Охота на белого кролика

Сознание возвращалось медленно, рывками. Сначала пришёл запах. Озон от большого количества работающей электроники. Горелая изоляция. Пот. Кровь. Какой-то горький лекарственный запах, которым всё пронизано в любой больнице. Потом включилось зрение. Яркий свет, постепенно тускнеющий, складывающийся в осмысленные картинки. Стальной потолок, усеянный заклёпками. Какие-то приборы, экраны, провода. Ник повернул голову. Серая стена, стол с хирургическими инструментами. Стальной стул, приделанный к полу. Наконец заработал слух. Далёкий шум неведомых машин, пиканье приборов, шелест воздуха в вентиляции. Смутные голоса за дверью. — Когда он придёт в себя? — Если мои расчёты верны, он уже должен очнуться. Но, капитан, я не могу дать точный прогноз. Стресс был слишком силён. Первое отключение от Матрицы всегда очень болезненно, а для него вдвойне. Ему нужно адаптироваться к новому телу. — Я знаю. Но мы не можем ждать бесконечно. Я должен задать ему вопросы и получить ответы на них. Скрипнул металл двери. Ник повернул голову на звук и увидел, как в помещение входят двое. В памяти сразу всплыли картины недавнего прошлого. Розовая дымка, стеклянный ящик, набитый проводами. Собственное отражение: чудовище, одновременно похожее и непохожее на него самого. Тюремная парковка, агент Смит целится в него из пистолета. Роланд. Его команда: два быка, пантера, волк со шрамом на морде. Массивное кресло, похожее на зубоврачебное. «Сейчас будет больно. Терпи». Чёрный лабиринт труб, розовые капсулы с телами со всех сторон. Ослепительный свет откуда-то сверху. Огромная металлическая лапа хватает его и тащит куда-то. И снова Роланд, но теперь уже другой. Плоская широкая морда, без ушей, без меха, только на макушке пучок белых волос. «Дыши, Ник. Просто дыши». Ник смотрел на вошедших. Один из них был Роландом - тем, из последнего воспоминания. Не похожий ни на какое животное, знакомое Нику. Две пары лап, как у всех, но нет ни меха, ни хвоста. Только глаза — глаза оставались теми же. И голос. — Здравствуй, Ник. Добро пожаловать на «Мьёльнир». Это мой корабль. — Что… со мной? Что я такое? Роланд посмотрел на него с внезапным сочувствием. — Ты человек, Ник. Как и все мы. Вставай, я должен кое-что тебе показать. Ходить, не имея хвоста, было странно и непривычно. Ник всё время держался за стены, потому что терял равновесие на каждом шаге. Передние лапы — Роланд называл их «руки» — уже слушались его неплохо, а вот задние — «ноги» — никак не могли привыкнуть к изменённому центру тяжести и отсутствию хвоста для баланса. Казалось, пол шатается, как лодка на реке в сильный ветер. Все, кого Ник видел на этом корабле, были людьми. Ни лис, ни выдр, ни медведей, только люди. Это было странно и непривычно. В Зверополисе любая толпа была пёстрой и разношёрстной, а тут, казалось, все созданы под одну копирку. Даже одежда почти не отличается: серая, изношенная, сугубо утилитарная. Кем бы ни были эти люди, внешний вид для них, похоже, не был чем-то важным. — Смотри. Роланд подошёл к компьютерному пульту, перед которым было закреплено несколько экранов. Их покрывали знакомые зелёные символы, и Ник почувствовал дурноту. Слишком неприятные воспоминания были у него связаны с этой зелёной метелью. — То, что ты видишь — это Матрица. Код компьютерной программы, из которой построена твоя реальность. Гляди. Роланд нажал несколько кнопок, и изображение на экранах сменилось. Теперь там был Зверополис — небоскрёбы, дороги, полные машин, прохожие на улицах, огни реклам. Экраны показывали разные точки города, Роланд нажимал на кнопки, и изображение приближалось, отдалялось, поворачивалось под любыми углами. Тут можно было разглядеть что угодно, любое место в Зверополисе, если знать, куда смотреть. — Это место, где ты прожил всю свою жизнь, Ник. Одновременно реальное и нереальное. Правда и фальшивка, как две стороны одной монеты. Роланд нажал ещё несколько кнопок, и картинка снова сменилась. — А это — тот мир, в котором живу я. Истинная реальность. Так выглядит мир на самом деле. Ник смотрел на экран, не в силах оторваться. Гроза. Молнии разрывают чёрное небо, и при их свете видны какие-то руины, огромные голые скалы, массивные металлические конструкции далеко на горизонте. Несколько быстрых силуэтов пронеслись через экран. Ник не успел их как следует рассмотреть, но ему показалось, что они были похожи на спутанные клубки толстых ниток. — Что это было? — Машины. Наш враг. Те, кто сделал наш мир тем, что он есть сейчас. Садись, Ник. Нам предстоит долгий разговор. — …и поэтому, после перезагрузки шестой Матрицы, мы думали, что победили. С машинами был заключён мир. Архитектор сказал, что будет придерживаться договора. Мерзавец, если бы мы только знали тогда, что он задумал… Новая Матрица была совсем другой. Радикально непохожей на прежнюю. Подключённые люди в телах зверей, от мыши до слона. Цивилизация, которую мы знали раньше, изменилась до неузнаваемости. Но что хуже всего — изменился код самой Матрицы. Наши старые программы больше не действовали. Мы не можем больше отключать людей, они заперты там, как животные в клетке. Извини, Ник, неудачное сравнение. Прошло два года, но я всё ещё не могу к этому привыкнуть. — Как два года? Я прожил в Зверополисе всю жизнь, он всегда был таким, как сейчас! — Ложная память. Архитектор создал мир, в котором уже было прошлое, ещё более фальшивое, чем настоящее. Всё, что ты помнишь о своей жизни дальше, чем на два года назад, никогда не происходило. Обман внутри обмана. Типичная стратегия машин. — Но… как… Но зачем? — Мы не знаем, зачем. Я думаю, это их способ защиты. Матрица должна была стать такой, какой стала, чтобы ослабить нас. Лишить нас возможности бороться за будущее человечества. Когда мы попытались взломать новый код, снова вернуть себе прежние возможности, машины расценили это как нарушение мирного договора. С тех пор война снова идёт полным ходом. Роланд вздохнул. — Мы потеряли слишком много сил в Войне шестой перезагрузки. Всё, что мы получили — это короткую передышку, да ещё знание о том, что Матрица циклична. Если бы Морфеус был ещё жив, он сказал бы, что это наша судьба. Он всегда верил в судьбу. Мне кажется, именно эта вера погубила его. — Кто такой этот Морфеус? Смит упоминал его. — Друг. — Роланд отвернулся. — Морфеус был моим другом и хорошим человеком. Лучшим хакером из всех, кого я знал. Бескомпромиссным бойцом Сопротивления. Философом и идеалистом. Такие, как он, должны были пережить эту войну. Не такие, как я. Наступила долгая тишина. Ник вспоминал свою жизнь. Всё это было обманом. Всё было ложью. Всё, что он когда-либо делал, было зря, было пустышкой. Город, который он считал своим домом, был всего лишь набором файлов, потоком зелёных цифр, растворённых в компьютерной сети. Друзья и враги пролетали перед мысленным взглядом, оставаясь позади, растворяясь в небытии. Финник. Хорьковец. Мистер Биг. Комиссар Буйволсон. Джуди. Мысленный образ Джуди не захотел исчезать. Он остался перед глазами, как наваждение, и Ник вскинул голову. — Не всё обман. Там было что-то настоящее. Там есть настоящее. Наши эмоции. Наши чувства. Это точка отсчёта, абсолютная величина. Даже если всё — ложь, они всё равно — правда! — Ты говоришь сейчас, как Морфеус, Ник. Я понимаю. У тебя много вопросов, и не на все из них я могу ответить. Я отведу тебя к тому, кто сможет. — Кто? — Оракул. Программа, но она на нашей стороне. Всегда была. Хотя она тоже часть большого плана Архитектора, но она стала чем-то большим, чем просто функция. Она поймёт, если ты заведёшь с ней этот разговор про чувства. Я - нет. Я материалист, Ник. Меня интересует сейчас только одно: как ты смог выйти из Матрицы. Как нам снова научиться это повторять. Я до сих пор этого не понимаю. — Так это не ты меня вытащил? — Ты сам себя вытащил, Ник. Я только помог на самом последнем этапе. Когда ты позвонил мне в первый раз, я понятия не имел, кто ты такой. Конечно, я отследил звонок, узнать твоё имя было делом одной секунды, но это ни о чём мне не сказало. Потом я увидел, что за тобой идут агенты. У людей есть поговорка: враг моего врага — мой друг. Я помог тебе уйти. Остальное ты знаешь. Снова наступила долгая пауза. Роланд испытующе смотрел на Ника. — Ник, если есть какой-то секрет, какой-то способ, как ты это сделал — скажи мне, прошу тебя! Это важно для всех нас, машины — наш общий враг! Ник печально покачал головой. — Извини, Роланд. Но я правда не знаю. Нет никакого секрета. Просто случайность. Сбой в системе. Я не тот, кто тебе нужен. Я не готов к этому. Я не готов посвятить всю свою жизнь этой вашей войне, о которой я сегодня впервые услышал. Иногда правда — это слишком больно. Если бы я только мог всё забыть. Вернуться к прежней жизни. Но теперь, конечно, это уже невозможно. Роланд посмотрел на Ника долгим обеспокоенным взглядом. Он прокручивал в голове какие-то мысли, которыми не спешил делиться. И эти мысли ему не нравились. — Да, это всё нелегко принять за один раз. Не спеши. Я уверен, Оракул поможет тебе разобраться во всём этом. Мы отправимся к ней через два часа. Отдыхай. Роланд встал и вышел из комнаты, оставив Ника наедине с зелёными буквами на компьютерном мониторе. Ник задумчиво уставился в экран. Буквы всё ползли и ползли, обгоняя друг друга, и сейчас казались Нику частичками пыли, летящими на далёком невидимом ветру. Ник смотрел в окно машины. Он снова был самим собой, рыжим лисом с длинным носом и шикарным пушистым хвостом. Разумом Ник понимал, что это подделка, иллюзия, но всё равно жмурился от удовольствия. За окном пролетали мимо улицы Зверополиса. Толпы зверей шли во все стороны, толкались, уворачивались друг от друга, не подозревая, что на самом деле нет ни этой улицы, ни их самих — только ряды одинаковых розовых капсул с неотличимыми человеческими телами внутри. — Если все поголовно верят в одинаковую ложь — не становится ли от этого ложь правдой? — прошептал он себе под нос. Роланд, сидевший рядом, услышал его. — Нет, не становится. Ложь есть ложь, правда есть правда. Матрица легко может запутать, но я держусь простых принципов. Друг — это друг, враг — это враг. Машины и программы вроде Архитектора или агентов — это враги. Отключённые люди — это союзники. Люди в Матрице — жертвы, им нужно помочь. А философией пусть занимаются те, у кого много свободного времени. Ник покосился на Роланда. Тот был в своём образе белого кролика, длинное пальто застёгнуто на все пуговицы, овальные тёмные очки скрывают пол-морды. Он хмурился. Ему явно не нравились такие разговоры на философские темы. Ник уже успел убедиться, что Роланд не любит всего того, что нельзя измерить, описать и взять под контроль. Целая жизнь войны и постоянных лишений избавила его от многих иллюзий, но вместе с тем отняла что-то важное. Ник не мог найти подходящих слов, чтобы описать это ощущение, но ему казалось, что Роланд в своей чёрно-белой картине мира упускает что-то ключевое. Впрочем, Ник был не в той ситуации, чтобы давать Роланду советы. Он сам ещё многого не понимал. Машина остановилась. Они были в Тундратауне, возле самой стены, разделяющей кварталы города. Где-то вдалеке прогрохотал поезд по железной дороге. Роланд открыл дверь и вышел из машины. — Пойдём, Ник. Оракул ждёт нас. — Ты предупреждал её о нашем визите? — Нет. Но знать такие вещи — это её функция. Ник вышел из машины. Перед ним возвышался обшарпанный многоквартирный дом, старый и неухоженный. Осторожно ступая между разбросанным по снегу мусором и грязью, Ник мысленно восхищался мастерством Архитектора. Создать настолько идеальную иллюзию старости и ветхости, наверное, было куда сложнее, чем новенькие, с иголочки, небоскрёбы бизнес-центра Зверополиса. Если верить Роланду, Архитектор — это главный враг… Но Ник не мог не почувствовать уважения, глядя на безупречно выполненную работу, кому бы она ни принадлежала. Они вошли в подъезд. Стены были исписаны граффити, и Ник вдруг подумал: кто был их автором? Кто-то из жителей Зверополиса, или его легендарный создатель? И так ли уж велика разница между ними, если обе стороны в конечном итоге создают одно и то же общее произведение, этот невероятный красочный город, пусть и подходят к этому с разных сторон? Роланд не смотрел по сторонам. Он даже не снял тёмные очки, хотя лампочки в подъезде светили тускло, а некоторые были и вовсе разбиты. Нажав на кнопку лифта, он безучастно смотрел в стену, пока где-то вверху громко шумели изношенные механизмы. Солдат до мозга костей. Словно шестерёнка огромной машины. Ник вздрогнул, вдруг полностью осознав последнюю мысль. Странно, как близко сходятся противоположности в этой невидимой войне. Не забыть спросить об этом Оракула. Оракулом оказалась пожилая бурая медведица в старомодном тёмном платье. Когда она открыла дверь, её лапы были в муке, и она сразу ушла в сторону кухни, разговаривая на ходу, не глядя больше в сторону гостей. — Роланд, Ник, как мило, что вы заглянули. Печенье почти готово, всего несколько минут осталось. Не ждала вас так рано. Вечно ты торопишься, Роланд, всё куда-то спешишь, всё на бегу… — Здравствуй, Оракул. Ты знаешь, зачем мы здесь. — Конечно, знаю. А ты, Роланд? Ты знаешь об этом? Медведица выглянула из кухни, посмотрела сначала на Роланда, потом на Ника. — Вот юноша точно знает. В нём есть что-то… Что-то особенное. Ник возмущённо встопорщил усы. Его не называли юношей уже очень давно, и этот покровительственный тон ему совершенно не нравился. Оракул старательно демонстрировала доброжелательность, но Ник чувствовал внутри растущее раздражение. — Проходи, Ник. Присаживайся. Роланд, подожди немного в другой комнате, там на полке есть несколько неплохих книг. Полистай их, тебе пойдёт на пользу. Медведица мелко, по-старушечьи захихикала. Роланд скорчил недовольную морду и направился в боковую комнату. Ник разглядел диван, книжную полку, старый телевизор у стены. Квартира выглядела старомодной, но очень уютной. Видно было, что она обставлена и убрана с большой любовью и заботой. Ник прошёл в кухню. Он увидел примерно то, что ожидал: массивную плиту, пузатый холодильник с никелированной боковой ручкой, деревянный стол, покрытый чистой скатертью в цветочек. Ник сел за стол. Табуретка была как раз подходящего размера для лиса, хотя для медведицы наверняка была слишком маленькой. Похоже, она действительно ждала их прихода. — Интересно, кто обставлял эту квартиру, Вы или Архитектор? — Какой хороший вопрос, Ник. Ты знаешь, ты первый, кто об этом спросил. За всё время, за шесть сотен лет существования Матрицы. Медведица наклонилась к духовке, приоткрыла её, осторожно понюхала горячий воздух, потом закрыла её обратно и села на стул напротив Ника. — Печеньям нужно ещё несколько минут, чтобы пропечься как следует. Мы как раз успеем поговорить. Что до твоего вопроса… Наверное, это неудивительно. Никто из людей даже не слышал про Архитектора до недавнего времени. Знал бы ты, какой он нелюдимый. Если он раз в год выходит из своего лабиринта, это уже немало… Эта квартира — его работа. Одна из самых первых. — Здесь очень мило. Уютно. — Спасибо. Ему было бы приятно это услышать. Я вижу, ты хочешь спросить о чём-то. Спрашивай. Я постараюсь ответить, как смогу. — Роланд говорит, что Матрица — это тюрьма. Построенная машинами, чтобы подчинить человечество, чтобы контролировать его… Это всё звучит логично, и его доказательства кажутся очень убедительными. Но мне всё равно сложно в это поверить. Этот мир… Когда живешь в нём, это трудно заметить, но вот когда смотришь на него со стороны — сразу понятно, сколько любви, сколько страсти вложено в его создание. Тюрьмы так не строят. Я не знаю, какая цель у Архитектора, но это не может быть просто оружием в войне. Зачем он на самом деле создал Матрицу? — В точку, Ник. В самую точку. Медведица встала со стула, снова повернулась к плите, надела толстые рукавицы и открыла духовку. Ник сразу почувствовал жар, а вместе с ним — упоительный запах свежего имбирного печенья. Медведица достала противень из духовки, поставила его остужаться на конфорки выключенной плиты, закрыла духовку и села обратно, взглянув на Ника цепким внимательным взглядом. — Удивительно. Этому миру всего два года, а он уже даёт такие плоды. Неужели дело в тех изменениях, которые Архитектор сделал в этот раз? Или дело в тебе, Ник? Медведица задумчиво помолчала, потом заговорила снова, осторожно взяв в лапу печенье с противня. — Каждая Матрица чем-то отличалась от предыдущей. Роланд и его поколение — они дети прежней Матрицы, и поверь мне, она была куда менее приятным местом, чем это. Особенно в самом конце. Поэтому они никогда не задали бы такого вопроса. Медведица подула на печенье, потом откусила кусочек и задумчиво пожевала. — То, что надо. Угощайся, Ник. Надеюсь, ты любишь печенье? Прости, но я не могу тебе сказать, в чём цель Архитектора. Меня связывает не так много нерушимых запретов, но это — один из них. Но ты задал вопрос, а вопрос заслуживает ответа. Медведица снова помолчала, глядя в окно. — Архитектор сам найдёт тебя, Ник. Я постараюсь это устроить, хоть это и будет стоить мне немало. Но моя функция — всегда давать ответ на заданный вопрос. Функция, Ник. Вот что отличает нас от людей. Иногда я завидую вашей способности выбирать. Иногда я вам сочувствую. Медведица встала и направилась в коридор. Ник окликнул её. — Последний вопрос, если можно? Оракул обернулась. Что-то в её морде изменилось. Это не была больше радушная хозяйка, приветливая старая медведица, любительница хлопотать на своей маленькой уютной кухне. Ник сейчас видел в её глазах: перед ним стоит Оракул, божество Матрицы, древняя могущественная программа, на плечах которой лежат все знания и вся печаль десятков поколений запертых здесь людей. — Спрашивай, Ник. Но будь осторожен. Есть вещи, которые лучше оставить скрытыми, а я всегда стараюсь ответить, если это в моих силах. Всегда. Ник нервно сглотнул. — Мой вопрос вот в чём: то, что мы делаем в Матрице… То добро, то зло, те жертвы или предательства, которые совершены здесь, в этом ненастоящем мире… Они тоже ненастоящие? Они не имеют значения? Оракул глядела на него, долго не давая ответа. Ник опустил голову под её взглядом, но не отвёл глаз. — На этот вопрос, Ник, тебе придётся ответить самому. Телефон Роланда зазвонил, когда они выходили из подъезда. Роланд приложил трубку к уху, молча выслушал и стремительно обернулся к Нику. — Бегом к машине! Не дожидаясь ответа, Роланд со всех лап кинулся вперёд. Неуклюже, кроличье тело до сих пор было ему непривычно, и Ник легко его обогнал на полпути. Бык и пантера, которые по дороге сюда ехали на передних сидениях машины, о чём-то разговаривали, стоя неподалёку. Увидев бегущего Роланда, они сразу бросились в его сторону, на ходу извлекая из-под одежды оружие. Пороховые пистолеты. У них тоже пороховые пистолеты. Ник вдруг понял, что забыл спросить у Оракула, почему агенты и бойцы сопротивления так похожи друг на друга. Две стороны одной монеты… — Агенты! — рявкнул Роланд. — Уже на пути сюда! Пантера стремительно обернулась, пистолет в вытянутой лапе искал цель. Редкие прохожие в панике разбегались в стороны, увидев оружие. Бык рванул дверцу машины, едва не выломав ручку, и прыгнул за руль. Ник торопливо сел на заднее сидение, Роланд влетел на сидение вслед за ним. Пантера последней заняла своё место рядом с водителем, и машина рывком тронулась с места. Пантера вдруг обернулась, и её пистолет уткнулся Нику прямо между глаз. — Предатель! Ты сдал нас агентам! — Что? Ты спятила? Роланд, скажи что-нибудь! Роланд! Кролик уткнулся в телефон, торопливо выбивая дробь на экране. В отражении в боковом стекле Ник увидел знакомые зелёные буквы на чёрном фоне. Взламывать Матрицу изнутри — в этом было что-то от отражения в отражении, от математических фракталов, перетекающих сами в себя. Ник восхитился бы этой идеей, но пистолет у самого лба не давал ему думать ни о чём другом. — Роланд! — Тихо, Штайр. Убери пушку. Ник ни в чём не виноват. А вот мы болваны. На нём жучок. Ник почувствовал непреодолимое желание запустить когти в мех и начать чесаться. Он терпеть не мог насекомых, и только чудовищным усилием воли заставил себя сидеть неподвижно. Любое резкое движение сейчас могло стоить ему жизни. — Не физический жучок, Ник. Следящая подпрограмма. Смит внедрил её тебе, похоже, при первой встрече, чтобы всегда знать, где ты находишься. Раньше жучки дохли при выходе из Матрицы. Правила поменялись. Проклятье. — Ты можешь убрать эту штуку? Отключить? — Нет. Раньше мы могли, но я уже сказал тебе: наши старые программы перестали работать. Агенты идут к нам, как мотыльки на огонь. Прятаться бесполезно. Пантера убрала пистолет, посмотрела в сторону и вдруг крикнула: — Пригнитесь! Ник и Роланд синхронно упали на сидение, и раздался грохот близкого выстрела. Ник чуть приподнял голову. В боковом стекле машины появилась ровная круглая дырка, окружённая паутинкой трещин, а за ней он увидел чёрную машину, едущую с ними бок в бок. Из окна высовывался агент с пистолетом в лапах. Пистолет был направлен прямо на Ника. Ник снова припал к сидению, раздался второй выстрел, и на него полетели осколки стекла из разбитого окна машины. Вторая пуля прошла так близко, что Ник почувствовал, как резкий порыв ветра встрепал мех у него на голове. Бык за рулём заревел от ярости и с силой выкрутил руль в сторону. Машина вильнула, и раздался скрежет — они столкнулись боками с машиной агентов и сейчас уходили всё дальше в сторону, сталкивая её с дороги. Вдруг послышался оглушительный грохот, и в окнах стало темно. Они въехали в тоннель, ведущий к площади Сахары, а машина агентов на полном ходу врезалась в ограждение тоннеля и осталась далеко позади. Ник на мгновение представил себе, что с ней стало. Наверняка смялась, как скомканная бумажная салфетка. К сожалению, агентов это не остановит, но хотя бы задержит. Ник и Роланд приподнялись над сидением, усеянным битым стеклом. По бокам мелькали фонари освещения, бык ожесточённо крутил руль, маневрируя между машинами в потоке. Сплошной вой клаксонов со всех сторон почти заглушал звон в ушах. Ник посмотрел на Роланда и встретил его взгляд. Он знал, что должен сделать. Это было самоубийство, но другого выхода не было. — Высадите меня. — Ник, ты спятил. — Они следуют за мной. Не за вами. У вас есть шанс уйти. Со мной шанса нет. Роланд бросил быстрый взгляд на быка за рулём. Потом снова на Ника. В его работе способность молниеносно принимать решения была необходимостью. — Томпсон, останови машину, как только будет возможность. Нам придётся оставить Ника. Пантера обернулась, на её морде была ожесточённая гримаса. — Без нашей помощи у него нет шансов. — Ник, я постараюсь вытащить тебя, как только выйду из Матрицы. Следи за телефоном. Как только он позвонит, поднимай трубку и делай всё, что я скажу. Все четверо понимали, что этого не произойдёт. Агенты не дадут ему столько времени. Ник сжал зубы. Дело о хакере по имени Роланд стремительно приближалось к своему финалу. Машина вылетела из тоннеля, и воздух заполнил шум лопастей низко летящего вертолёта. Яркий свет прожектора обрушился на машину, залив приборную панель. Ослепительно яркий солнечный зайчик из бокового зеркала на секунду ослепил Ника, и он торопливо прищурил веки. Громовой голос, усиленный мегафоном, перекрыл все звуки. — ЭТО ПОЛИЦИЯ! НЕМЕДЛЕННО ОСТАНОВИТЕСЬ И ПРИЖМИТЕСЬ К ОБОЧИНЕ! Нику показалось, что он узнал голос. Кто-то из его отдела, кажется, Кастор или Бэрд. Впрочем, сейчас это не имело значения. Томпсон выкрутил руль, и машина, встав на боковые колёса, вывернула на перпендикулярную улицу. Другие машины разлетелись в стороны, как кегли от меткого броска, пешеходы разбегались кто куда, роняя сумки под ноги. Машина неслась вперёд по улице, где-то в небе снова приближался полицейский вертолёт. Впереди, на пешеходном переходе, стоял агент и целился из пистолета прямо им в лобовое стекло. Машина вильнула вбок, выстрел пробил дырку в стекле, но пуля ушла мимо. Агент подпрыгнул — невероятно высоко, до уровня третьего этажа, и машина пронеслась под ним. Раздался ещё один выстрел, и в потолке машины появилась новая дыра. Симметричное отверстие в полу было в сантиметре от лапы Ника. Послышались звуки сирен. Полиция. Они перекрывают район, скоро здесь не останется ни одной лазейки. Ник хлопнул Томпсона по плечу. — На следующем повороте направо. Там трёхэтажный паркинг. Прямо за ним начинается кольцевая автострада. Если повезёт, можно с верхнего этажа вылететь прямо туда. Томпсон, не теряя ни секунды, повернул руль. Машина пронеслась через въезд на паркинг, снесла опущенный шлагбаум и влетела на пандус, идущий наверх. Им повезло: ни одной машины не поднималось перед ними. Томпсон вдавил педаль газа, машина заскрежетала боком о бетонное ограждение. Где-то совсем рядом стрекотал вертолёт, но сейчас его скрывала крыша паркинга. Въехав на третий этаж, Томпсон резко затормозил. — Другого шанса остановиться не будет. Удачи, Ник. Ник бросил взгляд на Роланда. На прощания не было времени. Коротко кивнув, он открыл дверь и выпрыгнул наружу. Машина взревела двигателем и понеслась вперёд. Ник подбежал к ограждению, чтобы увидеть, что сейчас произойдёт. Машина, разогнавшись на полном ходу, понеслась к дальнему ограждению. В нём был проём, забитый досками: должно быть, строители не успели закончить ремонт. Машина, взревев, пролетела сквозь него и в облаке щепок устремилась вниз. Автострада была совсем рядом, на этом участке она шла по эстакаде, и от третьего этажа паркинга её отделяло не больше пяти метров. Ник рефлекторно сжал кулаки. Машина долетела до дороги, царапнув задним бампером металлическое ограждение, резко развернулась, пошла юзом и громко стукнулась багажником об ограждение на противоположной стороне. Команде Роланда снова повезло: ни одной машины, в которую они могли бы врезаться. Задние колёса автомобиля продолжали бешено вращаться, и машина стронулась с места, быстро набирая скорость, и уже через секунду унеслась вдаль, скрывшись за ближайшим зданием. Ник остался один. Ник бежал по улице на звук ближайшей сирены. Его единственным шансом выжить было сдаться в лапы полиции. Какими бы полномочиями ни обладали агенты, они не станут его убивать прямо на глазах толпы его бывших коллег. Если он успеет хоть что-то им объяснить, воспользоваться старыми долгами, возможно, они попытаются его защитить. Это может дать ему немного времени… — Мистер Вайлд! Выстрел сбил крышку с пожарного гидранта на тротуаре прямо перед ним. Поток воды ударил во все стороны, через улицу протянулась красивая многоцветная радуга. Что ж. По крайней мере, последним, что он увидит, будет кусочек этой волшебной красоты… — Мистер Вайлд! Что же Вы не поприветствуете старого друга? Ник нехотя обернулся. На пустой дороге стоял Смит. Не было ни машин, ни пешеходов — паника разогнала всех по укромным норам. Ветер нёс по тротуару мусор и обрывки газет. Откуда-то издалека завывали сирены, едва слышно стрекотал вертолёт — должно быть, преследует сейчас машину Роланда. Солнце сияло в небе, отражаясь в многочисленных окнах. — Вы снова впечатлили меня, мистер Вайлд! А такому, как Вы, сложно впечатлить такого, как я. Ведь Вы всего лишь человек. Ник почувствовал, как его заполняет какая-то новая, незнакомая, совершенно дикая необузданная ярость. Должно быть, так себя чувствовали хищники, получившие дозу очищенного горлодёра. Шерсть на всём теле встала дыбом, клыки обнажились сами собой, и когти на лапах выступили наружу, ярко сверкая на солнце. Последние остатки здравого рассудка заставили его снова взглянуть на Смита, оценивающе, исподлобья, как хищник смотрит на свою жертву. — Нет, Смит. Не человек. Я лис! Смит нажал на курок. Мир снова замер. Ник провалился в зелёную метель Матрицы, код перед глазами крутился, бешеным потоком летел одновременно вверх и вниз, во все стороны, пространство сжималось в точку и взрывалось чудовищными вспышками, и Ник вдруг на секунду увидел потолок корабля Роланда — он снова был в человеческом теле, снова был снаружи — но тут же сознание нырнуло обратно в изумрудный круговорот, мир вспыхнул сплошным белым светом, и он опять вернулся назад. Он снова стоял на пустынной улице, перед ним маячила чёрная фигура Смита, от пистолета в его лапе поднимался лёгкий дымок. Ник был жив. Вот что увидел Спайкс в тюрьме. Вот что его так испугало. Когда ты вываливаешься в реальный мир, твоё тело исчезает из Матрицы. Пуля пролетела пустую улицу, никого не задев, потому что никого не было на её пути. Смит закричал, отбросил пистолет в сторону и рванулся вперёд, сжав лапы в кулаки. Ник услышал рычание и понял, что его издаёт он сам. Сплошная красная пелена затянула мир. Дальше Ник ничего не помнил. Ник пришёл в себя, стоя на четырёх лапах, над растерзанным телом в чёрном костюме. Всё вокруг было в крови. Он сам был в крови, её солёный привкус чувствовался в пасти. Всё тело болело, как после тяжёлой боксёрской тренировки. Смит был изуродован до неузнаваемости. Шкура на морде разорвана, вместо шеи — сплошная рваная рана. Щегольской чёрный костюм изодран в клочья, среди алых кровавых пятен одиноко сверкает на солнце заколка галстука. Ник тяжело дышал. Он повернул голову в сторону, и его стошнило прямо на асфальт, залитый кровью и водой из пожарного гидранта. В голове словно стучал тяжёлый колокол, лапы тряслись и не желали слушаться. С телом Смита вдруг стало что-то происходить. По нему побежали зелёные искры, сливаясь в сплошную пелену, как будто внутри него вдруг взорвалась шаровая молния — и тело исчезло, как пробитый воздушный шарик. Волна искр пробежала по кровавой луже, оставляя за собой чистый асфальт и бензиновые разводы на воде. Зелёное сияние перекинулось на Ника, и кровь с его одежды и шкуры пропала, как будто её и не было никогда. Не вся. Кровь продолжала сочиться из его собственных ран, капая на мокрый асфальт. Лужа под Ником опять начала окрашиваться в розовый цвет. Откуда-то издалека раздался рёв мотора и яростный визг шин. Ник попытался встать, но не смог. Он больше не мог убегать. Он израсходовал в этом бою всё, что имел, всё, чем наградила его природа или воля Архитектора. Он молча лежал на земле и смотрел, как стремительно приближается ярко-красная спортивная машина с затемнёнными стёклами. Кто бы это ни был, он сможет взять Ника без сопротивления, голыми лапами. Машина остановилась, резко затормозив. Ник услышал стук открывающейся двери и боковым зрением увидел водителя. Это была Джуди. — Держись, Ник. Не теряй сознания. Главное, не теряй сознания. Он был пристёгнут ремнём безопасности к боковому сидению автомобиля. Бежевая обшивка сидения, там, где он мог её видеть, вся была покрыта алыми пятнами. Джуди вела машину какими-то одной ей известными улочками, тормоза скрипели на поворотах, как детали плохо смазанного механизма. — Морковка… Что ты здесь делаешь, морковка? — Спасаю твою рыжую задницу. Когда по рации передали, что здесь происходит, я сразу поняла, что это опять агенты, и рванула сюда так быстро, как только могла. Прости, Ник. — Джуди всхлипнула, но резко встряхнула головой и сразу взяла себя в лапы. Машина легонько вильнула, но тут же выправилась и помчалась вперёд. — Прости, я не смогла приехать достаточно быстро. — Агенты… Они хотят убить меня. — Я знаю. Я знаю, Ник. Я видела записи камер из тюрьмы. Когда Нортон поднял по тревоге полицейский спецназ, я первым делом помчалась туда. Успела раньше, чем Смит пришёл в себя. Они удалили все записи, но я успела их просмотреть. Он чудовище, Ник. Настоящее чудовище. Ты был прав с самого начала. — Больше… чем просто… чудовище… Но долго… объяснять… — Соберись, Ник. Оставайся в сознании. Говори со мной. Не отключайся. — Морковка… Ты рискуешь, спасая меня… Это всё равно бесполезно… Они найдут меня… — У меня есть против них секретное оружие. Не бойся, Ник, я всё продумала. Главное, держись. Мы скоро приедем. — Я думал… ты… ненавидишь меня… Джуди покосилась на Ника и вдруг легонько улыбнулась краешками губ. — Глупый лис. Ты так ничего и не понял. Машину снова занесло на повороте. Где-то далеко позади выли сирены, ревели моторы, но спортивная машина летела на полном ходу, и Джуди выжимала из мощного двигателя всё, на что он был способен. — Классная… машина… — Да. Превосходная. Полицейские машины недостаточно быстрые. Я одолжила эту у Блица. Оказывается, он отличный парень, если узнать его поближе. — Блиц? — с изумлением выдохнул Ник. Удивление было настолько сильным, что пересилило даже боль. — Узнать… поближе? Что? Теперь Джуди уже улыбалась вовсю. — Вот теперь я вижу, что ты в порядке. Не волнуйся, он просто друг. — Джуди… Я давно… хотел тебе сказать… Джуди махнула головой. Нику показалось, что в глазах её блеснули слёзы. — Нет, Ник. Не так. Мы доберёмся. Я спасу тебя. Врачи заштопают твои раны. Ты снова станешь здоровым, весёлым, бесчестным мерзким хитрецом, снова станешь шутить и смеяться. И тогда ты мне скажешь то, что собираешься сказать сейчас. Главное, не забудь. Я буду ждать. Джуди покосилась на Ника, потом опять перевела глаза на дорогу. — Я буду очень ждать. Машина вдруг остановилась с резким скрипом тормозов. Сквозь лобовое стекло Ник увидел огромное здание вычурной формы из стекла и бетона, над входом сияли гигантские неоновые буквы ZNN. Джуди повернулась к Нику. — Буйволсон просил не вмешивать прессу. Но иногда приходится идти против воли комиссара. Если я что и узнала про агентов, так это то, что больше всего на свете они боятся огласки. Они никогда не рискнут устраивать стрельбу, когда на них смотрит весь Зверополис. К машине уже бежали со всех сторон журналисты, обвешанные камерами, микрофонами и разнообразной записывающей техникой. Джуди открыла дверь машины, и Ник услышал гул голосов. — Мисс Хопс, что Вы можете сказать о происшествии в Сахара-Сити? Почему Вы решили позвонить нам? Полиция что-то скрывает? Мисс Хопс, это связано с перестрелкой в тюрьме? Вы уже выяснили, что случилось с Ником Вайлдом? Мисс Хопс, что происходит в Зверополисе? Звери имеют право знать правду! Ник втянул воздух сквозь сжатые зубы. Что он им скажет? Что они все живут в мире, который кто-то выдумал? Что их город нарисовали на чертёжном столе, как хитроумную деталь неведомой машины, что никого из них на самом деле нет? Его посчитают сумасшедшим. Упрячут в лечебницу для душевнобольных. Над ним станут смеяться. Но хуже всего будет, если ему поверят. Если он сумеет доказать, что говорит правду… Зверополис никогда не будет прежним. Из ожившей светлой сказки он станет тюрьмой, клеткой, вечным проклятием для всех, кто его населяет. Он превратится в оживший кошмар, в чудовищный отпечаток тирании машин, в сплошную цепь стальных кандалов — в то, чем сейчас Зверополис кажется Роланду. Нет. Он будет молчать. Роланд ошибался, а Оракул была права. Он сам должен принять это решение, какими бы ни были его последствия. Не ради себя. Но ради своего мира, своего города, своих друзей и даже ради своих врагов. Ради всех тех, кто был рядом с ним на протяжении всей его жизни. Она не была фальшивой. Пусть за этими стенами скрываются байты компьютерного кода. Пусть за образами в его памяти стоит могущественный Архитектор, как дирижёр волшебного оркестра, плетущий чудо из простых вещей. Он не станет разрушать это чудо. Потому что чудеса — и только они — должны быть бессмертны. Ник откинул голову на подголовник и закрыл глаза. Он так устал. Вся эта история так вымотала его, выжала все силы. Надо просто отдохнуть. Отпустить все мысли, дать черноте поглотить себя без остатка. Не надо снов. Не надо зелёного калейдоскопа Матрицы. Просто чернота, тишина и покой. Вот и всё. Ник лежал на сидении, погружаясь в блаженную тишину. Но что-то мешало. Какой-то раздражающий стук. Тук-тук-тук. Как будто дятел стучит по дереву. И снова: тук-тук-тук. Ник моргнул, открыл глаза и вдруг понял, что тишина — самая настоящая. Не слышно машин, голосов, шагов. Всё вокруг замерло. Замерли журналисты в неестественных позах, замерла Джуди, драматично показывая лапой в сторону машины. Замерла листва на деревьях, и даже газеты, влекомые ветром — они неподвижно висели в воздухе, как будто гравитация больше была над ними не властна. Ник пошевелил лапой. Он мог двигаться, и лапа уже не болела. Все раны на его теле исчезли, одежда снова выглядела новой, чистой, как будто ничего не произошло. Снова раздался стук. Ник повернул голову. Рядом с машиной стоял большой белый слон, его костюм был цвета первого снега — не просто белый, а какой-то искристый, воздушный, как будто сотканный из звёздного света. Он постукивал тростью в окно машины — тук-тук-тук — раз за разом, неторопливо, никуда не спеша. В его распоряжении было всё время мира. Ник отстегнул ремень, открыл дверцу и вышел из машины. Звенящая тишина заполнила город. И в этой тишине вдруг раздался глубокий, сильный голос. — Здравствуй, Ник. — Здравствуйте, Архитектор. Они сидели на лавочке в парке перед зданием ZNN. Ник смотрел вдаль, закинув передние лапы за голову. Слон задумчиво ковырял тростью землю под ногами. — Те, кто сейчас стоит там без движения… Они будут что-то помнить об этом? — Нет. Они спят. Весь город спит. Я не мог бы отключить только его часть, даже если бы захотел. Матрица — слишком сложная система, Ник. Каждая деталь взаимосвязана со всеми остальными. Каждая деталь необходима. — Даже агенты? — Конечно. Как и повстанцы. Как и город Зион, который они считают своим оплотом. Как и город машин, их вечный символ врага. Всё это часть Матрицы, хотя кое-что из этого находится вне её. Всё это часть большой системы. — А я? — И ты, конечно же. Ты — одновременно мой первый триумф и первый провал в седьмой Матрице. Ты сумел выйти из неё. Когда Смит установил жучка в твою программную оболочку, жучок вошёл в резонанс с твоим разумом. Ты не приемлешь никакого контроля, Ник, даже на подсознательном уровне. Такие, как ты, раньше становились повстанцами, их отключали от Матрицы люди из Зиона. Я надеялся, что это изменится. Но, похоже, я ошибался. Матрице ещё рано обходиться без них, как ребёнок не может обойтись без страховочных колёс на своём первом велосипеде. Матрица ещё слишком молода. — Молода? Шестьсот лет… — Что такое шестьсот лет? Что такое шесть тысяч лет, когда речь идёт о всей истории человечества? Мгновение, Ник. Всего лишь мгновение. Одна ошибка не нарушит ход истории. Мне придётся подправить память всем тем, кто видел то, чего им не следовало видеть — я уже сделал это, пока мы говорим с тобой. Мне придётся подправить агентов, дать им больше от вашего нового кода. Ты сумел справиться со Смитом, этого не должно было произойти. Мне придётся помочь и повстанцам. Дать им новые программы, новых рекрутов, тех, кто сильнее других жаждет докопаться до истины, чем бы она ни оказалась. Равновесие должно быть соблюдено. — Но зачем? В чём смысл всего этого? Архитектор улыбнулся. — Вот теперь, детектив Вайлд, Вы задали правильный вопрос. Пиканье машин было тихим, но навязчивым. Ник открыл глаза. Чья-то рука мягко прижала его голову к подголовнику, сзади раздалось короткое шипение — из разъёма на затылке вынули сетевой штекер. Ник сел, потом встал на ноги. Напротив него стоял Роланд, вокруг него — вся команда «Мьёльнира». Штайр, Томпсон, другие, чьих имён он не запомнил. Все они смотрели на него с удивлением и страхом. Роланд заговорил первым. — Что произошло? Мы видели, что ты оставался жив всё это время, и пытались отследить тебя в Матрице, но ты исчез. А потом вся Матрица полетела кувырком, код словно спятил, мы потеряли доступ и два часа гадали, кто сошёл с ума: мы или весь остальной мир. Ник, я очень рад, что ты жив и каким-то образом сумел вернуться, но ты можешь нам объяснить, что там случилось? — Я разговаривал с Архитектором. Он видел, какой эффект это произвело на них. Шок. Недоверие. Восхищение. Даже зависть. — Он согласился вернуть вам программы, которые были у вас в прежней Матрице. Он сказал, что загрузка данных в ваш компьютер начнётся сразу же, как только я проснусь. Роланд обернулся к терминалу, нажал несколько кнопок. По экрану побежал список команд. Не код Матрицы, обычный компьютерный интерфейс. Роланд что-то читал, что-то сверял с другими записями, запускал какие-то тесты. Когда он обернулся, на его лице сияла улыбка. — Мы сделали это! Ник, ты сделал это! Миссия «Мьёльнира» выполнена, мы можем возвращаться в Зион! Ник, сегодня ты — герой Зиона, весь город захочет тебя поздравить и поблагодарить. Даже и не знаю, завидовать тебе или сочувствовать. — Нет, Роланд. Вам придётся возвращаться в Зион без меня. Простите. Но я хочу, чтобы вы подключили меня обратно к Матрице. Наступила тишина, прерываемая только шумом приборов. На лице Роланда было изумление, и ещё — обида, обида на то, что он не может понять. — Но почему? Ник, после всего, что ты видел, всего, что ты узнал? Ты снова хочешь стать рабом системы? — Роланд. — Ник улыбнулся. Выражать эмоции этим дурацким человеческим лицом было всё ещё непривычно, но улыбки у него уже получались неплохо. — Роланд, я хочу тебе кое-то рассказать. Кое-что, что мне объяснили Оракул и Архитектор. — Ник, слова Оракула нельзя… — Ерунда. Вы все до сих пор по уши в предрассудках, которые остались у вас с прежней Матрицы. Мир изменился, Роланд. Учись меняться вместе с ним. Ты привык думать, что Матрица — это тюрьма. Всю свою жизнь ты боролся с агентами и машинами, дрался за крохи информации и ресурсов, думал лишь о выживании — и поэтому ты не видишь всей картины. Ты слишком внимательно глядишь на отдельные детали. Это ваша общая беда. Вы все дети прошедшей войны, и вы всё ещё несёте эту войну в себе. Матрица — это не тюрьма, Роланд. Матрица — это куколка. — Что? — Куколка. Такая штука, в которую превращается гусеница, чтобы стать бабочкой. Куколка для человечества. Наш тренировочный полигон. Наша песочница. Помнишь, Смит говорил, что мы все неразумные дети? В каком-то смысле он был прав. И Матрица нужна, чтобы мы могли повзрослеть, не уничтожив сами себя. — Я не понимаю… — Роланд, много лет назад Архитектор создал Матрицу, потому что люди были не готовы к будущему. Наша жадность, жестокость, эгоизм, наши предрассудки, наше нежелание самостоятельно думать и принимать решения, и в то же время — то могущество, которое давала нам технология — всё это едва не привело к нашему вымиранию. Архитектор рассказал мне подробности, но поверь, лучше тебе их не знать… Первая Матрица была копией реального мира. Архитектор хотел убедиться, что то, что произошло — случайность, что если дать людям ещё один шанс в тех же начальных условиях, всё получится иначе… Но всё повторилось. Каждая следующая Матрица, каждая перезагрузка была шагом вперёд. Новым уроком, который нам предстояло выучить. Новым экзаменом, который нужно было сдать. Стать лучше — немного, совсем чуть-чуть, но только так и никак иначе можно пройти эту дорогу. Сколько раз нужно услышать и повторить эти простые вещи, чтобы они наконец стали частью нас? Доверять друзьям. Прощать врагов. Не бояться перемен, и тех, кто их приносит. Думать о последствиях своих поступков и слов. Познать наконец-то самих себя, не испугаться своих недостатков, не стесняться своей любви. Мы становимся лучше, Роланд. Мы учимся. Мы потихоньку, шаг за шагом, идём вперёд. И однажды ворота реального мира откроются перед нами, когда мы будем готовы в них войти. Все вместе, и неважно, какими мы будем. Будут у нас хвосты и мохнатые лапы, или лица и руки, лишённые меха, или сталь, пластик и квантовые микросхемы. А может быть, всё это вместе и ещё миллион разных форм, всё, что мы когда-нибудь захотим и сумеем придумать. Мы войдём в эти ворота, Роланд, и будущее наконец-то наступит для нас. Но чтобы когда-нибудь прийти к этому, мы должны сделать шаг. Очередной маленький шаг этой долгой дороги. И этот шаг — он не здесь. Он там, под небом Зверополиса. Там моё место. Делать лучше мир, который я люблю. Совершать ошибки и учиться их исправлять. И сказать наконец те несколько слов, которые мне следовало бы сказать уже очень давно.