Револьвер под подушкой

Кто, злом владея, зла не причинит… Шекспир

      Хлопок.       Резкий, сухой.       Ладонь сжимает рукоять.       Холодную, гладкую.       Пятно расползается по ковру.       Густое, темно-красное.       Как дорогое вино.       Дорогое вино на дорогом ковре.       Пятно расползается по рубашке.       Ткань белая, тонкая.       Дорогая.       Пальцы увязают в густом, темно-красном.       Пальцы тянутся.       Ближе.       Ближе.       Шагнуть назад, повернуться, бежать.       Пальцы тянутся.       Цепляют подол.       Оставляют темно-красные пятна.       Дорогое вино на дорогом платье.       Сверкает золотом ободок кольца.       Пальцы держат крепко.       Оставляют пятна.       Потом переодеться.       На белом лице глаза яркие, голубые.       Надо же.       Никогда не замечала, что — такие.       Из груди хрип.       — Салли…       Ладонь сжимает рукоять.       Холодную, гладкую.       — Салли! * * *       Дернулась.       Воздуха мало.       Вдох.       Другой.       Выпрямилась.       В темноте — изящные выступы, углы, завитушки.       Знакомые.       Дорогие.       В камине огонь чуть теплится.       Тонкая, белая ткань рубашки с кресла свесилась. Вниз — до самого ковра.       Вдох.       Другой.       — М-м…       Покосилась — лицо в темноте белое.       Не проснулся.       Вдох.       Рука большая, горячая. Лежит тяжело, в перину вдавливает. И жаром от нее…       И внутри жар. Тяжело, тесно. Словно узел тугой завязался. Словно не час прошел, а месяц, год.       Вдох.       Так близко.       Запах знакомый. Дорогого виски, дорогого табака.       И хочется — ближе.       Словно не час прошел…       Повернулась осторожно.       Рука лежит тяжелая, жаром от нее…       И хочется — этот жар.       Вдох.       Ладонь скользнула под подушку.       Нащупала холодное, гладкое.       Салли… * * *       — Салли! Ты с ума сошла!       Выпрямилась.       Голову вскинула, поглядела с вызовом.       — Ах, вот как?       — Ты хоть знаешь, кто он такой?!       — Представь себе, знаю. Аксель Беллман по прозвищу Паровой Король. Один из самых богатых людей в Европе. Родился в Швеции, там же сделал состояние на торговле спичками. Но в 1865 его завод закрыли из-за невыносимых условий труда, и Беллман уехал из Стокгольма. В 1868 сидел в тюрьме в Мексике. Через три года приехал в Россию с проектом, имеющим отношение к железным дорогам. Причем приехал не один, а с партнером, инженером по имени Арне Норденфельс. Вскоре партнер бесследно исчез…       — Потому что Беллман убил его!       — Я не закончила! В России компания Беллмана обанкротилась. А на следующий год он объявляется в Лондоне с огромными средствами. Ему принадлежит судоходная фирма «Англо-Балтик», но она тоже разоряется, после того как при странных обстоятельствах в Атлантике гибнет пассажирское судно «Ингрид Линдт». А Беллман открывает завод «Полярная звезда».       — Я был там! То, что они изготавливают…       — Паровое оружие. Корректное название — «паровой саморегулятор». Изобретение Норденфельса.       — Откуда…       Выпрямилась.       А ты думал, я девчонка, ни на что не годная?       — Я же сказала: я все знаю о Беллмане.       Глаза сверкнули.       — Ну, раз ты все о нем знаешь, будь добра, объясни мне, за каким чертом тебе понадобилось ехать к нему домой?!       — Не кричи на меня, Фредерик.       — Я…       — Я тебе не сестра и, слава Богу, не жена.       — Да я…       — А поехала я потому, что мне нужно было с ним поговорить.       — Поговорить, значит? И как, успешно? Вы мило побеседовали в его роскошной гостиной? Он угостил тебя чаем? Расточал любезности такой очаровательной молодой даме, которая вдруг почтила его визитом?       Всплыло в памяти.       Ледяной взгляд.       Ледяной голос.       Глубокий, низкий.       В нем увязаешь, словно в трясине.       «Не советую вам вмешиваться в мои дела, мисс Локхарт»…       Выпрямилась.       Губы сжала.       — Ну, что молчишь? Светской беседы не получилось?       — Я не собираюсь перед тобой отчитываться.       — А стоило бы! Мы работаем над этим делом вместе!       — И я уже начинаю об этом жалеть!       — Представь себе, я тоже!       — Что?!       — Ты вела себя безответственно, глупо и совершенно недопустимо!       — Что?!       — К нам обратились, чтобы мы доказали мошенничество Беллмана и заставили его заплатить тем, кто по его вине потерял свои вклады. В процессе всплыла история об убийстве. Салли, это не шутки! И не роман Эдгара По!       — Что?! При чем тут…       — Ситуация требует такта и осторожности! А что делает наша умница Салли Локхарт? Она идет прямо к нему и раскрывает все свои карты! Может, ты еще прямо в лицо назвала Беллмана убийцей?       — Он не слишком таился!       — А, ну конечно! И твое потрясающее чутье…       — А как блестящий Фредерик Гарланд собирается раскрыть дело? Написав Беллману вежливое письмо?       — Двигаясь осторожно, мы застали бы его врасплох!       — Благодаря мне мы точно знаем, что он виновен.       — Отлично! И знаешь, кто станет следующей жертвой? Ты! Дуроч…       — Что?!       — А ну хватит!       Повернулись оба одновременно.       Застыл в дверях — длинный как жердь. Плечи широченные. А лицо — совсем мальчишеское еще.       — На ваш крик все соседи сбегутся.       — Э… Джим… мы тут…       — Вижу.       Шагнул в комнату.       — Ругаетесь, вместо того чтоб делом заняться.       Худые пальцы взъерошили темную шевелюру. Ну, так и есть, мальчишка!       — Вот ведь устроили! Черт! Жду не дождусь, когда вы уже поженитесь и успокоитесь!       — Что?!       — Джим… э…       — К твоему сведению, я вообще замуж не собираюсь! И уж тем более — не за Фреда!       Взгляд на секунду поймала — странный. Как будто…       Ну да. Росли вместе. Детское увлечение…       Не до того сейчас!       Отвернулась. * * *       Дом большой.       Слишком большой.       Огромный.       Можно, наверное, неделями не встречаться.       А ведь на это и рассчитывала!       Когда-то.       Словно не год прошел — век.       И теперь…       Чтобы был совсем маленьким. Сжался до размеров жарко натопленной спальни с лепным камином и окнами на реку. До размеров кровати с витыми столбиками и тяжелым бархатным пологом.       Чтобы не было этих коридоров, устланных дорогими коврами, лестниц с резными перилами, дверей с золочеными ручками.       Чтобы не было воспоминаний.       Чтобы не было людей.       Чтобы все можно было…       — Мы рады, что в нашем городе открывается новое предприятие. Сотни рабочих мест! А ваш муж превосходно умеет вести дела…       Моргнула.       Серьезное, гладко выбритое пожилое лицо расплылось на миг и вернулось.       Вдох.       — Вы, разумеется, правы. Простите, сэр, мне немного душно.       — О…       — Если позволите…       Шлейф осторожно отодвинула ногой, повернулась.       Складки шуршат.       Дорогие.       Даже странно, как быстро привыкла.       Поискала глазами среди гостей.       Стоит, как всегда, ровно. Стройный, худой почти.       Сюртук сидит безупречно.       Дорогой.       В руке стакан полный. Как он там говорит? Либо пить, либо вести дела.       Что ж… Может, и так. Но вот подпоить партнера — это запросто.       Впрочем, когда у него были партнеры?       Хмыкнула.       Почувствовала вдруг — взгляд. Холодный, острый.       Поймала.       Даже странно.       Когда успела привыкнуть?       Шаги по дорогому паркету.       Спокойно, неторопливо, ровно.       Как всегда.       — Что случилось? Я думал, тебе интересны разговоры о делах.       — Так и есть. Просто…       — Тебе нездоровится?       Взгляд тот же.       Но что-то в нем…       Даже странно.       — Нет, просто устала.       — Ступай наверх.       Голос низкий.       Вязкий, словно трясина.       Шагнул ближе — сверкнула в свете свечей булавка для галстука.       Дорогая.       Над ней — тонкая полоска кожи.       Белая, горячая.       Запах.       Дорогого табака, дорогого виски.       Вдох.       — Салли…       Вдох.       Усмешка по губам — и словно жаром…       — Я постараюсь выпроводить их поскорей.       Вдох.       — Не стоит. Ты так долго готовил этот прием…       Усмешка скользнула.       Взгляд скользнул.       Жаром…       — Ничего. Пообедать за мой счет они всегда успеют.       Повернулась — под усмешкой, под взглядом.       Шлейф осторожно отодвинула ногой.       Когда только успела привыкнуть? * * *       Перед глазами еще стоит.       Черное, обугленное.       С детства знакомое.       С детства…       Дверь мягко затворилась за спиной.       Каблуки утонули в дорогом ковре.       — Мисс Локхарт… Какая приятная неожиданность.       Хмыкнула.       — Неожиданность? И что же вас удивляет, мистер Беллман? То, что я приехала сюда? Или то, что я жива?       — И то, и другое.       Голос низкий, вязкий.       Как трясина.       — Но, повторюсь, я удивлен приятно. Хотя вы, разумеется, вправе мне не верить.       Усмешка скользнула.       Перед глазами всплыло. Черное, обугленное.       — Фредерик Гарланд мертв.       — А… Ваш партнер по расследованию. Весьма досадно. Это был многообещающий молодой человек.       — Как вы…       Кулаки сами сжались.       Усмешка скользнула.       Поднялся из-за стола — спокойно, неторопливо.       Даже странно — такой высокий.       Раньше не замечала.       Стройный, худой почти.       Сюртук сидит безупречно.       — Поверьте, мисс Локхарт, я понимаю ваши чувства. И я восхищен вами.       — Вы пытались меня убить.       — И тем не менее вы здесь. Не каждый мужчина выказал бы подобное мужество. А мужество заслуживает награды.       Шагнул вдруг — близко.       Запах дорогого виски, дорогого табака.       Руке вдруг — тепло.       Пальцы обвили — мягко, но крепко. Не вырваться. Потянули куда-то.       Даже вздрогнула.       Губы горячие.       Как жаром очага обдало.       — Задавайте любые вопросы, мисс Локхарт. Я обещаю вам ответить правду.       Вдох.       — Вы убили Арне Норденфельса?       — У меня не было выбора. Он пришел к выводу, что его изобретение — зло, и хотел уничтожить его. Он не понимал, что при разумном использовании оно может принести пользу.       — Разумное использование? Вы говорите о паровом оружии!       — Именно. Подумайте сами, мисс Локхарт. Кто станет воевать, зная, что существует подобный инструмент уничтожения?       Выпрямилась.       Да за кого он ее держит?       За девчонку или за дуру?       Впрочем, уже неважно.       — Вы потопили «Ингрид Линдт»?       Голос низкий. Мягкий почти.       — Вы знаете, что я.       — Зачем? Зачем убивать сотни невинных людей?       — Чтобы спасти тысячи, возможно, миллионы.       — И прежде всего — себя?       Усмешка скользнула.       Мягкая почти.       — На борту находился агент мексиканского правительства, он должен был скомпрометировать меня в глазах моих российских партнеров…       — Которые дают вам деньги на этот завод.       — Они заинтересованы в том, чтобы не допустить войны — ни в своей стране, ни за ее пределами.       — Какой вздор!       Взгляд скользнул.       — Мисс Локхарт, до сих пор вы приписывали всем моим поступкам только низменные побуждения. Теперь, возможно, вы взглянете на них иначе.       — Едва ли, мистер Беллман.       — Что ж. Если вы сомневаетесь в моей доброй воле — спросите рабочих, здесь, на заводе «Полярная звезда». Спросите, сколько им платят, какие у них условия жизни…       — Они не знают, что изготавливают.       Усмешка.       — Знают, мисс Локхарт. И делают это с радостью.       — Я вам не верю.       — Конечно, нет. Вы очень храбры, мисс Локхарт. Но вы простодушны. Вы ничего не знаете ни о жизни, ни о людях. Хотя в вашем возрасте это естественно.       Выпрямилась.       — Значит, я простодушна? И поэтому вы рассказали мне красивую сказку о том, как благородный мистер Беллман стремится спасти человечество?       — А почему бы и нет, мисс Локхарт?       — За хорошее вознаграждение?       — Бесплатно в этом мире ничто не дается.       — Так вот в чем дело. Вам попросту все равно, как зарабатывать деньги.       — Я деловой человек, мисс Локхарт. А не сопливый мальчишка, строящий воздушные замки. Я хорошо знаю, что у всего — и у всех — есть цена.       Губы сжала.       — Вот как? И какова же, по-вашему, моя цена?       Шагнул вдруг — так близко.       Словно жаром обдало.       Сверкнула булавка для галстука.       Над ней — белая полоска кожи.       Взгляд почему-то — туда.       Поймал.       Усмехнулся.       — Жестокая несправедливость мира ужасает вас, не так ли? И вы хотите бороться с нею всеми фибрами своей души?       Голос низкий, вязкий.       Словно в трясину…       — Я могу помочь вам в этом.       — Как вы помогли Фреду?       — Мне жаль, что так вышло с вашим другом, мисс Локхарт. Расследовать банкротство «Англо-Балтик» — это одно. А угрожать мне виселицей — совсем другое. Впрочем, теперь я думаю, что мы могли бы договориться. Но что сделано, то сделано.       — Вы…       Запнулась.       Взгляд отвела.       Смотреть мерзко.       И эта булавка…       И кожа над ней…       — Мисс Локхарт, поверьте, я хотел бы искупить свою вину перед вами. Возможно, предложив вам то, чего вы больше всего желаете.       Руке вновь — горячо.       Словно жаром от огня обдало.       И силы нет вырваться…       — Вы хотите помочь людям, верно? Для этого вы ввязались в это доморощенное сыскное агентство. Но ведь есть и другие способы. Благотворительность, забота о бедных, о больных.       Сглотнула.       — Думаю, что под именем миссис Беллман вы сможете сделать бесконечно больше добра, чем обыкновенная Салли Локхарт.       Сглотнула.       Тяжело, больно.       Руку словно жаром от огня…       — И, конечно же, вы больше не будете так ужасно одиноки.       Чуть не вздрогнула.       Как он…       Откуда…       Что-то скользнуло по щеке.       Ладонь — широкая, горячая.       Словно жаром…       — Вы понимаете, о чем я говорю, мисс Локхарт? Я прошу вас выйти за меня замуж.       Вдох.       Сзади грохнуло, хлопнула дверь.       — Отпустите ее!       Боже…       Усмешка скользнула.       — Мисс Локхарт совершенно свободна и может делать все, что она пожелает. А вам, юноша, не следует врываться подобным образом в мой кабинет. Это по меньшей мере невежливо.       Застыл на пороге. Длинный, плечи широченные. А лицо мальчишеское.       — Салли!       — Джим, зачем ты?..       — Я приехал отвезти тебя домой!       Сглотнула.       Выпрямилась.       — Слишком поздно.       — Что? Я не…       — Мистер Беллман только что попросил моей руки, и я должна дать ему ответ.       — Салли!       Отвернулась.       Взгляд прямо в лицо. Холодный. Но что-то в нем…       Или показалось.       — Мое согласие обойдется вам в три тысячи двести семьдесят фунтов. Это та сумма, которую вы должны моей клиентке, потерявшей все свои сбережения, вложенные в вашу фирму «Англо-Балтик».       Взгляд скользнул.       — Весьма достойный ответ, мисс Локхарт. Разумеется, вы получите ваши деньги. Золото вас удовлетворит?       Что-то скрипнуло, звякнуло. Отсчитал вполголоса.       Протянул — кошель тяжелый.       — До последнего пенни.       — Возьми, Джим. И отнеси клиентке.       — Салли, что… да ты рехнулась!       — Джим.       — Едем со мной!       Не повернулась.       Лицо мальчишеское — сил нет глядеть.       — Я выхожу замуж за мистера Беллмана.       Кошель звякнул в худых пальцах неловко.       — Но как же… как же Фред?!       Губы сжала.       — Фред бы понял.       — Зато я — нет!       Дверь хлопнула.       Вдох.       И вдруг — совсем близко.       Запах дорогого табака, дорогого виски.       Блеснула булавка для галстука.       Кожа над ней белая. Горячая. Наверное, горячая.       Как ладонь на спине.       Легла уверенно, мягко. И все же — крепко, не вырваться.       Притянула — ближе, теснее.       Вдох — горячий, тесный.       Словно жаром огня обдало.       И пальцы сами…       Кожа горячая.       Волосы рыжие — горячие.       Вдох. * * *       Комната большая.       Слишком большая.       Огромная.       Можно, наверное, часами не встречаться.       Ведь на это и рассчитывала!       Или не на это…       Не вспомнить теперь.       Словно не год — век. Жизнь целая.       Джим уехал в деревню, решил стать фермером. Писала, писала — в ответ ни строчки. Что ж… Так и должно быть.       Шлейф осторожно отодвинула ногой, села.       Пальцы нащупали шпильки, стали выуживать — по одной.       Словно маленькие блестящие кинжалы.       — Миссис Беллман, простите, я забыла вам сказать. Это пришло утром на ваше имя.       Неужели?..       Конверт хрустнул в пальцах.       — Из благотворительного общества. Извините, мэм, я…       — Ничего. — Глаза пробежали привычные строки. — Это просто благодарственное письмо.       Ящик нашарила не глядя.       В другой руке так и замерла шпилька.       — Спасибо, Мэри, можешь идти.       — Я вам больше не нужна, миссис Беллман?       — Нет, нет, доброй ночи.       Он не любит, когда кругом толпятся слуги. Видимо, поэтому их мало. И слава Богу! Так боялась, что устроят тут Букингемский дворец…       Выпрямилась.       Ткань скользнула к ногам.       Дорогая. Тяжелая.       Слишком тяжелая.       Впрочем, скоро все равно придется обновлять гардероб.       Покосилась невольно на резные столбики балдахина, на тяжелый полог.       Вдох. * * *       Ладонь сжала.       Холодное, гладкое.       В глаза глядит — спокойно. Усмешка по губам.       — Ну что же вы, моя дорогая?       Вдох.       — Стреляйте. * * *       Что она там говорила?       Что-то о том, каким был Фред. Добрым, благородным…       Что-то о том, что никогда не променяет его… никогда не полюбит…       Какой вздор!       Будто он любви ее просил!       А впрочем…       Так и вышло.       Как он сказал.       И всегда выходит, как он сказал.       Шпильки, блестя, посыпались в коробку. * * *       — Вы не выстрелите в меня, Салли.       Голос низкий.       Вязкий.       Словно в трясину…       — Во всяком случае, не сейчас.       Взгляд спокойный.       Ласковый почти.       — И не из этой игрушки. Дайте-ка мне.       Сама не поняла — как.       Ладонь широкая, горячая.       Словно жаром обдало. * * *       Кровать большая.       Слишком большая.       Огромная.       Ночь за ночью, наверное, можно не встречаться.       Ведь на это и рассчитывала.       Или… * * *       — Откройте.       Лента скользнула к ногам.       Коробка хрустнула.       Блеснуло на бархатной подушечке — холодное, гладкое.       Взгляд подняла невольно.       — Что это?       Усмешка.       — Мой свадебный подарок.       — Не понимаю…       Взгляд холодный.       Но что-то в нем…       Или показалось?       — Если однажды вы захотите убить меня, Салли, пусть это будет настоящее оружие, а не тот пугач, которым вы мне угрожали в тот день, когда согласились выйти за меня.       Сглотнула.       Вдруг — тяжело, больно.       — Что же вы, дорогая? Возьмите. Проверьте, хорошо ли лежит в руке.       Ладонь послушно сжала.       Холодное, гладкое.       — Неплохо, верно? Оружие тоже может быть произведением искусства. Возможно, однажды вы это поймете. И, возможно, тогда выполните свою угрозу. Или вы готовы сделать это прямо сейчас?       Сверкнул тонкий ободок кольца.       Блеснула в свете свечей булавка для галстука.       Кожа над ней белая. Горячая.       — Мистер Бел…       — Меня зовут Аксель.       Из ладони скользнуло.       Вниз, в дорогой ковер.       Руки на спине сомкнулись.       Мягко, но крепко — не вырваться.       Притянули тесней, крепче.       Вдох — тесный.       Словно жаром…       — Можете всегда носить его при себе… или держать под подушкой… как угодно…       Жаром…       — Аксель… * * *       Нащупала холодное, гладкое.       Выпустила.       Вдох.       Огонь в камине догорел — поежилась.       Но рука лежит тяжело, в перину вдавливает. И жаром от нее…       И внутри жар.       Вспыхивает снова, как от случайной искры. Как? Почему?       Вдох.       Но узел все туже.       Словно год, словно век… Жизнь целая…       — Аксель…       Голос свой в темноте не узнала.       Хриплый, грудной.       Как только в этой огромной спальне, как только ему…       Вдох.       Может быть, когда-нибудь вы выполните свою угрозу.       А ведь и впрямь верила.       Что — когда-нибудь.       После свадьбы.       Завтра.       Послезавтра.       Потом.       Через девять месяцев.       Через восемь.       Через год.       Через пять лет.       Когда-нибудь.       — Аксель…       Рука тяжелая, горячая.       Потянула к себе — осторожно, бережно.       Но крепко — не вырваться.       И хочется крепче.       Тесней.       — Аксель…       Вдох — словно жаром.       Может быть, когда-нибудь вы выполните свою угрозу.       Когда-нибудь?