about how it sleeps

Хлопки входной двери оглушают в ночной тишине, холод колет обнаженные руки и шею: выходишь покурить в одной футболке и с открытым нараспашку сердцем. Сквозь замочную скважину можно увидеть, как ты наклоняешься, завидев, что оно снова здесь. Приползло на запах тепла, на запах дома, на запах человечины. Я сотню раз говорил даже не притрагиваться к этому существу, не гладить, но ты ведь знаешь лучше. Ты ведь знаешь лучше, когда даешь свой адрес кому попало, пишешь быстрое «джерард» на смятых бумажках, а потом дрожишь от страха, когда кто-то среди ночи ломится в дверь и просит впустить. Но оно устроено по-другому. Оно приходит каждый день, как к себе домой. Без приглашения, без стука: просто приползает, а ты ласкаешь и приручаешь. Сквозь замочную скважину чувствуется аромат твоей кожи и его желание прикоснуться к ней. Я ведь говорил тебе столько раз: ты, конечно, знаешь лучше, но не впускай без привязи. Ты конечно, знаешь лучше, но не корми это, иначе оно вернется. Наверное, ты все-таки нечто большее, чем просто тело для меня, если я так мечусь и не нахожу себе места, когда слезы обжигают твои глаза. Я пью наши воспоминания, как вино. Этот страх коснется тебя. Ты прячешь мои холодные, огрубевшие, в ожогах и ссадинах пальцы в рукава своей кофты и согреваешь, лечишь, зашиваешь каждую ранку. Проводишь мягкой ладонью по грубой щетине и даешь заглянуть в глаза: утонуть в зелени радужки и спрятаться в черноте зрачка. А оно снова у двери. Снова воет и скребется, а ты боишься, но выносишь еду и свою ласку. Твое сердце перевесило бы любой кусок золота, хотя оно же и тянет тебя ко дну. Помести себя в аквариум, под защиту от собственной доброты. Ты целуешь мягкими губами мои воспаленные веки и приглаживаешь выжженные волосы; мои глаза цвета первых заморозков тают от вида одних твоих округлых бедер и нежной улыбки. Хлопковая ткань щекочет и слетает быстро, а мне хочется вместе с ней снять и кожу. Ты сшит из лоскутков, но не как труп после катастрофы, а как теплое одеяло, как старая картина. Мне в пору греться, но я только тяну ниточку за ниточкой, а ты позволяешь себе распускаться под предлогом собственного «люблю». Я опускаюсь с тобой все ниже, а ты не хочешь отпускать. «Спасение утопающих...» тут не работает. Отдаешься мне под шепот обещаний не отдавать тебя на растерзание уличным псам и тем, кто скребется под дверью. Твои стоны превращаются в хрип, и то ли от наслаждения, то ли от боли. А я снова у двери. Снова вою и скребусь, а ты выносишь еду и ласку. Я сотни раз говорил тебе не приручать, не давать руки, а ты отдаешь всего себя. Ты, конечно, знаешь лучше, но не впускай без намерения оставить. Ты, конечно, знаешь лучше, но милый, не корми меня, иначе я вернусь.