Не обижай меня, утро

На площади, величественной, как и ее название, было пусто. 4 часа утра. Только начинало светать. На удивление тихо в месте, всегда полном народу, в любое время года и погоду. От этого площадь еще грандиознее. Так думал и Иван. А может, он просто не нашел другого места для прогулки после очередной холодной осенней ночи. Он мерно вышагивал по плитке, вычищенной до блеска, иногда чуть покачиваясь от чрезмерного количества алкоголя в крови. Шея его была замотана теплым шарфом, связанным сестрой. Также на мужчине был неизменный светло-серый плащ в тон к шарфу. Слегка растрепанные ветром волосы спадали на лицо, прикрыв красные щеки Ивана. Без какой-либо цели Брагинский приближался к собору, архитектурно напоминающий гораздо позже построенный в культурной столице России "Спас на Крови". Эхо глухо вторило шагам мужчины, а тот просто наслаждался тишиной, его окружавшей. Иногда он останавливался, запрокидывал голову, чтобы отхлебнуть из прозрачной бутылки огненной жидкости. Тогда он поднимал глаза и смотрел на светлеющее с каждой минутой небо, меланхолично и тепло улыбаясь каким-то своим воспоминаниям. Так, не спеша, он дошел до Собора Василия Блаженного. Встав перед ним, он долго любовался храмом, после чего развернулся, невзначай оглянувшись на проделанный им путь. Сделав еще глоток, Иван уже собрался бродить дальше по Москве, чтобы найти, где переждать шумный день, но что-то привлекло его внимание. В воротах, через которые он входил на Красную площадь, кто-то стоял...или не стоял... Да, кажется, человек стремительно приближался к нему. Брагинский напряг зрение, но разглядел только плащ, развивавшийся позади темной фигуры. Ничуть не удивившись, он спокойно стоял и ждал, когда человек приблизится. Водка потихоньку закончилась, Иван опустил руку с пустой бутылью и взглянул на остановившегося метрах в двадцати от Собора мужчину немецкой наружности. Тут он узнал в нем того, кого хотел бы меньше всего видеть в столь мирный час. — Здравствуй, Гилберт, — добродушно улыбнувшись, произнес русский, позволяя эху донести свои слова до незваного гостя. Тот усмехнулся и громко расхохотался, нарушая покой, выпалил что-то по-немецки, потом перешел на ломанный русский. Иван тут же перебил его, все так же тепло улыбаясь, разве что только некая зловещая аура появилась над ним... — Не позорь себя, говори по-немецки. Твое присутствие уже оскверняет мой дом. Ничуть не изменившись в лице, он наблюдал за Пруссией. Тот лишь снова расхохотался, но по коже у него пробежались мурашки, а сам Гилберт покрылся холодным потом. — Великий Я добрался до самого твоего сердца, Россия, а-ха-ха! Я захватил…захватил тебя! Так не противься мне, Я могущественен, как никогда! Склонись, и Я, возможно, сохраню тебя, не разрушив все до конца! Как раздражал его голос... Как бесил его вид... Голова раскалывалась... Иван простодушно улыбался, глядя на захватчика. — Ты что-то сказал, Гилберт? — слова Брагинского прозвучали мягким, ничуть не издевательским голосом, рука нервно сжала бутылку. Байльшмидт нахмурился, явно выходя из себя. Прокричав несколько ругательств на родном языке, он гневно глянул сначала на Ивана, потом на Собор и, недолго думая, выхватил пистолет, направил его в голову врагу и выстрелил. Пуля попала в висок России. Пронзив величественную тишину, немедленно повылетали, разбиваясь, стекла Кремля, Куранты треснули и остановились. Кровь русского брызнула на площадь, он пошатнулся. Улыбка сползла с его лица, он поднял на Пруссию полные ненависти глаза. — Не смей...не смей... Мразь... Неотесанный неуч... Свинья... НЕ СМЕЙ КРУШИТЬ МОЙ ДОМ! Иван Брагинский замахнулся и бросил бутыль вперед, немедленно выхватил из плаща пистолет и выстрелил в сосуд. Пуля настигла прозрачную бутылку, когда та уже была в метре от оторопевшего прусса. Вслед за выстрелом послышался звук разбитого стекла. Пуля разорвала бутыль изнутри, осколки разлетелись во все стороны. * * * Вечер на дворе. Солнце же зашло, но ночь еще не накрыла своим крылом улицы города. Иван сидел в большом удобном кресле и мирно пил чай. Лоб его был перебинтован, но добродушная улыбка озаряла его лицо. — У меня...нет друзей, да? — спросил он мягким тихим голосом. Темная фигура, что стояла позади, вышла из тени. Девушка с длинными серебряными волосами улыбнулась, потрепав аккуратно Брагинского по волосам. — Ты их обязательно найдешь, Ванечка. — Ты обещаешь, Москва? * * * Посреди Красной площади в луже крови валялся мужчина с пулей во лбу и множеством глубоких порезов по всей голове и шее. На лице его застыл шок и ужас. В руке он сжимал пистолет. Враг повержен. Русских никто не может "захватить". В 6 утра тела не было. Через неделю площадь, величественная, как и ее название, была краше прежнего.