***
За те дни, что они путешествуют по пустыне, она начинает к нему привязываться. Он рассказывал о любимых вещах, которые называл своими словами. Он радовался почти всему: от пугливых ящериц, перебегающих по пескам, до переливающихся цветов пустынного заката, и было что-то по-детски невинное в его энтузиазме, которого она не ожидала от Бойца. Со временем слова давались намного легче для них обоих, и темы касались не только того, где им стоило заправиться или в каком ближайшем мотеле они могут остановиться на ночь. Иногда они вместе смеются, иногда молчат, но теперь это другая тишина — одна на двоих, со смыслом и комфортом. Они никогда не говорят о нём, о банде, и что они оставили позади. Именно в такие моменты порой появлялась надвигающаяся угроза и беспокойство, сжимающие в тиски их сердца. Но она чувствовала, они оба чувствовали, что будет слишком позорно запятнать эту странную, сладкую свободу, которая у них сейчас была — полная страха — воспоминаниями об их прошлом. Она никогда не спрашивала его, как он попал в банду Джо — ей не нужно было этого знать. Его история печальна, как и у других Бойцов, только что потерявших смысл, поклоняющихся человеку, который дал им семью, силу и назначение. Она не может обвинить их, не может по-настоящему ненавидеть, потому что могла видеть, что ими пользуются так же, как и ею с сёстрами. Иногда - нет, большую часть времени — она чувствовала, как пустошь целиком поглощает её. Её обширность и пустота заставляли её чувствовать себя обнажённой и крошечной, незначительной песчинкой, которыми полна пустыня. Это пугает её — чувствовать себя такой опустошённой и беспомощной, но когда они останавливаются на заправке или в мотеле и снова возвращаются к контакту с цивилизацией, она начинает скучать по странной безопасности пустыни, и понимает, что её тянет к Наксу, желая его защиты и утешения. Но всё чаще она задаётся вопросом, чувствует ли он то же самое по отношению к ней. Её сон не становится лучше через пару недель, и не отличается от того, что был в начале. Поначалу кошмары были из-за того, что она была слишком напугана, потому что ожидала, что Джо вылезет из засады в любую минуту, несмотря на то, что они были очень осторожны, ведь парень даже спал с пистолетом под подушкой. Она легче засыпала в течение дня в машине, когда знала, что пистолет находится в бардачке под её босыми ногами. Но, как проходили дни и мало-помалу исчезала угроза в виде Джо, засыпать стало ещё труднее, чем раньше. Она скучает по сёстрам. У Джо они всегда спали вместе: дыхание, руки и ноги и пряди рыжих, светлых и тёмных волос были сплетены вместе в узел безопасности и любви. Но вот она спит одна; они всегда берут комнату с двумя односпальными кроватями и кровать у неё узкая, как это обычно бывает, пустая и холодная без Анхарад, рук Даг, обернутых вокруг неё, и Чидо с Тост, которых в свою очередь обнимала она. Ей уже надоедают комнаты в мотеле. В них было безопасно только первое время, когда они скрывались от врагов, но не больше. Каждую ночь тусклые жёлтые огни и вездесущие, запачканные и липкие обои делали номер ещё более устрашающим, чем раньше. Она чувствовала, что задыхается каждый раз, когда ступала внутрь нового номера, тяжёлые воспоминания о неволе тяжело давили на лёгкие. Иногда, когда мотели были почти пустые и тихие, а шоссе пустовало, Накс соглашался посидеть некоторое время снаружи. Они забирались на капот его машины и смотрели на звезды в течение нескольких часов. Она знала некоторые созвездия и показывала их Наксу, который не знал ни одного. Но было интереснее, когда они придумывали свои, и веселее, когда пытались найти их на следующую ночь. Она чувствовала себя самой счастливой, когда лежала на спине на его Мустанге и протягивала руки вверх, пытаясь дотянуться до звёзд. Даже пустыня казалась менее угрожающей в такие моменты ночи. Не менее обширна, но менее поглощающая существование Кейпабл.***
Это была очередная бессонная ночь в очередной комнате тусклого мотеля, и Кейпабл чувствовала себя загнанной в ловушку и одинокой, как никогда. Сегодня им не удалось посидеть снаружи, чтобы понаблюдать за звёздами, потому что в мотеле были и другие люди. Они пытаются быть осторожными в подобных вещах, зная, что бритая голова и ярко-рыжие волосы легко запомнить. Она знала, что им, вероятно, стоит поменять машину на более незаметную, но не осмеливается сказать об этом Наксу. Мустанг 67 года - всё, что у него есть, единственно, что он может назвать своим. Она смотрит на него сейчас, крепко спящего на соседней кровати, его оголённая грудь ритмично поднимается и опускается, шрамы и чернила растягиваются на коже. Это была схема V8, как он объяснил ей в первый раз, когда она увидела его без рубашки. Также он сказал, что Мустанг 67 является первой моделью, у которой был восьмицилиндровый двигатель, но она не понимала, сделал он татуировку из-за автомобиля или по другой причине. Он странный, думается ей. В их комнату сквозь потёртые шторы просачиваются внешние огни мотеля, и в этом сиянии она отчётливо видит его, его бледность, постоянные тёмные круги под глазами и странные шрамы на губах. Он должен пугать её, но это не так. Он высок, грудь и плечи у него узкие, и он был очень худым. И прежде всего у него была эта необъяснимая невинность в его чертах лица — мягкость, несмотря на шрамы — в любое время дня и ночи. — Накс, — говорит она тихим, но ясным голосом, стоя рядом с его кроватью. Она не знает, почему делает это только сейчас, а не раньше, или почему именно сегодня она больше не выносит одиночества и отсутствие сестёр. — Накс, — вновь повторяет она, на этот раз немного громче, и он просыпается, сразу же потянувшись под подушку за пистолетом. — Расслабься, расслабься, всё в порядке, — торопливо говорит она. Она должна была догадаться, что он встревожится. — Я просто не могу заснуть. Могу ли я… могу я поспать здесь, с тобой? — спрашивает она, ни секунды не колеблясь, потому что только сейчас ей в голову приходит мысль, что он может отказать. Он смотрит на неё, пошатывающуюся, ещё полусонную, и через некоторое время приподнимает одеяло и отодвигается в сторону, освобождая для неё место. Они не говорят ни слова, когда она забирается к нему на небольшую кровать. Своей спиной она чувствует его тёплую грудь, и его руку, обернутую вокруг её талии, как будто он точно знает, что ей нужно. Она с удивлением понимает, что его руки сильнее, чем выглядят. Она слышит, как он делает глубокий вдох, и через мгновение чувствует тёплый воздух, который щекочет корни её волос, и позволяет себе расслабиться в постели и его объятиях, наконец погружаясь в спокойствие, которое искала. Сон наступает быстро и легко, ритм его дыхания подстраивается под её собственное. Когда она просыпается утром, по-прежнему в его руках, впервые с их побега ей не хочется выбираться из постели.***
Это происходит снова и снова, хотя они никогда не говорят об этом. Это чувство приходит к ней после их первой ночи, а Накс, кажется, не понимает, всегда безмолвно приветствуя её в своих объятиях. Он никогда не приходит к её постели; это всегда она, кто оказывается в его руках, и она рада, что он позволяет ей выбирать. Её спокойствие длится несколько дней, прежде чем ей снова становится не по себе. Ей по-прежнему спокойно по ночам, когда его тепло и равномерное дыхание убаюкивают её, но в течение дня она рассеяна, поглощена чем-то бесформенным и тёмным. Её кожа покрывается мурашками, и ей требуется ещё несколько дней, чтобы понять, что это такое: желание. Она боится желать Накса, желать кого-либо вообще, но ещё она боится никогда не быть с ним, и этот парадокс угрожает свести её с ума, пока они глубже забираются в пустыню. Тем временем пространство между автокреслами одновременно большое и маленькое. Всякий раз, когда он снимает свою рубашку, её желудок стягивается, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Она зациклена на его руках, одержимо пытаясь найти оправдание, чтобы прикоснуться к ним и способ избежать их. Когда Накс смотрит на её босые ноги, опирающиеся на бардачок, она чувствует, как в ней распространяется тепло, но в сердце всё равно таится беспокойство. А ночи — худшая пытка из всех. Она идёт к нему — всегда идёт к нему, — потому что нет ничего хуже её пустой постели, но она больше не спит. Она проводит ночи, отсчитывая его сердцебиение, наслаждаясь и одновременно ненавидя чувство, когда её спина прижимается к его груди, и раздумывает над тем, что было бы, если бы она просто обернулась и позволила себе задеть его покрытые шрамами губы.***
Однажды ночью она не выдерживает — она потеряла счёт времени в этой пустоши, где даже он чувствует угрозу Джо и его Бойцов, раз уж они до сих пор спят с пистолетом под подушкой. Но да, в одну ночь это переходит все границы, когда она лежит с широко раскрытыми глазами в объятиях Накса, смотря на картину на стене, но не видя того, что на ней изображено. Грудь в очередной раз наполнилась этим ужасным грузом, и впервые с того момента, как она забралась в кровать к Наксу, ей кажется, что она не должать быть в ней. Она осторожно выбралась из объятий Накса и тихо вышла из комнаты. По ночам в пустыне холодно, но ей нравился этот холод, вызывающий мурашки на коже. Она подошла к машине, подумывая о том, чтобы подняться на капот и посмотреть на звезды. Сегодня они кажутся холодными и отдалёнными, дальше от её рук, чем обычно. — Кейпабл. Она поворачивается и смотрит на него. Одет он был лишь в штаны, и выглядел ещё бледнее, казался призраком в свете знака мотеля. — Я проснулся, а тебя не оказалось рядом; я испугался, — мягко сказал он, но она могла заметить волнение в его глазах, и это беспокойным вихрем закружилось в её сердце. — Я не могла заснуть, — извиняюще говорит она. — Тебе лучше зайти внутрь, здесь есть и другие люди, — говорит он серьёзно, и был прав, она могла услышать шум их соседних комнат, но не хотела возвращаться внутрь, потому что там невозможно было дышать. — Я не могу, — просто говорит она и не задумываясь делает шаг назад, потому что Накс вдруг оказывается ближе, чем был раньше. Она чувствует холодный металл автомобиля, прикасающийся к обнажённой коже её бёдер и вздрагивает, странный толчок доходит прямо к сердцу. Накс делает шаг вперёд — она шаг назад, и, кажется, это происходит непроизвольно, как будто невидимая нить соединяет их, притягивая друг к другу. Она кладёт ладонь ему на грудь, автоматически пытаясь остановить его движение, но металл всё ещё холодит кожу, и её рука ползёт вверх от груди к шее, и притягивает его ближе к себе вместо того, чтобы оттолкнуть. Их губы встречаются, зубы и языки борются друг с другом — за что она сама не знает. Он полон энтузиазма, его тело прижимает её к капоту своего автомобиля, одно колено оказывается между её бёдер; когда он рычит в её рот от желания, и всего этого становится слишком много и происходит слишком быстро, её лёгкие готовы взорваться, и не только из-за поцелуя. Она отталкивает его назад, пытаясь отдышаться, и он отстраняется от неё, словно током ударило. На мгновение в его взгляде появляется тревога, тёмная похоть скрывается за ясными голубыми глазами, как будто он не может сдерживать себя, и кажется, что его желание разорвёт её на кусочки. Но это мгновение проходит, и в его глазах остаётся лишь беспокойство и забота. — Прости, — бормочет он, и она удивляется намёку на стыд и смущение в его голосе. — Всё в порядке, я просто… Это просто… — она не знает, как продолжить, как сказать ему обо всех мыслях и страхах, которые въелись в её голову, обо всех смешанных эмоциях. И пытается снова. — Я хочу тебя. Я хочу сделать это с тобой, но также и боюсь — себя и тебя. Мне нужно найти способ, чтобы… чтобы чувствовать себя в безопасности, — тихо говорит девушка, ища в его лице реакцию, в надежде, что он поймёт. Он стоит лишь одну секунду, а затем, к её удивлению, расстёгивает ремень и быстро вытаскивает его из штанов, протягивая ей. — Ты можешь связать меня, если хочешь. Если это заставит тебя чувствовать себя в безопасности, — говорит он, из-за искренности и доверия в его глазах она чувствует слабость в коленях. На мгновение она соблазняется идеей, чтобы взять всё под свой контроль — безопасно и свободно делать то, что хочет без лишних ограничений, —, но она почти сразу же отвергает эту мысль. Если она это сделает, то будет немногим лучше Джо, даже если Накс добровольно на это готов. Так или иначе, несмотря на свои страхи и опыт прошлых лет, она чувствует, что они с Наксом должны быть на равных, она должна дать ему возможность действовать по своей собственной воле, уважать её по собственной воле. Она пытается объяснить ему это, и он кивает в знак понимания. Проходит несколько минут, а затем она пытается сорвать ещё один поцелуй. Он мягче и спокойнее, чем первый, и хотя он отвечает ей, действует он практически неподвижно, позволяя ей сделать шаг, когда она будет готова. Она прижимается своим телом к его, вдруг желая его тепла, и он обнимает её, когда она обвивает его шею своими руками. И это нормально — идти по такому пути, потому что этот вариант не многим отличается от их обычного сна. Она ведёт его обратно в комнату и больше не боится возвращаться туда, потому что теперь там будет место, где она будет бороться со своими страхами, вместо того, чтобы поддаваться им. Она чувствует себя немного застенчивой, когда медленно начинает снимать одежду, но она смотрит на Накса, который сидит на краю кровати, и чувствует тепло между ног. Он смотрит на неё, как загипнотизированный, и когда она наконец обнажается в его чертах лица проскальзывает благоговение. Она стоит перед ним, чувствуя, как ни странно, будто бы только она одна руководит ситуацией, пока обнажена, а он нет. Волнение и предвкушение развеваются в её сердце, когда она берет его руки в свои и кладёт на свои груди, его трепещущий и восторженный вид придаёт ей смелости. Они прекрасно вписываются в его тёплые, мозолистые руки, и она чувствует удовольствие, когда большими пальцами он сжимает и щекочет её соски. — Ох, Кейпабл… Внутри что-то щёлкнуло, когда она услышала его голос — напряжение, которое она держала внутри себя все эти дни — и не решалась на большее. В нём слышалась нужда, уязвимость, и она поняла, что нуждается в нем больше, чем боится. Она наклоняется для очередного поцелуя, на этот раз глубокого и более голодного, и позволяет Наксу потянуть её к себе на кровать. Что-то в нём говорит, что до этого у него было мало опыта в подобных делах, и часть её радуется этому. Она без раздумий тянется к его трусам — она хочет чувствовать его кожу своей, а изношенная ткань стоит у неё на пути. В том, что они делают, есть что-то святое, как ей кажется, хотя в разгар страсти совсем не ожидала, что будет так ясно мыслить, потому как они перекатились на узкой кровати и Накс прослеживает каждый участок её кожи своими шрамированными губами. В том, как они исследуют друг друга, есть что-то невинное, в их поцелуях и прикосновениях, в том, как их тела реагируют друг на друга. И было в этом что-то успокаивающее, как ей показалось, и она чуть не заплакала от счастья, когда Накс вошёл в неё, потому что каждая частичка его тела пела оду для неё, боготворя её и пытаясь доставить удовольствие. Это было похоже на огонь, обжигающий и беспощадный, пожирающий и сжигающий грязь её прошлого, наконец, превращая его в пепел. Она крепко держится за него, пытаясь приблизиться до последнего, даже когда их тела почти слились воедино, пытаясь вернуть ему немного наслаждения, которое он дарил ей, потому что он этого заслуживает, он заслуживает её. И когда тепло и огонь вспыхивают, она, наконец, очищается. И теперь она знает, что не имеет значения, выйдут они когда-нибудь на улицу в ночное время, потому что Накс поможет ей достичь звёзд на их узкой кровати. Она нежно его целует, когда он скатывается с неё и ложится рядом, вспотевший и тяжело дыша. Сейчас всё закончилось, но он по-прежнему шепчет её имя, как мантру, и она задаётся вопросом, почему не замечала этого раньше - то, как сильно он её любит. Он засыпает с её именем на своих губах, а она засыпает с его именем, выгравированным на её сердце.***
Они едут дальше, по жаре и пыли. Перед ними простирается пустыня, бесконечная и огромная, но Кейпабл её больше не боится. Она скучает по своим сёстрам, угроза в лице Джо до сих пор не покидает её мысли, и она не знает, что таит в себе будущее. Но она свободна, и цела, и у неё есть Накс. И на данный момент, это всё, что ей нужно.