По просьбе друга

На лицевой стороне открытки были изображены живописные водопады, окружённые скалами. Не хватало только надписи "Приезжайте на водопады Лу, водопады Лу — идеальное место для отдыха!" Шун поморщился и перевернул открытку. Всего несколько предложений, написанных рукой Шунрей, но продиктованных Ширю. Совершенно нейтральных: поздравляю, мол, Шун, с окончанием университета, прошу прощения, что не смог приехать на вручение диплома, но приглашаю тебя к нам. Шунрей пирог испечёт. Шун отложил открытку. Полутона он понимал прекрасно, да и интуицией славился, и сейчас эта интуиция просто-таки орала о том, что Ширю сказал не всё. Точнее, не сказал ничего; Шун не понимал, что именно насторожило его в теплом дружеском письме, но уверен был — приглашают его вовсе не для того, чтобы накормить пирогом Шунрей. С другой стороны, в войне с Марсом именно Ширю досталось больше всего. Остальные отделались заражением Космо Тьмы, а он потерял все чувства, и тогда, пару месяцев назад, все четверо обещали Шунрей приезжать и помогать ей. Шун знал, что за это время на водопадах Лу успели погостить Хега и Сейя — последний целых два раза. Сам он не приезжал, потому что занят был учёбой: и так из-за бесконечных битв и последующего восстановления в больницах ему понадобилось восемь лет, чтобы получить только первую ступень медицинского образования. А сейчас на руках был новенький диплом, позволяющий хоть продолжить образование, хоть устроиться на работу — Шун считал, что для сироты, которого с самого детства обучали лишь сражаться, это огромный шаг вперёд. Госпожа Саори намекала, что готова устроить его в одну из больниц под патронатом Организации Грауд, но Шун ещё не ответил — хотелось попробовать найти работу самостоятельно. Пока же он был совершенно свободен и действительно — почему было не съездить на водопады Лу, навестить семью одного из самых близких друзей?.. Шун снова повертел открытку в руках. Интуиция кричала, что не надо этого делать, а интуиции Шун привык доверять. Появилась даже подлая мысль переадресовать приглашение брату, но это, во-первых, было совершенно не по-товарищески, а во-вторых — Шун и сам не знал, где сейчас Икки. На последнем письме от него стоял штемпель Мексики, но с тех пор прошло уже три недели, и Икки вполне мог переместиться куда-нибудь в Австралию. Шун ещё раз бросил взгляд на текст на открытке и решился. Ну в конце концов, какие неприятности могли ожидать его при встрече с Ширю? Ну, попросит осмотреть его профессиональным взглядом новоиспечённого медика… Дорожная сумка стояла в углу, но прежде, чем начинать сборы, требовалось выкинуть из неё медицинские халаты. Шунрей он заметил сразу: невысокая, худенькая девушка с гладко зачёсанными чёрными волосами стояла посреди зала ожидания и, прищурившись, всматривалась в толпу. Шун поразился тому, насколько она осунулась: бледное, уставшее лицо, горестно опустившиеся уголки губ. Чувство вины царапнуло его изнутри ядовитым когтем: он и не представлял, насколько ей тяжело. Увидев его, Шунрей расплылась в радостной улыбке, сразу её преобразившей — на миг она снова стала похожа на ту Шунрей, что выходила замуж за Ширю четыре года назад. Тогда её глаза горели счастьем, а с губ не сходила точно такая же улыбка — улыбка надежды на долгую мирную жизнь в любящей семье. — Здравствуй, Шун, — она кинулась навстречу, заглянула ему в лицо. — Ты выглядишь уставшим. Неужели окончание учёбы так тебя вымотало? Прости, что не приехали на вручение диплома, Ширю сейчас не очень… транспортабелен, — она опустила глаза, мягко взяла его под руку и повела к выходу из аэропорта. — Ничего, — он улыбнулся. Удивительно, но рядом с ней Шуну всегда становилось спокойнее: как будто она воплощала в себе всю ту жизнь, к которой он всегда стремился. А что до чувства вины… Он поможет ей всем, что будет в его силах, и этим искупит долгое отсутствие. — Были Хёга и Сейя, мы так напились… Ты бы этого не одобрила. Шунрей хмыкнула в очень знакомой манере: неужели от Ширю подцепила? — Я заказала такси. Благодаря госпоже Саори у нас есть деньги: я стараюсь не транжирить, но автобуса мы будем ждать до вечера, а я не оставляю Ширю так надолго. Вдруг ему что-то понадобится, а меня не будет рядом? Шун вздохнул, накрыл её руку своей, стараясь этим прикосновением передать всё дружеское участие. — Как он? — По-разному, — Шунрей покачала головой. — Сам знаешь, он всегда был очень деятелен, и нынешняя беспомощность убивает его. Он, конечно, не сдаётся, но у него впереди ещё очень долгий путь. Оба замолчали. Наконец, когда аэропорт был уже позади, а впереди показалась стоянка такси, Шунрей снова улыбнулась. — Не беспокойся. Конечно, какая-то помощь нам от тебя понадобится, но в основном Ширю просто по тебе соскучился. А ещё у него есть к тебе какой-то разговор: он очень долго это обдумывал, но так и не сказал мне, в чем дело. "Как я и думал". — Ммм… Шунрей, прости за такой вопрос… — Да? — Ты нормально его слышишь? Я же так понимаю, он сейчас общается только с помощью Космо? Она подвела его к машине — первой в ряду ожидающих такси. Водитель вышел, взял у Шуна сумку, поставил в багажник, а затем открыл перед ними дверь. Только удобно устроившись на заднем сиденье, Шунрей ответила: — Проблема не в том, что Ширю общается через Космо, а в том, что отвечать мне тоже приходится так: он же не слышит. Но я научилась, так что с разговорами у нас всё в порядке. И письмо тебе я под его диктовку писала. Машина выехала со стоянки. Шун растерянно провожал взглядом пейзаж провинциального китайского городка. — Через два часа будем на месте, — сказала Шунрей. — Он будет так тебе рад! Но пока я вздремну, если не возражаешь. Шун ещё раз посмотрел на её бледное, уставшее лицо — и не возразил. Дом преобразился до неузнаваемости — уже второй раз на памяти Шуна. Когда-то это была довольно-таки убогая хижина, в которой втроём ютились Весы Доко, его ученик Ширю и воспитанница Шунрей. Потом, повзрослев, Ширю решил, что вить семейное гнездышко в таком месте неправильно, и с помощью друзей перестроил и обустроил дом, создав просторное и комфортное жилище. Шун лично окрасил все внешние стены в приятный глазу светло-зелёный цвет. Сейчас бывшая хижина Доко снова изменилась, и все перемены просто-таки кричали о том, что здесь живёт человек с ограниченными возможностями. Везде были на уровне пояса привинчены поручни — Ширю не был парализован, но не ощущал своего тела и поэтому не мог им управлять, так что разница была невелика. Комнаты выглядели непривычно пустыми — Шунрей безжалостно избавилась от всех мелочей, всего, что могло помешать ослепшему мужу ориентироваться в пространстве. — Приходится приспосабливаться, — улыбнулась она, заметив взгляд Шуна. Самого Ширю они нашли на заднем дворе — он сидел в кресле, и, если бы он мог слышать, Шун решил бы, что он прислушивается к доносящемуся сюда шуму водопада. Одет он был в чистый и выглаженный домашний костюм, очень длинные блестящие чёрные волосы были аккуратно расчесаны — у самого Шуна прическа пребывала в куда большем беспорядке. Ширю ничем не отличался от любого другого молодого мужчины, отдыхающего после тяжёлого дня, и у Шуна сжалось сердце от сочувствия — и к нему, и к его самоотверженной жене. — Я рад тебя видеть, — раздался у него в ушах знакомый голос друга. Ширю не разомкнул губ, и Шун обратился к нему тоже через Космо: — Прости, что не выбрался раньше. — Брось, не говори глупостей, — тот откинулся на спинку кресла и улыбнулся. — Зато ты среди нас всех единственный получил образование. Это дорогого стоит, так как доказывает, что судьба Святого — это не только бесконечные сражения. Вселяет надежду, знаешь ли. — По-моему, моего брата вполне устроили бы бесконечные сражения, — в общении через Космо с интонациями было плохо, но Шун изо всех сил попытался это проворчать. — А вот это доказывает, что даже я знаю Икки лучше, чем ты, — Ширю обхватил непослушными пальцами подлокотник кресла. Шун не нашёлся с ответом: да, за двенадцать лет сражения осточертели всем пятерым, но мирная жизнь была явно не создана для огненного Феникса. — Мальчики, — вклинился в их мысленный диалог голос Шунрей. — Я там ещё с утра пирог испекла. Пойдёмте чай пить, заодно и поговорим? Ширю поднял руку. — Помоги мне дойти до кухни? — Да, конечно, — Шун подхватил его ладонь, Ширю тяжело навалился на него. Он, похоже, приспособился к передвижению по дому, но всё равно шёл медленно, строго выверяя каждый шаг. Шун задумался о том, каково жить, ничего не ощущая. Не видя, не слыша, не чувствуя запаха, вкуса, прикосновения. Ширю был подвешен в чёрной пустоте, но всё равно продолжал жить, всё равно шел пить чай с пирогом, хотя с тем же удовольствием мог бы жевать картон. Шун вздрогнул, стараясь сделать так, чтобы пронзившая его жалость не передалась через Космо. — Тяжело, — ответил на его невысказанные мысли Ширю. — Знаешь, к слепоте не привыкать, а вот без осязания совсем беда. Полжизни отдал бы, чтобы хотя бы немного ощущать прикосновения. Вот ты меня за руку держишь, а я руки твоей не чувствую. Мозгом знаю, что она там, но для меня её нет. — Ширю, не надо… — начал Шун, ещё не зная, что собирается сказать. — Брось, — ещё раз сказал тот. — Я смотрю правде в глаза, вот и всё. Шунрей жалко. Если бы я точно знал, что без меня она будет счастливее, чем со мной — развёлся бы в тот же миг. Но я в этом не уверен. Он замолчал, так же осторожно ступая. Из двери кухни выглянула Шунрей, подхватила мужа под другую руку, завела внутрь и осторожно посадила на стул. В следующие сорок минут Шуну казалось, что Ширю играет роль в спектакле, рассчитанном на них с Шунрей. Он расспрашивал о новостях, интересовался путешествием Икки, и при этом вёл себя в точности как раньше, до всего, что с ним произошло. Он даже попросил добавки пирога, чем несказанно обрадовал Шунрей, и, глядя на её бесхитростное счастье от такой мелочи, Шун ощутил, как проваливается в чёрные глубины депрессии. — …кстати, ты знал, что Хёга идёт по твоим стопам? Он сказал, что не хочет посрамить учителя, и сдал экзамены за среднюю школу. Ещё в университет поступит. — Да, он говорил, когда приезжал на вручение моего диплома. Сейя тогда сказал, что мы оба какие-то странные. — Сейя не дурак, но стремления к учёбе у него никогда не было… Когда чай и пирог закончились, Шунрей встала, убрала посуду в раковину. — Я пойду приготовлю Шуну комнату, а вы тут поговорите. Ширю повернул голову ей вслед: он не мог ни видеть, ни слышать жену, но, очевидно, на уровне Космо чувствовал, где она находится в данный момент. — Жаль Шунрей, — сказал он после паузы. — Она выходила замуж за почти полноценного мужчину, а получила меня-нынешнего. Незадолго до нападения Марса мы с ней задумались о ребёнке и даже попытались зачать, но ничего не вышло. А теперь и не выйдет. Шун напрягся. Он чувствовал, что Ширю подводит к основной причине, по которой позвал его, но пока не мог понять, в чём эта причина состоит. — Ты, наверное, догадался уже, что я не просто на пирог Шунрей тебя из Японии в Китай вытащил. Так вот, слушай. — Нет, — сказал Шун вслух, потом вспомнил, что Ширю не слышит, и повторил по Космо. — Нет. Тот молчал. — Никогда! Ширю молчал, его спокойное лицо ничего не выражало. — Я не знаю, почему тебе в голову вообще пришла эта дикая мысль, но если ты решил, что я соглашусь — ты либо дурак, либо подонок! — Выбирай на свой вкус. Шун замотал головой, стараясь уложить в неё всё услышанное и не поддаться желанию попросту малодушно вскочить и сбежать: — Мой друг Ширю не был ни слабоумным, ни подлецом! Ладно я — но с Шунрей ты за что так поступаешь?! — Я делаю это ради неё, — в бесстрастном голосе Ширю впервые прорезались тревожные, отчаянно-безнадёжные ноты. Шун оперся руками на стол, заглядывая ему в лицо и пытаясь понять — шутит? Издевается? Или правда искренне верит во всю ту чушь, что наговорил? — Она тебя любит, заботится о тебе, всю себя тебе отдаёт! Всю жизнь к твоим ногам бросает! А ты чем её отблагодарить решил — подложить под лучшего друга?! — Шун задохнулся и продолжил после паузы: — Кстати, почему именно я? Потому что ты рассчитывал, что мне не хватит духу отказать?! — Потому что рассчитывал, что ты сможешь меня понять! А не полезешь сразу бить морду, как сделали бы твой братец и Сейя! Некоторое время Шун сверлил его взглядом, и в тот момент ему было безразлично, видит это Ширю или нет. Потом он убрал руки со стола и встал. — Ты прав, не полезу, хотя стоило бы. Ты сошёл с ума, Ширю. Я не буду в этом участвовать. Он вышел из кухни, удержавшись от того, чтобы выместить злость на бедной двери, как можно сильнее ею хлопнув. Ширю остался сидеть за столом — неподвижно, словно скульптура, но Шуну не хотелось оборачиваться. Он не знал, чего в нём больше — боли или ярости — и хотел только убраться подальше от всего этого. — Спасибо за приглашение, Шунрей, — крикнул он. — Я уезжаю! Послышались быстрые шаги, откуда-то из глубины дома появилась Шунрей — в домашнем платье, переднике, босиком. В руках она держала щётку для пыли. — Что случилось, Шун? — встревоженно спросила она. — Вы поссорились? Шун посмотрел на неё — хрупкую, самоотверженную девушку, такую трогательную в своей заботе о муже и такую непоколебимую в стремлении построить семью своей мечты несмотря на все препятствия — и попытался представить, как ложится с ней в постель. Как укрывает её, словно одеялом, своей нежностью, как заставляет хоть ненадолго забыть о той жизни, в которую она оказалась брошена, раствориться в тепле и ласке… "Вот почему он выбрал меня", — подумал Шун и потряс головой, выгоняя непрошеные образы. — Поссорились, — не вдаваясь в подробности, ответил он. — Прости, Шунрей. Спасибо за гостеприимство. — Шун, — прошептала она, часто хлопая ресницами. — Куда же ты на ночь глядя? Тут до деревни пятнадцать километров, ближе ничего нет. А автобуса всего два в день, утром и вечером… — Вот и отлично, как раз к утру дойду, — не дрогнул Шун. — Переночуй хотя бы! На миг он поколебался, но потом представил, как Ширю снова приходит к нему со своим предложением, и решительно покачал головой. — Прости, но нет. В какую сторону идти? — По дороге на запад… — Шунрей, казалось, готова была расплакаться. — Шун, расскажи, что случилось! — Спроси у своего мужа, — резко ответил Шун и сразу же ощутил стыд. Не стоило срываться на ней. — Прости. Просто Ширю… От невозможности действовать он решил поиграть в куклы. Не знаю, сожалеть или радоваться тому, что я не Икки и не могу ответить ему так, как он того заслуживает. Он открыл входную дверь, подхватил свою сумку. Шунрей смотрела на него, а в её глазах блестели слёзы. — Если передумаешь, возвращайся, — прошептала она. Шун улыбнулся — как мог ободряюще — и вышел в прохладный, насыщенный влагой и шумом водопада вечер. Первые несколько километров он почти бежал, пялясь по сторонам и стараясь забить голову самыми простыми наблюдениями. Вот дерево, в Японии он такого не видел. А это какая-то ночная птица. А это крик совы. Звук водопада стал тише, вот совсем пропал. Он смотрел, слушал, принюхивался, и всё — лишь бы не вспоминать разговор с Ширю на кухне его аккуратного, с любовью обустроенного руками Шунрей дома. Потом левое плечо начало болеть и с каждым шагом болело всё сильнее. Заражение Космо Тьмы отрицательно сказалось на его выносливости: Шун двинулся медленнее, баюкая раненную руку. Всё будет в порядке, он вернётся в Японию, пойдёт работать в больницу и никогда, никогда больше не вспомнит об этой просьбе… Шун криво усмехнулся в темноте. Он окончил университет, но ни на одной лекции ему ни разу не рассказывали о том, что делать, если твой лучший друг неожиданно предлагает тебе зачать его жене ребёнка. "Это же не последняя битва. Будут ещё, будет множество битв, кто-то должен заменить меня, спасая мир. Я больше не могу носить Материю Дракона, мне нужно кому-то её передать, и я бы хотел, чтобы это был мой ребёнок. Но сам понимаешь, в моем нынешнем состоянии это невозможно. Поэтому я ищу… вряд ли тебе понравится такое определение, но замену. Донора биологического материала". Шун яростно уставился в небо. Луна расплывалась перед полными слёз глазами в нечёткое желтоватое пятно. "Шунрей хочет ребёнка, и, возможно, сильнее, чем я. Не знаю, понимаешь ли ты, но даже самый крепкий и основанный на любви брак не может держаться на одной преданности. Общий ребёнок — пусть даже и не по крови — даст ей то, чего ей сейчас не хватает: уверенность в том, что у неё есть полноценная семья. А она всегда стремилась именно к этому". Шунрей. Бедная Шунрей. Шуну было, по большому счёту, наплевать на себя, но от мысли о Шунрей сжималось от боли сердце. "У неё сейчас, по сути, мужа нет, это ты понимаешь? Я не могу ей дать ничего того, что должен давать мужчина своей жене. И я не только о сексе сейчас говорю, но и о заботе, и об ощущении защищённости. Чем плохо, если она получит это от тебя?" Шуну не верилось, что он на полном серьёзе всё это обдумывает, но ведь обдумывал — растерянно поглядывая по сторонам слезящимися либо от ветра, либо от тоски глазами. "С Шунрей я поговорю. Только есть несколько простых условий. Во-первых, никто никогда не должен узнать правду, а особенно — сам ребёнок. Во-вторых, ты останешься здесь до тех пор, пока она не родит — всё-таки в этой глуши врач не помешает. В-третьих… будь с ней добр, пожалуйста". "Вот поэтому он и выбрал меня, — мрачно думал Шун, шагая по дороге, залитой лунным светом. — Я понимающий, неболтливый, с уже готовым медицинским образованием. По морде, опять-таки, не настучу. Да и что касается Шунрей — я буду нежен и ласков, не обижу её даже ненамеренно. Идеальная кандидатура, разве нет?" Он поймал себя на мысли, что рассматривает себя, как товар на рынке, и раздражённо пнул лежащий на дороге камешек. "Ладно. Ладно, допустим… на секунду представим, что я согласился, — размышлял он, взваливая начинающую оттягивать руку сумку на плечи. — Как он это технически представляет? Он будет через Космо за нами следить? Или поверит на слово? Как это вообще должно происходить?! К тому же встает вопрос чувств. За Шунрей можно не опасаться: всем известно, что она никогда не полюбит никого, кроме Ширю. Но как, интересно, он не боится, что я в неё влюблюсь и уведу её вместе с ребёнком?" "Да ты никогда так не поступишь", — произнёс внутри него насмешливый голос Икки, и Шун вынужден был признать правоту брата. "А что самое страшное, он ведь прав — сейчас, когда схлынули первоначальные ярость и обида, я могу его понять. Мне всё ещё противно от этой мысли… но я не могу поклясться, что на его месте не поступил бы точно так же". "Пресвятая Афина, что же мне делать?!" Шун поднял взгляд, надеясь, что созвездие-покровитель подскажет ему ответ на этот вопрос. Андромеды не было на небе. Шун тяжко, обречённо вздохнул, повернулся и двинулся по дороге обратно. Шунрей не спала. Она сидела на диване в гостиной, обнимая подушку, и тёрла платком заплаканные глаза. Шун поставил сумку возле двери и молча сел рядом. Некоторое время оба молчали. Потом Шунрей всхлипнула. — Шун, я не… Я не знала. Клянусь. — Я знаю, — со вздохом ответил он. — Я вернулся не для того, чтобы выполнить его просьбу. А чтобы поговорить ещё раз. Должен же быть другой выход, кроме этого. Шунрей прижала платок к глазам и зябко вздрогнула. Шуну опять стало её очень жалко — как будто мало ей было всего, что случилось раньше, так теперь ещё и это. — Я не какая-то изменщица, не думай, — прошептала она. — У меня и мужчин-то других не было, кроме него… — Я знаю, — ответил Шун так мягко, как только мог. — Ты замечательная, самая лучшая девушка на свете. И мне очень жаль, что мы с тобой оказались в такой ситуации. Он придвинулся поближе. Шунрей сначала испуганно отпрянула, но потом, словно сломавшись под гнётом усталости, приникла к нему, и он обхватил её худенькие плечи. В этом объятии не было ничего эротичного, просто так обоим было намного легче. — Шунрей, послушай… Ширю правду сказал? Ты хочешь ребёнка? Или он выдаёт желаемое за действительное? Можешь не отвечать, если не хочешь, мне просто интересно, насколько он… самоотвержен и действительно ли думает о тебе больше, чем о себе. Она снова всхлипнула и кивнула. — Очень, если по правде. Раньше, до войны с Марсом, мы пытались… Я всё мечтала, что родится мальчик, назову его Рюхо. Но никак не получалось, а потом с Ширю это произошло, и стало не до того. Я думаю, что если бы у нас был ребёнок, всё было бы по-другому. Шун вздохнул, прижал её к себе покрепче. "Шун, пожалуйста…" — раздался в его голове призрачный голос. "Заткнись, ради Афины, а то я всё-таки дам тебе по морде, несмотря на твоё состояние!" — Не плачь, — тихо попросил он. — Всё наладится, и у вас обязательно будет ребёнок. Пойдем, покажешь мне мою комнату, а потом ляжешь спать и увидишь — назавтра тебе непременно станет легче. — Ты добрый, Шун, — ответила Шунрей, скомкала в руке мокрый платок и встала. Он двинулся за ней в глубину дома.

***

Солнце палило нещадно. Шун поправил капюшон — и несёт же нелёгкая путников в пустыню в такую жару! Мальчишка бежал впереди, заглядывая за каждый большой камень. — Где-то здесь он лежит, доктор Шун… Он без сознания был, вряд ли уполз… Шун поправил висящую на боку сумку с лекарствами. Потерявший сознание в пустыне ребёнок — не шутка, возможно, понадобятся все наличные медикаменты, чтобы привести его в чувство. До нормального госпиталя несколько десятков километров, не дотащить… — Вот он! Вот он, доктор Шун, я нашёл! Но Шун заметил и сам. Ребенок, мальчик лет десяти-двенадцати, лежал на животе в тени большой вертикальной скалы. Длинные волнистые чёрные волосы закрывали лицо, грудь едва заметно поднималась и опускалась. Одет он был в опрятную и явно недешёвую одежду, совсем не как местные, и Шун крепко задумался о том, что городской ребёнок забыл в пустыне за много километров от всех окрестных городов. Но пока эту загадку следовало отложить в дальний ящик: мальчика надо было спасать и как можно скорее. На ходу расстёгивая сумку и доставая из неё ампулы, Шун кинулся к нему, схватил тонкую, слабую руку, нащупывая вены. Приведший его сюда мальчишка остановился на почтительном расстоянии, наблюдая за работой врача. — Гипертермия… — пробормотал Шун, вводя лекарство. Мальчишка за спиной восхищённо вздохнул — как всегда, когда местный доктор произносил какое-то умное медицинское слово. Шун вытащил иглу, зажал ватой место укола, дожидаясь, пока дыхание мальчика станет глубже. Взгляд скользнул по его ладони. На одном из пальцев был надет массивный перстень с прямоугольным зелёным камнем: странное и неудобное украшение для подростка. Но Шун прекрасно знал и этот камень, и перстень. Внутри всё похолодело. — Рюхо?! Он отвел волосы с лица мальчика — и увидел очень знакомые черты. — Ну и как ты тут оказался? — пробормотал Шун, хотя теперь вопрос звучал глупо. Рюхо, как и его отец, стал Святым, а Святых всегда заносило в самые неожиданные места. Шун наклонился, взял Рюхо на руки — тот казался невесомым — и решительно двинулся обратно в деревню. На полпути Рюхо зашевелился. Открыл мутные серо-зелёные глаза. — Отец?.. — Я не Ширю, Рюхо. Я Андромеда Шун, помнишь меня? Взгляд ребёнка с трудом сфокусировался на его лице. — Дядя Шун? — слабым голосом произнёс он. — А где Кога и Ария? — Понятия не имею, — отозвался тот, не представляя, о ком вообще речь. — Постарайся не разговаривать. Я принесу тебя домой и там вылечу нормально. Глаза Рюхо закатились: его сознание явно уплывало. Уже проваливаясь в беспамятство, он отчётливо пробормотал: — Побудь со мной, папа… Шун содрогнулся.