Жемчужное сердце

Артур Пендрагон любил свою жизнь. Он любил просыпаться под тихий голос своего нескладного слуги и сучить ногами по нежным на ощупь простыням, потягиваясь со сна. Любил абсолютно по-свински лакомиться на завтрак горячими ягодными пирогами, пачкая в начинке губы и пальцы, и лишь после этого идти умываться. Он любил незаметно поглаживать доспех и меч поутру в воскресенье, мысленно поздравляя их и себя с единственным выходным. Любил жмуриться от солнца, заливающего коридор, и делать невинные комплименты хорошеньким служанкам, у которых выходного не было, вызывая у тех теплые ответные улыбки. По дороге в Нижний город Артур любил прихватить на базаре парочку самых сочных яблок и заплатить за них втрое больше, чем следовало. А стоило городским воротам сомкнуться за его спиной – бежать по пыльной дороге, украдкой пиная камешки у обочины, будто это не его совершеннолетие Камелот бурно отпраздновал неделю назад. Прятаться от забот наследный принц любил в тени сочных камелотских лесов. Он любил затаиться за деревом, с не иссякающим интересом наблюдая за дикими животными. Но еще больше любил на них охотиться, с остервенением выслеживая добычу по нескольку часов. А когда стрела по нелепой случайности все равно попадала, скажем, не в кролика, а в кусты, Артур любил спихнуть вину на солнце, так некстати заслепившее глаза сквозь листву. В таких случаях он любил подождать, чтобы в желудке жалобно заурчало не менее трех раз, и лишь после этого позволял себе нырнуть в сумку за перекусом, который заботливо приготовил его расторопный слуга. Артур любил есть на ходу, запивая обед разбавленным вином, и хмелеть от июльской жары, стекающей по позвоночнику. Любил сворачивать со знакомых тропинок и идти, куда глаза глядят, пока ноги не начнут подламываться от усталости, а привычный пейзаж не заиграет по-новому. Он любил отыскать для привала самый далекий и неизведанный им уголок леса. Опушку с примечательным разлапистым дубом, в развилке которого удобно дремать. Серебристую нить ручья, который станет настоящим спасением в жаркий день. Скромную цветочную поляну с затаившимся у ее края кустиком сладкой земляники… Или прозрачное зеркало лесного озера, которого нет ни на одной карте. В которое так приятно опустить ноющие с дороги ступни, наслаждаясь легким ветерком с едва уловимым запахом тины. Вслушиваясь в тишину, нарушаемую плеском воды и совершенным чувством долгожданного одиночества. Ощущением того, что он нашел собственное маленькое королевство, которое принадлежит лишь ему одному… – Какая идиллическая картина. От неожиданного едкого замечания Артур едва не соскользнул с нагретого солнцем камня и судорожно вцепился в него, оглядываясь в поисках того, кому бы оно могло принадлежать. – Просто удивительно, – язвительный голос послышался откуда-то слева и снизу. – Полощет свои потные вонючие лапы в моем озере, но при этом продолжает в упор меня не замечать. Пендрагон уже готов был возмутиться столь дерзкому оскорблению своих конечностей, как в поле его зрения попал темноволосый худосочный парень лет шестнадцати, плескавшийся в паре метров от него. Гневно сверкающий синими глазами и негодующе полыхающий лопоухими ушами. – Пока ты на меня глазеешь, от интоксикации погибли три окуня, два угря и один налим, – прошипел он, подплывая поближе. – Немедленно убери потные ласты из моего озера, иначе я такими темпами совсем без еды останусь! Артур скептически приподнял бровь и плеснул водой в ахнувшего от такой наглости мальчишку. – А иначе что? – Пендрагон с интересом поглядывал за тем, как незнакомец отфыркивался и взглядом обгладывал его ступни. – Ты хоть имеешь представление, кому сейчас имеешь честь хамить? – Тот же вопрос я могу задать и тебе, – хитро улыбнулся в ответ парень. И в следующее мгновение ног Артура коснулось нечто скользкое, прохладное и чешуйчатое… На поверку оказавшееся серебристым русалочьим хвостом. И в этот раз Пендрагон все же не удержался на камне и шмякнулся задницей прямехонько в мокрый песок. – Ты… Ты… Не то чтобы Артур был сильно испуган, скорее до глубины души потрясен самим фактом существования подобных созданий в реальной жизни. А прямое доказательство тем временем извернулось и с громким плеском ударило по воде хвостом, окатив его брызгами с головы до пят. – Ну надо же, какой внимательный. А теперь прочь от моего озера. Артур хмыкнул в ответ и не сдвинулся с места. Но для безопасности все же поджал ноги, поудобнее устраиваясь на песке. Первый шок прошел, и он с довольной улыбкой рассматривал то, как диковинное существо в воде с каждой секундой его промедления все больше мрачнеет, растеряв все свое нахальство. – Ты не ответил на первый вопрос, – улыбка Пендрагона стала непозволительно широкой. – А иначе что? Щуплый озерный диктатор растеряно захлопал глазами, в конец опешив от наглости незнакомца. – А иначе я запою, – прозвучал тихий ответ спустя несколько торжественно-долгих секунд. Артур вновь окинул паренька любопытным взглядом и, сосредоточившись на русалочьем хвосте, поблескивающем в воде, предположил, припоминая легенды: – Твое пение настолько прекрасно, что превратит меня в твоего вечного пленника? Парень забавно вспыхнул и опустил взгляд. – Больно мне нужен на дне озера такой напыщенный осел. – Значит, легенды врут, и пленником ты меня сделать не сможешь… – с деланным сожалением вздохнул Артур и вальяжно развалился на песке, краем глаза продолжая наблюдать за свирепеющим парнем. Ревностно охраняющий свою территорию, тот полыхал яростью так, что вода в озере лишь каким-то чудом не закипала. – Пленником ты, может, и не станешь… – прошипел он, сжимая кулаки. – Но уж точно пожалеешь, что родился не глухим. Артур не успел даже пискнуть, как незнакомец зажмурился, и из его глотки вырвался самый высокий, самый мерзкий и зубодробительный звук, который только можно представить. *** Пение хвостатого мерзавца обладало воистину сказочным ускорительным эффектом. Если на то, чтобы добраться до озера, у Артура ушло полдня, то вернуться к стенам Камелота ему удалось еще дотемна. Поощрительным стимулом гнать через лес без привалов и по прямой был все тот же непрекращающийся вопль, терроризировавший его уши даже после того, как он отбежал от злосчастного водоема на добрый километр. И лишь после того, как запыхавшийся и взмыленный, собравший волосами отвратительный грязный венец из песка, листьев и веток принц уткнулся носом в родные каменные стены, вопль в голове прекратился. Но его место тут же любезно занял гораздо более тихий, но от этого не менее противный звон в ушах. *** Пендрагон проворочался полночи, но так и не смог заснуть. Заметив из окна своей комнаты, что в каморке лекаря все еще горит свет, он, недолго думая, решил навестить пожилого полуночника. Коротко постучав в дверь и не дожидаясь разрешения войти, Артур ввалился в душное маленькое помещение вместе с насущным вопросом: – Гаюс, что ты знаешь о русалках? Старик, мирно натягивающий на седую голову засаленный ночной колпак, скептически изогнул бровь. – И вам доброй ночи, милорд. О русалках я знаю то, что они водятся в реках и морях, коих вокруг Камелота не наблюдается… Гаюс демонстративно наклонился, чтобы потушить свечу, но Артур, очевидно, решил не придавать значения столь прозрачному намеку, не сдвинувшись с места. – А в озерах? Старик окинул Пендрагона подозрительным взглядом. Оценив степень возбужденного блеска в его глазах, он поставил свечу на место. А потом зажег и те, что потушил до этого. – Значит вам посчастливилось повстречать Мерлина, милорд. Артур нервно хохотнул. – Насчет счастья я бы поспорил. Этот вредный, абсолютно несносный мальчишка… – …Одно из самых удивительных порождений магии, описанных в «Бестиарии», – хлопнул на стол огромный пыльный фолиант Гаюс. Пальцы мужчины ловко заскользили по пожелтевшим от времени страницам, пока не остановились на маленькой в меру уродливой гравюре. Пока Артур с сомнением рассматривал картинку, пытаясь сопоставить мифическую хвостатую загогулину с весьма реальной причиной не проходящего звона в ушах, Гаюс продолжил: – Мерлин – единственный в своем роде мермеид* – русалка мужского пола. Но само это понятие подразумевает то, что он должен жить в море. Даже его имя с валлийского переводится как «морская крепость», а он почему-то облюбовал себе озеро. Те, кто его видел, описывали его как невероятно красивого, но очень грустного юношу… Артур саркастически улыбнулся, вспоминая невероятно большие уши и бледную худосочность озерного «красавца», а также его агрессивное шипение, которое только в тяжком бреду нормальный человек принял бы за грусть. – А там случайно ничего не говорится про его чарующее пение? – деликатно поинтересовался он. Гаюс вновь смерил принца подозрительным взглядом, но покорно зашелестел страницами в поисках ответа. – Здесь говорится о том, что Мерлин – весьма мирный озерный дух, который не охотится на молодых мужчин при помощи пения. Но в исключительных случаях в целях самозащиты он способен на песнеподобный плач… Артур не выдержал и гомерически рассмеялся. – Врет твой «Бестиарий», Гаюс. Это был не песнеподобный плач, а настоящая истерика по звукам не более мелодичная, чем предсмертный вопль. – А я думаю, милорд, что эта была исключительная реакция на исключительный случай. Артур довольно хмыкнул, почувствовав себя особенным. Но старик не преминул молча глянуть на него настолько красноречиво, что у него не осталось сомнений по поводу идиотического характера собственной исключительности. – Не смотри на меня так, пожалуйста. Ты даже не знаешь его, а уже явно на его стороне! В уголках губ старика заиграла тень лукавой усмешки. – Вы тоже не знаете его, милорд. А уже умудрились настроить против себя. Во время воцарившейся неловкой паузы Артур невольно вспомнил задорную улыбку, с которой Мерлин коснулся своим хвостом его ног, и почувствовал ощутимый укол совести. – Но ведь это можно исправить? – виновато улыбнулся он. ____ *авторский термин-блажь, образованный от общеизвестного «mermaid» (она же «морская дева» и русалочка), т.к. слово «русал» уж больно не пришлось мне по душе. *** Артур не тратил время понапрасну и за неделю знатно поднаторел в изучении нравов и предпочтений русалок. Поэтому сегодня он уверенно шагал по лесу в знакомом направлении и ни разу не сомневался в собственных знаниях и правдивости собранной им информации. А еще Артур не сомневался в том, что большая часть этих легенд для него была абсолютно бесполезна и восковые затычки в уши лучше вставить еще на подходе к озеру. Потому что одно дело – русалки, а другое – Мерлин… К слову, последний как раз мирно возлежал на облюбованном Артуром камне, подставив солнцу нос и лишь едва касаясь воды кончиком роскошного серебристого хвоста. Глаза его были плотно закрыты, и вблизи было заметно, что на длинных ресницах еще не успела обсохнуть вода. Капли влажно мерцали на светлой коже, а на губах играла настолько мечтательная полуулыбка, что словосочетание «невероятно красивый» больше не казалось Артуру настолько уж неприменимым по отношению к Мерлину. Пендрагон деликатно кашлянул, выдавая свое присутствие. И с довольной улыбкой отметил, как Мерлин от неожиданности подпрыгнул на камне и, смешно растопырив руки, весьма неграциозно плюхнулся в воду. Вынырнув, он удивленно уставился на Артура. Затычки прекрасно выполняли свою работу, но он легко прочел по губам парня полное негодования «Опять ты!». – Прежде, чем ты начнешь кричать, ты должен знать две вещи, – Артур поднял руки в примирительном жесте. – Первое – я пришел извиниться за свое поведение… Мерлин, явно не впечатленный первым признанием, молча начал набирать воздух в легкие. – … а вторая – у меня в ушах затычки настолько хорошие, что я даже сам себя не слышу. Второе признание поразило Мерлина до глубины души, и Артур с интересом наблюдал за смесью растерянности, гнева и, как ни странно, глубочайшей грусти на симпатичном скуластом лице. Мерлин тоскливо вздохнул и от досады легонько плеснул рукой по воде. Настолько мило, что Артур почти решился достать из ушей затычки. Почти. – Я обещаю больше не совать в твое озеро свои грязные ноги. Мермеид поджал губы и молча окинул взглядом Артура с головы до пят. – Хорошо-хорошо, я обещаю не совать в твое озеро никакую часть своего несомненно грязного и отвратительного потного тела, – закатил глаза Пендрагон. Мерлин не смог сдержать довольной улыбки и одобрительно кивнул. – Я так понимаю, о рыбалке тоже не может быть и речи? Хвост Мерлина нервным шлейфом заметался под водой, и парень кивнул уже без тени улыбки, на что Артур вздохнул и пожал плечами: – Договорились. Мерлин с сомнением поглядывал на него бесконечно долгую минуту. Несколько раз подолгу нырял, очевидно питая смутную надежду, что Артур заскучает и уйдет… А потом сдался его упрямству и своему любопытству, подплыв к самому берегу. Улегшись на живот и подперев лицо ладонями, Мерлин выжидательно уставился на него и постучал кончиком пальца по своему уху. И лишь после этого Артур, у которого звон в ушах прекратился не далее как вчера, осмелился достать затычки. – Ну, и как же зовут убийцу трех окуней, двух угрей и одного налима? – почти дружелюбно поинтересовался Мерлин. – Артур Пендрагон, – он автоматически протянул ладонь для рукопожатия, запоздало сообразив, что в случае с мермеидом это может быть не актуально. Но тот через секундную заминку с улыбкой обхватил его ладонь своей. – Имя у тебя, конечно, как у какой-нибудь венценосной задницы… Артур прыснул и опустил взгляд. – Оу. Даже так… – Мерлин едва уловимо покраснел, явно не ожидав от самого себя такой проницательности. Пендрагон улыбнулся, развеивая неловкость ответным вопросом, на который уже знал ответ: – Ну, а как зовут обладателя самых беспощадных голосовых связок во всем Камелоте? Мермеид притворно задумался, от нечего делать поливая пальцы Артура водой. – Я предпочитаю, чтобы меня называли Великим и Ужасным Хозяином озера, но это очень утомительно произносить. Мерлин будет куда лаконичнее. Артур улыбнулся, заметив, как парень с плохо скрываемым любопытством поглядывает на его увесистую сумку. – Готов принимать компенсацию за моральный ущерб? В глазах Мерлина появился озорной блеск. – Это подкуп? – Это подарок. – Никогда не имел дурной привычки отказываться от подарков. В подтверждение своих слов он радостно шлепнул хвостом, окатив водой и себя, и Артура, и виновато улыбнулся. *** – Ты определенно решил меня отравить и уморить. Я не нахожу иного объяснения тому, что ты битый час потчуешь меня, водного обитателя, разными видами ягод, трав и, прости господи, ГОРОХА. Мерлин с сожалением отодвинул от себя мисочку с еще одним традиционным «русалочьим» лакомством, о котором Артур прочитал накануне. – А как насчет молока? Мермеид осторожно взял заботливо предложенную фляжку и с сомнением покосился на не теряющего надежду Пендрагона. – Мое любопытство меня когда-нибудь погубит… – пробормотал он и осторожно сделал глоток. А потом закашлялся так, что Артуру пришлось забыть о дистанции и приличиях и несколько раз хлопнуть его по спине. – Я сдаюсь, Мерлин, – вздохнул он, доставая злосчастное пособие по быту магических тварей всех сортов и коварных водных прелестниц в частности. – Это не я придумал. И это было еще самое разумное из того, что они советовали. Мерлин ободряюще улыбнулся, показывая, что ему все равно приятно его внимание. – А что же было еще более глупым, если не секрет? Артур растянулся на песке рядом с Мерлином, так чтобы волосы едва не касались воды, и накрыл лицо рукой, чтобы солнце не слепило глаза. – Цитирую дословно. «Повсеместно распространено поверье, что русалки по ночам выходят из воды, садятся на траву и расчесывают свои волосы. В качестве гребней русалки используют рыбьи кости». Артур ожидал презрительного фырканья от обладателя коротких волос, несомненно принадлежащего к мужскому полу, но его не последовало. Так что он убрал руку и с удивлением заметил, как притихший, как-то странно сжавшийся Мерлин ощупывает волосы на макушке. Заметив его недоуменный взгляд, Мерлин грустно улыбнулся. – Из рыбьих костей получаются ужасные гребни. Волосы отрастают и путаются… – взгляд мермеида на мгновение потускнел. – Пока однажды не зацепятся за какую-нибудь корягу на дне так, что придется обрезать их острым краем раковины… Артур скользнул взглядом по неровно обстриженным, слегка вьющимся прядям на голове Мерлина, стараясь представить, как бы он выглядел с длинными волосами. Как сильно они бы оттеняли его бледную кожу. Как бы он прятал под ними свои забавные уши. Как они темным плотным покрывалом укутывали бы его фигуру, добавляя мягкости и без того нежным чертам лица. В них можно было бы вплетать водоросли и ракушки, на ощупь они были бы, как мокрый шелк, а еще… – Я обязательно принесу тебе в следующий раз гребень, Мерлин, – немного хрипло пообещал он. Мерлин не покраснел, не засмущался, а лишь благодарно кивнул в ответ. – Может, поделишься еще какими-нибудь бредовыми книжными предположениями о русалочьих радостях? Артур нервно рассмеялся, глубже зарываясь волосами в песок. – Ладно, гребень – это в принципе логично. В твоем случае я просто не учел кое-каких обстоятельств… Но в этой же книге я вычитал, что в большей части народных рассказов русалки хоть и представляются нагими, но при случае они рады были бы одеться. И при нечаянной встрече с ними нужно непременно бросить платок или что-нибудь другое, даже рукав от платья оторвать, если в то время при себе ничего другого не будет… Мермеид улыбнулся и опустил взгляд, принявшись деловито чертить пальцем на песке какие-то непонятные завитушки. Артур пораженно приподнялся на локтях. – Мерлин. Ты серьезно? Парень пожал плечами и робко кивнул, стараясь не смотреть в глаза бурно негодующему Пендрагону. – Не вижу ничего зазорного в том, чтобы хоть чем-нибудь прикрыться, пока сидишь на берегу. Я люблю нежиться на солнце, но не могу это делать подолгу, поскольку голая спина быстро обгорает и… Мерлин пораженно замер, заметив, как Артур взял сумку и с самого ее дна достал нечто восхитительно фиолетового цвета. А затем слишком быстро протянул руки и выхватил кусочек ткани, с тихим всхлипом прижимая ее к лицу. Сминая и расправляя в руках с таким нескрываемым восторгом, что у Артура невольно сжалось сердце. – Я и не думал, что это мне пригодится, – улыбнулся он. Мерлин честно попытался прекратить забавляться со своим подарком и перевести разговор на другую тему, но его руки то и дело возвращались к хлопковому фиолетовому соблазну, выкладывая его то так, то эдак и кутая в него ладони. С каждым разом его манипуляции вызывали у Артура все более сильные приступы плохо сдерживаемого смеха, от которого уже болели живот и щеки. – Можно тебе помочь? – самообладание Пендрагона окончательно испарилось при виде Мерлина, накрывающего платком кончик хвоста. Мерлин согласно кивнул, но Артур заметил, что тот слегка напрягся, когда платок вновь оказался в его руках. – Если позволишь, я покажу, как правильно его носить. Мермеид заметно оживился и с готовностью подсел ближе, почти полностью вылезая на влажный песок. Доверчиво наклоняя голову и затаивая дыхание, пока Артур бережно завязывал ткань на тонкой шее. Он почти случайно провел пальцами по коже над узелком и аккуратно расправил платок. – Ну вот и все. Мерлин с трепетом прикоснулся к своей шее, поглаживая пальцами пышные мягкие складки платка. – Теперь его можно не снимать даже в воде, – счастливо заметил он, ощупывая надежность узла. – Я очень рад, что в конечном итоге угодил тебе, – Артур улыбнулся и принялся аккуратно собирать в сумку следы неудавшейся трапезы. Мерлин с тоской посмотрел на закатное солнце и без лишних слов стал помогать упаковывать еду. Его пальцы то и дело дрожали, выпуская на песок пару-тройку ягод или горошин, пока Артур, задумавшись о чем-то своем, явно делал вид, что не замечает его благодарных взглядов. Когда все вещи были упакованы в сумку, а их хозяин благополучно отряхнут от песка, Мерлину показалось, что он наконец-то подобрал нужные слова: – Знаешь, чтобы получить такой подарок, я был бы готов съесть целую гроздь винограда, закусить это все свежим горохом, заесть щавелем, запить целой бутылкой молока и… – Не за что, Мерлин. Артур улыбнулся на прощание и зашагал вдоль берега. А Мерлин, глядя ему вслед, какое-то время искренне пытался перестать вылавливать блики солнечного золота в его волосах. Впрочем, безрезультатно. *** Пожилой лекарь, склонившийся над ассортиментом лавандового гербария, аж крякнул от неожиданности, когда прямо над его ухом раздался оглушающий шепот: – Гаюс, ты случайно не знаешь, где в Камелоте можно купить красивый гребень? Старик поджал губы и мягко оттащил принца подальше от любопытных глаз торговки травами. – Артур, я советовал тебе подружиться с Мерлином, а не ухаживать за ним. – С чего ты взял, что это для него?! – искренне возмутился он, но тут же притих, поймав на себе несколько заинтересованных женских взглядов. – Может потому, что в замке не появилось ни одной новой влюбленной в тебя служанки, а ты всю неделю ходишь сияющий как медный грош? – скептически приподнял бровь старик. Артур с почти королевской невозмутимостью пнул камешек на дороге. – Это ничего не доказывает. У Мерлина ведь короткие волосы. – И очевидно, этот факт не устраивает вас обоих. Артур хотел было попытаться сказать что-то в свое оправдание, но от проницательных глаз старика, устремленных прямо на него, язык намертво прилип к небу, отказываясь еще сильнее навредить своему хозяину. Гаюс смерил его долгим нечитаемым взглядом, от которого в душе возникло щекотное неприятное чувство. Будто ты не глядя вытянул из мешка зернышко и посадил его, с нетерпением ожидая, что из него вырастет, а кто-то вознамерился испортить тебе всю интригу. Зная наверняка, что тебя ждет, и не давая ни шанса чуду. – Я понимаю, что ничто человеческое тебе не чуждо… – начал Гаюс, и странное чувство неизбежности из его слов пустило в душу Артура тонкие корни. На мгновение он замолчал, и Артуру показалось, что его губы дрогнули в подобии грустной улыбки. – Прошу тебя лишь об одном. Ради всего святого, не позволяй себе забыть, что порождение магии никогда, как бы сильно тебе или ему ни хотелось, не сможет стать человеком. А потом лекарь взял его под руку и, не говоря ни слова, отвел к маленькой чудной лавке украшений, которую Артур искал весь вечер. *** В воскресенье он прождал Мерлина на берегу целый час. Появиться хвостатый фетишист соизволил лишь на десятом «МЕ-Е-Е-Е-ЕРЛИН!!!», перешугавшем остаток живности в радиусе километра. За секунду до того, как Пендрагон, плюнув на свое обещание и риск остаться без ушных перепонок, вознамерился самолично отыскать его хоть на дне озера. – Я бы на твоем месте этого не делал. Мерлин беззвучно вынырнул в метре от берега, и Артур от неожиданности уронил сапог. А когда он попытался его выловить, то неловко увяз ногами в мокром песке, оказавшись в воде по щиколотку. – Ну прости, – пробормотал он, чувствуя, как от холодного взгляда Мерлина у него начинает покалывать пятки. Мермеид подплыл еще ближе, усаживаясь чешуйчатой пятой точкой прямо у его ступней. – Давай я тебе объясню простое правило, – поправил он мокрый платок на шее, смотря на Пендрагона снизу вверх. – Я вынужден забирать все, что попадает в мое озеро, – Мерлин брезгливо приподнял сапог. – И не я это придумал. Артур согласно кивнул, уже мысленно придумывая оправдание на случай, если его спросят, почему он вернулся в одном сапоге. А Мерлин тем временем крепко ухватил его за щиколотку, переставляя ногу чуть дальше, на сухой песок. – Забирать все и всех. Мермеид опустил голову и нервно утопил ладонь в вязком иле. – И это огромное счастье, если глупый купальщик успевает выбраться на землю быстрее, чем я доберусь до него… – тихо закончил он. Понимание безумной, выворачивающей сознание природы «пения» Мерлина липким холодом растеклось по позвоночнику Артура. То, что он слышал, было предостерегающим, спасающим жизни криком о помощи. Звуком чистого, неприкрытого ужаса от того, что вынужден совершать против своей воли снова и снова. Самым эффективным способом защиты от себя самого, который мермеид изобрел отнюдь не сразу. Который стал его плачем по всем тем, кого не сумел спасти… Артур не смог придумать способа лучше, чем просто бережно прикоснуться к темноволосой макушке, вынуждая обратить на себя внимание. – Знаешь, я не очень силен в том, чтобы подобрать нужные слова… Но я думаю, что кое-что сможет приободрить тебя гораздо лучше меня. Он осторожно достал маленький сверток и вручил его опешившему Мерлину. Парень ловко распутал хитроумный узелок и сдавленно ахнул. – Господи, Артур... – тонкие пальцы бережно огладили покрытые перламутром серебряные зубчики и узор из лилий, покрытый жемчужной пудрой. В глазах Мерлина плескалось такое неподдельное восхищение и счастье, что Артур меньше всего на свете ожидал услышать тихое: – Я не могу принять от тебя такой дорогой подарок. Это очень великодушно и щедро с твоей стороны, но я его ничем не заслужил и… – Можешь. Дар речи к нему вернулся уже на словах «дорогой подарок», но он был слишком увлечен внезапной мыслью, чтобы прервать поток сознания Мерлина раньше. А потом аккуратно забрал из ладоней удивленного мермеида гребень… И забросил его на середину озера. Мерлин молча проследил направление полета. А когда повернулся к нему, на его лице отражалась удивительная смесь злости и искреннего восхищения его смекалистой наглостью. – Я тебя утоплю, Артур, – прошептал он и нырнул в воду, нарочно подняв огромный фонтан брызг. А Пендрагон с мечтательной улыбкой уселся на берегу, скромно предполагая, что лишь по нелепой случайности Мерлин в слове «люблю» сделал четыре ошибки. *** – Позволь спросить, почему я вынужден был прождать тебя на берегу целый час? После бурного спора, полного цветистых оскорблений, сказанных слишком восхищенным и благодарным тоном, принц и мермеид, нацепивший гребешок на платок, утомленно распластались на песке своеобразным «валетом». Тело Артура было полностью на сухом песке, а туловище Мерлина, который к полудню чуть не испекся на солнце, – в воде. Так что только их головы почти соприкасались, погруженные в размокший песок. – У меня были важные дела, – абсолютно серьезно ответил Мерлин. Артур удивленно вскинул брови и повернулся к нему, нечаянно задевая носом его щеку. – И чем же занимаются в редкие часы досуга русалки? – язвительно поинтересовался он, за что немедленно получил ощутимый подзатыльник. – Не знаю, как все, но лично я выращиваю жемчуг. Пендрагон скептически нахмурился. – Я думал, что озерного жемчуга не бывает… – А я думал, что не существует таких напыщенных венценосных задниц, которые не понимают слова «нет». Как видишь, мы оба ошибались, – фыркнул Мерлин и плеснул водой на Артура. А пока тот ворчал что-то о «злопамятных и неблагодарных созданиях» и вытирал лицо рукавом рубашки, мермеид выудил из складок платка несколько перламутровых горошинок и положил ему на живот. – Оу, – Артур, протерев глаза от песка, осторожно поднес к ним жемчужину. – Это подарок? – Это подкуп, – улыбнулся Мерлин. – Подарок будет, если притащишь мне парочку инструментов. – Заметано. Артур довольно улыбнулся и спрятал жемчуг в кармашек сумки. – Я уж точно не имею дурацкой привычки отказываться от подарков. В отличие от некоторых. Он легонько тыкнул пальцем в упругий плоский живот, и Мерлин тотчас же взвизгнул от смеха, окатив их обоих грязной смесью ила и воды. *** Ближе к обеду желудок Артура весьма неделикатно напомнил о своем существовании, так что Мерлин обеспокоенно поинтересовался, не вселился ли в него демон. – Что-то вроде того, – хохотнул он, доставая из сумки пакет с бутербродом. – И самое время его изгнать. Мерлин задумчиво покосился на хлебно-сырное наслоение, явно сочтя его недостаточно аппетитным. – Может, я лучше поймаю нам пару рыбешек? Вопрос был задан абсолютно будничным тоном, но напряженная поза и выжидательный взгляд выдавали его с головой. Артур поджал губы, сдерживая улыбку, которая могла бы стоить ему первого в жизни приглашения на обед. – Ты же говорил, что в твоем озере нельзя ловить рыбу, – подозрительно нахмурился он, стараясь не упустить ни единой эмоции на лице Мерлина. – Все правильно. Но это не значит, что ты не можешь ее есть. «Если я захочу тебя угостить и поймаю ее для тебя» уже начало проступать розовыми пятнами на скулах парня, когда Артур с серьезным видом кивнул в знак согласия и передвинулся глубже в прибрежную тень. По-глупому надеясь, что так слишком довольный блеск в его глазах будет менее заметен. Ему просто повезло, что Мерлин был слишком сосредоточен на желании смыть с лица предательский румянец и, получив добро, тут же упорхнул под воду. Спустя несколько минут на землю перед Артуром шлепнулся увесистый окунь. А за ним – угорь настолько пугающего размера, что Гвейну – любителю рыбацких баек – и не снилось. Артур подошел ближе к озеру, желая понаблюдать за охотой, но разглядеть что-либо в бликующей глади было проблематично. Пока Мерлин, наконец, не появился на поверхности, цепко держа в руках борющегося за жизнь судака. – Впечатляет! – восхищенно улыбнулся он. И в этот момент рыба и вправду весьма впечатляюще шлепнула Мерлина хвостом по лицу и выскользнула из ослабившейся хватки. – Вот черт… – пробурчал мермеид, поглядывая вслед беглецу. – Придется опять нырять. – Не ду-у-умаю, – с улыбкой протянул Артур, углядев прямо возле него маленького упитанного ерша. – Завершение нашей роскошной трапезы как раз плавает у тебя под локтем. Мерлин фыркнул и закатил глаза. – Это Гарри. Артур выразительно глянул в сторону окуня и угря, посмертно загоравших на песке. – И почему же Гарри нельзя есть, а…гм… Джорджа и Саманту можно? Мерлин рассмеялся, подплывая ближе и усаживаясь на песок. – Потому что Гарри – мой домашний любимец. В подтверждение его слов ерш весьма по-домашнему тяпнул его за кончик погруженного в воду хвоста. Но Мерлин демонстративно не заметил этого и продолжил: – Я присмотрел его себе на завтрак пару недель назад. А когда подплыл ближе, он и не думал уплывать. Так и застыл, очевидно, предчувствуя неминуемую гибель… Артур взглянул в мутные глаза существа, чей мозг весит меньше грамма, и сильно засомневался в его способности к предчувствиям какого-либо рода. – А еще у Гарри ярко выражены суицидальные наклонности, потому что он любит путаться у меня под руками именно тогда, когда я сильнее всего голоден, – с улыбкой отметил Мерлин, поглаживая пальцем крохотный чешуйчатый лобик. Артур немного нервно хохотнул от этой идиллической картины и принялся собирать сухие ветки для костра. – Ты же не думаешь, что я буду есть эту воняющую палеными ветками гадость? Мерлин искоса поглядывал за манипуляциями Артура, думая, что тот не замечает, как он медленно забирается поглубже в воду. А тот старательно поддерживал эту мысль, весьма тактично не обращая внимание на то, что Мерлин самую малость побаивается облизывающего жаром пламени, пляшущего в угрожающей близости. – Не питаю ни малейших сомнений. Он наблюдал за тем, как Мерлин изящно разделывает угря и с аппетитом поглощает его. И со странным чувством отводил взгляд каждый раз, когда тот с непосредственностью ребенка по привычке облизывал пальцы, отнюдь не смущаясь его присутствия. Мерлин расценил его поведение по-своему и, спохватившись, щедро протянул самый соблазнительный, по его мнению, кусочек рыбы. Но Артур любезно отказался, предпочтя проверить, хорошо ли пропекся в глине его окунь. Удостоверившись, что рыба совершенно точно не сырая, он с наслаждением впился зубами в сочное, пахнущее дымком и травами мясо. Попутно оценивая, как под его сытое причмокивание и одобрительное мычание, отвращение в глазах Мерлина сдает позиции, уступая место природной любознательности и любопытству. Когда притихший мермеид едва заметно сглотнул, Артур без лишних слов придвинул к нему свою порцию. А когда за несколько минут он так же молча умял половину его обеда, Артур немного пожалел о своем опрометчивом решении и в отместку позволил себе поинтересоваться: – Все еще считаешь жареную рыбу вонючей гадостью? Мерлин на мгновение перестал усиленно жевать и искренне задумался. – Не шовшем. *** – Артур, это безумие! Старик крепко ухватил его за шиворот и, как нашкодившего мальчишку, поволок в свою каморку. Благо, на улице стояла такая стена из ливня, что этого позора никто не заметил. На силу затолкав Артура в помещение, он хлопнул дверью и закрыл ее на засов, для пущей надежности прислонившись к ней спиной. – Ты хоть знаешь, какого характера слухи о тебе ходят? Артур молча опустил глаза, прослеживая направление капель с насквозь промокшей одежды, наводняющих пол. – Очевидно, только двое людей не в курсе, – Гаюс бросил в него посеревшим от времени полотенцем. – Ты и твой отец. И если первое можно объяснить тем, что ты уже несколько месяцев живешь от воскресенья до воскресенья, как в тумане, то второе – настоящее чудо. Артур аккуратно отложил полотенце, даже не вытерев волосы. А потом окинул комнату внимательным взглядом. Задерживаясь глазами на хлипком окне и двери, которую закрывал собой лекарь. Глядя не на Гаюса, а сквозь него, от чего у последнего пошли мурашки по коже. – Я приручил его, понимаешь? Артур достал из кармана брюк маленькую жемчужную подвеску и бережно разложил на ладони. Не в качестве доказательства для беспокойного старика, а как еще одно напоминание для себя самого. – Несчастный мальчишка… – прошептал Гаюс, закрывая глаза ладонью. – Это он приручил тебя. Это ты бежишь к нему очертя голову в грозу, рискуя утонуть в грязи на обратном пути. Тишину распороло тихое и свинцово-тяжелое: – Я обещал. И от того, каким голосом это было сказано, от того, как много было вложено в это «обещал», старику стало страшно. Не за то, что Артур может не вернуться домой, погибнув. А за то, что теперь даже погибнув, он все равно найдет способ вернуться. К Мерлину. *** …Который ждал его даже не в озере, а на мокром скользком камне, с которого все когда-то и началось. Слегка ежился от колких капель, барабанящих по голой спине, и завороженно смотрел на молнии, рассекающие небо. – У тебя от холода посинели губы. Мерлин от неожиданности чуть не соскользнул в воду по старой традиции, но в последний момент умудрился зацепиться за выступ на камне. В этой неловкой позе он и застыл, несколько мгновений просто разглядывая Артура посеревшими от грозы глазами. – Я и не надеялся, что ты придешь. Губы Мерлина дрогнули, а потом расплылись в такой бесконечно счастливой улыбке, что Артуру захотелось зажмуриться. От того, насколько светло смотрел на него этот ужасный и абсолютно ручной лжец. *** Принц и мермеид спрятались под хлипким пожелтевшим деревцем, на котором еще теплилось подобие листвы, и какое-то время молча наблюдали за тем, как утопают в размокающей грязи сапоги и серебристый хвост. – Тебе не кажется, что здесь слишком мокро? Мерлин грустно улыбнулся и в очередной раз убрал со лба отросшие влажные пряди, которые упрямыми кляксами все равно сползут через несколько минут. – Есть немного. Это прозвучит странно из моих уст, но я бы не отказался сейчас оказаться в каком-нибудь относительно сухом и теплом месте. Во всяком случае, верхняя часть моего тела. Он зябко обхватил себя за плечи и нахмурился, скептически оценив слишком довольную и хитрую улыбку Артура. А затем проследил за любопытным взглядом, устремленным на платок, и закатил глаза. – Ты меркантилен до тошноты. Он нехотя выудил из ткани новое жемчужное украшение и небрежно всучил его в протянутую ладонь. – Ей-богу, я тебе нужен только для того, чтобы королевскую казну пополнять, – проворчал он, с тщательно скрытым удовольствием наблюдая за тем, как Артур заботливо поглаживает перламутровые хитросплетения, а потом вешает их себе на шею, пряча под рубашкой. – Ну, а я тебе нужен, чтобы разжигать костер и читать книги. Артур хмыкнул, припоминая то, как летом Мерлин, не раз и не два наевшись до отвала жареной рыбы, засыпал у него на груди под чтение сборника восточных мифов и легенд. А стоило замолчать хоть на минуту – не открывая глаз сонно возмущался, что он не спит и все прекрасно слышит. – Абсолютно неравноценный обмен, – вздохнул мермеид, устало утыкаясь виском в его плечо. – Ты явно даешь мне больше. Артур подчеркнуто грубовато зарылся пальцами во влажные волосы прильнувшего к нему парня, компенсируя взаимную неловкость. – Значит ли это, что я могу рассчитывать на твое доверие? Мерлин на мгновение приподнял голову с его плеча и, смерив его скептическим взглядом, насмешливо изогнул бровь. – Я бы точно не доверил тебе себя расчесать. – А как насчет позволить отнести себя туда, где поблизости нет ни единого водоема? Мермеид заворочался, усаживаясь напротив Пендрагона с таким видом, будто хотел воочию убедиться, что подобный вопрос прозвучал из уст человека, а не водоросли. – Артур, ты идиот, – просто, как аксиому, констатировал он, глядя на стушевавшегося парня. А потом пересел к нему на колени и обвил руками за шею, возмущенно шепча: – Я кроме этого озера вообще ничего в жизни не видел. Конечно, черт возьми, я позволю! Артур счастливо улыбнулся, незаметно огладив худой, покрытый гусиной кожей бок, и подхватил Мерлина на руки. Который, впрочем, тут же напрягся в его объятиях, с опаской поглядывая на землю с высоты человеческого роста. – Не вздумай меня ронять. Хвост мермеида нервно дернулся, невольно оцарапав ладонь парня чешуей, так что тот сдавленно зашипел. – Пожалуйста, – извиняющимся тоном выдохнул Мерлин куда-то Артуру в шею. И удовлетворенно обмяк, перестав цепляться за мокрую ткань рубашки на плече, когда после его слов хватка на боку и под хвостом стала почти болезненной. *** – Знаешь, это очень странно. Артур сидел на полу небольшой пещеры и наблюдал за тем, как Мерлин съежился в угрожающей близости от костра, беспечно протягивая к нему покрасневшие от холода пальцы. – Будь добр, конкретизируй, что именно из происходящего тебя смущает, – мермеид аккуратно снял мокрый платок и разложил его рядом с сохнущей на полу рубашкой и сапогами. – То, что ты боишься холода. – Глупости, – натянуто улыбнулся он. – Я боюсь его не больше, чем ты. Он демонстративно убрал руки от пламени и медленно пополз в сторону выхода из пещеры, за порогом которого все еще бушевала гроза. – Мерлин, не дури. Артур встал с пола и хотел собственноручно прекратить упрямое ребячество, но стоило ему коснуться его хвоста, как Мерлин болезненно дернулся и замер. Закусив губу, он какое-то время упрямо избегал смотреть испуганно застывшему Пендрагону в глаза, обшаривая взглядом покрытые мхом трещины пещеры. А потом плечи его дрогнули, и он тихо прошептал: – Нужна вода. И сдавленно всхлипнул, когда сильные руки бережно заключили его в объятия, прижимая к себе только за верхнюю часть тела. А потом рывком приподняли над полом, чтобы помочь ему безболезненно преодолеть несколько метров, отделявших его от ненавистного холода и жизненно необходимой влаги. Из груди Мерлина невольно вырвался вздох облегчения, когда первые капли дождя упали на поврежденную чешую. А вдохнуть еще раз он забыл, когда Артур, сев позади него, прижался грудью к его спине. Прогоняя вновь выступившие на промозглом осеннем ветру мурашки на предплечьях прикосновениями теплых сухих ладоней. – Холод… Это последнее и единственное, что я помню. Голос не слушался, и Мерлину пришлось сглотнуть подступивший хриплый ком. Он закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на ощущении теплого дыхания на своем затылке и пронизывающе беспокойной, слишком бережной ласке. – Я не помню, как я ходил по земле… Но это ощущение онемения… Судорог, вгрызающихся в стопы и икры, оледеневшие в воде… Оно сковывало так, что пошевелиться было абсолютно невозможно. Мерлину безумно хотелось на этом закончить, но слова каленым железом горечи жгли язык. Его лицо исказилось, но вместо крика изо рта вырвался сиплый шепот: – Но мне и не хотелось. Перед глазами заплясали круги, и он без сил откинул голову Артуру на плечо, борясь с подступившей из пустого желудка тошнотой. – Это так странно… – сглотнул он привкус желчи на языке. – Понимать, что ты уже давно умер. Что ты уже потерял душу и человеческое обличие. Но все равно продолжать бояться холода, который когда-то безропотно выбрал для себя сам. Теплая, слегка влажная щека прижалась к его скуле. – Дальше будет только холоднее. – Знаю, – грустно улыбнулся он. – Я просто никогда не задерживаюсь так надолго. Ладони Артура с его предплечий перемещаются на грудь и живот, прижимая к себе крепче. Вплавляясь в кожу отчаянным желанием близости. – Ты должен уйти. Мерлину хочется смеяться сквозь слезы, но получается только фальшивый смешок: – Даже не спросишь, куда? – Это не имеет значения, – уверенный голос на ровном месте ломается, – если только там тебе… – Не будет. Он сглатывает и разворачивается к Артуру лицом, потому что он, черт возьми, не может не испортить все сильнее. – Там тепло, – он смотрит ему в глаза и забывает даже те крохи воспоминаний, что оставались у него об Изнанке озера. – Там всегда тепло и солнечно. И воздух, знаешь, воздух там такой… – Мерлин тихо смеется, быстрым грубым движением утирая влагу со щек. – Сладкий что ли, я не… Он утыкается носом Артуру в плечо и смеется. Хрипло, надрывно. Потому что сейчас в этих объятиях ему теплее, чем когда-либо будет на Изнанке. Сейчас его личное солнце, кажется, невесомо целует его в висок. А дыхание, опаляющее его скулу настолько сладкое, что… – В твоем мире пройдет десять лет, когда я вернусь. Слова вылетают из его губ отрезвляющей пощечиной, от которой внутри что-то надламывается. Так что даже усилившаяся хватка на его ребрах не в силах удержать его целым. В трещащей от костра и звуков дождя тишине их мысли звучат слишком громко. Они не слушают друг друга, а беззвучно перебивают обрывками страхов и признаний, от которых под пальцами убыстряется пульс. От которых сердце готово оглохнуть. – Давай сыграем в желания, – через несколько минут Мерлин не выдерживает и первым нарушает болезненную тишину. – Давай, – не раздумывая хрипло соглашается Артур. – Правила? Мермеид грустно улыбнулся, удобнее устраиваясь щекой на его плече. – Проигрывает тот, кто отказывается исполнять. Загадываем по два, – почти бодро шепчет он, закрыв глаза, и легонько касается указательным пальцем предплечья Артура. – Начинай. Артур раздумывает над своим первым желанием так долго, что Мерлин уже успевает начать волноваться. Он прокрутил у себя в голове тысячу и один вариант того, что мог бы за это время загадать Пендрагон, но никак не ожидал услышать в конечном итоге краткое и уверенное: – Письмо. Артур, кажется, чувствует его недоумение и поясняет: – Я бы не хотел забыть то, как ты говоришь со мной. Мерлин удивленно хмыкнул и повернул голову в его сторону. А потом, раздумав, вынес вердикт: – К сожалению, ты не сможешь сохранить себе это письмо. Во-первых, оно будет слишком личным. Так что я бы не хотел, чтобы оно по нелепой случайности попалось кому-нибудь другому на глаза. А во-вторых… Мермеид смущенно улыбнулся и опустил взгляд. – Кажется, я не помню, как писать. Он легко обвил плечи Артура руками и прошептал ему на ухо: – Так что тебе придется запомнить все от первой до последней строчки. Артур согласно кивнул, потому что от горячего дыхания Мерлина на шее и мочке, от доверительной интимности, с которой тот прислонился своей щекой его, все слова застряли в горле и ухнули в желудок, сворачиваясь в животе тугой горько-сладкой пружиной. – Дорогой Артур, – прохладные руки переместились на его лопатки и застыли, не решаясь прижать к себе ближе. – Я не уверен, но, кажется, именно так принято начинать письма. Это здорово, что ты меня сейчас не видишь, и я могу безнаказанно говорить всякие глупости, которые ни за что бы не сказал тебе вслух, глядя в глаза. Потому что от того, как ты на меня смотришь, я забываю, кто я. Я так и вижу, как ты, читая эти строки, фыркаешь и говоришь: «Ты, Мерлин, сентиментальный идиот». И впервые за время нашего знакомства я вынужден буду согласиться с тобой. Я безнадежный, сентиментальный, по уши… – Мерлин запнулся, и Артур почувствовал, как кровь прилила к его прохладной щеке. – Здесь густо-густо перечеркнуто и ничего не разобрать, – с усмешкой кашлянул он и торопливо продолжил. – Идиот, который будет вспоминать о тебе каждый час. Который будет в своих снах видеть то, как с каждым днем ты становишься сильнее и мудрее. Как беззаботная искренность в твоих глазах темнеет, превращаясь в сталь. Несокрушимый клинок, оберегающий души тысяч людей. Женщин, мужчин и детей, которые однажды, затаив дыхание, будут смотреть на тебя, как на солнце. Как каждый раз глядел на тебя я, когда ты отводил взгляд и задумывался о чем-то своем. За еще одну возможность посмотреть на тебя вот так я бы продал душу, но ее, к сожалению, у меня больше нет. Поэтому я могу рассчитывать только на то, что ты каким-то чудом не забудешь об этом моем желании и позволишь себе последний раз сбежать ото всех своих королевских дел, чтобы закончить игру, которую мы начали десять лет назад... Искренне твой, Мерлин. Артур молчал какое-то время, снова и снова прогоняя в сознании каждую драгоценную фразу, сказанную тихим прерывающимся голосом. И лишь когда убедился, что запомнил все до последнего слова вместе с каждой заминкой, смешком и робкой паузой, прошептал: – Я не забуду. Мерлин мягко отстранился, выпуская его из объятий. Он все еще не решался поднять на него взгляд, явно слишком смущенный собственными признаниями, и с тенью улыбки кивнул: – Тогда ты можешь опять загадать желание. В этот раз, глядя на то, как Мерлин аккуратно и как-то стыдливо поджимает под себя вдоволь намокший под дождем хвост, желание появилось настолько стремительно, что Артур даже не стал его до конца озвучивать. Просто протянул руку и замер в миллиметре от перламутровой чешуи, влажно переливающейся на изгибе, где у человека должны быть колени. – Можно? Мерлин потрясенно уставился на него, будто он попросил разрешения погладить гадюку, и, мучительно краснея, покорно выпростал хвост, облокачиваясь спиной о стену пещеры. Артур смочил руки водой и бережно, на пробу провел тыльной стороной ладони по сердцевидному хвостовому плавнику. Мерлин, затаив дыхание, наблюдал за его манипуляциями без явных признаков недовольства, поэтому он позволил себе осторожно исследовать пальцами тонкие прожилки. Плавник под его руками слегка зашевелился, и он настороженно взглянул на Мерлина. – Если тебе больно или неприятно – я прекращу. Мермеид, полыхая румянцем, отрицательно покачал головой. – Мне просто немного щекотно. Артур не смог сдержать улыбки и удобнее перехватил ладонями упругий серебристый шелк. – А так? Он с мягким нажимом провел от более выпуклого основания плавника до почти лепесточно-тонких кончиков. – Так приятно. Мерлин улыбнулся и закрыл глаза, пытаясь полностью отвлечься от собственного смущения на восхитительные прикосновения. Артур оценил подобное доверие и успокаивающе провел от гибких влажно переливающихся коленей до тонких сросшихся щиколоток, покрытых чешуйками мелкими, как бисер. А затем принялся бережно разминать мышцы, стараясь чутко улавливать каждую мимолетную реакцию Мерлина на свои прикосновения. Завороженно наблюдая за тем, как он медленно опускается по стене на пол, с готовностью подставляясь под неспешную ласку. Как его губы приоткрываются, выпуская потяжелевшее, замедлившееся дыхание, когда он плавно ведет руками вдоль его узких бедер, покрытых крупной миндалевидной чешуей. Он покорно приподнимает таз, позволяя Артуру огладить неуловимый размытый переход чешуи в кожу на пояснице. И едва заметно закусывает нижнюю губу, пока его большие пальцы рисуют ласковые спирали на выступающих бедренных косточках. Переход на животе оказывается настолько чувствительным, что от одного прикосновения к нему дыхание Мерлина сбивается. Его глаза все еще плотно закрыты, и эта доверительная вседозволенность пьянит Артура настолько, что он наклоняется и целует упругий поджавшийся живот. И за каждую драгоценную секунду промедления, пока руки Мерлина не окажутся у него на затылке в желании оттолкнуть, он планирует впитать в себя как можно больше. Завораживающее ощущение нежной теплой кожи на губах. То, как она неуловимо холоднеет у гладкого перехода. Ее запах – терпкую смесь дождевой свежести, озера и водяных лилий. Ее прохладный, солоновато-свежий вкус, от которого тело начинает мелко потряхивать в пронзительной жажде, выливающейся во все более жадные, влажные поцелуи. Тонкие пальцы зарываются в его волосы, но не спешат оттолкнуть. Наоборот, их обладатель лишь податливо выгибается в пояснице, отзываясь судорожными всхлипами на участившиеся поцелуи, которыми Артур изучает его тело. Сухие и влажные узоры, которые он рисует губами и языком на его нижнем, а затем и верхнем прессе, Мерлин старается по-своему скопировать пальцами, мягко надавливая на чувствительную кожу головы, путаясь пальцами в коротких светлых прядях. Но стоило Артуру коснуться губами солнечного сплетения и почувствовать эхо сумасшедшего сердцебиения, как тот испуганно распахнул глаза, сбивчиво прошептав: – Самайн. Обсидианово-черный зрачок почти полностью затопил синюю радужку, и Артур невольно застыл, любуясь чужим возбуждением. – Пожалуйста, ты должен помочь мне продержаться до Самайна, – вылавливает его из оцепенения Мерлин, поглаживая его брови и скулы. И он, не раздумывая, соглашается. Все еще тяжело дышащий, Мерлин улыбается светло и грустно, прижимая его к себе в благодарном объятии. И Артур извиняющееся целует его в макушку, зарываясь носом в густой, пропахший костром и пещерной сыростью темный шелк. А когда дождь перестал и небо расцвело ржавыми закатными разводами, никто из них больше не проронил ни слова. *** Лишь по дороге к озеру, крепко прижимая к груди задремавшего Мерлина, Артур понял, что подписался на то, чтобы каким-то немыслимым образом незаметно натаскать ему теплых вещей и одеял из Камелота, соорудить укрытие от дождя и научить разводить и поддерживать костер. За одну ночь. *** В жизни Артура это была одна из самых худших недель. С раннего утра и до бесконечной ночи в его голове бушевал ураган из колюще-режущих, противоречащих друг другу мыслей и желаний. Побежать к Мерлину среди ночи, проверить, как он там, ведь на смену дождям пришли сырые осенние заморозки. И не делать это, боясь быть замеченным. Боясь найти его замерзшим насмерть. С дрожью и нетерпением ждать Самайна. И заранее проклинать день, после которого они расстанутся на десять лет. Ненавидеть себя за то, что не нашел в себе сил заставить его уйти раньше. И содрогаться от одной мысли, что он мог сам у себя отнять драгоценный день эгоистичного счастья. Ничем хорошим его душевные терзания закончиться не могли. Он даже не удивился, когда после одной бессонной беспокойной ночи в середине недели, отвлекшись, пропустил на тренировке удар такой силы, что почва ушла из-под ног. Леон испуганно ахнул, выронив меч, и склонился над ним, заслонив свет холодного полуденного солнца. – Милорд, вы в порядке? Прежде чем Артур, слегка поморщившись, хотел было уверить его в своей целости и сохранности, ушибленное ребро уже осторожно ощупали знакомые пальцы, чей обладатель в последнее время зачастил на его тренировки. – Сэр Леон, я полагаю, до конца дня Его Высочеству следует воздержаться от физических упражнений, – Гаюс с нечитаемым выражением лица осмотрел измятые кольца кольчуги и помог Артуру подняться. До самой каморки он не проронил ни слова, но поддерживал его за здоровый бок так болезненно цепко, будто был не прочь и сам пересчитать ему ребра затупленным мечом. Усадив его за стол, лекарь положил перед ним лист бумаги и перо с чернильницей, на что Артур иронично хмыкнул: – Моя травма так серьезна, что мне следует написать завещание? – Более чем серьезна, – Гаюс с каменным лицом достал самую дурно пахнущую мазь, которая у него была, и жестом приказал Артуру снять кольчугу и поддоспешник. А когда притихший Пендрагон приподнял рубашку, чтобы налившийся кровоподтек было удобнее обрабатывать, добавил, равномерно втирая в кожу слизкую субстанцию: – Пораженное сердце дало тяжкое осложнение на мозг… Уже после этих слов Артур понял, куда дует ветер, и со вздохом закатил глаза. –…И во избежание преждевременной смерти в результате несчастного случая, – продолжал Гаюс, – я настоятельно рекомендую нарисовать мне карту с эпицентром эпидемии, дабы я мог проконтролировать самочувствие еще одного больного. Несколько секунд Артур в замешательстве смотрел на лекаря, переваривая смысл его слов. – Ты хочешь проведать Мерлина, чтобы я не волновался и не наломал дров до конца недели? – Ну надо же, мыслительные процессы поражены не так сильно, как я думал. Под напускной язвительной ироничностью в словах Гаюса проглядывало такое искреннее беспокойство и участие, что у Артура подступил комок к горлу. Перед глазами все еще четко всплывало воспоминание о ночи с воскресенья на понедельник, когда Гаюс громким шепотом клял его, на чем свет стоит, и при этом быстро и тщательно помогал ему упаковывать в громадные тюки самые теплые одеяла и вещи для Мерлина. Как он с серьезным и мудрым видом вешал страже лапшу на уши о необходимости совершения целебного полуночного бдения в лесу Его Высочеством, так что те с готовностью пропустили его за городские ворота посреди ночи. Артур тепло улыбнулся своим мыслям и без колебаний наметал для своего верного старшего друга подробную карту. Ему хотелось вручить ее с каким-то остроумным забавным напутствием, но все слова растаяли на языке, стоило ему внимательнее всмотреться в лицо старика. Потускневшие глаза человека, в которых не было ни намека на веселье. Жесткую линию тонких губ, из которых по привычке вылетали колкости, несмотря на затаившуюся в уголках горечь… И плечи. Поникшие, согбенные под тяжестью то ли прожитых лет, то ли вины и чувства долга за то, что когда-то сам подтолкнул его к Мерлину. Артур сглатывает и благодарно накрывает сухую кисть старика своей. – Спасибо, – шепчет он. – Спасибо тебе за него. Я никогда не пожалею о том, что познакомился с ним… И ты не жалей меня. Гаюс отрицательно качает головой и его губы искажаются в подобии грустной улыбки. Он молча берет в руки карту и вешает на плечо большую сумку со всем, что могло бы понадобиться одному не переносящему холод мермеиду. Артур провожает его взглядом и на прощание еще раз поддается переполняющему его чувству благодарности. – До конца своих дней я не забуду то, что ты для меня сделал, Гаюс. Старик коротко кивает, опустив глаза, и бережно прячет карту за пазуху, покидая каморку. Последние слова принца, обращенные к нему, вызывают у него необъяснимое чувство дежавю, от которого кровь стынет в жилах. *** Артур плохо помнил, как именно ему удалось улизнуть в разгар праздника, на котором поочередно тосты поднимались то за богатый урожай, то за его с отцом здравие. Он смутно припоминал, как Гаюс напутствовал его не лететь, дабы не свернуть себе по дороге шею, иначе Мерлин, который, по словам старика, чудесно себя чувствовал, очень расстроится. Вот только Мерлина у озера не оказалось. Ни на камне, ни в ледяной воде, ни на берегу, где они неделю назад соорудили маленький шалаш. Костер мирно потрескивал неподалеку, сигнализируя о том, что мермеид пропал не так давно, и Артур на всякий случай с остервенением перерыл пышную гору из подушек, одеял и одежды, в которой с Мерлина могло статься заснуть. Вдоволь набарахтавшись в душных перинах и опрокинув на себя непонятно откуда взявшийся поддон с озерной водой, он вылез из шалаша, чуть не воя от отчаяния и злости. И больно ударился головой о ветку-крепление, когда услышал справа от себя деликатное покашливание. – Просто удивительно, – послышался знакомый насмешливый голос. – За пару минут безбожно разворошил бережно сплетенное мной гнездо, но при этом продолжает в упор меня не замечать. Мерлин, замотавшись в длинный плед по самую шею, преспокойно сидел у входа в шалаш, с улыбкой наблюдая за сменой эмоций на лице Артура. – И давно ты тут сидишь? – Дай подумаю…– Мерлин притворно нахмурился, изо всех сил стараясь не рассмеяться. – Я отлучился ровно на пять минут, а когда вернулся, ты настолько самозабвенно плескался в пуху, что даже не услышал, как я тебя звал. – Отлучился, значит… О, Артур, только что переживший одни из самых беспокойных минут в своей жизни, не собирался так просто сдаваться. Ситуацию усугубляло то обстоятельство, что причина этих самых беспокойных минут продолжала преспокойно улыбаться без тени раскаяния. – И как тебя, прости мое тугоумие, угораздило отлучиться, – он язвительно сделал пальцами кавычки, – так, что я не мог до тебя даже дозваться, если у тебя… Мерлин заискивающе приподнял брови, поджимая смеющиеся губы, и Артур подавился собственным возмущением, когда его ноги коснулось что-то теплое и гибкое. Совершенно не похожее на хвост. – Черт тебя побери, Мерлин… – просипел он, так и не решаясь опустить глаза от лица слишком широко, чуть ли не безумно улыбающегося мермеида. Который уже полностью выпростал длинные тощие ноги из-под пледа и закинул Артуру на колени. – Между прочим они мерзнут сильнее хвоста, – как бы невзначай отметил он, тыкаясь нежной пяткой ему в ладонь. И Артур нервно истерически рассмеялся, накрывая теплые ступни своими руками. Тщательно ощупывая каждый сантиметр гладких, как у ребенка, стоп. Щипая их, чтобы убедиться, что это не сон, и едва не получая наглядное доказательство прямо себе в нос, когда Мерлин взбрыкнул ногой, чуть не плача от щекотки. Артур продолжал поглаживать неестественно белые щиколотки и икры, пока не заметил, что к его ладони присоединилась еще одна. Мерлин, осмелев, с каким-то отстраненным восторгом осматривал и бережно трогал свои ноги, будто они принадлежали не ему. Словно ему подарили слишком дорогую игрушку, и он, боясь ее сломать, отдал ее на временное хранение другому, но все равно не смог удержаться от соблазна прикоснуться к ней. От внезапного порыва ветра кожа на его ногах моментально покрылась мурашками, и Артур, улыбнувшись, кивнул в сторону шалашика: – Пойдем оденем тебя во что-то более теплое. Мерлин пожал плечами, нехотя пряча ноги назад под плед. – Брюк и обуви ты там, по понятным причинам, не найдешь, – улыбнулся он. – Зато для таких случаев припасено кое-что другое… Он сбросил с плеч плед, оставшись в длинной шерстяной сорочке, и залез в шалаш. А через минуту усердного пыхтения и поисков он вынырнул с двумя самыми толстыми одеялами и… Бутылкой вина. – Я говорил, что Гаюс – очень мудрый и заботливый человек? – хихикнул Мерлин, протягивая заспиртованное виноградное тепло в руки Артуру. Пендрагон смерил слишком предвкушающе улыбающегося мермеида насмешливым взглядом и сделал вывод, что благодаря лекарю у того уже была возможность распробовать и приговорить как минимум одну бутылку. Разложив на земле вблизи костра одно одеяло и накрывшись вторым, Артур откупорил вино и протянул бутылку Мерлину. Тот уже явно намерился сделать первый самый сладкий глоток, когда Артур деликатно кашлянул, скрывая усмешку: – За что пьем? Мерлин замер, взглянув на него, и блики костра выловили болезненное возбуждение в его глазах. – За ночь беспокойных душ, – прошептал он. – Мою ночь. Он скользнул рукой под одеяло и все еще в неверии провел ею вдоль ног. – Нашу. Артур мягко накрыл под одеялом его кисть своей. И Мерлин, взглянув ему в глаза, сделал большой глоток. *** Артур лежал на спине и смотрел на ясное бархатное небо, краем глаза наблюдая за одним из самых удивительных порождений магии, описанных в «Бестиарии». Единственном в своем роде мермеиде, который, как оказалось, не то что морскую – озерную воду переносил с трудом и не во все сезоны. Который готов был едва не закоченеть, лишь бы иметь возможность незаметно коснуться его ступни кончиками пальцев. Мерлин крепко прижимал к себе пустую бутылку и, кажется, смотрел на него тем самым взглядом, о котором говорил в своем письме. Полуприкрыв глаза, будто от Артура исходил свет, и с мечтательной улыбкой, которая невольно появляется на лице, когда подставляешь нос солнцу. И Артур боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть этот взгляд. Доверчивый. Немножечко хмельной. И только для него. Вот только обладателю этого взгляда его старания были явно невдомек. – Научи меня танцевать, – холодные пальцы ног робко коснулись его щиколотки. Артур развернулся на бок, насмешливо приподняв брови: – Стоило немного выпить, как уже тянет в пляс? – А даже если и так, – улыбнулся Мерлин. Артур безропотно вздохнул и плотнее укутал их одеялом, вставая на ноги вместе с довольным мермеидом. Который неожиданно оказался такого же роста, что и он. Возможно, кто-то из них даже был ниже на какой–то сантиметр, но Артур старался не фокусировать на этом внимание. И Мерлин, положивший руки ему на плечи и счастливо лучащийся прямо в глаза, этому весьма способствовал. – Эм… – Артур чувствовал себя немного неловко от того, что не было музыки. – Для начала попробуй переставлять ноги вместе со мной. Смотри вниз и делай вот так… Первое же движение, в результате которого они столкнулись лбами и коленями, не заставило Артура усомниться в своих учительских способностях. Не удалось это ни Мерлину, старательно оттаптывающему ему ступни не менее десяти минут, ни даже ему самому, когда уже он по нелепейшей случайности наступил тому на ногу. – Прекрати смеяться, – он ущипнул заливающегося Мерлина за бок, но от этого, смех, предсказуемо, стал только громче. Он звонко и искренне рисовал на его щеках ямочки, которые он, как назло, решил спрятать у Артура на плече, даже не дав толком на них полюбоваться. Мермеид уткнулся ему носом в рубашку, все еще содрогаясь от хохота, и ему оставалось лишь с улыбкой гладить его по спине, пока тот окончательно не успокоился. Мерлин затих, и он почувствовал, как под его ладонью отчаянно забилось сердце того, кто умер явно еще до его рождения. Как мягкие губы робко коснулись его шеи, от чего у него едва не подкосились колени. Он судорожно вздохнул, когда холодные пальцы забрались под его рубашку, огладив поясницу, и замерли в нерешительности. – Если не хочешь… Хрипловатый шепот переходит в сдавленный стон, когда он подхватывает Мерлина под бедра, так чтобы тот обвил его талию ногами. Одеяло слетает с их плеч, но это последнее, о чем они думают, до боли вжимаясь в друг друга. Он ласкает Мерлина неспешно, будто у них есть все время мира, а не несколько часов до рассвета. Трется носом о выпирающую ключицу, слегка покусывает ее, прежде чем поцеловать и двинуться выше, вдоль белой шеи. Он прихватывает ее губами бережнее, чем ему бы хотелось, но Мерлин сильнее прижимает его голову к себе: – Давай же. И Артур почти с животным удовольствием клеймит его своей грубоватой мольбой. Где бы он ни был, не забывать этот момент. Сколько бы он ни пробыл Там, не забывать того, чей он, и кто будет каждую неделю приходить на озеро в надежде, что он вернется раньше. Мерлин запрокидывает голову и приоткрывает губы в беззвучном крике, выгибаясь в его руках. Он вспомнил. Вспомнил, как сильно контрастировал холод воды с жаром губ на его коже, как багровые знаки принадлежности так же ярко расцветали на его шее, а по утру их бережно прятали под платком, потому что предназначены они были только для двоих. Он вспомнил, кем он был, и сейчас еле сдерживался, чтобы не разрыдаться от того, кем он стал. От того, что поцелуи тают на его висках, закрытых глазах и скулах, и у него есть только один вдох, чтобы… – Не делай этого, – он накрывает губы Артура пальцами за мгновение до того, как они накрыли бы его собственные. Он смотрит на него с удивлением и болезненным непониманием, и сердце Мерлина сжимается. – Если ты меня поцелуешь, то никогда не сможешь покинуть. Осознание сказанного медленно проступает в широко раскрытых глазах вместе с чем-то еще, что Артур пытается скрыть, быстро опуская взгляд. Он бережно целует тонкую преграду между ними. Обхватывает губами по очереди каждый палец, и ладонь Мерлина начинает мелко дрожать. – Я уже не могу этого сделать. Мерлин закрывает глаза, пока слезы в них не стали заметны, но голос и так выдает его с головой: – Я с радостью отдам тебе всего себя, но не заберу с собой. «Как бы сильно мне этого ни хотелось. Как бы одиноко мне ни было». Медленные, уговаривающие поцелуи на его пальцах обжигают немым вопросом. «Потому что за эти десять лет тебе без моей помощи нужно сделать столько всего, чтобы легенды о тебе жили веками. Потому что за свое неумение ждать я поплатился сполна и не хочу тебе такой же участи. Потому что я ухожу туда, где нет места живым…» В голове Мерлина десятки громких, кричащих причин, которые горько тают на языке, вылетая почти не слышным: – Сейчас не время. Теплые мягкие губы на мгновение застывают в последнем поцелуе, а затем перестают терзать его пальцы. Артур берет его за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. И когда соленые ручьи, замершие у краев век, все же покатились по щекам, мягко утирает их рукой. И Мерлин благодарно льнет к его ладони, позволяя себе несколько быстрых, жадных поцелуев. Прижимаясь к нему всем телом в мольбе взять то, что он может ему дать. До боли сжимая ногами его бока. И чуть не задыхается от нахлынувших воспоминаний, когда они оба валятся на расстеленное на траве одеяло. В нос сильнее ударяет запах мерзлой сырой земли, и позвоночник прошибает призрачным чувством жесткого походного мешка, натирающего спину. Затыкающего рот поцелуя и жаркого смешливого шепота: «Тише ты, не так громко», обладатель которого торопливо ласкал его, прижимая к себе. Так же восхитительно, как и сейчас. А когда Мерлин цепляется пальцами за мягкое одеяло, у него перед глазами уже не черный ночной бархат, а красный балдахин. Движения Артура куда более плавные и неторопливые. Он растягивает, подготавливает его долго и тщательно. Будто извиняясь за все те разы, когда он брал его насухую, он щедро измазывает маслом его, себя и, что не удивительно, все вокруг, так что Мерлин смеется и прижимает его к себе, шепча: «Менять простыни сам будешь». Артур переворачивает его на живот, и от того, что дыхание на его щеке слегка пахнет хмельным виноградом, а в глаза бликует пламя костра, Мерлину становится стыдно и замечательно жарко. Потому что его любимый пьяный самодур захотел его, не доходя до спальни, прямо в коридоре спящего замка. И его совершенно не смущает даже тот факт, что его непотребство ярко освещает факел в полуметре над ними. Артур прижимает его грудью к холодной каменной стене и приспускает с него брюки, со стоном вжимаясь в его ягодицы. А он в ответ шипит и почти сопротивляется, хотя от сумасшедшей глупости этой затеи возбужден настолько сильно, что даже резкое проникновение в его тело приносит ему удовольствие. Артур глубоко вбивается в него, а он – в его кулак, сбиваясь с ритма и забывая, как дышать. Прямо как в эту самую минуту. Артур убыстряет движения рукой и гортанно стонет ему в шею, входя максимально глубоко и замирая, и Мерлин кончает, едва не плача от удовольствия и воспоминаний из другой жизни, где его, раскрасневшегося и липкого, точно так же прижимали к себе, неразборчиво нашептывая что-то во вспотевший висок. Артур ласково проводит рукой по его боку и бедру, а потом, спохватившись, одергивает его длинную ночную рубаху и накрывает их двоих одеялом чуть ли не с головой, пряча разгоряченные тела от зябких предрассветных сумерек. Мерлин улыбается счастливо и сонно прикрывает глаза, цепляясь за спасительную дрему, которая убережет его от душевной боли на ближайший час, и переплетает свои ноги с ногами Артура. Краем сознания он успевает отметить спокойную ясность в глазах напротив и даже немного удивиться тому, что их обладатель, кажется, совсем не хочет спать. Он уже почти проваливается в сон, окончательно убаюканный мягкими поглаживаниями на своих скулах, когда дыхание рядом с ним сбивается и становится ближе, опаляя губы тихим: – Прости меня. Сердце Мерлина пропускает удар, замедляя время парализующим ужасом. Уже поздно кричать и все, что остается, – закрыть глаза, попытавшись вырывать драгоценные несколько сантиметров, которые способны спасти бездумно отданную ему жизнь. …чудом застывающую на его щеке в спасительном миллиметре от уголка губ. И сердце, ожив, взрывается дробью ударов. Пульсирует в нем необузданной мощью, позволяющей с силой оттолкнуть от себя чужое тело и даже вскочить на ноги. Но даже ее не хватает на то, чтобы добежать до озера быстрее, чем он попадет в цепкое, отчаянное кольцо сильных рук. Заполошное сиплое «прости» у него на затылке оглушает вместе с шумом крови в ушах. Он кричит что есть сил, срывая связки, но хватка не ослабляется, потому что из его глотки вырывается только надрывный хрип. Их двоих спасает только то, что ему по счастливой случайности удается ударить Артуру локтем в больное ребро, от чего тот на мгновение теряет бдительность. И его. В два прыжка оказывающегося в спасительном, тянущем на дно холоде. Разделяющем жизнь и смерть. *** Артур Пендрагон был не из тех, кто не боялся умереть. Он готов был отдавать всю свою жизнь без остатка другим людям, но с остервенением пресекал любые попытки отнять ее, на протяжении десяти лет выходя из любого поединка и битвы без единой царапины. И тем смешнее, до слез обидно было видеть, как именно в утро после Самайна жизнь утекала из его груди, пачкая кольчугу и руки багровыми разводами. У него больше не было сил на то, чтобы держать меч. Чтобы держаться в седле. И стремительно истекали силы на то, чтобы просто держаться на этом свете, хватаясь холодеющими губами за воздух, свинцовой тяжестью давящий на грудь. Деревья застилали глаза бурой, обглоданной осенью пеленой, в которой время от времени мелькала фигура Гаюса, медленно ведущего его лошадь под уздцы, кажется, целую вечность. Несколько раз ему даже показалось, что он уже умер и находится в коридоре между двумя мирами, но от этой мысли страх тут же скручивался в желудке тошнотворным узлом, от которого сердце начинало биться отчаяннее и больнее, напоминая о своем существовании. Старческие руки бережно похлопывают его по лицу, заставляя сфокусировать зрение. – Мы на месте, Артур. Попытка сползти с лошади и не придавить Гаюса доспехом отнимает последние силы, и он просто падает грудью на камень, давясь металлическим вкусом во рту. Говорить тяжело, но слепяще-ровная гладь воды у него перед глазами режет сердце даже больнее, чем осколок меча. – Я же говорил… Его здесь… Нет. Артур с грустной улыбкой закрывает глаза, понимая, что виноват в этом он сам. Вспоминая, как чистый ужас и боль от предательства текли из синих глаз Мерлина, пока он пытался его удержать. Как сильно он боится холода, который будет сковывать озерную воду аж до весны, и… – Ты все еще продолжаешь в упор меня не замечать. Тихий шепот раздается прямо у него над ухом, и в следующее мгновение ледяная ладонь мягко касается его щеки. Мерлин смотрит на него почти болезненно нежно и улыбается, хотя в глазах стоят слезы. – Если страшно – закрой глаза, – шепчет он. И Артур со всхлипом смыкает веки. Под ними тут же растекаются кровавые пятна, и от увиденного его сердце немеет, беззвучно отсчитывая оставшиеся ему вдохи. Он пробует сделать первый, но легкие не слушаются. И только тогда его окровавленные, исказившиеся от страха губы накрывают другие. Теплые и мягкие… И вкус их настолько прекрасен, что смерть кажется ему слишком малой платой за это блаженство. Мерлин продолжает его целовать, выпивая из него всю боль и ужас. Бережно обвивает его руками за шею, помогая соскользнуть в воду, которая с тихим плеском принимает его в свои объятия и смыкается над головой хрустальным, преломляющим свет куполом. Он крепко прижимает его к себе, помогая погружаться все глубже и глубже. До самого дна, где он уже не видит ничего, кроме тьмы. Где его легкие лопаются, наполняясь водой, а в ушах набатом звучит последний удар собственного сердца. И под эхо этого звука темнота в нем взрывается. Свет оседает на его ресницах влажным солнечным теплом и наполняет грудную клетку первым глотком воздуха, тающим на языке сладостью. …которую тут же крадут у него нежные, жадные губы.