Тыдыщ, бац и вжух

Бокуто не знал, что именно он ожидал увидеть, открывая рюкзак Шое, чтобы достать его коробку для завтрака, но определенно не аккуратно свернутую записку, которая гласила: «Я сожалею, что мой сын толкнул Вашего, я поговорил с ним, и впредь подобное больше не повторится». Эта записка приобретает смысл только пять минут спустя, когда Шое гордо демонстрирует отцу бледный фиолетовый синяк на своей коленке, и Бокуто сокрушенно качает головой и просит паренька не нажимать на ранку, потому что Шое — какой-то странный мазохистический ребенок, который все продолжает надавливать на свой синяк пальцами. — Опять этот малец Кагеяма? — Он злюка, — обиженно говорит Шое. — И вечно выглядит жутко сердитым. — Будь немного добрее к нему, — советует Бокуто, взлохматив рыжие волосы Шое. — Я и так добрый! Я постоянно прошу его поиграть со мной, но он совсем не хочет. — Шое опускает свою голову, внезапно погрустнев, и Бокуто становится даже немного жаль этого мальчугана, потому что, ладно, он помнит, каково это — быть ребенком и отчаянно хотеть, чтобы тебя любили окружающие. — Может, он грустит, потому что ему не нравится его ланч. — Бокуто засучивает рукава и достает кастрюлю с ножом. — Я приготовлю тебе еще одну дополнительную коробочку, так, чтобы ты мог поделиться с ним. Он точно перестанет быть злюкой после того, как попробует мое карри. Шое воодушевленно загорается, широко раскрыв свои огромные золотистые глаза. — Ты — лучший папочка на всем свете! Бокуто не может не согласиться. Два дня спустя Шое возвращается с совершенно нетронутой коробкой для ланча, на что Бокуто задумчиво хмурится. — Ты не съел свой обед, — заинтересованно говорит он своему сыну. — Кагеяма поделился своим ланчем со мной! Не думаю, что он этого и правда хотел, но его папа приготовил слишком много и сказал ему отдать еду мне. А еще он передал мне вот это. Почерк — тот же самый, Бокуто припоминает его. На этот раз мужчина читает: «Спасибо, что угостили моего сына Вашим ланчем. Я думал, что будет вполне справедливо отплатить Вам тем же за услугу». — Тебе понравилось? — интересуется Бокуто. Шое энергично кивает. На следующий день он посылает своего сына в школу вместе с запиской: «Спасибо за ланч, не поделитесь-ка рецептом?» — и просит отдать Кагеяме, чтобы мальчик передал ее своему отцу. Шое ослепительно улыбается, закидывая на плечи свой рюкзак, счастливый, потому что теперь у него появилось оправдание для встречи с его, как Бокуто подозревает, первой любовью. В ответ мужчина все же получает рецепт, и Бокуто замечает, что вскоре он приходит к негласному соглашению с этим незнакомцем, в котором они по очереди готовят обеды для своих детей, один день Бокуто и на следующий — отец Кагеямы. Это практично, и Бокуто считает такое решение простым и удобным, хотя, конечно, он всегда упаковывает немного запасной еды в рюкзак Шое, так, на всякий случай. — Кагеяма теперь играет со мной, — рассказывает Шое отцу, — но он всегда говорит мне, что я лажаю. Почему он такой грубый? — Ответь ему, что он лажает еще больше, — посоветовал Бокуто. — Но это не правда! — Шое начинает ошалело размахивать руками, абсолютно уверенный, что просто прекрасно копирует своего одноклассника. — Он такой классный, пап. Мы вчера играли в волейбол, и он выглядел, прям как игроки по телевизору. Такой тыдыщ, бац! Вжуууух! — Он опускает руки и долго шумно ворчит. — Я ненавижу его. Ненавижу Кагеяму. Бокуто получает телефонный звонок из школы в самый разгар тренировки. Он поднимает трубку, весь потный и запыхавшийся, и слушает, как секретарь просит его приехать, забрать своего сына и договориться с отцом Кагеямы Тобио о том, как они собираются заплатить за очень дорогое окно, которое их сыновья только что разбили, играя в волейбол. — Я на такое не подписывался, — бормочет Бокуто, но правда в том, что он, как отец, отчасти это и сделал. Когда Бокуто встречает Кагеяму, первое, что приходит ему на ум: «Ни один пятилетний пацан не может настолько сильно хмуриться». Или быть таким высоким. Затем: «Черт, а его папочка действительно горячий». Он подписывает чек на оплату половины стоимости разбитого окна, и его профиль — сплошные острые линии, прямой нос, изящный подбородок. Он убирает несколько прядей с лица, и Бокуто шумно сглатывает. Прошли годы, с тех пор как он мог вот так просто влюбиться в кого-то с первого взгляда, прямо как подросток, который о своей любви толком ничего и не знает. Он хочет узнать получше. Точнее, он хочет узнать Акааши Кейджи получше. Внезапно кто-то начинает настойчиво дергать его за рукав. — Хината говорит, что Вы — волейболист. — Так и есть, — Бокуто отвечает Тобио, смотря вниз на его взволнованное маленькое личико, и действительно, не слишком ли он маленький, чтобы вести себя настолько сосредоточено? Бокуто не уверен, пытаются ли с ним заговорить или просто собираются убить. — Я слышал, что тебе тоже нравится волейбол. — Иначе он и не оказался бы здесь и не платил бы за окно, которое оказалось в разы дороже, чем отпуск на выходные в Токио. — Я — сеттер, — со всей серьезностью говорит ему Кагеяма, — и я собираюсь стать лучшим. Он говорит это в таком тоне, что его слова звучат больше как «и если Вы все еще продолжите играть к тому моменту, когда я стану профессионалом, я и Вас в порошок сотру, сэр». Бокуто несколько раз моргает. — Сеттеры крутые, — неуверенно поддакивает он. Оказывается, этого вполне достаточно, чтобы заставить глаза Кагеямы загореться в восторге, а самого паренька изумленно раскрыть рот, после чего тот кивает. — Именно! Вы что, тоже сеттер? — Я — диагональный нападающий, но я не смог бы забивать очки без моего сеттера. Они — сердце команды. Кагеяма впивается взглядом в Шое, который смотрит на Кагеяму, выглядывая из-за ног Бокуто. — Твой папа такой классный, — ворчит он сердито и со всей прыти убегает прочь, чтобы присоединиться к своему отцу, с волейбольным мячом в его руках. Следующие несколько недель Бокуто только и делает, что задается вопросом: как, черт возьми, связаться с Акааши Кейджи и прояснить, что он не так уж горит желанием говорить с ним о странной дружбе их сыновей, как просто до одури сильно хочет пригласить его на ужин. Это по-своему тяжело, учитывая, что все, что он знает о мужчине, так это то, что он просто великолепен, на их совместной фотографии с сыном вырезано лицо матери Тобио, и он работает поваром на полставки. — Пап. — Шое тыкает его в живот. — Что значит втюриться? Дядя Тетсу говорит, что ты в кого-то втюрился. — О Боже, не называй его так, — стонет Бокуто и уже рыскает в телефоне, чтобы послать Куроо сообщение, говоря ему больше не приближаться к его сыну. — Что такое втюриться? — не сдается Шое. — Ох, эм. — Бокуто нервно потирает затылок, чувствуя, как вся его шея вспыхивает от смущения. — Наверно, это… когда ты хочешь… ну, знаешь, когда ты думаешь, что кто-то выглядит действительно потрясающе, и ты хотел бы проводить с ним еще больше времени? Что-то вроде такого. Шое вздергивает кулак вверх, ликуя. — Ах, точно! Тогда и я тоже втюрился. Когда Бокуто приходит, чтобы забрать Шое из школы, он даже почти не удивляется, когда Кагеяма быстро приближается к нему и хватает за куртку. — Я хочу знать больше о волейболе, — требует он. Это по-своему мило, и Бокуто нравится такое повышенное внимание паренька, поэтому он гордо выпячивает грудь и говорит: — Отлично! Я тренирую Шое по выходным, так что ты можешь присоединиться к нам, если твой отец не будет против. — Ему тоже нравится волейбол, — добавляет Кагеяма быстро, со всем своим простодушием, широко раскрыв глаза. — Он может сыграть с нами? Он ведь сеттер, как и я. Тогда я вместе с Хинатой будем играть против Вас и моего папы. Рядом с ним Шое практически светится от радости, наверняка удивленный и счастливый из-за того, что Кагеяма охотно предложил, чтобы они могли играть вместе, еще и в одной команде. Бокуто знает, как много это значит для его сына, судя по тому, как Шое продолжает обиженно дуться каждый раз, когда Кагеяма отказывается играть с ним, или взрывается небольшой гневной тирадой о том, какой Кагеяма глупый, и злой, и ужасный. — Это, вероятно, будет немного нечестно. — Я собираюсь победить, — Кагеяма Тобио уверяет его, и на мгновение Бокуто забывает, что он — тридцатитрехлетний профессиональный волейболист, и думает: «Этот ребенок действительно собирается надрать мою задницу». Бокуто делает в Акааши Кейджи все больше открытий: у него прекрасные ноги, восхитительные руки, и его пасы — все, что Бокуто только мог бы желать в старшей школе. Они потакают прихотям своих детей и играют против них в течение десяти минут, пока Кагеяма не признает, что ему, вероятно, придется еще немного потренироваться (и говорит Шое, что он просто жутко лажает), поэтому, в конечном счете, они делятся на команды, чтобы сыграть партию — Тобио и Бокуто против Акааши и Шое. Акааши не иначе как вежливый и уравновешенный мужчина, все его подачи такие мягкие, что Шое может забить их без проблем, и Бокуто принимает подачу его сына своим собственным лицом, когда отвлекается на открывшиеся его глазам мышцы Акааши, задирающего рубашку, чтобы вытереть пот со своего лица. Кагеяма сердится и говорит Котаро, что он лажает даже больше, чем Хината, и Бокуто совершенно не ожидает, что эти слова настолько сильно его ранят — теперь он понимает, что имеет в виду его сын, когда говорит, что Кагеяма похож на сварливого старика в теле ребенка. — Веди себя хорошо, Тобио, — говорит Акааши с другой стороны сетки. После того, как игра заканчивается (Бокуто и Кагеяма выигрывают с огромным отрывом), Акааши подходит к нему и предлагает Бокуто немного воды. Котаро пьет жадно, долгими, большими глотками, пытаясь тянуть время, чтобы вернуть себе немного самообладания и в конечном счете не проболтаться: «Ты же взрослый мужчина, как ты можешь быть таким милашкой?» — человеку, стоящему перед ним. — Спасибо, что поддержали Тобио, я знаю, с этим ребенком иногда непросто иметь дело. — Он очень сильно любит волейбол, — отвечает Бокуто, думая, что он может заметить между Акааши и его сыном похожие черты: в их черном цвете волос, форме лбов и уголках их мягких черт лица. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Шое, оттягивающего Кагеяму за волосы и показывающего ему свой язык. — Однажды он станет действительно замечательным игроком. — Конечно, станет, — Акааши соглашается с легким намеком на гордость в своем голосе, и от его кривоватой улыбки Бокуто забывает, как дышать. Еще одна вещь, которую Бокуто знает об Акааши Кейджи: его телефонный номер.