Parasitario machaon

Кокон, в который замотал его этот Спектр, не был сплошным: приглядевшись, Му мог рассмотреть движение смутной крылатой тени. Мю, похоже, совсем забыл и о нём, и о валяющемся рядом Сейе: он ходил вокруг них, о чём-то размышляя. Всего-то надо было — поднять руку и пробить плотный материал кокона кулаком. А потом вылезти и победить. Он Золотой Святой, а его противник даже не Судья — просто рядовой Спектр. Страшный, мерзкий — но самый обычный слуга Аида. Руки не слушались. Му еле мог пошевелить пальцами, да и ощущал кисти с трудом. «Эта дрянь высасывает силы? Тогда я должен справиться с этим как можно быстрее!» — Не трудись, — произнёс снаружи Мю. — Перед тем, как создавать кокон, я впрыснул и тебе, и Пегасу яд. Я особенная бабочка, знаешь ли. Му глубоко вздохнул, успокаиваясь. Его Космо было не так просто перебороть, ему всего лишь надо было сосредоточиться. А потом он спасёт себя, спасёт Сейю и приколет эту… бабочку к стене булавкой, как и следовало сделать с самого начала. — Да, ты больше подойдёшь, — сказал Мю. — Ты Золотой Святой, тебя на дольше хватит. Пегас быстро подохнет, а вместе с ним умрут и мои бабочки. Так что лучше ты. Он подошёл вплотную, провёл рукой по воздуху — и кокон осыпался серыми хлопьями. Му почувствовал холодный камень пола, но намного легче ему не стало: слабость не уходила из тела, руки и ноги начали неметь, а вдобавок перед глазами расползлись пятна. Мю, небрежно переступив через всё так же упакованного в кокон Сейю, опустился на колени — лёгкие, яркие крылья его затрепетали от этого движения. Взгляд красных глаз без радужки и зрачков скользнул по телу Му, остановился где-то в районе паха, и Му вдруг ощутил леденящий страх. Он не боялся своей беспомощности, но вот этот изучающий и даже вожделеющий взгляд… — Ты… Спектр… — выдавил он, тщетно пытаясь воспламенить Космо. Мю придвинулся поближе, когтистой рукой схватил его подбородок. Всмотрелся в глаза; его тонкие губы расплылись в ухмылке, от которой по спине побежали полчища мурашек. — Твоя Материя мешает, конечно, но это ничего, — Мю резко рванул его голову, вывернув её и заставив упереться взглядом в стену. — Смотри лучше туда. Он отпустил подбородок Му, а в следующий миг тот услышал треск ткани и ощутил дуновение воздуха на голой коже в паху — на единственном месте на теле, не защищённом золотой броней. Он попытался повернуть голову, чтобы выяснить, зачем Мю это делает — а предположения в голове роились одно хуже другого — как вдруг ощутил чудовищную боль. В плоть его бёдер словно вонзали раскалённый прут, раз за разом, и каждый удар отдавался мучительными отголосками по всему его телу. Сколько длилась пытка, Му не разобрал: просто в какой-то момент всё закончилось. Ноющая боль всё ещё пробегала по сведённым судорогой ногам, но, похоже, это было концом экзекуции — Мю встал, расправил яркие крылья и отошёл, не интересуясь больше своей жертвой. Медленно, мучительно медленно Му смог повернуть голову — и увидел, что лежит в луже крови. Трико в паху было разорвано, кожа тут и там оказалась проколота, и из глубоких, узких ран сочилась кровь. — Ты, конечно, умрёшь, — рассеянно произнёс Мю, не оборачиваясь. — Но, если тебя это утешит, Пегас умрёт раньше. Кровопотеря наложилась на действие яда: Му попытался опереться на руки, и встать, но голова закружилась, а перед глазами разлилась чернота, которая очень скоро полностью поглотила его. Очнулся Му от боли. Всё тело горело, тошнило, а голова налилась тяжестью. Волосы на лбу слиплись от пота и повисли сосульками — какое тут воспламенение Космо, тут бы самому не сгореть… Но хуже всего было ощущение в израненных ногах — острая, непрекращающаяся боль прошивала их насквозь, каждым приступом вырывая у него долгий стон. Перебарывая не желающее повиноваться тело, Му смог перевернуться на бок и подтянуть колени к груди, чтобы хотя бы оценить масштаб катастрофы. Кожа на его бёдрах вздулась буграми и приобрела пугающий багрово-синюшный оттенок. Из оставленных Мю проколов теперь вместо крови сочился белёсый гной, и, заглянув вглубь одной раны, Му увидел что-то жирное, белое. Каверна с гноем или?.. От этой второй мысли, этого «или», тошнота стала такой сильной, что Му не выдержал — скрутился, и его вырвало. «Всё, ноги уже не спасти, — подумал он, снова обретя чёткость мышления. — И если я срочно не сделаю что-то, то и жизни тоже конец». Взгляд скользнул по лежащему неподалёку кокону. Сейя. Почему он не выбрался? Почему, как положено Пегасу, не проломил кокон, не встал и не уничтожил Бабочку Мю?.. …а почему не встал ты, Овен? Му закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и если не воспламенить Космо — хотя бы придумать план спасения. Убить бы Мю, убить его, а потом доползти до ближайшего обитаемого храма… Сквозь шум крови в ушах он услышал шаги. Бабочка Мю снова опустился на колени рядом с ним, бережно, как-то даже нежно отвёл с лица потные, испачканные рвотой волосы. — Теперь Святилище наше, — тихо, ласково произнёс он. — Можешь кричать… но здесь вокруг только Спектры. Никто не придёт тебе на помощь… — Сейя… — с трудом произнёс Му. — Пегас мёртв, разве ты не чувствуешь, что его Космо исчезло? Му не чувствовал даже собственного Космо, что уж говорить о Космо Сейи, но признаваться в этом не собирался. Пока была надежда… — И ты тоже скоро умрёшь… Но перед этим ещё принесёшь мне пользу. Кинжально-острая боль, по сравнению с которой всё прежнее сразу показалось ерундой, пронзила правое бедро. Му скосил глаза — и увидел, что один из бугров на коже лопнул, и из трещины, в потоках крови, перемешанной с гноем, вывалилось что-то белое. Упало на пол, судорожно зашевелилось там, лишённое привычной среды. Жирный, лоснящийся белый червь в палец длиной. Гусеница. Личинка. Му смотрел на неё, слепую и ошеломлённую тем, что вместо питательной плоти она оказалась вдруг на холодном полу, и от осознания того, что в нём, прямо внутри его тела, ещё осталось невесть сколько таких, его снова вырвало — желчью, потому что в желудке ничего уже не осталось. Бабочка Мю подобрал личинку, взял на ладонь и бережно, словно любимого ребёнка, посадил обратно на кровоточащую рану. Червь немедленно вгрызся в плоть, пробираясь вглубь, закапываясь, но Му не ощущал этого — боль и так была невыносимой. — А потом они станут бабочками… Разве ты не рад, что твоё тело подарит жизнь чему-то настолько прекрасному? Му молчал. Бабочки жрали его изнутри.