Помешательство

Люси сидит на мягком диване, подогнув под себя ноги, и просто смотрит беспомощным стеклянным взглядом в пустоту. Комната, погруженная в приятный полумрак теперь только пугает. Девушка осторожно опускает босую ногу на холодный, можно даже сказать ледяной пол, и невольно замирает, боясь даже подняться с постели и сделать крохотный шаг. Бешено стучащее в груди сердце, которое вот-вот выпрыгнет наружу через горло, сдавливает невидимыми тисками боли, будто сам дьявол дотронулся до него, а потом болезненно сжал. Хартфилии было очень страшно. Теперь, после очередного и весьма нелицеприятного обследования в больнице блондинка постоянно жила в страхе. В страхе скорой Смерти. Врачи не давали ей каких-либо отрицательных или положительных прогнозов, только хмурились и кривили губы в сочувствующе-успокаивающую улыбку, по которой, собственно говоря, итак было все ясно. По крайней мере для Люси. У нее не выявили тяжелых заболеваний сердца, молвили, якобы, что всего лишь сбит сердечный ритм, часто возникает тахикардия, но это ничего — полечиться и пройдет. Но девушка отчетливо чувствовала, что здесь что-то не так. Это самое «не так» заставляло ее внутренне сжимать в один пульсирующий комок ужаса и паранормальной борьбы двух сущностей — одна спокойно отнеслась к известию о скоропостижной кончине, которую девушка предвидела в будущем, а вторая готова была биться головой о несуществующую стену в сознании, громко истошно кричать, бить кулаками, сдирая костяшки в кровь. Все, все что угодно — только выпустите! Страшно! Одиноко, пусто и холодно! Здесь невообразимо холодно! Слезы часто застывали на карих глазах, но так ни разу и не сорвались вниз по щекам, а блестели крупными каплями в зрачках и радужке. При приходе двух своих лучших подруг — Эльзы Скарлетт и Леви МакГарден, Люси выдавливала из себя болезненную, насквозь пропитанную фальшью улыбку на дрожащих губах. Неестественный, мертвенно-бледный цвет лица особо беспокоил девушек, да и, пожалуй, саму Хартфилию. Она принимала их строго в своей чистой комнате, ни в коем случае не пуская в ванную или на кухню — нельзя, что хоть одна из них увидела кипы обезболивающих и сердечных таблеток, которые блондинка глотает едва ли каждые полчаса, чтобы хоть как-то заглушить острую, режущую боль. Ходила Люси теперь тоже куда медленнее, всегда говоря Эльзе и Леви, что просто не может налюбоваться красотами зимних вечеров. И они с трудом, но верили, недоверчиво поглядывая в сторону подруги, что истуканом застыла посреди дороги и забрала голову к ночному небу, откуда, словно мухи, опускались большие снежные хлопья. Пусть в обществе Скарлетт и МакГарден Хартфилия и не надолго отвлекалась от гнетущих, мрачных мыслей, но стоило ей только поглубже вздохнуть приятно пахнущий свежестью воздух, как в голове проскальзывала предательская мысль: «В последний раз… Все в последний раз», — голос, говоривший в голове блондинки никогда не принадлежал нейтральной стороне ее души. Сначала одной, а затем и второй сущности — они всегда говорили одно и тоже, только с разными интонациями и эмоциями. Металлический, казалось бы, бесстрашный голос всегда выговаривал снова четко, как диктор, а мягкий, певучий голосок «ребенка», маленькой наивной девочки с большими восторженными от прелестей жизни глазами всегда шептал или роптал, мямля и глотая окончания. Страшно, просто до безумия. Страшно, что она дышит, говорит, гуляет в последний раз. Страшно, что завтра ее не станет. Люси Хартфилия навсегда исчезнет. Ее силуэт постепенно сотрется и из памяти людей. Станет блеклой, выцвевшей на солнце картинкой. «А не все ли равно уже?» — с ледяным спокойствием заявит одна из сущностей и злорадно рассмеется Люси в лицо. А в злорадстве слышится горечь и огромное желание жить. Хотя бы просто существовать. Быть. Хартфилия чувствует, как кончик носа в очередной раз неприятно закололо маленькими невидимыми иголочками, а в горле застрял тугой ком. Грудную клетку снова сперло болью, перед глазами поплыли серые пятна, мир распадался на бесцветные тени. Хорошо, хоть темнота пока не наступала. Люси знала, Смерть придет с темнотой и непременно заберет ее, поэтому она стала бояться закрывать глаза и ложиться спать. Паранойя? Возможно… Сейчас, куда ни глянь, Хартфилия видела эту элегантную старуху с острой, как бритва, косой совершенно везде; общаясь со своей старенькой мамой, от которой пахло старостью. Нет, не стариной, а именно старостью. Слабый запах разложения, совсем незаметный здоровым людям. Смерть. Машина, стремительно летящая по скользкой дороге и сбившая кошку, не специально, конечно же, однако… Кровь разливалась алой рекой, струилась атласной лентой на девственно-белом снегу. Опять Смерть. Опять страх. Дикий, животный, неестественный. Страх перед неизвестностью. Уроки в школе и громкий, заразительный смех теперь не радуют девушку, а вызывают лишь легкое, чуточку ощутимое раздражение. Хотя, наверное, приятно не осознавать, что у одноклассников ничего в сущности не поменялось. Их внутренний мир остался прежним, а ее с треском сломался. Потерял опору, рассыпался на миллиарды фантомных осколков, утратил устойчивый «пол», и его, увы, уже не выстроить. Не в третий раз… От алгебры, ее формул и цифр в голове одна каша, пусть рука на автомате и решает примеры, будто по мановению волшебной палочки. Все же что-то осталось в ее головке, кроме ужаса. Вера в спасение, вера в людей угасла, хотя ведь совсем недавно еще теплилась надежда. В одинаковых, каких-то блеклых глазах окружающих Люси не видела истинных эмоций, не видела радости от жизни, которую она раньше тоже не ценила. В общем-то, оно и не удивительно. Но однажды, обычным, таким же скучным и наполненным страхом днем, Хартфилия случайно поймала на себе чуточку взволнованный, заинтересованный взгляд товарища. Неоново-синий. Глубокий и непостижимый, как бездна. И просто чертовски красивый. … Контрольная по физике, казалось, тянулась бесконечно. Девушка, которая отсутствовала в школе по известной нам причине, попросила своего преподавателя — старого, извращенного старикашку сделать ей небольшую поблажку и разрешить ей попользоваться учебником. Но он, как назло злорадно ухмыльнувшись, с свойственным ему задором произнес: «Я уже говорил вам, ребята! Уважительной причиной может быть только смерть!» Сказал, как отрезал. Вырвал все остатки оптимизма с корнем, заставил руки опуститься. Такая вот злая шутка судьбы. Плечи блондинки периодически непроизвольно подрагивали время от времени, ручка тряслась в руках, из-за чего буквы выходили криво и некрасиво. Но Люси было наплевать, она даже не вникала в суть задач, которые решала. Все снова шло на автомате, отточенным годами. Сосед по парте порой заискивающе улыбался и, получив немое разрешение, заглядывал в тетрадку к отличнице, списывая формулу или уже сразу ответ. Тихо шепнув «спасибо», юноша, тряхнув головой, снова переводил взгляд в свой, уже на половину заполненный лист. Нацу всегда забывал тетради, да и вообще наплевательски относился к учебе. Единственное, что розоволосый хулиган любил в школе — это физическую культуру. Когда Люси видела, как Драгнил кладет в рот тоненькую сигарету за школой, она снова видела Смерть. Она висела над его головой в неподвижном состоянии и просто ждала своего часа. Часа, когда Нацу, сам того не понимая, загубит свою жизнь. Передернувшись от отвращения к самой себе и таким мыслям, Хартфилия попыталась полностью сосредоточиться на заданиях. Сердце громко и болезненно бахало в груди, будто двигатель в механическом устройстве. Легкое головокружение застало девушку совершенно внезапно, тошнота так не кстати поднималась вверх по пищевому тракту. Мерзкий страх! Если его не заглушить посторонними мыслями, он просто напросто сожрет тебя с костями. Девушка беспомощно огляделась. Многие взгляды были устремлены на нее, все смотрели и не видели. Серые, безликие массы, считающие ее простым и полезным инструментом. Отвратительно! Люси продолжила рыскать воспаленным взглядом по классу и наконец с удивлением нашла того, кто был ей нужен. На миг она испуганно замерла и даже забыла, как дышать. Мираж сидел по правую сторону от нее через проход. Они практически были соседями. Похоже, парень давным-давно все написал и просто сидел, летая в облаках, пока не заметил странное поведение отличницы. Пепельные волосы юноши едва достигали шеи, а длинная челка была собрана в неряшливый хвостик, поднятый невидимками вверх. Штраус лениво сдул мешающую прядь, но обеспокоенного взгляда, впрочем, не сводил. В небесных глазах не было ни капельки притворства, как Люси обычно привыкла видеть. Признаться честно, до сей поры она считала его самовлюбленным лицемером и последней сволочью, любящей незаметно поиздеваться над окружающими, талантливо изображая из себя ангелка. Причем играл он так убедительно, что Хартфилии казалось, что у него из лопаток вот-вот пробьются крылья. Но сейчас мнение школьницы неожиданно и весьма резко поменялось. Она увидела в этом взгляде его настоящего. Яркие, насыщенные, непустые глаза! Истинно живые. На Мираже, судя по всему тоже лежал определенный остаток чего-то жуткого, так как он терпеть не мог людей, общаясь будто бы из надобности. Хотя так и было. Многие девчонки из ее класса изображали Штрауса эдаким благородным рыцарем на белом коне, готовым спасти их прямо здесь и сейчас. И теперь Люси поняла, что этот иррациональный парень, которого она терпеть не могла, действительно кто-то наподобие рыцаря. Единственный, способный понять ее и не осмеять. Она была девой, которую нужно спасти, а он… Благородный разбойник, решивший пойти на это? Отчасти. Впервые Люси снова почувствовала себя прежней, всего лишь от одного взгляда, а нежный голос тихонько, все еще неуверенно шепнул: «Я хочу жить…» Но он был слишком тихим, чтобы Хартфилия смогла как следует расслышать его. … Звонок с урока прозвенел внезапно, заставив уставившуюся друг на друга пару прийти в себя, будто скинув оцепенение. Мираж поспешил отвернуться и сделать вид, что ничего не было, сразу же заговаривая со своим другом, который вяло пожаловался, что ничего не написал. Люси слушала разговор в пол уха и основной мысли не улавливала, однако она продолжала пристально следить за Штраусом. Тот вел себя как обычно. А, может быть, ей просто привиделось? Или она невольно задремала на контрольной? «Наверное, показалось», — устало и как-то беспомощно подумала девушка и, ступив шаг, едва не свалилась на пол от резкой боли в груди. Казалось, будто левую сторону пробили насквозь осиновым колом; боль неприятно отдавало в правую сторону груди и лопатку. Новый, оглушающий «забег» сердца уже начался. Блондинка приземлилась на рядом стоящий стул и, положив руку на сердце, постаралась дышать глубже, однако получалось только рвано вздохнуть воздух и также рвано его выдохнуть. Будто воровка какая, ей Богу. С красочным «фейерверком» Люси почувствовала новую волну паники и резко вскинула голову. В дверях она точно видела нечеткий, слегка размытый силуэт в черном плаще и косой. С каждым часом времени все меньше и меньше… «Успокойся, ты не первая. От старухи еще никто не убегал», — пренебрежительно бросили в голове, и Люси, сама не зная зачем, кивнула. Похоже, она сходит с ума. Безразличие и апатия снова вышли на арену и сняли венецианские маски, показывая свои уродливые, перекошенные страшными гримасами лица. Они опять заставили Хартфилию забыть о жизни. Как она собирала вещи, сдала старику работу и вышла из кабинета, отличница не помнит. В упор. И как столкнулась в дверях кабинета алгебры с Миражом тоже не помнит. В памяти запечатлелся только его естественный запах. Запах костра. Признаться честно, мимолетные мнимые объятия были весьма приятны. Штраус, скомкано извинившись, поспешил уйти, а Люси, спрятав глаза за отросшей челкой прошла к своему месту. Очередной звонок, очередная каша в голове, очередные темные мыслишки, что невозможно выкурить из сознания всех трех сущностей. — Эй, Люси, прогулять сегодня со мной и ребятами не хочешь? — шепотом поинтересовался пепельноволосый юноша, заставивший девушку вздрогнуть всем телом и удивленно распахнуть карие глаза. — С чего это ты вдруг? — без тени улыбки спросила Хартфилия, посчитав предыдущие слова парня обычной насмешкой в его стиле. Ответ в виде пожимания плечами вполне устроил блондинку, пусть она и фанат больших сборищ людей. — А кто пойдет и куда? — Вся моя семья, возможно, ты, Нацу с Греем, Брандиш, Гажил. Хочешь, твоих подруг с собой прихватим? — подозрительно участливо предложил один из идолов, заставив Люси неосознанно фыркнуть, вернее одну из ее сторон. — Идем в гору — кататься и песни у костра петь. Как тебе мысль? — Хорошо, я пойду, — кивнула Люси и заставила себя слабо улыбнуться. «В последний раз…» Компания ребят встретилась после окончания нудных уроков и договорилась о встрече у дома Хартфилии через два часа, все равно Люси недалеко от нужного места живет. Парни, озорно подмигивая девушкам, попросили их захватить термоса с горячим чаем и хотя бы сотню наличными — для элементарного «шашлыка», ну и санки, кто хочет пару раз скатиться и отбить себе копчик. Гажил слезно пообещал, что прихватит с собой гитару, одновременно пригрозив Драгнилу кулаком, чтобы последний не смел даже смотреть в сторону его музыкального инструмента. Как поняла Хартфилия, раньше у них вышел конфуз. Глядя на то, как все смеются и бодро обсуждают хорошую идею, Хартфилия невольно ощутила грусть и заметный упадок настроения. Желание хоть немного повеселиться отпало совсем. «Аж самой от себя мерзко!» — подумала девушка, попрощавшись с компанией. Эльзе и Леви в другую сторону, так что до дома ей придется идти в полном одиночестве, как обычно разговаривая с нахохлившимися воробьями на ветках. — Нам, кажется, в одну сторону, — услышала Люси у себя за спиной и обернулась, снова сталкиваясь с одурманивающим голубыми глазами. Мираж без лишних вопросов не спеша подошел к девушке и забрал у нее сумку, ничего не сказав. Хартфилия не сказала ни слова, невольно смутившись. Она уже и забыла, когда это чувство заглядывало к ней гости в крайний раз. Зная быструю и стремительную походку Штрауса, школьница уже хотела было попросить его идти чуточку медленнее, как невольно отметила, что парень идет мелкими шажками, то и дело шаркая подошвой по снегу. — Спасибо, — печально улыбнувшись, сказала Люси. В глазах Миража читался немой вопрос, но Хартфилия оставила юношу теряться в догадках. Странный он какой-то… Пара шла тихо и совсем неспешно, привычная отдышка не мучила девушку, сердце не гоняло по венах кровь со скоростью метеора, а посему отличница даже ни разу не остановилась во время прогулки. Они молчали. Почему-то Люси казалось, что Мираж итак все прекрасно понимает. А ведь если подумать, в начальной школе их считали лучшими друзьями. Интересно, что изменилось потом? «К нему тоже заглянула Костлявая», — елейным голоском сообщила сущность и быстро скрылась, заставив Люси вздрогнуть. Мысленно сосчитав до десяти и кое-как успокоившись, Хартфилия только сейчас поняла, что все это время она держит руку на груди и глубоко дышит через рот, а Мираж хлопочет над ней, как нянька. Да уж… Раздвоение личности, паранойя, Смерть на пороге. Интересно, какой еще сюрприз приготовила Судьба? В завершение, так сказать. С губ сорвался тихий нервный смешок, и Люси, как безумная прошептала: «В последний раз…» Нос снова закололо, ком встал в горле, глаза неприятно зажгло, а в животе будто разом осела вся человеческая печаль. Утренняя истерика возвращалась. — Господи, Люси, — испуганно выдал Мираж, осторожно придерживая девушку за талию. — тебе надо срочно сесть! — Штраус, повесив оба портфеля себе за спину, легко подхватил бледную, как мел, блондинку на руки и быстро перенес на ближайщую лавочку. — Пожалуй, лучше тебе сегодня никуда не ходить, — со знанием дела проговорил юноша, внимательно разглядывая Хартфилию. — Я предупрежу ребят. До твоего дома осталось всего пару шагов. Потерпи чуть-чуть, ладно? Люси казалось, что по сердцу бьют здоровенным молотом. Боль была тупая и постоянная. Бам! Бам! Бам! Зажмурившись, школьница прохрипела что-то нечленораздельное в ответ, стараясь прийти в себя. Штраус снова поднял одноклассницу на руки и едва ли не бегом добежал до квартиры Люси. Благо, детские воспоминания еще не стерлись. Буквально влетев в дом, парень уложил девушку в постель и кинулся на кухню. Ужасаясь количеству обезболивающего, юноша спешно накапал пятнадцать капель валокордина и разбавил их ягодным компотом. Должно было помочь. Мираж, скрипя зубами от злости на самого себя, вошел в комнату «вареной» Люси и, подойдя к больной, приподнял ей голову. В нос Хартфилии ударил противный резкий запах валерьянки. Она скривила губы, отказываясь пить. — Ну, пей. Помрешь ведь, Хартфилия! — практически прошипел юноша, опасно блеснув глазами. Стакан в его руке больше не дрожал. — Уже все равно, — слабо проговорила Люси, повторяя слова своего внутреннего я. В конце концов, оно ведь действительно оказалось право. Безразличие ко всему — лучший выход. — Заткнись и пей! — неожиданно рыкнул Штраус. — Спрашивать я ее еще буду, все равно ей или нет! — продолжал свирепствовать юноша и насильно влил в девушку лекарство. — Дура, — уже не так злобно и громко бросил Мираж, вновь вернув себе былой контроль и хладнокровие. Блондинка, прикрыв глаза, казалось, впала в полу дрему. Веки слабо подрагивали, но, налитые свинцом, не имели возможности открыться. Через десять минут Мираж заботливо подоткнул старой подруге одеяло и выудил из кармана сотовый. Быстро набрав чей-то номер, Штраус сообщил, что он и Люси не пойдут на вылазку в связи со срочными делами, и отключился. — Ты не помнишь, почему мы перестали быть лучшими друзьями? — неожиданно поинтересовалась девушка, все еще лежа в одном положении. Парень удивленно вскинул брови. — Я думал, ты спишь. — Не совсем. Ну так что? — суть вопроса Люси встревожила его. Заставили вновь пережить былое. Вывернули сакральную тайну юноши, которую он так бережно охранял последние четыре с лишним года. — Не помню, — соврал Мираж и, нагло воспользовавшись вялым состоянием подруги ядовито улыбнулся, показывая неестественно острые клыки. Он уже не понимал человеческой боли. Этериасы не помнят, как бьется сердце. — Спи давай. Штраус осторожно коснулся лба Хартфилии и заставил ее заснуть. У него ведь было тоже самое. Элегантная Смерть-старуха подкинула ему испытание, которое он своеобразно, но прошел. «Пока ты сам не пожелаешь жить, ты в моей власти. Безразличие — твой самый главный враг», — вспомнил он отчужденные слова Смерти. Она, как всегда, оказалась права. *** … Люси выискивала с ним новых встреч. Старалась почаще встречать с неоново-синими глазами и улыбаться ему просто так. Ее персональной последней ниточке жизни. Пусть мучительные боли и тахикардия и не оставляли Хартфилию в покое, голоса в голове болтали все реже. Металлический, грубый и прямолинейный голос сейчас неуверенно шептал, как провинившийся ребенок, а нежный и ласковый дарил своей хозяйке новые светлые мысли. Впервые за долгое время страх отступил, а Смерть перестала являться так часто. Девушка не испытывала никаких особых чувств к Миражу. Даже дружеских, он был ей безразличен. Но почему она всегда обгоняла Штрауса и его друга на двадцать шагов, а когда товарищ этериаса уже зайдет в подъезд, попрощавшись, резко сбавляла ход и лениво поглядывала в небо. Тихий голос все еще говорил про безразличие, и Люси принимала сей факт. Да, Мираж пока был ей безразличен. Но… …Второй громко и уверенно твердил, порой срываясь на крик: «Я хочу жить!» Смерть поглядывала за своих «воспитанников» исподтишка и задумчиво крутила в пальцах сотканные из духовного тумана горячие сердца.