Пост эпизод 1х16 "Падение".

Он не удивляется, когда она врывается в его камеру. Охрана при её появлении исчезает, а огонек камеры видеонаблюдения гаснет. Лорд лишь устало хмыкает, маскируя раскаянье: у неё рука на перевязи, покрасневшие от слез глаза и мертвенная бледность на лице. - Время очередного допроса? Алекс не отвечает, не сбавляя шага, заходит в камеру и делает к нему три резких шага. Он готовится к удару, но вместо этого она его целует, крепко, отчаянно, стягивая волосы на затылке свободной рукой и перешибая дыхание. Когда воздуха перестает хватать, он прерывает поцелуй, встречается взглядом с её глазами – в них боль, одиночество и отчаянье – и не дает ей отстраниться. Она отводит глаза, пытается уйти, но он хватает её за руку, прижимает вплотную к себе и целует – на этот раз мягко, ласково, утешая и успокаивая. Он поглаживает ей тонкую полоску кожи спины между брюками и задравшейся футболки до тех пор, пока не чувствует влагу на щеках. Алекс беззвучно плачет, потому что ей больно. За них за всех: за Кару, испортившую отношения с Джеймсом; за Супергерл, потерявшую то, что было для неё так важно; за Хэнка, который сейчас находится в тюрьме. Она злится на Максвелла, повинного во всем этом, и когда она идет по базе, погруженной в хаос под видом армейского порядка, ей хочется просто пристрелить его, хочется вложить в поцелуй всю ненависть, которую она к нему испытывает. Вместо этого она тихо всхлипывает, когда он слишком сильно прижимает её к себе, причиняя боль сломанной руке. Воспоминания о глазах, которыми смотрела на неё Супергерл, вспыхивают подобно атомным бомбам, злые слова звучат в ушах, и она хочет отстраниться, убежать, спрятаться в темную нору и выплакаться. Максвелл не дает ей этого сделать. Он удерживает её ласково, но твердо, гладит поясницу так, что мурашки пробегают по позвоночнику, целует неторопливо, нежно, так, словно действительно хочет её целовать. Он не прерывает поцелуев, оставляя в покое её губы, собирает соленые слезы, текущие по щекам, невесомо касается покрасневших век, вынуждая её закрыть глаза и просто расслабиться. Он невыносимо осторожен, словно она хрупкая кукла. Он невыносимо нежен и виртуозно ловок, потому что Алекс не может понять, когда он успел её раздеть, что с учетом гипса на её руке довольно таки сложно. Ей не хочется думать о том, что она делает, потому что в его руках, ласкающих ключицы, плечи и талию, Алекс кажется, что она не ничтожна. Ей кажется, что ей не больно, что она любима и достойна счастья. Максвелл старается не торопиться, прикасается невесомо и не издает ни звука, боясь разрушить удивительную, невесомо-прозрачную атмосферу доверия. Ему не важно, что она его ненавидит; он просто делает то, что хотел с первой их встречи: дарит ей уверенность в том, что она особенная. Он целует каждый сантиметр обнаженного тела, старается не причинить боль сломанной руке и самодовольно улыбается, когда по телу Алекс пробегает дрожь. Она продолжает беззвучно плакать, словно не может остановиться, но уже не сопротивляется его откровенным ласкам. Запрокидывает голову, ловя невесомые прикосновения к шее, дергает за волосы, когда ожидание становится невыносимым. Его кожа пахнет чем-то невыносимо легким, идеально дополняющим обстановку, заставляющим глубоко вдыхать, зарываясь носом куда-то в центр обнаженной груди – она не помнит, когда он успел раздеться. Их слияние идеально, и Максвелл отвлекается на подсчет родинок на плече Алекс, чтобы не произнести это вслух. Он считает каждую ресничку, стараясь не торопиться и двигаться осторожно. Алекс уже просто не замечает боли: ни в душе, ни в теле. Она знает, что это совершенно неправильно, но момент наслаждения настолько близок, что она протяжно стонет, выгибая спину и распахивая глаза. Максвелл смотрит ей прямо в них, не отпуская взгляд: ему почему-то безумно важно, чтобы она его видела. Она теряется в расплавленной зелени его глаз, погружается в неё полностью, чувствуя себя летящей в бездну. Сейчас она даже хочет потеряться в его взгляде навсегда. Ему кажется, что они летят в бездну вместе. *** Утром она просыпается от яростной, почти невыносимой боли в руке. Она уже готовится открыть глаза, чтобы столкнуться с самым большим позором своей жизни, когда слышит голос Кары. На проверку помещение, в котором она находится, оказывается спальней её сестры, а не камерой Лорда. Впрочем, догадаться об этом можно было уже по ощущению теплого одеяла, в которое она закутана. - Выпей это, - Кара протягивает ей таблетки, суетится вокруг неё и смотрит на неё раскаявшимся взглядом. – Ваш врач сказал, что они должны облегчить боль. - Врач? – воспоминания о событиях прошлого вечера не стыкуются, и Алекс послушно пьет таблетки, стараясь скрыть свое замешательство. - Ты упала в обморок во время допроса Лорда, - Кара вопросительно смотрит на неё сквозь очки, словно в чем-то сомневается, и Алекс отчаянно пытается не покраснеть. То, что между ними происходило, вряд ли можно было бы назвать допросом. – Он поднял настоящую панику, так что тебя осмотрели медики и удостоверились, что с рукой все в порядке. Я подумала, что тебе будет лучше здесь, чем в медблоке, но если ты хочешь… Вопрос повисает в воздухе и взгляд Алекс невольно приковывается к следам недавнего пожара. Когда Кара прячет глаза и уже готовится встать с кровати, Алекс хватает её за руку. - Только, если у тебя есть пицца и мороженое, - несмелая улыбка сестры действует на неё лучше всяких лекарств. На короткое мгновение Алекс думает о том, не было ли произошедшее в камере Лорда просто сном.