Простые сложности

Ранний, по-летнему теплый вечер не спеша опускался на почти опустевший маленький городишко, игриво посверкивая огненно-рыжими бликами на окнах и неся с собой свежий, слегка дурманящий запах ночи. Редкие прохожие, большую часть которых составляли старики и влюбленные парочки, медленно прохаживались по улицам и не особо оглядывались по сторонам, подхваченные волнами собственных расслабленных размышлений. Быть может, именно по этой причине никто так и не заметил ни мужчину крайне эксцентричной наружности, вальяжно развалившегося на крыше одного из домишек, ни другой не менее заметной фигуры, бесшумно подкравшейся к нему. – Надо же, смотрите, кто наконец явился! А я уж думал, горгульей стану, пока тебя жду. Или поседею раньше времени. - Хисока, словно кот гревшийся под лучами заходящего солнца, лениво приоткрыл желтый глаз. – А что, поседеть - звучит не так уж и плохо. – Взгляд Иллуми – неподвижный, стеклянно-пронзительный – бесстрастно пробежался по его фигуре в ответ. – На моей памяти, из всех существующих цветов ты не красился только в белый. Хисока вздохнул и слегка приподнялся на локтях, поворачиваясь к Иллуми лицом. – Сходу язвишь, и даже "привет" не скажешь? – В своей привычной манере он картинно надул губы. – Что я опять сделал не так?.. – Ты тоже не поздоровался. И, между прочим, задержался я именно по твоей милости, Любитель-Выворачивать-Жертвам-Кишки-И-Вынуждать-Меня-Убирать-Все-Дерьмо-За-Собой. Сколько раз мне нужно повторить, что профессиональное убийство должно быть изящным и незаметным? – Да не кипятись ты так! Я же не виноват, что у нас разные вкусы. – Вкус? Ты хотел сказать, у тебя его нет? – Попытка уличить меня в отсутствии вкуса совсем не звучит обидно, когда она звучит от тебя. Иллуми фыркнул, на этот раз признавая поражение в очередной маленькой войне колкостей – у них с Хисокой они проходили с завидной регулярностью. Критически осмотрев пыльную глиняную черепицу, он аккуратно приземлился рядом, чтобы затем с видимым наслаждением вытянуть натруженные ноги. – Ну, как прошел остаток миссии? – Хисока тоже сел, кокетливо подперев щеку ладонью. – На «два из десяти». Без утомительной уборки было бы «восемь». – Ох, заказчик хотя бы остался удовлетворен, мистер Вечно-Недовольный-Моими-Благородными-И-Почти-Бескорыстными-Услугами? – Если ты об оплате, то да. Держи свою долю, к слову. Учти, я сбавил пять процентов – за моральный ущерб и испорченную кровью обувь. Золдик вытащил из-за пазухи достаточно упитанный конверт и, не глядя, протянул его Хисоке. Тот, растянув губы в ухмылке, ухватил его кончиками пальцев, но, вместо того чтобы вскрыть, внезапно прижался к нему щекой. – М-м-м, теплый ещё… – Когда-нибудь я правда убью тебя. – Ладно, ладно. Молниеносное движение заточенного ногтя, и полоска бумаги, служившая конверту крышкой, отправилась в путешествие по ветру. На несколько минут – слегка напряженных для Иллуми – Хисока выпал из реальности, пересчитывая шелестящие пачки купюр. – Здесь не хватает пары тысяч, – вкрадчиво заключил он. – Что, правда? – Иллуми встрепенулся. – А ты проценты учитывал? Когда я считал, все было ровно. – Ты в курсе, что жадность – один из страшных смертных грехов, бесстыжий обманщик? Искренне усталый взгляд Хисоки – таким обычно награждают ребенка, пытающегося в миллионный раз провернуть старый трюк – не особенно вдохновил Иллуми на продолжение спора. – ...Хорошо, виноват. Признаться, «Благородному-И-Почти-Бескорыстному» помощнику Золдика уже далеко не впервой приходилось недосчитываться своего гонорара. Хотя, Хисока не считал эту привычку Иллуми такой уж плохой – если поначалу она несколько раздражала, то теперь, когда Золдик с грустным вздохом – да, это был один из тех редких моментов, в которые тень эмоций оживляла его каменное лицо – лез в карман пиджака за кошельком, Хисока довольно лыбился, едва сдерживая хихиканье. Он был действительно рад чувствовать себя одним из немногих, кто регулярно видит человеческую сторону этой ледяной машины для убийств. Впрочем, таким уж прям ледяным Иллуми давно уже ему не казался. – И все же, мне никогда не понять, почему ты такой скряга. Денег у тебя в любом случае хоть отбавляй. – Хисока спрятал конверт – на этот раз с полной выручкой – в карман потрепанных, запачканных кровью классических брюк. Успех сегодняшней миссии напрямую зависел от маскировки, и оба хантера ещё не успели переодеться. – Я не скряга. Можешь считать это чем-то вроде спортивного интереса. – Иллуми в назидательном жесте вскинул указательный палец. – И когда-нибудь ты обязательно попадешься. Хисока рассмеялся, невольно вспоминая, сколько подобных нелепых моментов ему довелось испытать с тех пор, как старший сын Золдиков начал постоянно приглашать его на совместные миссии. Не то чтобы они были ему неприятны – напротив, он даже ждал их, и, можно с уверенностью сказать, гораздо больше, нежели кровавых расправ, неизменно сопровождавших каждый новый поход. У Иллуми обнаружилось достаточно много странностей – каким бы противоречивым не звучало подобное замечание от Хисоки, нарушавшего границы «нормального» всю свою жизнь. Некоторые из них были забавными, вроде по-детски упорного стремления не доплатить помощнику пару грошей. Некоторые пугали, как например привычка спать с открытыми глазами – впервые Хисока с этим столкнулся на одной из многодневных операций и увидеть снова, честно говоря, не желал. Что-то злило и раздражало, что-то было по-настоящему милым, но вне зависимости от того, что эти странности за собой несли, Хисока жадно запоминал каждую, коллекционируя их, словно редкие драгоценные камни, чтобы потом, в минуты полного уединения, мысленно шлифовать до миниатюрных кусочков паззла. Паззла, которым могла бы являться настоящая личность Иллуми Золдика. – Я, наверное, впервые чувствую себя так хреново после работы, – внезапно подал голос тот, лениво разминая ноющие от усталости плечи. – Знаешь, сотрудничество с тобой приносит слишком много проблем, Хисока. – Уж прости, что не соглашаюсь быть твоей послушной марионеткой. Зато таким, какой есть, я могу предложить тебе великолепный расслабляющий массаж. – Я не упрекаю тебя. Просто в миллионный раз прошу быть аккуратнее в будущем. И это вовсе не повод распускать руки. – Иллуми отбил потянувшуюся было к его спине когтистую кисть. – В будущем? Значит, все-таки я могу рассчитывать на новое приглашение? Недолго посверлив Хисоку фирменным убийственным взглядом Золдиков, Иллуми демонстративно отвернулся. Он так до сих пор и не мог понять, почему однажды счел мысль попросить его об услуге здравой, и в какой именно момент их одноразовое сотрудничество превратилось в систематическое. Прежде, вне зависимости от обстоятельств, любая роль, исполняемая им на миссиях, являлась сольной – Иллуми с детства привык работать один, полагаясь лишь на личные навыки и умения. В таком случае, зачем ему был нужен этот несдержанный, частенько лезущий не в свое дело клоун? Без сомнения, Хисока являлся одним из лучших мастеров нэн на планете и – Золдик скрепя сердце признавал это – ничуть не уступал по силе ему самому. Однако, оглядываясь назад и вспоминая все те операции, что им удалось завершить совместно, Иллуми понимал, что даже с самой трудной из них был способен справиться самостоятельно. Вероятно, на это потребовалось бы больше времени, и пришлось бы задействовать потенциал своих возможностей на максимум, но все же помощь необходима ему не была. Иллуми не знал, почему желал игнорировать эту мысль не меньше, чем плоские подколы одного наглого фокусника. – Эх, и редко же выдавались в последнее время такие вот приятные вечера... – Так и не дождавшись ответа на свой вопрос, Хисока, решил сменить тему. – Быть может, сегодня задержишься на подольше?.. – Миссия прошла неидеально, я бы предпочел покинуть эту страну как можно быстрее, – отрезал Иллуми, но, не успел Хисока вновь открыть рот, как вдруг добавил: – Хотя... думаю, один час вряд ли что-то изменит. Хисока моментально оживился, засверкав хитрыми глазищами, за что получил от Золдика парочку обеспокоенных взглядов. В такие моменты он был непредсказуем, как проржавевшая мина, и его выходки, включая спонтанное нарушение чужого личного пространства, вызывали у Иллуми чересчур много смешанных чувств. Он старался этого избегать. – Надо же, а я уж было решил – вечер испорчен. В последнее время ты чересчур напряжен, так и вижу, как норовишь поскорее сорваться домой. Странно, но Иллуми напротив отчетливо ощущал, что становится слишком расслабленным для профессионального убийцы. К примеру, прежде он ни за что бы не задержался по завершению миссии – ни в случае успеха, ни даже будучи серьезно раненым или валящимся с ног от усталости. Все, что он должен был сделать – добраться до родного поместья, сухо отчитаться перед отцом, а затем отправиться в свою комнату, где, окруженный лишь тьмой да привычным ощущением собственной пустоты, он бы вновь переживал мучительно тянущиеся часы в попытках заснуть. Кто знает, быть может, именно бессонница стала причиной его новообретенной легкомысленности, однако теперь длительность миссий в отчетах Иллуми регулярно увеличивалась на пару-тройку часов. Отцу необязательно было знать, что он проводит их в компании одного хантера, прогуливаясь вместе по улицам или, как сейчас, сидя на крыше, просто наблюдая закат. И Иллуми отчётливо понимал, как сильно возбранялось подобное поведение в семье профессиональных убийц, но ни о стыде, ни о страхе не думал. Думал о том, что не помощь Хисоки, а, пожалуй, это совместное время – праздное, бесполезное – вот что действительно было необходимо ему. И потерять его он боялся гораздо сильнее гнева отца. Внезапное прикосновение выдернуло Иллуми из размышлений: пальцы Хисоки поймали подхваченную ветром прядь его длинных волос, аккуратно заправляя за ухо, вынуждая его вздрогнуть – не то от неожиданности, не то от чужеродности ощущений. Исподлобья покосившись на Хисоку, Иллуми отпрянул, начиная злиться, правда, не столько от его наглости, сколько от волны неоднозначных чувств, что неизменно захлестывали его в такие моменты. – Прости, уже давно хочу это сделать. – Хисока игриво подмигнул. – Опять за своё? – прошипел Золдик, но вместо того, чтобы потянуться за иглами, вдруг суетливо собрал волосы в хвост и закинул их за спину, отодвигаясь подальше. Хисока звонко расхохотался. – Только не убегай, я же извинился. И да, Иллу, почему бы тебе не перестать паниковать каждый раз из-за обычных тактильных контактов? – А почему бы тебе наконец не выучить такое понятие, как «личное пространство»? – парировал Золдик, внутренне радуясь, что жуткая неразбериха, творившаяся в мозгу, не слишком повлияла на его тон. – Я его знаю. – Хисока резко пододвинулся, сокращая расстояние между ними до прежнего – если не ближе. – Ты твердишь об этом всякий раз, как позволяешь мне его нарушать. Грех было не запомнить. Признаться, по натуре Хисока являлся заядлым игроком. Он любил испытывать удачу и пределы своих возможностей больше всего на свете, и неважно, куда его, переполненного азартом, заводили правила новой игры – в разгар смертельного боя или к запертым воротам чужой, столь манящей своей недосягаемостью души. Как только цель определялась, Хисока начинал делать ход, и, несмотря на всю видимую самоуверенность, его тактика всегда была продуманной и осторожной, он вёл игру, не расслабляясь вплоть до момента, пока главный приз не будет в руках. Хисока любил развлекаться, поэтому параллельно вёл множество игр, он вёл их каждое мгновение своей жизни. И сейчас, глядя прямиком в черные, переполненные смятением кукольные глаза убийцы, Хисока был в разгаре одной из самых захватывающих. Сегодня ему почему-то казалось, что ставки росли стремительней, чем когда бы то ни было. – Предупреждаю, если не будешь держать дистанцию хотя бы в метр, я буду убивать тебя медленно и мучительно, – угрюмо процедил Иллуми. – Знаешь, мне кажется удивительным, что один из опаснейших в мире убийц до дрожи боится простых дружеских прикосновений. – Тихий и вкрадчивый голос Хисоки – несмотря на стойкое сопротивление Золдика – как всегда пробирал до мурашек. – Я вовсе не боюсь. И они вовсе не дружеские, Хисока. – Но ведь ты не можешь сказать, что они тебе неприятны, не так ли? Иначе ты действительно меня бы убил. Ну... попытался бы. Иллуми не нужно было пускать в ход навыки опытного манипулятора и искусного психолога, дабы понять – повышенный интерес Хисоки к его персоне уже давно перестал быть банальной состязательной тягой. Не сказать, чтобы это знание слишком беспокоило его – напротив, Золдик нередко использовал его в качестве единственного средства, помогавшего ему заставить своевольного клоуна плясать под свою дудку, пусть и недолго. Проблема заключалась в другом. Со временем – это внутреннее признание до сих пор давалось ему с трудом – Иллуми и сам начал испытывать к Хисоке некую привязанность, объяснить которую был не в состоянии до сих пор. Стоило ли избавиться от нее? Игнорировать? Или наоборот, позволить ей, неоформившейся, ежесекундно колеблющейся, словно пламя свечи, в конце концов принять свой истинный облик? Иллуми знал, что сам никогда не сможет найти ответа. Убийца, с детства обученный совершать невозможное, не был обучен подбирать ключ к пониманию собственных чувств. Пока Иллуми всё глубже вяз в омуте собственных размышлений, Хисока решил не упускать возможности. Его рука медленно потянулась к лицу Золдика – тот заметил это и даже на мгновение решил позволить прикосновению состояться, но в последнюю секунду, так и не сумев преодолеть некий внутренний барьер, перехватил его запястье. Иллуми так и не понял, чем была вызвана победная ухмылка Хисоки, пока чужая кисть внезапно ловко не выскользнула из захвата, чтобы в следующий момент нежно, словно хрупкий фарфор, обвить пальцами его бледную ладонь. Кожу обожгло неожиданное тепло. Завораживающий шепот зазвучал прежде, чем Иллуми, пустым взглядом уставившийся на переплетенные руки, сумел окончательно осознать, что происходит. – Пойми, я не собираюсь обманывать тебя или – пока – пытаться завладеть тобой. И я не прошу твоего доверия. Просто позволь мне... забрать свою долю. Последнее время ты стал слишком мало платить. С этими словами Хисока притянул к себе соединенные руки и невесомо коснулся губами тыльной стороны чужой прохладной ладони. Иллуми показалось, что он сейчас задохнется. Конечно, Хисока был достаточно проницателен, чтобы заметить – лед вечной мерзлоты, сковывавший сердце и разум Иллуми, сердце и разум бесчувственного убийцы, уже давно дал трещину. А также, несмотря на все свои эксцентричные выходки, достаточно терпелив и осторожен, чтобы все это время позволять Иллуми оттаивать в том темпе, который был тому необходим. Ведь старший сын Золдиков, вопреки всему, был способен вспыхнуть в мгновение ока, и Хисока прекрасно знал – это черное пламя не пощадит ни его, ни своего создателя. Это не было ему нужно. Ни один игрок не желал получить в качестве главного приза лишь горстку прогоревшего пепла. И сейчас он шел на вполне обдуманный риск. – Вот видишь, это может быть не так уж и плохо. – Хисока, ни на секунду не сводивший с Иллуми взгляда, слегка нервно улыбнулся. – Правда, ты все равно немного пугаешь. Я всего лишь держу твою руку, Иллу. Не сиди с таким видом, будто вот-вот спалишь всё вокруг. – Не отпускай, – неожиданно хрипло выдохнул Иллуми. – Не отпускай, и... тогда не спалю. Хисока замер, словно в замедленной съемке проматывая в голове его слова. Одновременно вид длинных черных волос, плотной вуалью ниспадавших на спину и грудь Иллуми, вдруг вызвал у него непреодолимое желание прикоснуться к ним. Впрочем, это случалось почти всегда. Обычно ему не позволяли этого сделать, но сейчас, когда Хисока, следуя внутреннему порыву, вновь попробовал протянуть к чужим волосам руку, он наконец смог в полной мере узнать, насколько удивительно мягкими они были, и как легко, словно струи черной воды, пробегали сквозь пальцы шелковистые пряди. Иллуми не двигался. Что ж, если удача в кои-то веки повернулась к игроку лицом, промедление с новым ходом считалось бы худшим из преступлений. Хисока остановился, прерывая движение ладони по гладкой поверхности волос, чтобы в следующую секунду плавно заскользить подушечками пальцев по приоткрывшейся шее Иллуми. Тот слегка вздрогнул, и его кожа стремительно покрылась мурашками. В мире хищников все переполнено неуловимыми сигналами, и даже когда они не охотятся, все равно продолжают инстинктивно их ждать, чтобы знать, в какой момент лучше всего отступить, а в какой - действовать. Для Хисоки это был сигнал. Пальцы двинулись выше, невесомо, но одновременно жутко собственнически очерчивая впадинку над сонной артерией, угол челюсти, плавный выступ скулы, чтобы неторопливо соскользнуть по неожиданно горячей щеке и замереть в паре миллиметров от уголка губ. Глаза Золдика, обычно непроницаемо-черные и пустые, теперь - переполненные пугающей решимостью, медленно поднялись, чтобы встретиться взглядом с собственным отражением в жёлтых глазах другого убийцы. Казалось, над городом повисла полная тишина. Подобные моменты – лишающие дыхания, хрупкие, неуловимо-иллюзорные, но при этом подлинные и осязаемые, как сама жизнь, крайне редко встречаются в историях монстров. Простые люди достойны их, но созданиям, рожденным искаженной стороной мира, позволено чувствовать лишь в те минуты, когда мутные волны небытия прибивают их разумы к берегам кровавого, психопатического безумия. Иллуми знал это лучше всех. И от того лишь трудней сейчас ему было делать новые вдохи, невыносимее слышать собственное сердцебиение и невозможнее сдерживать дрожь в ледяных пальцах – так просто и одновременно так чувственно соприкасавшимися с чужой теплой кожей. В это мгновение, первое в его жизни, он думал о несправедливости. О том, что только пока их руки – по локоть измазанные в крови орудия смерти – переплетены, «ничего», столь бессмысленно составлявшее его суть с рождения, наконец обретает «нечто». Мало разбиравшийся в науке поцелуев Иллуми первым накрыл губы Хисоки своими. Игра неожиданно завершила ход за игрока.

***

Прохладные синеватые сумерки постепенно окутывали улицы засыпающего городка. Последние прохожие уже успели попрятаться по своим домам – ночное освещение здесь было ни к черту, очевидно, никому не хотелось наткнуться в темноте на невидимую кочку да подвернуть ногу. Птичье щебетание, ещё совсем недавно заполнявшее природный радиоэфир, уступило место убаюкивающему стрекотанию сверчков, а убывающая луна – ещё бледная, но уже занявшая место дневного светила, приготовилась к господству в небе на очередную ночь. Час, данный одним одиноким убийцей другому, давно истек, но никому из них не было до этого дела. Конечно, Хисока порой представлял себе их с Иллуми первый поцелуй – символ его долгожданной победы над чужими сознанием и волей, но фантазии оказались весьма далеки от реальности. Впрочем, основная причина заключалась не в том, что действия Иллуми были робкими и столь умилительно-неуклюжими, а в том, что Хисока ни капли не чувствовал себя победителем. Ни привычного ликования, ни восторженного самодовольства, ни разочарования от того, что самое интересное позади – ничего из того, что всегда сопровождало завершение его игр, Хисока сейчас не испытывал. Лишь сладкую дрожь и неконтролируемую панику: страх от того, что Иллуми в любой момент мог передумать, отстраниться и оставить его в одиночестве, наедине с холодным светом загорающихся звезд и вновь обретенным ощущением пустоты. На этот раз навсегда. Заигравшись с чужими чувствами, незадачливый фокусник совсем забыл об одном простом правиле. Преследующий охотник - лёгкая мишень для другого охотника. Не в силах больше терпеть, Хисока обхватил обеими руками лицо Иллуми (за левую ему ещё пришлось побороться, высвобождая кисть из чужих цепких пальцев) и с судорожным вдохом впился в его губы. Совсем не ожидавшему такого напора Золдику пришлось ухватиться за его плечи, дабы не растерять остатки хрупкого равновесия. Оттого ли, что страх стремительно достигал своего пика, или оттого, что чаша его терпения уже давно трещала по швам, Хисока почти потерял над собой контроль, однако, пусть и с трудом, он сдерживался. Нельзя было забывать об опасном темпераменте Золдика, и о том, что ему, никогда прежде не испытывавшему подобной близости с человеком, необходимо время, чтобы привыкнуть к ней. Одно неосторожное движение и – отторжение неизбежно. Импульсивный и эгоистичный, Хисока ещё вчера и представить мог, чтобы подобные мысли рождались в его голове. Впрочем, один бесчувственный убийца, столь доверительно прижимавшийся к его губам в это мгновение, ещё вчера не сделал бы этого тоже. Иллуми никогда не совершал ничего необдуманного. Он не жил мимолетными ощущениями и спонтанными чувственными порывами, как большинство людей – мозг профессионального киллера ни на секунду не переставал анализировать, неизбежно отсекая всё лишнее. Изменилось ли в нём что-то тогда, когда он первым начал поцелуй? И изменилось ли в нём что-то сейчас, пока он, отчаянно цепляясь ногтями за грязную, перепачканную запекшейся кровью рубашку Хисоки, изо всех сил старался удержаться от необходимого вдоха – чтобы не отстраняться, чтобы продлить это теплое безумие настолько, насколько это было возможно? Он был уверен, что особенно ничего не изменилось. Только теперь осточертевший, мучивший его паззл из необъяснимых эмоций и желаний наконец-то собрался воедино в его голове. И всем, что он испытал в итоге, было лишь невероятное облегчение. Иллуми отстранился первым. Замер, прикрыв глаза и уперевшись лбом в щеку Хисоки, судорожно дыша – так сильно дыхание у него сбивалось последний раз в детстве, во время первых тренировок с отцом. Затем, не обращая внимания на чужой вопросительный взгляд, поднялся на ноги, коротко отряхнул брюки и в несколько легких шагов преодолел расстояние до края крыши. И замер, отрешенно глядя на убывающую луну. – Уже уходишь? – Хисока даже не пытался скрыть разочарования в голосе. – Давно пора. – Тогда до скорого. – Да, пока. Однако, попрощавшись, Иллуми не спешил двигаться с места. Хисока мог видеть, как он в по-детски искреннем жесте задумчивости приложил палец к губам. Его рассредоточенный взгляд был направлен куда-то в небо. – И все-таки, – вдруг вновь заговорил Иллуми. – Хисока... что я к тебе чувствую? Хисока поперхнулся. – ...Ну и вопрос. И откуда же мне знать? Было бы логичнее, если бы ты спросил, что к тебе чувствую я. – Зачем? – на этот раз пришла очередь Иллуми одарить его непонимающим взглядом. – Я это знаю. Хисока расхохотался, заставив вспорхнуть с ближайшего дерева стайку едва устроившихся на ночлег птиц. В соседних домах загорелась парочка окон. – Черт возьми, ну какой же ты все-таки забавный, Иллу, – выдавил он сквозь смех. – Я никогда не устану тебя обожать. – Здесь не я клоун, не вижу ничего смешного, – отрезал Иллуми. – Ладно, спокойной ночи, Хисока. Я тебе ещё позвоню. – Всегда жду с нетерпением. Хисока не мог перестать улыбаться, провожая взглядом бесшумно ускользающую по улице тень. Сегодня ночью хотя бы два монстра в мире наконец могли спать спокойно.