Ради брата

Золотая Материя сияла перед ней, и свет этот резал глаза, как яркое солнце. — Эден оступился, — говорила Медея за спиной. — Эден ошибся, но ведь на тебя, дочь моя, твой отец всегда может рассчитывать, правда? Послужи лорду Марсу, Соня. Защити храм Скорпиона и верни своего брата на правильный путь. Соня смотрела на Материю перед ней, чувствуя, как начинают дрожать руки. От Материи Скорпиона исходила сила — огромное, необъятное Космо, столь могущественное, что она могла ощутить его каждой клеточкой тела. Когда-то Соня читала о Святых Скорпиона прошлого — и хоть сейчас она не могла припомнить ни одного имени, ей никак не удавалось представить себя в одном ряду с ними. — Ради лорда Марса, — произнесла Медея. Соня вдохнула сквозь стиснутые зубы, но к Материи не притронулась. Её свет не согревал, а обжигал. Ощущение этого Космо не поддерживало, а давило. Материя отвергала Соню, отвергала уже сейчас, а что будет, если она всё-таки согласится её надеть?.. Шершню не стоит метить в Скорпионы. Из Шершня не получится хороший Скорпион. — Ради Эдена, — сказала Медея уже тише. Соня всхлипнула. Золотая Материя сияла перед ней, и Соня понимала, что время Шершня прошло. Теперь, чтобы послужить отцу и помочь брату, следовало переступить через страх. Ведь не привела бы её сюда Медея, если бы думала, что она не справится?! — Ради Эдена, — повторила Соня шёпотом и протянула руку. Соня очень плохо помнила первые годы своей жизни. Но вот похороны она запомнила очень хорошо. В тот день шёл дождь, а папа так сильно сжимал её руку, что Соне становилось больно — но она никак не решалась попросить отпустить. Какие-то незнакомые женщины гладили её по голове, а Соня смотрела на гроб, но то, что она больше никогда не увидит свою маму, дошло до неё лишь намного позже. После этого отец изменился — неожиданно и страшно. Он стал пропадать где-то по вечерам, его всё больше и больше раздражали игры и смех дочери. Маленькую Соню пугали эти перемены, и она понемногу научилась вести себя, как говорил отец, «подобающе» — но даже это не помогло ей. Отец раздражался всё сильнее и сильнее, и в конце концов Соня стала попросту избегать его. Потом в доме появилась Медея, которая хотела, чтобы Соня называла её матерью. Та упрямилась; Медея улыбалась, дарила ей подарки, но Соня шкурой чувствовала ненависть, таящуюся за этим всегда доброжелательным узким лицом. Отец не обращал на неё внимания. Медея заботилась о ней, но эта забота была насквозь пропитана фальшью. И как-то так само собой получилось, что единственным существом, которое здесь, в этом ставшем чужим отцовском доме, любило её, оказался её маленький братик. Эден улыбался и тянул к ней ручонки, когда ещё совсем крохой лежал в колыбели. Соня трогала мобили, подвешенные над кроваткой, и смеялась, глядя, как малыш пытается их поймать. Потом Эден научился ходить, и как-то само собой получилось, что именно за Соней он бегал хвостиком. «Сестричка Соня», — лопотал он, пытаясь поспеть за её большими шагами. А когда падал — а бывало и такое — Соня гладила его по голове, обнимала, зарываясь носом в шелковистые волосики, и Эден немедленно затихал в её руках. Потом Эден подрос ещё больше и научился лазать и пакостить. Это доставляло кучу хлопот слугам, которым строго воспрещалось наказывать шкодливого наследника лорда Марса, но повзрослевшая Соня уверена была, что братик это перерастёт. Пока же Эден таскал любимой сестричке ворованные на кухне пирожные, и они вдвоём съедали их, прячась где-нибудь в укромном месте. Потом Эден начал тренироваться — как и Соня за несколько лет до него. Поначалу дело шло туго, братик приходил к ней по вечерам, избитый учителями до кровоподтёков, плача от боли. Он забирался к Соне в кровать, и там она каждую ночь повторяла ему одно и то же — что он станет сильным, что он должен пройти через это, чтобы стать настоящим принцем нового мира и гордостью их отца. Обычно Эден засыпал уже на середине её монолога, уткнувшись носом ей в плечо, со слезами на серебристых ресницах. Потом она стала Шершнем, и всю её жизнь наполнили поручения отца. Соня училась управлять воинами Марса, училась быть безжалостной и твёрдой — чтобы потом, в новой жизни, стать Эдену опорой, его правой рукой. У неё было немного времени на брата, но они всё равно выкраивали моменты вдвоём — обычно во время совместных тренировок, и одно присутствие Эдена рядом наполняло Соню силой на много дней вперёд. Эден менялся, из оживлённого малыша превращаясь в ребёнка, из него — в угрюмого подростка, а затем в волевого юношу. Ответственность, которую отец возложил на его плечи, казалось, с самого его рождения, закаляла его, понемногу выковывая из маленького братика Сони именно того будущего правителя нового мира, о котором говорили отец и Медея. Но Соня — Соня любила его любым. И твёрдо знала — когда отец достигнет своей цели и Эден взойдёт на трон, именно её любовь оградит его от любого зла. Её любовь — и её сила. И Соня старательно достигала предела своих сил, не обращая внимания на те изменения, что происходили с ней самой. Ради отца и его нового мира. Но прежде всего — ради него, её брата. Эден читал, сидя в кресле в своей спальне. Старательно изучал какой-то толстенный талмуд; экзамены, вспомнила Соня. Эден приехал домой на пару дней, а потом вернётся в Палестру и будет сдавать экзамены. Ей не хотелось отрывать его от подготовки, но она совершила ошибку. Она не догнала того Святого-бунтаря, промахнулась в определении маршрута и держала ответ перед отцом, как и любой воин Марса. И, как любому воину Марса, отец не собирался давать ей спуску: он наказал Соню ещё более сложным заданием, приниматься за него следовало уже завтра, а значит — это был последний шанс увидеться и поговорить с братом. — Сестра? — спросил Эден, не отрываясь от учебника. Соня подошла к нему вплотную, сняла маску, положила её на столик. Обняла брата сзади, зарывшись лицом в жёсткие волосы. Напротив кресла на стене висело зеркало, и если бы Соня подняла голову, Эден увидел бы её лицо. Полюби или убей того, кто увидит тебя без маски. Но вместе с этим правилом — непоколебимым — существовало и другое, неписанное. Перед отцом, братьями и сыновьями женщина-Святая может не носить маску. Если подумать, то в этом была определённая логика. Близкие мужчины, члены семьи — те, кого обычно любишь по умолчанию. И пусть это не такая любовь, о которой говорится в основном правиле, но кто посмеет сказать, что это не любовь? Кто посмеет сказать, что она не любит Эдена? Он отложил учебник, потом поймал её ладонь, мягко сжал. Второй рукой нежно, осторожно коснулся её щеки. — Сестра… Как я могу помочь тебе? — Я виновата, — прошептала она в его макушку. — Я плохо выполнила приказ нашего отца… Но это ничего, Эден, ничего. Я немножко отдохну, а на следующем задании проявлю себя. Ведь я самая верная его помощница, кто сравнится со мной?.. Эден прерывисто вздохнул. — Я пойду к отцу и попрошу тебя освободить. Соня подняла голову и встретилась с его взглядом в отражении. Глаза Эдена были такими решительными, почти отчаянными, что волна нежности к братику затопила её с головой. Соня поцеловала его в макушку — как в детстве — и обняла ещё крепче. — Нет, не надо, я справляюсь. Всё будет хорошо, — она улыбнулась. Но Эден, обычно прислушивавшийся к её словам, на сей раз заупрямился. — И всё-таки я попрошу, — решительно заявил он. — Я всё равно собирался с ним поговорить. Попросить, чтобы он дал немного свободы Арии. Но свобода нужна и тебе. Соня опустила руки — в ней взметнулся вихрь противоречивых чувств. С одной стороны, как старшая сестра, она рада была, что Эден к кому-то привязался. Хорошо было видеть брата счастливым, даже если счастье это зависело от запертой в башне девчонки. Но в то же время она ощущала внутри себя что-то странное, что-то тёмное и гадкое. Соня предпочитала думать, что это неодобрение. Отец не хотел бы, чтобы Эден привязывался к Арии, и Соня вслед за ним не хотела тоже. Ещё в детстве, когда маленький братик таскал девчонке букеты ландышей, она не считала, что он поступает правильно. А сейчас, когда Эден говорил об Арии, бегал к Арии и проявлял все признаки настоящей романтической влюблённости — Соне казалось, что он совершает ошибку. Что ни к чему хорошему это не приведёт, что не будет никакого совместного правления короля нового мира и его Афины. Но не могла найти в себе сил и открыто сказать ему об этом. — Сестра? — он почувствовал её настроение, повернул голову. — Я всё ещё не думаю, что это хорошая идея, — она немного виновато улыбнулась, и Эден нахмурился. — Я знаю, что ты об этом думаешь, сестра, — сказал он. — Но если я не буду добр к ней — кто будет? — Но если отец решит… — Тогда я буду говорить с отцом, — Эден снова взялся за учебник, показывая этим, что разговор закончен. Соня забрала свою маску и вышла, стараясь задавить то тёмное неизвестно что внутри себя, чему не знала названия, но что уже ненавидела. В конце концов, всё, что она делает, она делает для брата. Так пусть он будет счастлив — а от гнева отца она сможет его уберечь. Соня толкнула дверь обеими руками. Увидев её на пороге зала, слуги лорда Марса испуганно замолчали. Соня знала, что в доспехах воина Марса, с острыми когтями, с развевающимися волосами выглядит эффектно, но до сего момента не предполагала, что может напугать до дрожи в коленках своих же подчинённых. А именно дрожь в коленках она сейчас и наблюдала; Воины Марса старались не смотреть на неё, делая вид, что оказались здесь случайно. Она подошла к ближайшему, вцепилась в его плечо и крепко встряхнула. — Что здесь произошло? Тот побормотал что-то неопределённое. Соня встряхнула его ещё сильнее, еле сдерживаясь, чтобы не ударить по лицу. — Отвечай! — Это… вломились какие-то Святые… похитили госпожу Афину… перебили часть наших сил… Лев Микен попытался их остановить, но Стрелец Сейя помешал ему… Соня медленно выдохнула сквозь сжатые зубы. Стиснула ладонь; когти царапнули по пластинам доспеха. — Мой брат в безопасности? Молчание. — Мой брат в безопасности?! — Я не знаю, госпожа Соня! — жалко всхлипнул воин Марса — только сейчас Соня поняла, что не знает его имени. Наверное, новенький; хорошо же начинается у него карьера. — Никто не видел господина Эдена, возможно, его вообще не было здесь во время нападения! — Ну так найдите его! — рявкнула Соня и толкнула парня так, что тот упал бы, не стой он у колонны. — Соня, — раздался позади глубокий голос. — Я был бы очень признателен, если бы ты перестала орать на моих слуг. Глаза парня расширились от ужаса, и в следующий миг его как ветром сдуло — равно как и остальных его коллег, коротавших время в этом зале. Соня медленно опустилась на одно колено. — Лорд Марс… — Ты правильно беспокоишься о брате, — сказал её отец, и Соня шкурой почувствовала, что он в ярости. Он не кричал, говорил спокойно и вежливо, но его гнев мог расплавить камни. А от неё, Сони, и вовсе ничего не оставить. — Но в данный момент состояние Эдена — не главная твоя забота. Ты уже знаешь, что госпожа Афина… «То есть Ария», — подумала Соня, но вслух это произнести не решилась. — …была похищена Святыми-предателями. Я хочу, чтобы ты отправилась на её поиски. Воспользуйся лояльными нам Серебряными Святыми. Афина не Святая, она не могла далеко уйти. Ты быстро её догонишь. Соня склонила голову. — Слушаюсь, отец. Вы прикажете мне выступать сейчас? — Чем быстрее, тем лучше, — ответил он, развернулся и двинулся прочь. Соня осталась одна, в этом огромном зале с колоннами, полная беспокойства и неясного предчувствия. «Святые, что смогли вломиться сюда и увести Арию, наверняка не так просты. Это будет сложное задание». Она двинулась к двери, понимая, что чем быстрее она выступит, тем раньше найдёт Арию. Что бы там ни говорил отец, как раз состояние Эдена волновало её сильнее всего. Но ведь возвращение Арии помогло бы ему, верно? Соня вздохнула, пытаясь не думать о неясных опасениях, поселившихся в её душе. — Можешь идти, — сказал отец, выслушав её доклад. — Когда ты понадобишься, я тебя вызову. Он не наказал её за проваленное задание и потерю двух Серебряных Святых, но у Сони не осталось сил, чтобы удивляться. Выйдя из кабинета лорда Марса, Соня остановилась у стены и раз, второй, третий ударила по ней кулаком. Непростое задание на поверку оказалось провалом. Бронзовые Святые, откопав где-то невероятные глубины Космо, убили Серебряных. Естественно, Арию отбить не удалось. Естественно, сама Соня тоже пострадала в битве. А ещё эта дурацкая встреча с пылающим жаждой мести сыном проклятого Южного Креста… Соня ударила по стене ещё раз. Потом вздохнула, пытаясь успокоиться. Это всё было бы терпимо. Она бы взяла больше Святых и воинов Марса, она бы задавила наглую Бронзу количеством, она бы лично разорвала на куски рыжего горе-мстителя… Но было ещё кое-что, гораздо худшее. Арию никто не похищал. Она ушла с Бронзой добровольно, а значит — можно было притащить её обратно силой, но это не принесло бы Эдену счастья. Всё время, пока Соня искала девчонку, она держала в сердце образ радостного брата, к которому вернулась возлюбленная — но теперь этот образ оказался перечеркнут. Ария оттолкнула его ради Святых, увиденных впервые в жизни — и Соня от всей души надеялась, что Эден никогда не узнает об этом. Соня резко повернулась и двинулась к своей комнате — ей требовался отдых, чтобы спокойно обдумать дальнейшие действия, да и просто прийти в себя — чтоб этот сын Южного Креста провалился в Преисподнюю… В её комнате кто-то был. Соня почувствовала отголоски Космо ещё в коридоре, но это было знакомое и любимое Космо, поэтому она рывком распахнула дверь, не думая о том, что скажет Эдену — просто радуясь, что он здесь и с ним всё в порядке. Брат сидел в кресле, забравшись на него с ногами. У него был такой отчаянно-безнадёжный взгляд, что Соня остановилась, словно напоровшись на этот взгляд грудью. — Она не вернётся, — произнёс Эден, разом перепрыгивая через все предварительные вопросы и ответы. — Ария. Она добровольно ушла с ними. Я пытался… я пытался сделать её счастливой, но, похоже, я значу меньше, чем этот выскочка Пегас… Соне показалось, что у неё остановилось сердце. То, что Эден знал, о чём она говорила отцу, значило, что он подслушал её отчёт. И теперь он сказал именно то, о чём она решила ни в коем случае ему не говорить. Боль, от которой она пыталась его уберечь, всё равно нашла его, и теперь Соня не знала, что делать. — Послушай, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Я что-то придумаю. Эден молчал. Соня сняла маску, положила на стол. Принялась стаскивать доспехи, не переставая говорить: — Ария просто понеслась за новыми впечатлениями, но я уверена, что по здравому размышлению она поймёт, что потеряла. Я пошлю ей вслед других Серебряных Святых, и сама отправлюсь снова. Мы приведём её обратно, и она одумается, вот увидишь! Эден медленно покачал головой, протянул руку куда-то в тень за креслом, и Соня с ужасом заметила в ней пузатую бутылку из бара Медеи — уже откупоренную, но пока полную. — Я ей не нужен, — безнадёжно произнёс Эден. — Ты это знаешь, я это знаю. Ей нужен Пегас, а не я. Но ты всё равно пытаешься убедить меня, что не всё потеряно. Я люблю тебя, сестра, но… не надо. Не лги мне, даже из лучших побуждений. Он поднёс бутылку ко рту, сделал большой глоток. — Эден, не надо! Её пальцы резко сжали его запястье; бутылка полетела на пол, расплёскивая по ковру ароматное содержимое. Секунду Эден смотрел на неё, потом перевёл взгляд на лицо Сони. Вдруг вспомнилось, как, совсем маленький, он взял со стола забытые Медеей маникюрные ножнички. Тогда Соня точно так же схватила его за руку, заставив уронить опасную вещь. Лишившийся игрушки братик тогда горестно заревел; взрослый Эден плакать не собирался, только смотрел больным, горящим взглядом голубых, не похожих на её собственные, глаз. В детстве Соня обнимала и укачивала его до тех пор, пока он не затихал… но что ей было делать теперь, когда он потерял не игрушку, а нечто гораздо более ценное?.. А собственно, почему было не сделать именно то, что делала в детстве?.. Не думая, просто повинуясь инстинктам, Соня обняла его. Погладила по голове, шепча что-то бессмысленно-успокаивающее. Странно, но это подействовало и сейчас: весь собранный, как до предела сведённая пружина, Эден понемногу расслабился. Он не плакал, но Соня знала его достаточно хорошо, чтобы понимать — это ни о чём не говорит. Соня никогда не влюблялась, но ей стоило только представить, что Эдена у неё больше нет — и на глаза навернулись слёзы. Наверняка и он, потеряв Арию, чувствовал себя так же кошмарно, и Соня ощутила всепоглощающее желание помочь ему, как-нибудь облегчить его участь. «Мой бедный братик, вот так и закончилась твоя любовь…» Соня заставила Эдена вылезти из неудобного кресла, уложила его в кровать, заботливо укрыла одеялом. Потом, нацепив маску, помчалась по коридорам особняка вниз, на кухню. Больше всего она сейчас боялась встретить Медею; та наверняка не оценила бы ни страданий сына, ни попыток падчерицы ему помочь. «Эден должен быть сильным, его не должны волновать человеческие заботы…» Если бы не маска, Соня наверняка напугала бы кого-нибудь своим перекошенным лицом. На кухне в поздний час было пусто. Соня покопалась по шкафчикам, нашла шоколад, молоко, сахар. В детстве Эден любил горячий шоколад, и она достигла мастерства в его приготовлении; правда, в последнее время ей нечасто приходилось практиковаться. Вернувшись в спальню с чашкой, она отдала её брату, удостоившись тихой благодарности, и села рядом, поглаживая его по волосам. Ей хотелось сделать для Эдена что-то ещё, но она не знала, что. Всю жизнь, с тех самых пор, как она впервые увидела на руках Медеи свёрток со спящим новорождённым братиком, она защищала его, но от этой боли, грызущей его изнутри, спасти не могла. И вместе с растущим в ней ощущением беспомощности росло и что-то ещё — гнев. Дикая, пещерная злость на Арию. Соня никогда не была высокого мнения об этой девчонке, но её поступок не укладывался ни в какие рамки. Как можно было променять Эдена, самого лучшего юношу на свете, на какого-то глупого Бронзового? Что было в нём такое, чего не было в её брате? Если бы Соню кто-то так любил… Эден отставил чашку, и Соня, выключив настольную лампу, легла рядом с ним. Обняла, прижавшись к брату всем телом, надеясь, что он почувствует её любовь, и его тоска немного отступит. — Соня… — произнёс он в тишине. — Я думаю… может, это правильно? Я ведь не освободил её. Мог, но не освободил. Может, то единственное, чего я не сделал, перечеркнуло всё, что я делал? И теперь мне остаётся только смотреть в спину Пегасу… — Не говори ерунду, — оборвала его Соня. — Ты не мог, и она не настолько глупа, чтобы не понимать этого. Ты попросил не лгать тебе, но я действительно считаю, что она одумается. Ты так сильно её любишь… — Соня, — серьёзно сказал Эден. — Я не знаю, как бы я жил без тебя. Я люблю тебя ничуть не меньше. Она улыбнулась в темноте и поцеловала его в щеку. Эден весь напрягся в её объятиях, на миг снова напомнив ей сведённую пружину. И эта странная, непривычная реакция на поцелуй, простое выражение сестринской любви — да за годы его жизни она целовала его, наверное, тысячу раз! — перевернула что-то внутри Сони. В душе всё взметнулось ослепительным фейерверком, и Соня, забыв обо всём, повинуясь неясным желаниям, которые преследовали её уже давно, но только сейчас проявились достаточно чётко — поцеловала его ещё раз, в губы. А Эден, казалось, ждал этого. Он не оттолкнул её, не отстранился сам. Его губы раскрылись навстречу её губам, и поцелуй длился и длился — глубокий, чувственный, отдающийся острой, почти болезненной дрожью где-то в глубине живота. Та часть разума, что отвечала за правильность происходящего и соблюдение многовекового табу на кровосмешение, молчала, словно оглушённая. Их ладони встретились, пальцы переплелись, вторая рука Эдена скользнула по её телу, накрыла грудь сквозь ткань сорочки, и Соня прерывисто вздохнула — одно это прикосновение будило в ней такое желание, что сопротивляться ему она не смогла бы, даже если бы захотела. Если подумать, это, наверное, было даже где-то забавно — Соня спала с воинами Марса, иногда даже получая оргазмы, но обычно — только мимолётное удовольствие и мысленную галочку «основные потребности организма удовлетворены». И всё это время рядом с ней был мужчина, ласки которого могли свести её с ума — вот только лечь с ним в постель пришло бы в голову Сони в последнюю очередь. По крайней мере, до такой ночи, как сегодняшняя. Эден оторвался от её губ, принялся целовать её шею, затем плечи — стянув с них сорочку. На мгновение Соня задалась вопросом о том, с кем он набирался опыта, но Палестра и смешанное общежитие явно давали исчерпывающий, хоть и неожиданный ответ. Руки Сони скользнули ниже, разбираясь с застёжками и пуговицами, освобождая его от одежды и заодно лаская гладкую, нежную кожу. Эден реагировал на её прикосновения, как ни один мужчина до него — сдержанной дрожью, как будто ощущения были такими сильными, что он боялся отдаваться им полностью. Желая, чтобы он расслабился и ощутил происходящее так же полно, как и она, Соня притянула его голову и снова поцеловала. И, пока длился поцелуй, ощутила руку Эдена на своём бедре. Это прикосновение отозвалось новым вихрем искр где-то внутри; прерывисто вздохнув, Соня приподняла бедра, помогая ему снять с неё трусики. Желание захлестнуло её с головой, и, наконец ощутив его внутри себя, Соня выгнулась, не в силах сдержать хриплый, животный стон. Каждое его движение отдавалось во всём теле до самых кончиков пальцев; Соня подавалась бёдрами ему навстречу, желая, чтобы ощущения стали ещё полнее, ещё острее. Соня и не представляла, что её тело способно так отзываться на чьё-то ещё, и в какой-то момент она просто закрыла глаза, полностью отдаваясь захватившему её наслаждению. «Надеюсь, никто не слышал моих стонов», — думала Соня, когда всё уже закончилось, и они с Эденом лежали на кровати рядом, прижавшись друг к другу, опустошённые и неспособные уже ни на какие эмоции после только что пережитой бури чувств. — Соня… — начал он, и она услышала, что голос его чуть заметно дрожит. Доселе молчавшая рациональная часть её сознания попыталась поднять голову и вывалить в мысли Сони определение слова «инцест» и краткую историческую и социологическую справку, касающуюся недопустимости этого действа во всех развитых культурах. Соня всё это проигнорировала: не хотелось думать об этом сейчас. — Завтра, Эден, — решительно сказала она. — Завтра утром мы всё обсудим… если к тому времени в этом ещё будет необходимость. А сейчас давай спать. И, закрыв глаза, почти мгновенно провалилась в глубокий сон без сновидений. Эден спал, уткнувшись лицом в подушку. Соня выскользнула из-под одеяла, и, ёжась от утреннего холода, прошла в ванную. Там она пустила воду и долго рассматривала себя в висящем над раковиной зеркале. В сущности, не произошло ничего страшного. Соня усмехнулась, и отражение ответило ей кривой ухмылкой. Табу, запреты, цивилизация, культура — конечно, это всё очень важно, но раз уж получилось так, какой смысл терзаться? Они оба — уже взрослые люди, оба этого хотели, оба получили удовольствие. То, что случилось прошлой ночью, стало неожиданностью, но отнюдь не катастрофой. В конце концов, у них не было и никогда уже не будет никого ближе и дороже друг друга. Неожиданная мысль прошила её, и Соня содрогнулась от простоты и ясности этой кощунственной мысли. Эден должен был стать правителем нового мира, в сущности, богом — а разве боги не брали в жены сестёр? Соня помотала головой, чувствуя, что может дойти до таких идей, которым сама не будет рада, и решила вместо отвлечённых размышлений заняться решением практических проблем. Она обернулась, открыла шкафчик над корзиной с бельём. Принялась рыться на полке, сбросив на пол пузырёк с аспирином, упаковку тампонов и ещё какие-то мелочи. То, что она искала, было тщательно спрятано в углу; Медея, к её чести, никогда не рылась в вещах падчерицы, а то непременно заинтересовалась бы названием на упаковке. С тех самых пор, как несколько лет назад Соня лишилась девственности, к вопросу контрацепции она всегда подходила очень ответственно. Никогда не обсуждая эту тему с отцом, она, тем не менее, была уверена, что лорд Марс не одобрит её беременность. Но вчера всё произошло так быстро, что Соня не успела принять никаких предварительных мер, а пускать всё на самотёк не хотелось. Соня на миг представила, как сообщает Медее, что забеременела от брата, снова содрогнулась, достала из упаковки таблетку и, проглотив её, запила водой прямо из-под крана. За дверью послышались шаги. Соня, вытирая рот, уставилась на своё отражение в зеркале и смотрела до тех пор, пока не раздался стук. — Соня, ты там? Этот стук и вопрос наверняка потребовали от Эдена немалого мужества, и Соня ощутила прилив уважения к нему. Она отодвинула щеколду и отступила на шаг от двери. Эден стоял на пороге и отводил взгляд. Пальцы на косяке двери сжимались и разжимались, выдавая волнение. — Соня… — ломким голосом начал он. — Я… Не давая больше ничего сказать, Соня подошла к нему, обняла, заставив склонить голову ей на плечо. Тело Эдена напряглось под её руками, но тут же расслабилось, он прерывисто вздохнул, и она только сейчас поняла, как ему на самом деле было страшно. — Всё нормально, — прошептала она. — Всё-таки наши узы — самое ценное, что у нас есть. Она хотела сказать что-то ещё, но замолчала, почувствовав, как руки Эдена смыкаются на её спине. Материя Скорпиона давала ей такую силу, что Соня сама не могла поверить, что её Космо способно так пылать. Для неё сейчас не было ничего непреодолимого, ничего — кроме этого надоедливого рыжего парня, Сомы, сына убитого ею Южного Креста. Она наносила удар за ударом, но он никак не хотел сдаваться. Он был как огонёк свечи под порывами ветра — вот уже, кажется, совсем потух, но стоит ветру на миг ослабить напор, как огонёк разгорается снова. Сома вставал раз за разом, и это уже не вызывало злости — только безграничное удивление. — Ради чего ты сражаешься?! — спрашивал он, и она отвечала: — Ради брата. Сома сцеплял зубы и дрался дальше. Снова вставал. И опять. И опять. — …Ты думаешь, они когда-нибудь любили тебя? Марс любил тебя? Ты его дочь, но всё, что его когда-либо интересовало — это Эден! Ты сама живёшь ради Эдена и даже не замечаешь этого! — Я готова ради него умереть, — ответила Соня, нанося удары. — По крайней мере, я последовательна и не пытаюсь пробудить добрые чувства в том, кого ещё недавно клялась убить! Лицо Сомы перекосилось: удар попал в цель. — Ты не чудовище! — крикнул он. — Иначе ты бы не носила с собой Камень Материи моего отца! Дура — да, но не чудовище! Соня усмехнулась. — Поговорим об этом, когда ты больше не сможешь встать. Бой продолжался. Соня не хотела этого признавать, но она устала. А материя Скорпиона, дававшая ей силы в начале битвы, всё больше и больше походила на камень на шее. Слабое Космо Сони, Космо Шершня, не могло справиться с могучей волей этих доспехов. А бесконечные уговоры Сомы остановить бой мешали ещё больше. — Тебя просто используют! Марс, Медея, даже сам Эден! Ты всю жизнь положила на служение этой семье, но что получила взамен?! Ничего — даже любви! — Что ты знаешь о любви, ты, щенок?! — рявкнула она, на миг выйдя из себя и сразу почувствовав, как откликнулась материя на этот искренний яростный порыв. Если бы она могла, она бы провела весь бой на такой ярости, но она устала. А ненавидеть Сому не получалось — что бы он ни говорил, чего бы ни хотел — но он был одним из немногих людей в её жизни, кто отнёсся к ней по-доброму. — Брось это, — умолял Сома, и в его голосе звучало нечто большее, чем просто желание избавиться от противника бескровно. — Марс того не стоит. Даже Эден понял это! А ты почему-то не хочешь! — Эден ошибается, — сквозь зубы отозвалась она. — Но ради него самого я вразумлю его. — Ты дура! — в отчаянии закричал он. — Перестань сражаться за тех, кто тебя не ценит! Вспомни, они хоть когда-нибудь что-то хорошее тебе сделали?! Вспомни — тебя кто-нибудь когда-нибудь любил?! Внутри что-то оборвалось. Никакие слова не могли достучаться до её сердца, но достучался тон Сомы. Он говорил с такой горечью, словно сам ощущал себя маленькой Соней в пустом особняке, которую в мире любило только одно существо — братик. Подросшей Соней, которую собственный отец отправил убивать не сделавшего ей ничего плохого человека, у которого тоже был ребёнок — рыжеволосый мальчик. Взрослой Соней, одной из многих воинов Марса, несущей ответственность, но не имеющей за это ничего, кроме эфемерного осознания выполненного долга… Сома смотрел на неё огромными темными глазами, и Соне казалось, что она читает в этих глазах что-то, за чем хочется идти и чему хочется верить. Её сознания коснулся отголосок Космо. Эден. Эден закончил с Фудо, он поднимался, самое большое через пятнадцать минут он должен был оказаться здесь. И это лучше, чем что-либо другое, восстановило поколебавшуюся было решимость Сони. — Ради Эдена, — прошептала она одними губами и в этот самый миг поняла, что материя Скорпиона не любит колебаний. Слишком поздно. Чужое, тяжёлое Космо, всё это время стремившееся вырваться из-под её слабого контроля, наконец смогло это сделать и захлестнуло её с головой. Поток обжигающего воздуха ударил по голому плечу — материя Скорпиона покинула свою временную, недостойную хозяйку, но, похоже, не собиралась оставлять её в живых. Сома закричал, но Соня уже не услышала его крика. Иногда Сома ловил себя на том, что понимает Эдена, почти поселившегося на кладбище. Он приходил на могилу Сони, Кога иногда навещал Арию — но для Эдена тут лежали все, кого он потерял в этом противостоянии. Отец. Мать. Сестра. Возлюбленная. Учитель… Каждый раз, когда это приходило ему в голову, Сома ёжился и старался не представлять себя на его месте. Они не разговаривали. Заметив на горизонте Сому или Когу, Эден убирался подальше, и Сома не собирался навязывать ему своё общество. Но сегодня он застал Эдена за занятием, за которым никогда не мог бы представить его в Палестре. Тот сажал цветы. Могила Арии уже белела ландышами; теперь Эден трудился над могилой Сони. Из ящика он доставал кустики незабудок и аккуратно размещал их между другими растениями — с длинными, мясистыми и колючими листьями. — Это… — Сома растерялся. Вроде как надо было бы помочь, но, с другой стороны, от такого человека, как Эден, можно и молнию между глаз получить. Без предупреждения. — Спасибо. Эден молча кивнул, не прекращая работать. Сома посмотрел на могильный камень, грустно покачал головой. — Твоя сестра, она… Я хотел её спасти. Поверь, я хотел. — Я знаю, — холодно ответил Эден. — Ага, — Сома окончательно приуныл. Он надеялся, что тот более дружелюбно воспримет его слова, но, с другой стороны, это ведь Эден, верно? За словом «дружелюбие» ему, наверное, нужно каждый раз в словарь лазить. Сома уже собирался уходить, как вспомнил ещё кое-что. Об этом говорила Юна: тогда Кога и Сома сделали вид, что не расслышали её слов. Она повторила более настойчиво и повторяла с тех пор каждый раз, когда кто-то из них собирался на кладбище. Но сегодня, по крайней мере, её просьбу можно было попробовать исполнить. — Слушай, — начал Сома. — Теперь, когда с нами Афина, она снова собирает своих Святых. Ты вернёшься в Святилище? Мы все по самое горло сыты защитой мира, любви и справедливости, но меня просили узнать у тебя… Эден молчал. Сосредоточенно сажал очередную незабудку. Когда Сома уже совсем решил, что Эден его игнорирует, тот сказал: — Защищать мир и любовь? Вернусь. — Но почему?! — не удержался Сома. Он готовился совсем к другому ответу, и такое лёгкое согласие выбило его из колеи. — Ради сестры, — ответил Эден и снова повернулся к ящику с цветами.