раздался стук в дверь.***
— Войдите! Ле Флок отварил дверь и вошел в кабинет. Антуан де Сартин посмотрел на комиссара с упреком и сказал: — Как? Николя, Вам могло прийти такое в голову? Мой лучший сыщик; с острым, аналитическим умом, тонким чутьем, холодным разумом. Мог совершить попытку умерщвления себя? Ле Флок смотрел на начальника не моргая. Тот продолжал: — Пока Вы лежали без сознания, мне пришлось взять организацию похорон на себя. Скажите мне спасибо и, за то, что в свете удалось избежать сплетен и пересудов! — Сартин ходил взад вперёд по кабинету. — Единственное кладбище, которое согласилось на наши условия, кладбище Сен- Жермен. Не беспокойтесь, на Ваше жалование это не повлияет. — Я рад, что Вы живы и здоровы. Знайте же, с этого момента мои люди будут следить за Вами, тенью. Встретиться с Господом еще успеете. Генерал-лейтенант подошёл к комиссару и приобнял его.***
Вечером Николя Ле Флок отправился на кладбище Сен-Жермен. Он быстро нашел могилу. На ней стоял памятник, из белого мрамора — ангел с мечом в руке и с опущенной головой. Николя упал на могилу всем телом, обхватил памятник двумя рукам и, рыдая, проговорил тихим голосом: — Прости, Мари, прости ради Бога. За то, что был не внимателен, за то, что мало любил, за то, что не уберег ни тебя, ни нашего ребенка, плод нашей любви, наше продолжение. — Прости, мой ангел, моя душа, голубка ненаглядная, если можешь. В это время прогремела гроза, сверкнула молния, начался мелкий дождь. Комиссар, казалось, не заметил этого. Он омывал слезами могилу любимой женщины.