Герои второго плана

- Эй, что ты делаешь? - прошептал Алистер, но не стал противиться поцелую. Они стояли у шкафчиков. Перемена. Полуприкрытые глаза видят перед собой только светлую кожу Спенсера и только самую малость мелькающие за его спиной пятна пестрых одежд, среди которых особенно сильно выделялась форма спортсменов - такая яркая, красная, с огромными "М". До недавнего времени Алистер таких людей не переносил и за людей-то не считал, они казались ему одинаково отвратительными, бесчувственными, глупыми, несущими в свет только культ своих прекрасных тел, эгоистичными, ну, или способных, стиснув зубы, еле как помочь только себе подобным - красивым по стандартам, из одного с ними круга общения. Ходили, конечно, легенды о мисс Куинн Фабрей, милосердной и прекрасной, и о Финне Хадсоне, что переметнулся из футбола в хор, стал сводным братом гея, а потом до самого конца защищал ребят-лузеров. И хоть Алистеру учиться осталось недолго, он бы выжил сам по себе. Но вот на его уютный мир с узким кругом общения и интересов стал засматриваться чужой: он ходил по школе в узких джинсах, футболке и спортивной толстовке МакКинли. Он часто подолгу смотрел на него, но как только они пересекались взглядами, он сразу отворачивался. Порой это казалось забавным. Ага, до первого разговора. Потом, правда, Родерик объяснил, что это всё значит, и стало совсем не смешно. Не то что бы Алистеру совсем уж хорошо было одному... Но как только он представлял, что тот парень, Спенсер, может быть с ним, это сводило с ума. - А что? На нас всё равно никто не обратит внимания, - поцелуй продолжается, переходя едва ли не на шею, - мы - герои второго плана, до нас никому нет дела. - И что, совсем никаких драм? - Алистер улыбается, осторожно проходя в комнату Спенсера. К слову, комнату открытого гея-футболиста представляешь чем-то диким, вычурным и обклеенным плакатами с изображениями футбольных команд и со спрятанной под подушкой кипой журналов с гейской порнухой. Портер закрывает дверь, хоть в доме никого нет. Небольшая комната залита солнечным светом, широкие лучи согрели для них кровать. Алистер замечает ту самую куртку, из-за которой сперва и боялся и невзлюбил Спенсера, потом в глаза бросается бардак на столе - сваленные в кучу учебники и тетради как явное доказательство попыток одолеть домашнее задание. От разглядывания помещения отвлекают прикосновения к коленям. Спенсер садится у его ног, поглаживает ладонями бедра Алистера. - А какие драмы тебе нужны? - он поднимает взгляд, - ты не хочешь? - Я не... - Пожалуйста, только не говори, что ты... - Дай я поцелую тебя прежде, чем ты это сделаешь. Поцелуй, горячий и мокрый. Пальцы пока расстегивают ширинку чужих брюк, сознание Али плывет от мысли о том, что этот же язык в самом скором времени окажется на его члене. И никакого стереотипного романтичного полумрака и свечей, только солнечный свет. Никто не потревожит их, это только их время. Всё это время Спенсер жалеет, что у него такие короткие волосы, он хочет, чтобы Алистер тянул за них, чтобы он контролировал скорость и глубину заглота. Вместо этого Али мягкими, лишенными давления, движениями гладит ёжик его волос, щеки и скулы и сдавленно стонет. Кончает в рот Спенсера. Капля спермы замирает на нижней губе. Спенсер часто говорит о футболе, о том, как здорово было бы стать лучше, чтобы ему отдали роль квотербека - быть принимающим до самого окончания школы он не собирался, итак задрали обидные гомофобские шутки. А ещё все футболисты и черлидеры вынуждены придерживаться жёсткой диеты. Посиделки в любых пиццериях и кафе выглядели странно, когда один заказывает стакан воды и салат, а второй смело ест пиццу. - И совсем не хочешь? - Алистер протягивает ему ломтик. Господи. Какой же он. Соблазнительный. Пицца, к слову, тоже шикарно выглядела: бекон, перец, сыр, грибы... За такое Спенсеру придётся наказывать себя тренировками всю неделю - бег, отжимания, пресс... - Не переживай, я помогу избавиться от этих лишних калорий. - Я уж думал, ты не предложишь, - Портер смело кусает лакомство. На первый взгляд все футболисты помимо того, что жутко глупые, ещё и ужасно не пластичные: тела, привыкшие к нагрузкам, способные выдержать удары огромной силы, не в силах подчиниться танцам. Смешно звучит. Но если с уроками можно помочь, то с танцами дела обстояли сложнее. Алистер порой не мог устоять перед тем, чтобы не бросить всё это, и прижать Спенсера к стене, и плевать, если кто-то войдёт. Трудно было говорить напрямую, что всё не так и заставлять переделывать, отрабатывать один и тот же момент до посинения, чтобы на следующей репетиции не краснеть перед остальными. - Осторожнее, не повреди ногу снова. Али с улыбкой вспоминает, как помогал Спенсеру передвигаться, это было и трогательно, и забавно одновременно. Как любовь задрота и футболиста. И как их первый поцелуй. - Теперь вы все меня будете тыкать в это? - голос парня дрогнул, он покраснел. Не так, как краснеет с ним обычно, а смущенно и злобно. Но Алистер знает, что Портер не сорвется на него, поэтому встаёт рядом с ним и повторяет движение ещё раз, ещё медленнее, с чувством, потом постепенно ускоряется, ровно до того темпа, который будет в танце. После они оба буквально валятся на стулья. Спенсер достаёт из рюкзака бутылку воды. - Ничего не напоминает, а? - их взгляды пересекаются, думая об одном и том же. - Дома, Ал, потерпи до дома... - Я не думал, что это будет так... - немного растеряно прошептал Алистер, невесомо поглаживая голую спину Спенсера. Они просто в очередной раз пришли к нему. Сперва пытались сделать домашку, потом повторяли танец, потом оказались на кровати и Портер стыдливо вытащил из-под подушки баночку лубриканта. Да, однажды это действительно должно было произойти. Судя по тому, что открылась она легко, парень её открывал ранее. Комнату всегда заливает до самых краёв солнце, от этого становится неприлично жарко. И снова никакого полумрака, он смотрит на Спенсера при ярком свете. Аккуратно проникая в тело парня пока что только пальцами, он чувствует, как оскверняет это маленькую обитель его скрытых желаний и грёз: тот, кто сейчас под ним, в этой комнате танцевал и пел, пока никто не видит - чтобы его не осуждали, не задирали, не оскорбляли, здесь он лежал, прикладывая лёд к синякам после того случая на парковке, а сейчас лежит здесь же, бесстыдно раскинув свои шикарные ноги, его тело сияет, объятое солнцем, хотя сам Спенсер сгорает - внутри он безумно горячий. И кто бы мог подумать, что знакомство, начавшееся с тупого подката, можно будет назвать любовью. - Всё всегда не так, - так же растеряно ответил Спенсер, прикрывая глаза. - Я люблю тебя. Целыми сезонами люди не могут услышать эти слова, от которых сердце начинает биться быстрее, от которых тепло на душе, а тут... Всего-то пара месяцев, никаких разговоров о целомудрии, никаких ссор на ровном месте - случай, когда характеры персонажей нужно поскорее раскрыть.