Образчик современного искусства

Концептуальное современное искусство предполагает рост и развитие. Иями-чан, француженка двадцати пяти лет, подрабатывающая в эскорте по выходным, выбралась на выставку уже под вечер – хотелось хотя бы на мгновение окунуться в воспоминания о Париже, Монмартр, Эйфель, Елисейские поля… Она уснула в метро, когда наплакалась вволю – ромбы и кубы на картинах молодых и не очень японцев не напоминали о ее родине ни на йоту – они были пусты в обоих смыслах, откровенно недоделаны и заранее унижены своими авторами. Иями вспоминала улыбку той самой Моны той самой Лизе, запах жареных каштанов – и плакала снова. Красивая блондинка в пустом вагоне Токийского метро – сама по себе она уже была воплощением Парижа, но денег вернуться домой и жить там снова, у нее не было. После она не могла вспомнить, где они ее заметили. Быть может, на пустой станции, или в безлюдном переулке. Они появились из неоткуда, странные и незнакомые – шестеро, с до ужаса одинаковыми лицами. Девушке сначала показалось, что у нее двоится в глазах – потом удивление исчезло, уступив страху. Зачем они идут за ней? Что им от нее нужно?.. - Да ладно тебе, сестричка… - улыбался развязно парень в алой кофте, он казался среди остальных главным, - Поиграй с нами. А потом мы проводим тебя домой. - Сама дойду, - отрезала Иями, но тут же наткнулась на вытянутую руку второго – поправив темные очки, он улыбнулся. - Не торопись, - сказал он. – Нии-сан попросил тебя задержаться… А потом она уже не помнила, как случилось, что она не стала кричать, что пошла за ними – она просто шла и шла, окруженная со всех сторон – и кто-то в этой одноликой толпе трогал ее, прикасался к ней, вел ее, направлял – и лишь, когда дверь обычного дома, затерянного в жилом квартале за ней закрылась, Иями поняла – теперь ей уже никогда не увидеть ни Монмартра, ни даже дешевую выставку современного искусства. И это «никогда» стало первым для нее откровением за долгое время. Увы – не последним. *** - Пожалуйста, - повторяла она, стараясь не перейти на крик. – Отпустите меня. - Почему? – спрашивал старший. – Ты же в гостях! Поужинай с нами! И останься на ночь. - Мне нужно домой, - шептала девушка. – Мне, правда… В другой раз! Клянусь, я… - Не нужно ждать другого раза, - у одного из них речь была плавной и умной, - Если можно провести его сегодня и сейчас. У нас на ужин карри. Поужинай с нами… Она плакала и просила – но никто не слышал ее. Дверь была заперта – младшие братья, розовая шапочка, как у актера из дорамы, парень в спортивных шортах и тот, что был умнее других, накрывали на стол. Второй, в темных очках, снял с нее туфли. Иями плакала – но он бережно касался ее ступней – красивые. Снова и снова, касался и руками, и клал их к себе на колени. Старший прихлебывал пиво из банки и улыбался. Ему нравилось. Она помнила потом, что они заставляли ее есть. А когда она, потеряв терпение, сбросила тарелку на пол – самый скрытный из шести, в медицинской маске, ударил ее наотмашь по лицу. Иями вскрикнула больше от удивления, чем от боли – упала, но никто не поддержал ее и не защитил. Она подняла испуганные глаза и увидела то, что ожидала увидеть. Или не ожидала вовсе. Сияющий в приступе злой радости взгляд младшего. Заинтересованные взгляды остальных. - Мы вели себя вежливо, малышка, - сказал старший. – Но ты ведь любишь пожестче, да? - Нет, - честно ответила Иями. – Нет… *** Четвертый трахал ее, не сняв свою маску. Долго и исступленно. Он сдерживался на краю оргазма – и всматривался в ее лицо, Иями сразу поняла, в чем дело – искал в ее глазах боль и страх, то, что было так дорого ему. В приступе немого садизма четвертый обошел остальных. Старшие трое курили, пятый с неизменной улыбкой искал презервативы – те, что были, они уже израсходовали, младший фотографировал ее – образец странного самобытного искусства. Снова и снова. - У тебя есть? – бесцеремонно спросил пятый, заглянув ей в лицо, на которое кончил минуту назад. – Мне нужен презерватив… Гондон нужен. Есть? Хэй? - У меня спираль, - вырвалось у нее. – Кончайте. Кончайте сколько хотите. Она захлебывалась кровью, спермой и слезами – и ненавистью к мучителям. Старший прочел это в ее глазах, подошел и наступил голой ногой на ее лицо, с силой и отвращением. - Грязная белая шлюха, - сказал он. В глазах четвертого загорелись недобрые огоньки. Он вошел в нее наотмашь и глубоко – Иями задергалась под ним и остановилась. Она почувствовала острую боль – и облегчение. Наверное, она умрет. Наверное, скоро. Тем лучше. Четвертый поднял ее за красивые локоны к свету, заглянул в нее. - Эта сука хочет отсосать, - процедил он. – Заткните кто-нибудь ее нежный ротик... Кто-нибудь, у кого есть чем. У них, к сожалению, было. Иями замолчала - припав взглядом на грязный пол, на закопченный чайник. *** Глубокой ночью она очнулась – она лежала на голом полу, поверх нее кто-то бросил чью-то старую куртку, как собаке. Иями вжалась в пол, в ожидании удара – но его не последовало. Ее мучители спали – и только один из них, самый старший, сидел напротив и курил, глядя в узкое окно. Он услышал шорох и посмотрел ей в глаза. Никогда раньше Иями не видела такого взгляда. До ужаса равнодушного и пустого. - За что? – спросила она. Она смотрела на свое тело – в свете луны ее ссадины, ожоги от сигарет, синяки и гематомы казались узорами, причудливыми картинами на ее теле. – Вы меня совсем не знаете… - добавила она, как будто это могло облегчить ее участь. - Теперь знаем, - сказал первый. Он встал и подошел к ней, выбросив окурок прямо на пол. С минуту он вглядывался в ее тело, лицо, волосы – но в Иями больше не было манящей женственности и притягательности, которая заставила их найти ее в большом ночном городе. Теперь это были мокрые пряди, лицо в крови, распухшие груди. Сколько дней она провела тут? Сколько жизней? Закончится ли все это?.. - Закончится, - прочел он ее мысли. – Закончилось уже. Он велел ей одеться – Иями хотелось думать, что это потому что его оскорбляла ее испорченная нагота, но, наверное, просто не хотелось возиться с ее вещами и одеждой. Их ведь нужно будет сжигать, прятать, выбрасывать... Братьев не будил – только второго. Вместе они вышли во двор. Иями дышала полной грудью – и курила, разрешили. Второй, в темных очках – как будто бы могло быть что-то темнее, копал – образчик современного искусства. Иями смотрела вверх на темное Токийское небо, на башню, виднеющуюся вдалеке, на звезды. Считала их – и не сбилась ни разу. Она впервые поняла и почувствовала – эту странную страну, заменившую ей Париж, Монмартр и каштаны, она любит в миллионы раз больше, в миллионы раз сильней. - Спасибо, - сказала она старшему, когда тот склонился на ней, смыкая ладони на горле – как свадебное ожерелье, узкое и изящное. - Всегда пожалуйста, - вежливо кивнул ей третий, кутаясь в снятый с ее тела старый халат.