Тысяча вечностей

Он подвешен в пустоте. Обжигающий холод сковывает сердце, не давая ему биться. Его сосуды забиты кристалликами льда. Его лёгкие сплющились, не в силах вдохнуть хоть каплю воздуха. Его разум спит и видит сны. Во сне он подвешен в пустоте, и холод обволакивает его со всех сторон. Во сне он идёт по окровавленным костям. Пальцы, рёбра, берцовые и лучевые — все они смешались в едином месиве, а между ними валяются тоже обагрённые кровью части доспехов. Молодой длинноволосый мужчина в золотой броне стоит на коленях, в его груди — обожжённая дыра, и сквозь переплетение мышц и костей видно сердце — сморщившееся, почерневшее, запёкшееся до уголька. Мужчина улыбается, и на губах его проступает кровь. — Иди вперёд, дружище. За Афину… Он не помнит, кто такая Афина, он протягивает руку, желая исцелить это сгоревшее сердце, но всё вокруг — и кости, и коленопреклонённый мужчина — рассыпается в прах. Во сне его пожирает морское чудовище. Он чувствует, как огромные зубы впиваются в его тело, отрывают плоть — кусок за куском. Боль раздирает его на части, но боль лучше, чем холод, и он наслаждается ею, слыша, как хрустят его кости на зубах чудовища. — Умри, предатель, — говорит монстр. «Морской дракон». Он не знает, почему назвал чудовище именно так. Но нужно ведь как-то именовать того, кто вот-вот сожрёт тебя? Почему бы и не так? — Пожалуйста, — устало отвечает он, наблюдая, как зубы впиваются ему в живот, рвут кожу, вытаскивая наружу серые завитки кишок. Во все стороны брызгает кровь, от боли хочется выть, но он терпит — если он выдерживает холод, то как не выдержать это. — Вам хоть вкусно? Морской дракон смеётся. Во сне он оказывается в воде. Вода забивает ему нос, рот, его лёгкие тоже наполняются водой и разрываются, принося обжигающую боль и вкус крови во рту — но это лучше, чем не дышать вовсе. «Я твой бог, — кричит вода. — Я, а не она!» Он понятия не имеет, о чём речь, кто такая «она», и почему вода называет себя богом. Он раскидывает руки, чувствуя, как прохладные струи омывают его тело. Он не знает, где сон, а где реальность, но он не хочет возвращаться в пустоту — и поэтому кивает. Во сне он бредёт по берегу океана. Мокрый песок налипает на босые ноги, а переставлять их трудно, и через несколько шагов он падает на колени. Смотрит в воду; из воды на него глядит старик. Длинные седые патлы, морщинистое лицо, тусклые, ничего не выражающие фиолетовые глаза. Он впервые видит это лицо, но точно знает — это не он. Он никогда не был таким. — Эй, ты! Я ощущаю твоё Космо, оно до самого Святилища фонит! Не двигайся! Космо. Космо… Он знает, что это слово важно, но не помнит, что оно означает. К нему кто-то приближается. Солнечный зайчик отскакивает от золотых доспехов, прыгает ему в глаза, заставляя закрыть их дрожащей рукой. Из-под руки он рассматривает лицо. Молодой мужчина. …кости, перемешанные с частями доспехов, обгоревшая дыра в груди и просьба идти вперёд… — Как… твоё… сердце? — шепчет он и падает на песок — лицом вниз.

***

— Посмотри на него, — Мило показывает рукой. Старик то ли спит, то ли без сознания лежит на кушетке. Да и правильно ли называть его стариком? Седые волосы и измученное, постаревшее лицо его свидетельствуют скорее о перенесённых страданиях, чем о возрасте. — Тебе он не кажется на кого-то похожим? Он ждёт, что Му нахмурится, задумается, пожмёт плечами. Вместо этого тот молниеносно отвечает: — На Камю. Сердце Мило обрывается и обрушивается вниз. Он так надеялся, что это окажется наваждением, свидетельством тоски, что Му не увидит ничего общего там, где он увидел старика, так похожего на погибшего друга… — Это слишком очевидно, — отвечает Му, наблюдая за его лицом. — Но не обольщайся. Ты был на похоронах Камю, ты прекрасно знаешь, что воскреснуть он не мог. Мило кивает. Конечно. Конечно, но на какой-то миг он так искренне поверил!.. — Зато у меня есть одна мысль. У него сильное Космо, хоть и несколько… приглушенное. Такое бывает только у Золотых Святых, Морских генералов Посейдона, Судий Преисподней — короче, у высших эшелонов защиты богов. Посиди здесь, а я сбегаю в одиннадцатый храм. Надо кое-что проверить. — В одиннадцатый? — вскидывается Мило. Му вздыхает и смотрит на него с сочувствием. — Там библиотека. Мило отворачивается и кивает, не обращая внимания на навернувшиеся на глаза слёзы. Му возвращается уже вечером, и задремавший было в кресле Мило вскакивает. В руках у Му — рукописная книга, а за спиной — ящик с Материей. Мило не спрашивает, что это за Материя — вместо этого он переводит взгляд на незнакомца. Тот всё ещё спит, его грудь мерно поднимается и опускается. — Это, — Му показывает ему книгу, — изложение событий Священной Войны восемнадцатого века. И сведения о Святых той эпохи. Он снимает ящик, оставляет его в углу. Садится в соседнее кресло. — Слушай. Был в то время такой Водолей Дегель, Святой до 1744 года. В этом году, как ты знаешь, — Мило не знает, но Му это не интересует, — началась Священная Война. Дегеля и его друга, тогдашнего Скорпиона, отправили с миссией в Атлантиду — суть миссии не указана, но я так понял, что они искали там что-то, что помогло бы в войне с Аидом. Они наткнулись на возрождённого Посейдона, Скорпион погиб, а Водолей загнал дух Посейдона обратно за печать Афины и заключил всё — всю Атлантиду, чтобы ты понимал размах — в Ледяной Гроб. И сам погиб, оказавшись внутри массива льда. Он делает паузу, давая Мило возможность осмыслить услышанное. — Что ты сказал, он тебя спросил, когда увидел? «Как твоё сердце?» Всё сходится, вот, тут написано, что его друг, Скорпион Кардиа, черпал силу своего Космо в собственном сердце, из-за чего постоянно мучился от болей и лихорадки, — Му захлопывает книгу и выжидающе смотрит на него. — Подожди! — Мило мотает головой, не желая верить во всю эту чушь. — Ты хочешь сказать, что этот ископаемый Водолей не погиб? Что когда Канон пробудил Атлантиду, и лёд растаял, он растаял тоже? Но это же абсурд! Никто не проживёт во льду… Камю говорил, что даже час в Ледяном Гробу — как вечность! — Значит, для него это была тысяча вечностей, — тихо отвечает Му. — Вот и посмотрим, прав ли я. Он смотрит в угол. Там стоит коробка с Материей, и теперь Мило знает — с какой.