Остров Несвятой Варвары

Изгородь менее всего походила на то, что обычно представляет себе европеец при этом слове. Грубое, беспорядочное нагромождение срубленных веток, тянущееся на десятки ярдов — какой-нибудь добропорядочный английский сквайр был бы уязвлен, если бы узнал, что это неуклюжее примитивное сооружение могут именовать так же, как холеную, ровно подстриженную зеленую рамочку вокруг его особняка. Если же он узнал бы, для чего эта конструкция предназначена, он бы ужаснулся. Тарзан был английским лордом, но не причислял себя к европейцам. Стену из срубленных веток он называл изгородью просто потому, что более подходящие слова он ни за что не произнес бы в присутствии Джейн. А он приучил себя не говорить в ее отсутствие то, чего не сказал бы при ней. Основной мерзостью была не сама ограда, а просветы в ней. Они были достаточно широки, чтобы в них могло проскочить достаточно крупное животное, вроде антилопы. Многие звери так и делали. Набредя на изгородь, они поневоле шли вдоль нее и радовались первой же возможности ее, наконец, миновать. Вот тут-то и крылась подлость. Среди веток таилась проволочная петля, закрепленная на уровне головы антилопы. Ничего не подозревающее животное забредало в ловушку и неминуемо удавливалось. Проволока была прочной, но Тарзан легко разломал ее так, как разорвал бы бумажную ленту. — Давненько меня здесь не было, — проворчал он, с чувством бросая куски проволоки о песок. Стоило ему хоть ненадолго покинуть края, которые он считал своей истинной родиной, как местные браконьеры принимались за свои бесчинства. Попробовал бы кто соорудить такие ловушки, зная, что в любой момент ему на загривок может опуститься тяжелая рука Повелителя джунглей! Но едва становилось известно, что лесное жилище Тарзана пустует, как любители грязной охоты снова брались за свое. Тарзан шел вдоль изгороди, ныряя в каждый просвет и вылезая оттуда с обломками проволоки в руках. На то, чтобы разнести ловушку, у него уходили считанные секунды, но в одной западне он замешкался. Это была петля, к которой пристал клочок шкуры. Темной, жесткой — похоже, здесь побывал гну. Судя по переломанным веткам, он отчаянно боролся за свою жизнь. Но чем закончилась эта борьба? Тарзан поднес проволоку к глазам, провел по ней пальцем и грустно вздохнул, заметив еще не засохшие капельки крови. Разломав проволоку на части, Тарзан огляделся по сторонам в поисках следов. И сразу увидел то, чего в саванне обычно не сыщешь. На траве, смятой копытами, валялся скомканный клочок газеты. Изрядно удивленный Тарзан поднял его и внимательно осмотрел. Похоже, здесь побывали не только браконьеры из местных. Тарзан сильно сомневался, что их интересует европейская пресса. Тем более… Ну да. Он расправил листок, прищурился, разбирая буквы, перевернул его и скрипнул зубами. Точно. Газета была на русском. *** Бунгало казалось совершенно спокойным и мирным. Соломенную крышу золотило солнце. Возле стены мирно стояли левый сапог и удочка. Правый сапог застенчиво прятался под жестяным рукомойником, притороченным к столбу. Это была та незамысловатая, свойская идиллия, нарушить которую способен только дикарь. Тарзан, открывший дверь бунгало ударом ноги, казался варваром, вторгшимся в безмятежный мир кротких селян. Впрочем, двое обитателей дома, чей покой нарушил пинок по двери, походили на мирных сельских жителей не больше, чем их гость — на посланника английской королевы. Оба принадлежали к тому типу людей, при виде которых добропорядочные граждане начинают прятать кошельки и дочерей, а у полицейских зудят наручники. Но, хотя люди такого сорта обычно не удивляются внезапным арестам и обыскам, вторжение Тарзана их явно уязвило. — Алексей, — проронил тот, в облике которого явные аристократические черты удивительным образом гармонировали с угрюмым бандитским выражением, — я, вроде, говорил, чтобы ты оставил у входа табличку для лорда Грейстока? — Так я и оставил, — откликнулся его друг, которого никто не осмелился бы вслух упрекнуть в отсутствии дворянской породы ввиду внушительности его бицепсов. — Она на столбе, над рукомойником. — Должно быть, лорд Грейсток не умеет читать или не моет руки. Тарзан невольно оглянулся. На столбе действительно висела дощечка с надписью, содержание которой осталось для него тайной. — Алексей, — проговорил хозяин дома, заметив озадаченное выражение на лице гостя, — а на каком языке ты ее оставил? — Ах ты, черт, — сокрушенно вздохнул Алексей. Он поднялся с лавки, протиснулся в дверь мимо Тарзана, смерив его попутно неприветливым взглядом, и через минуту вернулся с табличкой. — Можешь сказать ему сейчас, — заметил хозяин, покосившись на дощечку у него в руках. — Ах нет, из первой фразы лучше оставь только обращение. — Тарзан, это не мы, — перевел Алексей и закинул табличку в угол. — Что именно — не вы? — подозрительно спросил Тарзан. — Что угодно — не мы, — сказал хозяин. — Ты не поверишь, но мы приехали сюда, чтобы отдохнуть и поправить здоровье. — Но мы же знаем, что ты все равно свалишь на нас все, что происходит в Африке, — подхватил Алексей. — Включая засуху и пару наводнений. — А это? — Тарзан поднял руку с зажатым в кулаке куском проволоки. — Проволока, — пожал плечами хозяин дома. — Больше я тебе ничего сказать не могу. — Это проволочная петля, с помощью которой браконьеры ловят гну, — пояснил Тарзан. На лице хозяина дома появилось выражение искреннего недоумения. — Зачем мне гну? — поинтересовался он. Тарзан почесал в затылке. Только сейчас он подумал, что местные браконьеры ловят несчастных антилоп, чтобы отрезать у них хвосты на опахала, но сомнительно, чтобы двое авантюристов, Николай Роков и Алексей Павлов, притащились с этой целью сюда из Европы. И все же оставалась улика, причем важная. — А это что? — он протянул Рокову газету. Тот мельком покосился на смятый листок и брезгливо поморщился. — Брось. Я что, похож на человека, который читает за завтраком советские газеты? Тарзан посмотрел на Павлова. Роков перехватил его взгляд. — А Алексей — Леша, ты уж не обижайся, пожалуйста, — похож на человека, который вообще читает? — Но откуда же тогда… Роков развел руками. — Понятия не имею. — Коля, — подал голос Алексей, — а может, это тот… И он умолк, бросив мрачный взгляд на Тарзана. Тот мигом развернулся к нему. — Ты о ком? — Да есть тут один, — неопределенно проворчал Павлов. — Чудик такой. — Чудик? — переспросил Тарзан. — Здесь дальше по течению реки, точнее, возле самого устья, поселился один… — Роков замялся, подыскивая подходящее слово, — один довольно странный тип. Он из России и вполне может читать советские газеты. — А охотиться на гну такими методами он тоже вполне может? Роков и Павлов переглянулись, и Тарзан готов был поклясться, что его вопрос их развеселил. — А давай ты сам пойдешь и проверишь? — предложил Роков. Поскольку это было единственное, что приходило в голову, Тарзану поневоле пришлось последовать его совету. *** Хижина стояла на берегу реки, там, где плотная стена зелени загораживала ее от моря. Однако шум стремительно бегущих речных вод сливался с мерным рокотом прибоя, а воздух был солен и свеж, и океан, хотя и невидимый, все равно напоминал о своей близости. Тарзан остановился в нескольких десятках шагов от хижины, внимательно разглядывая жилище «чудика» и высматривая малейшие признаки угрозы. Жизнь, проведенная среди джунглей, выработала у него то, что люди именуют звериным чутьем, но что на самом деле является обостренной наблюдательностью, моментально улавливающей малейшее нарушение привычного хода событий, будь то даже просто чуть более громкий шорох листа на ветру. И Тарзана крайне удивляло то, что это чутье безмолвствовало. Более того, ему было так спокойно, что это даже тревожило в сложившихся обстоятельствах. Пока Тарзан озирался в поисках какого-нибудь подвоха, дверь хижины отворилась. В этот момент сюда мог пробраться лев или слон — и остался бы незамеченным, настолько ошеломило Тарзана то, что он увидел. Через порог невозмутимо перешагнул гну. Он вышел из хижины с таким безмятежным видом, как будто каждый будний день являлся сюда поработать в офисе. Шея у него была туго обмотана бинтом. Гну повел головой, словно не то чтобы избавлялся от помехи, а, скорее, проверял, удобно ли повязан галстук. Затем он спокойно затрусил вдоль берега реки. Тарзан смотрел ему вслед с раскрытым ртом и пропустил момент, когда на пороге возник человек. Он крикнул что-то вслед гну, но Тарзан не разобрал ни слова. Зато гну — в этом можно было поклясться! — на ходу повел ухом, точно давая понять, что принял сказанное к сведению. Тарзан перевел взгляд на незнакомца. Он точно никогда не встречал этого человека прежде, а если бы встретил, то не забыл бы. Он казался бы в суетливо-деловитой толпе европейского города таким же неприкаянным и странным, каким смотрелся и здесь, среди зарослей бурной африканской растительности. Не старик, но с совершенно белыми волосами — то ли это была причуда природы, то ли ранняя седина. Поверх очков в нелепой проволочной оправе смотрели голубые, удивительно простодушные глаза. На нем были мятые брюки от некогда добротного, дорогого костюма, белая рубашка и длинный белый халат. — Добрый день, — вежливо поздоровался он по-английски, не выражая ни малейшего удивления при виде мускулистого амбала в набедренной повязке. — Добрый, — машинально откликнулся Тарзан и кивнул вслед удаляющемуся гну. — Что вы ему сказали? — Чтобы не тревожил бинт, пока я не сделаю ему перевязку. — Перевязку? Он что, ручной? — Нет, — вопрос явно удивил незнакомца. — Это самый обычный гну. — Тогда как вы его собираетесь ловить? — Зачем я должен ловить гну? Оба как будто соревновались, кто кого больше озадачит своими словами. Тарзан улыбнулся, пытаясь замаскировать растерянность, и сам прекрасно понял, какой нервной получилась эта гримаса. — Вы что же, полагаете, что он сам к вам придет? — Конечно, — сказал незнакомец так, словно явно удивлялся неумению гостя понимать очевидное. «Чудик» — вспомнились Тарзану слова Павлова. Алексей мог бы выразиться и точнее: сумасшедший. Это все объясняло. Точнее, объясняло бы… если бы не странное поведение самого гну. И это напомнило Тарзану о цели его визита. — А что с ним случилось? — спросил он. — Поранился? Незнакомец поправил очки на носу и воинственно вскинул голову. — Да, — сказал он. — Какие-то негодяи намотали в саванне проволочные петли-ловушки. И в одной запутался этот бедняга. Я с трудом вытащил его и привел к себе, чтобы перевязать. Надо было бы спросить незнакомца, каким образом он притащил в дом раненую и наверняка перепуганную и разозленную антилопу, но Тарзан не решился. Инстинкт подсказывал ему, что услышанное может нарушить привычную картину мира. И Тарзан ограничился тем, что протянул незнакомцу газету. — Я нашел это возле той ловушки. Ваше? — Ох… Щеки незнакомца залил густой румянец. Он покраснел так, что казалось — еще немного, и проволочная оправа его очков раскалится. — Мое, — сокрушенно промолвил он. — Должно быть, газета выпала из моего кармана, когда я выпутывал гну. А потом, видимо, кто-то из нас на нее наступил. Он подошел к Тарзану и взял у него газету. Теперь стало видно, что глаза у него действительно совершенно детские. — Извините, — сокрушенно вымолвил он. — Я не хотел мусорить. Тарзан растерялся окончательно. Человек, стоявший перед ним, обладал безобидностью стрекозы и непредсказуемостью медведя. Он казался предельно открытым, наивным — и при этом абсолютно здравомыслящим. — Я не об этом, — пробормотал Тарзан. — Там… Там был мусор и похуже. — Вы правы! — Незнакомец внезапно посерьезнел, и взгляд его тут же перестал казаться детским. — Как же я не подумал об этом! Я так был занят раной бедного гну, что не догадался снять петлю! А ведь она там могла быть даже не одна. Идемте. Идемте скорее! — Не нужно, — улыбнувшись, остановил его Тарзан. Он протянул незнакомцу обломки проволоки. — Ловушка и в самом деле была не одна, но больше ее там нет. Беловолосый человечек просиял. Теперь он напомнил Тарзану улыбчивого Санта-Клауса с рождественской открытки. — Вы благородный и великодушный человек, — сказал он. — Все порядочные люди и все звери должны быть вам признательны… сэр… мистер… — Тарзан. — О, так я и думал! Только не был уверен, — обрадовался незнакомец. — Я о вас столько слышал, а вижу впервые! «Не от Рокова с Павловым ли он обо мне наслышан, — сказал себе Тарзан. — Впрочем, тогда он вряд ли бы так светился». А «чудик» уже протягивал ему руку. — Позвольте представиться: Айболит. Доктор Айболит. *** — Вообще это прозвище, конечно, — говорил Айболит, наполняя чашку гостя чаем из самовара. Самовар был задорно блестящим, добродушно круглобоким и казался щекастым кузеном чопорного британского чайника. Тарзану он нравился. — В детстве меня так дразнила сестра. А мне понравилось. — Вам понравилось, как вас дразнила сестра? — переспросил Тарзан. Иногда ему начинало казаться, что странный доктор шутит, но он не представлял, как это можно проверить. Он легко распознавал настроение самых разных животных, и порой это помогало ему понимать людей, наделенных куда более богатой мимикой. Но этот человек, более открытый и простодушный, чем молодой зверек, ставил его в тупик. — Это была одна из самых мягких ее шуток, — Айболит улыбнулся с извиняющимся видом. — И она пришлась ко двору. Даже не знаю, что произошло раньше: то ли это прозвище мигом подхватили во всей семье, то ли я сам сразу начал на него отзываться. Оно ведь действительно звучит, как призыв. Он придвинул к Тарзану чашку. — Вот, попробуйте. Я тут нашел травы, которые хорошо добавлять в чай, чтобы легче переносить жару. Хотя, наверное, вы к ней привыкли гораздо больше, чем я. — Не то чтобы я к ней привык — я в ней вырос. — Вот, — сказал Айболит. — И просто ее не замечаете? Тарзан на миг задумался. — Пожалуй, да, — согласился он. Из-под стола послышался тяжелый вздох. Мохнатая беспородная собака, свернувшаяся возле ног хозяина, внесла свою лепту в разговор о жаре. — На что ты жалуешься? — добродушно пожал плечами Айболит. — Ты же целыми днями сидишь здесь, в тенечке. Собака раздраженно фыркнула. — Она вас понимает? — спросил Тарзан. Он легко налаживал разговор с животными, но для этого ему самому приходилось перенимать повадки зверей. А Айболит болтал с собакой так, как говорил бы с приятелями в клубе, и самое удивительное заключалось в том, что псина ему отвечала. Вопрос Тарзана явно застал Айболита врасплох. Людям свойственно теряться, когда у них спрашивают очевидное. — Я имею в виду — как она поняла английский язык? — пояснил Тарзан. — Вы же обычно разговариваете с ней по-русски? — Простите, а в чем разница? — спросил Айболит, задумчиво проводя пальцем по дужке очков. — Авва понимает не язык, а меня. Тарзан уставился в свою чашку. Впервые в жизни ему пришла в голову мысль, что, возможно, его умение общаться со зверями на самом деле заключалось именно в этом. *** Рабочий подцепил крюком веревку, перетягивающую ящик продолговатой формы, и отступил на шаг. Заскрипела лебедка, и ящик начал медленно подниматься вверх. Запрокинув голову, рабочий смотрел, как он покачивается на фоне пасмурного, низко нависшего неба, а потом груз подхватили протянутые руки в замызганных рукавицах, и он скрылся за бортом корабля. — Еще. Рабочий оглянулся. Двое его товарищей опустили на землю следующий продолговатый ящик, испещренный предупреждающими надписями и значками. — Он что… — один из грузчиков отер пот со лба и кивком указал на ящик. — надумал возобновить войну с бурами? — Черт его знает. Рабочие оглянулись на возвышение, обнесенное парапетом. Там стоял приземистый господин в шерстяном пальто и в котелке. Нахмурив брови, он наблюдал за погрузкой. Сверху снова опустился трос с крюком. Рабочие взялись за ящик. — Я слышал, он решил уничтожить каких-то ядовитых мух, — произнес самый молодой из них. — Палить из ружей по мухам? Ты что, белены объелся? — Ничего я не объелся, — обиделся рабочий. — Говорю, что слышал. — Меньше всякую чушь слушай. Виданое ли дело — мух отстреливать? Пошли, там еще пара ящиков осталась. И, хлопнув напарника по плечу, старший повел его за собой. Господин в котелке провожал глазами тяжелый ящик, поднимающийся над бортом корабля. В стороне стоял худощавый человек в кепи; он то и дело окидывал пристань быстрым взглядом и что-то строчил в блокноте. *** В последующие дни Тарзан не раз находил повод, чтобы очутиться возле хижины на берегу реки. За время этих прогулок он открыл в себе способность изумляться знакомой, казалось бы, с детства природе, и тут же этот обретенный навык утратил, смирившись с тем, что привычный мир становится с ног на голову в присутствии Айболита. Тарзан видел попугая, влетавшего в окно, собаку Авву, надменно переругивающуюся с крыльца с разобиженной гиеной, зебру, терпеливо стоявшую на месте, пока ей протирали мазью поцарапанное ухо. Гну, выпутанный из проволочной ловушки, тоже появлялся: Тарзан своими глазами видел, как он чинно взбирался в хижину по ступенькам. Все это просто следовало воспринимать как должное, не пытаясь обдумать. И поскольку Тарзан все-таки был истинным сыном природы, ему это удалось без труда. Однажды он, впрочем, удивился, но причиной тому стали не гиены и не зебры. Тарзана крайне озадачил мальчишка, гордо шествовавший по тропинке к хижине и дующий в почтовый рожок. Паренек тащил на плече холщовую сумку с такой длинной лямкой, что едва не спотыкался на ходу об свою ношу. Вид у него был счастливый и важный одновременно. Тарзан, умостившийся на ветке дерева, видел, как мальчик, не переставая дудеть, поднялся на крыльцо и заколотил в дверь маленьким темным кулачком. Ему отворил Айболит, совершенно безмятежно отнесшийся к столь странному визиту. Ребенок вытащил из сумки стопку газет, вручил ее доктору и, сияя, как может сиять только человек, успешно выполнивший ответственное поручение, скатился по ступенькам вниз. Тарзан видел, как он снова вскидывает рожок, выдувает триумфальную трель и уносится по тропинке обратно. Айболит скрылся в хижине. Тарзан посидел еще некоторое время на дереве, без особого энтузиазма борясь с любопытством, но в конце концов решительно проиграл борьбу, спрыгнул с ветки и направился к хижине. У Айболита была очень удобная черта: он никогда не спрашивал о цели визита. Если ему попадались больные или раненные звери, то с ними все становилось ясно без вопросов: они сами тотчас показывали, что у них не так. Ну а если на пороге хижины возникал человек, доктор сразу же шел к самовару. Усевшись за стол, Тарзан сразу заметил газеты, лежавшие среди непонятных банок и склянок. Он узнал знакомый кириллический шрифт — такой же был на скомканном листке, с которого и началось его знакомство с доктором. — Где вы берете газеты? — спросил он. — Из порта, — последовал ответ. — Сначала я ездил за ними сам, но угораздило же меня однажды проболтаться на пристани, что я скучаю по звуку почтового рожка за порогом. Это услышал сынишка одного из грузчиков, разузнал, что это за рожок, и совершенно потерял от него голову. Тарзан ухмыльнулся. В его детстве, проведенном среди древесных крон, забавы были иными, но нехитрые мальчишеские радости оставались ему хорошо понятны. — Теперь вот работает у меня почтальоном и гудит в свой рожок всю дорогу. Улыбаясь, Айболит придвинул к Тарзану дымящуюся чашку и сел напротив. — Русские газеты? — спросил Тарзан. — В основном. И английские тоже. Сами понимаете, они приходят лишь изредка и с большим опозданием, но и этого хватает, чтобы я не чувствовал себя совершенно оторванным от мира. — Мне кажется, вы и так себя не чувствуете оторванным от него, — вырвалось у Тарзана. Айболит усмехнулся. — Вот видите. Хотел сам с собой слукавить — не вышло. Конечно, я чувствую себя здесь на своем месте, в своей среде. А газеты — это так… Для самодисциплины. Чтобы не забывать, из какого мира я сюда прибыл, и легко адаптироваться, если мне придется туда вернуться. Тарзан ухмыльнулся. Иногда ему казалось, что он видит в Айболите самого себя спустя пару десятков лет. Может, тогда и ему понадобятся напоминания о том, другом мире, без которого он пока что легко обходился. *** Чего никогда нельзя делать в джунглях или в саванне, так это говорить себе, что настал покой. Покоя в дикой природе не бывает. Здесь всегда кто-то голоден, кто-то прихворнул и раздражен, кто-то сел не на свою ветку. Одно время Тарзан считал, что длительные полосы затишья бывают только среди людей, но и здесь он ошибался. А ведь поначалу казалось, что все бури улеглись. Тарзан наведался к старосте ближайшей деревни и поговорил с ним о браконьерах. Тот сказал, что догадывается, кто из его людей пробавляется такой охотой, и обещал сам потолковать с ними. Как именно он потолковал, осталось невыясненным, но больше в округе проволочные ловушки не появлялись. Роков и Павлов, похоже, действительно взяли отпуск. Роков целыми днями валялся в шезлонге, лениво листая французские детективы, и Тарзан только надеялся, что он не набирается идей от какого-нибудь Арсена Люпена. Павлов мирно рыбачил. Однажды он залез по колено в воду, и Тарзан, проходя мимо, бросил невзначай, что крокодилы в эту пору часто бывают голодными. Павлов, ворча, взобрался на дерево, нависавшее над водой, и оттуда посмотрел на Тарзана так, словно тот сам пытался его укусить. Иллюзию покоя нарушил тот, от кого Тарзан меньше всего этого ждал: Айболит. Он отыскал Тарзана сам. Бог весть, как он разобрался в следах и вообще отыскал дорогу. Во всяком случае, он пришел, и Тарзан, свесившись с дощатого настила на дереве, с изумлением уставился на беловолосого человечка в проволочных очках и с газетой в руке. — Извините, что я нагрянул к вам без приглашения, — сказал Айболит. — Видите ли, это очень срочно. Тарзан легко соскочил вниз. Айболит молча протянул ему газету. Нужная статья сразу бросилась в глаза. «Горлей наведет порядок в Африке», — гласил заголовок. Тарзан нахмурился. Сколько он уже повидал на своем веку любителей наводить порядок в чужом мире, перекраивая под себя его законы — это никогда еще никого не доводило до добра. Вопрос, сколько бед ухитрялись натворить такие «преобразователи» до того, как их удавалось остановить. Впрочем, так далеко, как на этот раз, дело еще не заходило. Пробежав статью глазами, Тарзан вернулся к началу и прочитал ее снова. Раз за разом он пытался вникнуть в смысл написанного — и отказывался верить, что такое действительно может случиться. Айболит стоял рядом, грустно глядя на газету в его руках. Наконец Тарзан поднял голову. — Что за… — он запнулся, не находя подходящих слов. Айболит кивнул и потрогал дужку очков. — Я тоже сначала надеялся, что это розыгрыш или ошибка. А потом спохватился, что газета плыла ко мне очень долго. И если это все-таки правда, то он скоро будет здесь. Тарзан снова уставился на газету. — Тут написано, что он хочет перестрелять животных в Африке, чтобы заморить голодом муху цеце? — Да, — кивнул Айболит. Тарзан перевернул газету и посмотрел на дату. Он знал, что в Европе есть любители устраивать раз в году всевозможные розыгрыши, которые даже не ленятся размещать объявления в прессе. — Я уже смотрел, — сказал Айболит, словно прочитав его мысли. — Это вовсе не день первоапрельского дурака. — Тогда это день какого-то другого дурака, — пробормотал Тарзан, снова возвращаясь к газете. — Вооруженного, — вздохнул Айболит. — Он везет с собой ружья, чтобы отстреливать животных. И деньги, чтобы платить за каждую жертву. Вы видели проволочные ловушки, вы знаете, на что браконьеры идут ради каких-то несчастных антилопьих хвостов. А тут нешуточная награда, да еще и во имя якобы благого дела. Прочитанное и услышанное отказывалось укладываться в голове. И все же газетный заголовок упрямо твердил свое, а на черно-белом снимке хмурил брови низкорослый господинчик в котелке и ящик с охотничьими ружьями поднимали тросами на борт корабля. — Они с ума сошли, — вымолвил, наконец, Тарзан. Айболит покачал головой. — Они очень напуганы, — сказал он. — Они очень боятся наганы — болезни, вызываемой мухой цеце. Она поражает весь скот, который привозят из Европы, а вот антилопам и диким свиньям мушиные укусы нипочем. А когда люди испуганы, они не всегда действуют умно. — Что-то этот живодер не слишком похож на испуганного, — Тарзан с ненавистью разглядывал лицо человека в котелке. — Наверное, он с детства восхищался Геростратом, — отозвался Айболит, пожав плечами. — Но как ему это разрешили?! — Страх, — напомнил Айболит. — Страх и неизвестность. Люди не знают, как бороться с наганой. А этот человек, Горлей, предложил выход: уничтожить всех животных, чтобы муха цеце умерла от голода. Того, что мухи просто возьмутся за мелких зверьков, которых не удастся перестрелять, никто не учел. Но, как я уже сказал, люди, поддавшиеся панике, не могут мыслить здраво. — И его никто не остановил? — с горечью воскликнул Тарзан. — В Европе — нет. И, собственно, поэтому я и пришел к вам, — Айболит поднял голову. Голубые глаза смотрели из-за очков грустно и в то же время спокойно. — Значит, его придется остановить нам. *** В доме Айболита царил полумрак. Полуденный африканский зной был здесь бессилен, и Тарзан сказал себе, что понимает животных, не желающих выходить отсюда на разогретую солнцем траву. На шкафу деловито чистил перья попугай, а в углу, свернувшись клубком, дремал детеныш гиены. Авва, разлегшаяся под столом, даже не смотрела в их сторону, и только Тарзан, с раннего возраста умевший распознавать настроение животных, видел, что она не в восторге от такой компании. Однако воспитание не позволяло ей явственно выразить свое недовольство. А может, просто лень было рычать и скалить зубы. Айболит подошел к шкафу. — Кори, ты не мог бы подвинуться? — вежливо обратился он к попугаю. Птица посмотрела на него сверху вниз и переместилась в сторону. Айболит открыл застекленную дверцу и вытащил зашнурованную объемистую папку. — Вот… — Он подошел к столу возле окна и положил папку перед Тарзаном. — Это подшивка исследований мухи цеце. Как увидите по датам, эта проблема занимает умы европейцев не одно десятилетие. На вашей родине даже возникло специальное научное общество. Не на каждую змею Тарзан смотрел так, как на эту пухлую картонную папку. — И здесь сказано, что надо убивать животных? — Да бог с вами. — Айболит поправил очки. — Эта безумная мысль пришла в одну-единственную голову. Хотя, конечно, странно, как обладатель этой головы ухитрился убедить в своей правоте стольких других. — Это само по себе эпидемия, — угрюмо сказал Тарзан. — Причем похуже этой вашей наганы. — Боюсь, что имя этой эпидемии — корысть. Айболит сел за стол напротив Тарзана и положил руку на папку. — Это сведения, которые люди собирали долгие годы. Они встречались с туземцами, собирали у них информацию, отслеживали, в какие годы, в каком количестве и в каких именно местах, начиная от Трансвааля и дальше к северу, появляется цеце. Эти знания были бы бесценны для человека, сумевшего бы создать вакцину против наганы. Он научился бы не только прекращать эпидемию, но и предотвращать ее. Но для Горлея это всего лишь указатель мест, где будет зарождаться его слава. А для тех, кто первым прислушался к нему — перечень точек для сбыта оружия. Тарзан стиснул зубы: до него, наконец, дошло, кто поддержал замысел Горлея вместо того, чтобы сдать этого маньяка в бедлам. За последние годы он часто бывал в Англии, но европейский мир так и остался для него чем-то вроде сюртука, который он надевал для выхода, а, вернувшись домой, вешал обратно в шкаф и забывал до следующей прогулки. Многие вещи и явления, гревшие душу человека цивилизованного, оставались совершенно непонятными ему, а некоторые и вовсе вызывали агрессивную неприязнь. Авва тихо рыкнула. Тарзан подумал, что она уловила его закипающую ярость, и постарался взять себя в руки. — Тысячи животных погибнут ради того, чтобы на этом нажились торговцы оружием? — с горечью спросил он. Айболит кивнул. — Как я понимаю, первую партию оружия Горлей привезет с собой и раздаст здесь. А дальше люди, увидев, как легко можно получить денежную награду, просто стреляя направо и налево, сами кинутся покупать пистолеты и ружья. И вот тогда начнется настоящая эпидемия. Авва вскочила и залилась лаем. Тарзан, который еще никак не успел внешне проявить то, что на самом деле чувствовал, с удивлением уставился на нее — и уловил краем глаза тень, мелькнувшую за окном. Он вскочил на ноги. Авва лаяла, не переставая. Изумленный Айболит взирал на них поверх очков. Тарзан одним прыжком очутился у двери и выбежал на крыльцо. Человека, стоявшего возле дома, он никогда раньше не видел. Это был рослый дюжий молодец с копной непослушных жестких волос и с темными усами. На нем были штаны из легкой хлопчатобумажной ткани и тельняшка с засученными рукавами. На мощных загорелых руках красовались татуировки. За поясом торчал нож с широченным лезвием. Ярко-голубые глаза смотрели на Тарзана с озорной иронией. — Чудеса, да и только, — проговорил незнакомец, меряя Тарзана насмешливым взглядом с ног до головы. — Мало того, что добряк Айболит толкует о торговле оружием, так еще и выбирает себе в подельники эдакую гориллу. Парень, ты говорить-то умеешь? Тарзан не видел в слове «горилла» ровным счетом ничего оскорбительного, и ему было совершенно неважно, что думает посторонний человек о его речевых навыках. Но тут под неумолкающий лай Аввы из окна выглянул Айболит. — Бармалей! — закричал он. — Проклятый разбойник! Ты что здесь делаешь, негодяй?! Незнакомец шутливо вскинул руки. — Шуму-то, шуму! Все, ухожу, ухожу. В этот момент Авва, наконец, выскочила из дома. Бармалей развернулся и побежал к реке. Собака неслась за ним следом, но Тарзан заметил, что она рассчитывает скорость так, чтобы гнать, но не догонять свою добычу. Зато Айболит, высунувшись в окно, кричал во весь голос: — Стой! Авва, оставь его! Не туда, дурень! Не… Бармалей скрылся за густой завесой зелени, отделявшей домик доктора от реки, а еще через мгновение раздался плеск. — Сто-ой! — с отчаянием закричал Айболит. Авва повернулась и с чувством выполненного долга затрусила обратно. Айболит выбежал на крыльцо и ухватил за руку Тарзана. — Ради бога, спасите его! Там же крокодилы! Дважды повторять не пришлось. Тарзан спрыгнул с крыльца и бросился к реке. Когда он продрался сквозь заросли, Бармалей был уже на середине мутного потока. Отчаянно борясь с течением, он пытался как можно скорее достичь противоположного берега. Навряд ли он боялся утонуть: скорее, просто заметил длинные темные тени, быстро двигавшиеся к нему по воде. Река была довольно широкой, но все же ветви деревьев, растущих на берегах, в нескольких местах почти соприкасались друг с другом, и лианы, густо обвивавшие стволы, соединяли их между собой. Тарзан подпрыгнул и, цепляясь то за одну ветку, то за другую, заскользил над водой. Течение здесь было мощным, как будто волны чувствовали близость моря и черпали в ней силы. Бармалей явно оказался хорошим пловцом, но даже его сноровки не хватало, чтобы плыть наперерез потоку. Его неуклонно сносило в сторону, и это означало, что крокодилы доберутся до него куда быстрее, чем он достигнет земли. Чешуйчатая пасть была меньше чем в двух футах от своей добычи, когда Тарзан, свесившись с нависавшей над водой ветки, ухватил плывущего человека за руку и рывком выдернул его из воды. Надо отдать Бармалею должное: соображал он быстро. Увидев перед собой ветку, он тотчас уцепился за нее и подтянулся. Дерево затрещало под двойной тяжестью, но Бармалей, схватившись за лиану, живо перебрался на соседний сук. — До берега доберешься? — крикнул Тарзан, пытаясь перекрыть шум потока. — Да! — проорал Бармалей в ответ. Распластавшись на своем суке, он посмотрел вниз. Двое или трое крокодилов вертелись на том месте, где он находился всего несколько мгновений тому назад. Бармалей сплюнул и пополз по ветке в сторону берега. На суше их ждал Айболит с сачком наперевес. — Ты что это, — весело крикнул ему Бармалей, соскакивая с дерева на землю, — с сачком на крокодилов отправился? Айболит с сомнением посмотрел на тонкую сеточку. — У меня нет другого оружия, — сказал он. — Мне больше всего нравится слово «другого», — заметил Бармалей. Тарзан тем временем тоже добрался до берега и спрыгнул на траву. Бармалей повернулся к нему. — Спасибо. Я в долгу. — Он протянул Тарзану широченную ладонь. — Бромлей. — Тарзан. — Представляться лордом Грейстоком Тарзан не любил, даже будучи одетым во что-то более светски обязывающее, нежели набедренная повязка. Он пожал протянутую руку, с одобрением отметив, что силы Бромлею не занимать. — Я называю его Бармалеем, потому что Бромлей звучит несколько по-медицински, — пояснил Айболит. — А этот варвар никак не ассоциируется у меня с наукой. — Видали? — хмыкнул Бармалей. — Куда крокодильим зубам до его языка. — Смотри, достанешься ты крокодильим зубам! — рассердился Айболит. — Особенно если дальше будешь торчать на берегу, где они водятся. Пошли в дом, тебя надо переодеть и обсушить. Переодевать Бармалея оказалось не во что: его мощные руки попросту не пролезали в рукава айболитовых рубашек. Доктор просто завернул его в простыню, пока его одежда сохла на солнце, а сам принялся хлопотать над мешочками с травами. — Ты что там колдуешь? — с любопытством спросил Бармалей, наблюдавший за его манипуляциями. — Завариваю успокоительный чай, — отозвался Айболит, тряся мерной ложечкой над чайником для заварки. — Мы все сейчас понервничали. — Я и сейчас нервничаю, — ухмыльнулся Бармалей, покосившись на Авву, разлегшуюся у порога. Собака недовольно повела ухом и отвернулась. — Не любят меня его твари, — пояснил Бармалей Тарзану. — А что ты сделал, чтобы они тебя любили? — проворчал Айболит, вытряхивая в ложечку содержимое следующего мешочка. Тарзан оглянулся. Авва, судя по всему, прохладно относилась ко всем визитерам, сделав исключение только для него, и то, возможно, лишь потому, что так и не решила, к кому его отнести — к зверям или к людям. Маленькая гиена перебралась из угла под кровать, но не из враждебности, а просто потому что спряталась от суеты. Попугай на шкафу и вовсе игнорировал всю компанию. — По-моему, они относятся к вам совершенно спокойно, — заметил Тарзан. — Так спокойно, что чуть крокодилам в пасть не загнали, — хмыкнул Бармалей, покосившись на Авву. — Собаки всегда бегут, если от них убегают, — назидательно сказал Айболит и придвинул к нему чашку. — Пей. — Она же лаяла! — сказал Бармалей. — Она разговаривала, — объяснил Тарзан. — Только на своем языке. Бармалей прикрыл глаза ладонью. — Вас теперь здесь двое таких! — пожаловался он. Тарзан ухмыльнулся. Айболит расхаживал по комнате, развешивая свои мешочки с травами и что-то напевая себе под нос. До Тарзана донеслись слова «Горлей злей, чем Бармалей». — Что-что ты там бормочешь? — подозрительно спросил Бармалей, отрываясь от чашки. — Какой такой Горлей? Да, парни, и что за разговоры об оружии? Только не пудрите мне мозги, что речь шла о сачках. Тарзан вопросительно посмотрел на Айболита. Тот, похоже, давно был знаком с Бармалеем и разбирался, насколько ему можно доверять. Айболит сокрушенно покачал головой. — Что за скверная привычка подслушивать! — сказал он. — Но сегодня, так и быть, упрекать тебя не стану. Потому что ты-то нам и поможешь! Его глаза за круглыми стеклами очков сияли триумфальным блеском. Под его взглядом Бармалей невольно отодвинулся к стенке и плотнее завернулся в простыню. Он походил сейчас на варвара-галла, по воле случая вырядившегося в римскую тогу и попавшего на заседание сената, и теперь пытающегося понять, о чем там все толкуют. Айболит не обратил внимания на его замешательство. — Я, кажется, придумал, что нужно делать! — сообщил он Тарзану. — Нам нужен будет моряк. И корабль. — Эй-эй! — запротестовал Бармалей, заподозрив неладное. — У тебя же есть знакомый моряк — Робинсон. Айболит повернулся к нему. — Робинсон не подойдет, — сказал он. — Он простой и честный труженик, и он может не согласиться с моим планом. Нам предстоит похитить человека, и поэтому мне нужен помощник-пират. То есть ты. Оттенки заката менялись с плавной быстротой, и ветви деревьев на фоне темнеющего неба казались кистями обезумевшего художника, не знающего, на каком цвете остановить свой выбор. Тарзан тысячи раз видел, как ночь опускается на саванну, и тысячи раз не мог отвести глаз от этого зрелища. Айболит, сидевший с ним рядом на крыльце своей хижины, тоже смотрел на кроны деревьев, тронутые угасающим золотом. Но взгляд у него был рассеянный, и Тарзан мог поклясться, что думает он сейчас не о красоте африканского вечера. План, пришедший в голову этого тихого, безобидного существа, поверг в оторопь даже Бармалея. Однако Айболит решительно не был настроен принимать отказ, и бедолага-разбойник истребил весь имеющийся в доме запас коньяка, чтобы легче смириться со своей участью. Сейчас он крепко спал, заботливо отгороженный противомоскитной сеткой от всей живности, которая могла бы его потревожить. — В газете приводился маршрут, по которому движется Горлей. Одна из стоянок, где он запасется водой и провизией, как раз здесь. — Айболит мотнул головой в сторону порта. — У нас есть несколько дней на то, чтобы подготовиться. Он углубился в какие-то расчеты и с минуту молчал, а потом сокрушенно покачал головой. — Ай-яй-яй. В сущности, даже двое. Как я не подумал об этом сразу. — Двое? — переспросил Тарзан. — Придется похитить, вероятно, двоих, — пояснил Айболит. — А кто второй? — Вероятнее всего, кок. — Кок-то здесь при чем? — удивился Тарзан. Айболит вздохнул и развел руками. — Ни при чем. Это меня и удручает. Нам придется доставить неприятности ни в чем не повинному человеку и занять его место. Но боюсь, что иначе к Горлею не подобраться. Человек, пустившийся в путь с такой, извините, поклажей, наверняка крайне осторожен. Тарзан в задумчивости закусил губу. Доводы Айболита казались разумными, но он никак не мог взять в толк, откуда у этого кроткого, мягкого существа такая хватка. Во всяком случае, теперь он понимал, почему Айболит командует таким человеком, как Бромлей. Айболит сощурил глаза сквозь стекла очков, подцепил букашку, вскарабкавшуюся на крыльцо, и бережно пересадил ее на траву. — Я, наверное, показался вам жестоким, — проговорил он, и Тарзан не смог бы ответить определенно, извиняющимся был тон Айболита или укоризненным. — Но я вынужден думать о последствиях для всех. Для зебр и львов. Для антилоп и леопардов. Даже… Мне страшно об этом говорить, но это так. Даже для тянитолкаев. Прошла минута, прежде чем Тарзан осмыслил услышанное. — Для… кого? — переспросил он. — Для тянитолкаев, — повторил Айболит. — Это еще кто? — Тарзан прекрасно понимал, кого имеет в виду доктор, но все еще надеялся, что просто неправильно его расслышал. У Айболита вырвался недоверчивый смешок. Он слегка отстранился и смотрел на Тарзана поверх очков. — Да бросьте! Я ни за что не поверю, что вы о них не знаете. Тарзан тяжело вздохнул. Вот тебе и мудрый доктор с сильным характером. Как ему сказать, что истории о дивных животных с двумя головами выдумали для детей, а потом и для доверчивых гостей из-за моря, и никаких тянитолкаев не существует? Он подумал и решил промолчать. Айболит с минуту испытующе вглядывался в его лицо, и наконец с пониманием улыбнулся и поправил очки. — Я знаю. Знаю, что это тайна, которую не принято открывать чужестранцам, — сказал он. — И я совсем не подумал, что ставлю вас в неловкое положение. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Два дня от Айболита не было никаких известий. Тарзан догадывался, что они с Бармалеем отираются сейчас в окрестностях порта и проводят разведку. Сам он так до сих пор и не решил, ввязываться ли в эту авантюру. С одной стороны, при одной только мысли о Горлее непроизвольно сжимались кулаки. С другой стороны, его смущали слова Айболита о тянитолкаях. Стоило ли пускаться в такое рискованное предприятие с напарником, верящим в детские сказки? Правда, это совершенно не останавливало Бармалея, но того, похоже, вообще ничем нельзя было удивить. Их с чудаковатым доктором связывала давняя дружба, причудливая и перепутанная, как растения в джунглях, и непосвященному человеку туда лучше было не соваться. Решение пришло само собой. Точнее, у Тарзана просто не осталось выбора. Судьба возвестила о себе трубным гласом почтового рожка. Тарзан столкнулся со многими чудесами, познакомившись с Айболитом, и все же он едва не свалился с ветки, когда в призывное гудение разбудило его среди лесной чащи. С трудом удержавшись от падения, сонно моргая, он свесился вниз. Под деревом стоял уже знакомый ему мальчонка-письмоносец. Он деловито хмурился, как бывает при исполнении крайне важного дела, и протягивал Тарзану газету. — Это что? — пробормотал Тарзан, пытаясь собраться с мыслями. — От мистера Айболита, — сообщил мальчик. Тарзан соскочил вниз. Роса, обжегшая влажным холодом его ступни, немного помогла взбодриться. Он взял из рук мальчика газету и тотчас увидел обведенную красным карандашом заметку с припиской на непонятном языке. Впрочем, возможно, на самом деле первым он увидел знакомое, слишком хорошо знакомое лицо на фотографии. Это было лицо Джейн, и подпись под снимком гласила: «Леди Джейн Грейсток отправляется в Африку, чтобы помешать отстрелу животных». По пути в порт Тарзан завернул к Рокову с Павловым. Поскольку ни один из последних его визитов не закончился дракой, в этот раз его встретили не сказать чтобы с дружелюбием, но с любопытством. — Вот. — Тарзан протянул загоравшему в шезлонге Рокову газету и ткнул в приписку, сделанную красным карандашом. — Я не понимаю по-русски. Не можешь прочитать, что здесь написано? Роков посмотрел на него с гораздо большим интересом, чем на газету. — А кто писал? — спросил он. — Не тот доктор, часом? — Он, — сказал Тарзан. — А как ты догадался? — По почерку, — пояснил Роков. — У врачей его без пол-литры не разберешь. При слове «поллитра» Павлов, растянувшийся рядышком на траве, повернул голову в их сторону. — Обойдешься без пол-литры, — хмуро сказал Тарзан. — Так что здесь написано? Роков пожал плечами. — «Срочно». Только, представь себе, это на английском. Корабль стоял на рейде так далеко от берега, что люди на его борту казались не более чем суетливо двигающимися точками. Тем не менее, Тарзан щурил глаза, приглядываясь изо всех сил. Его не отпускало ощущение, будто вот-вот над бортом возникнет мерзкая физиономия, приплюснутая котелком. Хотя, конечно, сейчас на Горлее наверняка не котелок, а пробковый шлем или панама, и до него в любом случае нельзя будет дотянуться. — Не нравится мне это, ох, как не нравится, — пробормотал Айболит, вглядываясь вдаль. Тарзан оторвался от созерцания корабля и посмотрел на него. — Что именно не нравится? О чем вы? Айболит сокрушенно вздохнул. — Разве вы сами не видите? — Он взмахнул рукой, указывая на море. — Вот же! Торговцы! К кораблю, едва успевшему бросить якорь, с берега уже стремилось не менее дюжины вертких лодочек, нагруженных ящиками с фруктами. Гребцы проворно орудовали веслами, норовя первыми добраться до цели. Тарзан с недоумением пожал плечами. — Они хотят заработать. Что тут плохого? — А если они пополнят таким образом запасы и решат не спускаться на берег?! — Ну, ты хватил! Услышав за спиной голос Бармалея, только что дымившего папиросой на другом конце пристани, Айболит подскочил от неожиданности. — Что ты подкрадываешься, злыдень?! — вознегодовал он. Тарзан, к которому незамеченной не подобралась бы даже мышь, не то что амбал в тяжелых сапогах, не удержался от смешка. Бармалей пропустил возмущенный вопль приятеля мимо ушей. — Пресную воду им местные торговцы на этих скорлупках не подвезут, — сказал он. — Да и команда не обрадуется, если ее не отпустят в увольнение на берег. Так что, не переживай. Айболит внимательно посмотрел на него, придерживая пальцем очки. — Доверюсь твоему опыту, — произнес он. — Как-никак, ты у нас разбойник. Морской разбойник. Тут он опустил голову и тяжело вздохнул. — Что опять не так? — полюбопытствовал Бармалей. — Пословицу вспомнил, — буркнул Айболит. — «С кем поведешься, от того и наберешься». — Брось, — Бармалей осторожно похлопал его по плечу татуированной лапищей. — Работа не блоха. Я же от тебя медицины не набрался. Компания заговорщиков переместилась на веранду маленького портового трактирчика, откуда хорошо было видно стоявшие на рейде корабли. Хозяин вынес три кружки пива. Иногда на веранду поднимался кто-нибудь не из местных, скорее всего, с пришвартованных у пристани судов, и бросал насмешливый взгляд на скромный гардероб Тарзана. Потом замечал объем мышц и улыбчивого Бармалея, сидящего рядом, и уходил в глубь трактира с видом человека, у которого есть дела более важные, чем созерцание всяких маргиналов. — Вы так и не сказали, что именно задумали, — напомнил Тарзан. — Ждем высадки экипажа, — сказал Бармалей. — Я разведываю, кто у них кок, и вывожу его из игры. Затем Айболит поднимается на борт и предлагает свои услуги для замены исчезнувшего члена команды. Как видишь, все очень просто. — Просто? — переспросил Тарзан. — А как именно ты собираешься выводить из игры кока? — Уж я-то знаю, как, — туманно отозвался Бармалей. — Все в порядке, — сказал Айболит, заметив обеспокоенный вид Тарзана. — Я взял с этого варвара слово, что ни убийств, ни увечий не будет. — Кстати, о варварах. — Бармалей перегнулся через стол и заглянул в его кружку. — Ты будешь пить пиво или издеваться над ним, и надо мной тоже? — Ты мне нужен трезвый, — возразил Айболит, притягивая кружку к себе. — Чтобы я опьянел от двух наперстков пива? Да ты меня обидел. — Смотрите, — сказал Тарзан, глядя на море. Лодочки туземцев возвращались к берегу. А от корабля, флегматично покачиваясь на волнах, отваливали две шлюпки. — Так… — Бармалей поднялся на ноги. — Мне скоро отшвартовываться, ребятки. Ну-ка… Он протянул руку и решительно сгреб кружку Айболита. Тот посмотрел на него неодобрительно, однако ничего не сказал. — Трезвому не поверят, — пояснил Бармалей и залпом опустошил кружку. — Все, я поднимаю якорь. Хотя шлюпки были еще далеко, он не стал тратить время, спускаясь с крыльца, и просто легким движением перемахнул через ограду веранды. Тарзан и Айболит смотрели, как он быстро шагает к пристани, не сводя глаз с приближающихся лодок. В ожидании новостей от Бармалея заговорщики устроились в местной гостинице. Опять-таки это было совсем не то, что подразумевал бы под этим словом европеец. Путешественник, привыкший к отелям с неизменным чопорным швейцаром у входа, несколько раз прошел бы мимо портовой пристройки на сваях, прежде чем заметил бы через распахнутую настежь дверь и дощатую стойку портье и смирился с мыслью, что ему сюда. Однако Тарзану и Айболиту здесь было вполне уютно. Подметено, светло, не сыро — что еще нужно для счастья? Разве что по чашке крепкого кофе — и это благо им подал на тростниковой подставке местный паренек. Правда, непосвященный человек навряд ли опознал бы кофе в зеленоватом пойле, явственно отдающем растертой листвой, но ни Тарзана, ни Айболита это не смущало. Они развлекались поисками кофейных признаков в поданном угощении до тех пор, пока не раздался условный стук в дверь: удар, пауза, три быстрых удара. Смысл конспирации, впрочем, тут же был нарушен самим же стучавшим. — Отр… Открывайте, парни! — жизнерадостно завопил Бармалей, после чего по двери, кажется, проехались подошвой башмака. — Все в наилучшем виде. Ему вторило чье-то пение: незнакомый голос пытался вывести «Старый дедушка Коль», но неизменно сбивался к концу первой же строчки. Тарзан и Айболит переглянулись и одновременно ринулись к двери. — Это Сэнди! — возвестил Бармалей, и, чтобы ни у кого не осталось сомнений, кого он имеет в виду, водрузил перед собой пошатывающегося человечка, у которого если что-то и держалось твердо, так только счастливая улыбка. Он попытался приветственно помахать рукой, но потерял равновесие и привалился к косяку, все так же блаженно сияя. — Ты что натворил, чудовище? — вырвалось у Айболита. — Как что? — удивился Бармалей. Он выразительно повел глазами в сторону Сэнди и подмигнул. — Ты же пьян, как сапожник! Бармалей вытянул вперед ногу и попытался сфокусировать взгляд на своем башмаке. — А что не так с сапожником? — удивился он. Сэнди прикрыл глаза и всхрапнул. Улыбка при этом так и не покинула его физиономии. — Мистер Тарзан! — воззвал Айболит, в отчаянии оборачиваясь к товарищу. Тот шагнул вперед. — Думаю, не стоит так волноваться. В конце концов, свое дело мистер Бромлей сделал. Вот только… — Тарзан посмотрел на посапывающего Сэнди и почесал в затылке. — Куда его теперь деть? — Из-за этого я и волнуюсь, — сказал Айболит, сверля Бармалея мрачным взглядом. Этот мерзкий пьяный тип должен был увезти его на своем корабле. Но он… — Спокойно! — рявкнул Бармалей и икнул, безнадежно разрушив тем самым эффект грозного рыка. — Если я его увезу, то не смогу остаться здесь. А куда вы без меня денетесь? Айболит так клокотал от гнева, что даже привстал на цыпочки. — Почему ты своевольничаешь?! — выкрикнул он. — У нас же был план. — С планом все в порядке, — заявил Бармалей. — В порту стоит «Гиацинт», корыто моего приятеля. Он отплывает в Англию через каких-нибудь пару часов. Мой приятель уже ждет гостя на борту. — В Англию, говоришь? — пробурчал Айболит, все еще хмурясь, но уже заметно остывая. — Ну ладно, это, пожалуй, даже лучше, чем просто катать его по морю. По крайней мере, он поедет домой. Сэнди всхрапнул и покачнулся, едва не съехав по косяку на пол. Бармалей подхватил его и поставил обратно. Айболит наклонил голову и сердито уставился на приятеля поверх очков. — Так чего ты ждешь, ротозей? Бери мистера Сэнди и веди… или неси на это ваше… корыто! — Так точно, кэп! Бармалей попытался отдать честь, но промахнулся и съездил Сэнди локтем в ухо. Тот шумно всхрапнул и покачнулся. Бармалей подхватил его и потащил к лестнице. Айболит и Тарзан переглянулись. — Пойдемте-ка за ними, — сказал Айболит, прочитав, вероятно, мысли сообщника. Надо отдать Бармалею должное: среди людей, толпившихся на пристани, он лавировал, как заправский лоцман между рифов. При этом у него достало проворства не уронить Сэнди, который на ходу норовил прикорнуть у него на плече. Вскоре подвыпившая парочка под эскортом нахмурившегося Тарзана и обеспокоенного Айболита добралась до края причала. Надо было признать, что Бромлей описал корабль своего приятеля достаточно точно. «Гиацинт» и в самом деле смахивал на корыто, а вымпел на его корме походил на кое-как постиранное белье. Но щедро поросшая щетиной физиономия владельца, свесившегося через борт, лучилась дружелюбием и весельем. — Бромлей! — завопил он. — Бромлей, чертяка, куда тебя нелегкая несет? Лево руля! Бармалей проворно качнулся в сторону и через пару шагов затормозил возле «Гиацинта». По дощатому трапу загромыхали тяжелые шаги: двое ухмыляющихся матросов сбежали на пристань, мигом отцепили от Бармалея его ношу и поволокли спящего Сэнди на корабль. — Не извольте беспокоиться! — заорал капитан, махая Бармалею и Айболиту с Тарзаном. — Доставим домой в наилучшем виде! Трап убрали, и Бармалей сдернул канат с причальной тумбы. Второй канат сбросил Тарзан. «Гиацинт» начал удаляться от берега. Бармалей встрепенулся, точно вспомнил что-то такое важное, что даже немного протрезвел. — Фелисити! — закричал он вслед уходящему кораблю. — Он говорил, Фелисити его доставьте! *** Сэнди хватились на следующее утро. Тарзан, сидевший в засаде на веранде все того же трактира, первым заметил суматоху. Несколько матросов метались по причалу, подбегая с расспросами к портовым рабочим, к торговцам с фруктами, к морякам с других кораблей. Один взбежал на веранду, нырнул в полутемный зал и кинулся к стойке, а через минуту вышел, обескураженный и подавленный. Тарзан поднялся с места и вошел в помещение трактира. — Парня какого-то ищут, — произнес бармен, старательно протирая полотенцем и без того блестящий стакан и не глядя на Тарзана. — Напился, говорят, с каким-то моряком, да и сгинул. Тарзан пожал плечами, пытаясь сохранить на своей физиономии должный баланс заинтересованности и равнодушия. Но бармен явно был не новичком на своем месте. — Небось, пьяный где-то валяется, — сказал он. — А им без кока никак не отплыть. Он поставил стакан на поднос, словно обозначив точку в разговоре. *** Вестей от Айболита ждали в хижине на берегу реки. Авва нервно зевала и пару раз гавкнула на Бармалея, который ворочался на кровати с компрессом на голове. «Рассьол! — стонал тот. — Он ушел, не оставив рассьол!». Тарзан понятия не имел, что такое «рассьол», и не мог ничем ему помочь. Тарзан думал, что из порта прибежит юный почтальон, и все время прислушивался в ожидании пения рожка. Но знакомых бодрых трелей не раздавалось, зато внезапно Авва вскочила и с лаем кинулась к дверям. На пороге возник Айболит. Очки съехали на самый кончик носа, белые волосы растрепались, а щеки пылали от гнева. — Не взял! — закричал он, не обращая внимания на собаку, радостно кружившуюся у его ног. — Представляете, он меня не взял! Бармалей застонал и натянул на голову подушку. — Почему? — вырвалось у Тарзана. В голове не укладывалось, что все было впустую. Бедный Сэнди, получается, напрасно потерял место на корабле! Хотя, если верить Бармалею, ему самому лучше было остаться со своей Фелисити, чем тащиться на дикую охоту мистера Горлея. — Вы не поверите! — Айболит сорвал очки и уставился на Тарзана с яростью, какой тот в нем и не подозревал. — Сказал, что вы не умеете готовить? — осторожно предположил Тарзан. Из-под подушки послышалось недоверчивое хмыканье Бармалея. — О готовке мы и потолковать не успели! Он заявил, что его не устраивает моя репутация! Бармалей выглянул из-под подушки. Тарзан нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное. Айболит в бешенстве топнул ногой. Испуганная Авва отскочила, и он, горестно всплеснув руками, тотчас наклонился и принялся гладить ее по голове. — Ах, прости! Надо же, как этот мерзавец меня вывел из себя! Он нацепил очки обратно и обвел друзей трагическим взглядом. — Он сказал, что не желает видеть на борту интеллигентных докторишек-зверолюбов! И что от меня будут одни неприятности. Вид у него был совершенно несчастный, и у Тарзана не повернулся язык напомнить, что Горлей отчасти был прав, а у Бармалея не хватило духу заикнуться о рассоле. Айболит пересек хижину и сел на стул, понурив голову. Авва, уловив настроение хозяина, тихонько улеглась рядом, касаясь кончиком лапы его ботинка. Мысль, пришедшая Тарзану в голову, могла зародиться только в крайней степени отчаяния — настолько она была неожиданна и безумна. Будь у него время все спокойно обдумать и взвесить, он наверняка отказался бы от этого плана, как от заведомо пагубного. Но времени не оставалось. — Кажется, я знаю, кто может наняться к Горлею коком, — сказал он. *** Горлей мерил Алексея Павлова взглядом, яснее слов говорившим, что он сгодится только за неимением ничего лучшего. — Из какой вы страны? — кисло спросил он. — Из Франции, — брякнул Павлов первое, что взбрело на ум, и тотчас судорожно принялся вспоминать одновременно и язык Корнеля, и «Отче наш». Горлей мельком взглянул на его копну черных кудрей. — И зовут?.. — Je m’appelle Alexis Paul, — выдал Павлов, впервые в жизни искренне благословив гимназию. Горлей поморщился. — Вот от чего извольте избавить меня, сэр, так это от скверной пародии на английский язык, каковой, не в обиду вам будь сказано, является французский. Говорите нормально. — Как вам угодно, сэр, — с готовностью отозвался Павлов, который ничуть не обиделся. — Мне угодно, чтобы чай подавался вовремя и был должной температуры. Это понятно? — Да, сэр. — И еще мне угодно, чтобы мне не докучали душеспасительными интеллигентскими разговорчиками о гуманности. Это тоже понятно? — Разговорчиками… о чем, сэр? — Так, это тоже понятно. Тогда вопрос решен, — Горлей сделал рукой жест, за который в более приличном обществе получил бы вызов на дуэль, а в менее приличном — по морде. — Ступайте. Осваивайтесь на камбузе. Павлов перевел дыхание только после того, как закрыл за собой дверь и выбрался на палубу. Прохладный ветер ударил в лицо, и он только тут заметил, что совершенно взмок от пота. Матросы, ходившие по палубе, поглядывали на него со смесью недоверия и любопытства. С их точки зрения такой здоровяк больше смахивал на плотника или боцмана, чем на кулинара. Павлов прикрыл глаза, мысленно выстроив перед собой Тарзана, Айболита, Бармалея и даже Рокова. «Ну, черти, с вас причитается!» — подумал он. *** Сцене на корабле предшествовала бурная драма, разыгравшаяся на лужайке перед маленьким бунгало. — С какой стати? — яростно отбивался Павлов. — На кой черт мне это сдалось? — Это нужно всем, понимаешь? — напирал Тарзан. Роков поначалу выступал на стороне приятеля. — Тарзан, ты то ли не понял, то ли не поверил, — сказал он. — Мы здесь действительно просто отдыхаем. И нам не нужны проблемы. — Это проблемы… — начал было Айболит, но Тарзан махнул рукой, давая ему знак не вмешиваться. Айболит горько вздохнул и отошел в сторонку, к все еще бледному, но полному решимости Бармалею, который притащился на переговоры, невзирая на тяжкое похмелье. — Именно потому, что вам не нужны проблемы, я к вам и пришел, — сказал Тарзан. — Леша, тебе не кажется, что лорд Грейсток нам угрожает? — Роков! Может, выслушаешь меня до конца? — Тарзан почувствовал, что начинает терять терпение. По счастью, Роков тоже это уловил, и предпочел умолкнуть, сверля гостя недружелюбным взглядом. — Горлей, в отличие от вас, прибыл сюда не на отдых, — сказал Тарзан. — У него здесь дело, и дело это привлечет сюда сотни, а может, и тысячи всевозможных авантюристов. А за ними неминуемо потянутся сыщики, журналисты… Роков и Павлов переглянулись. — Я, конечно, не знаю, после каких именно тяжких трудов вы решили взять отпуск, — продолжал Тарзан, от которого не ускользнул этот обмен взглядами. — Да это меня и не касается. Но, сами посудите, в такой обстановке ваш отдых не продлится долго. Павлов тяжело вздохнул. Роков кашлянул. — Но почему именно я? — вырвалось у Павлова. — У меня морская болезнь, — заявил Роков. — А меня отвергли, — вздохнул Айболит. — А я готовить не умею, — мрачно изрек Бармалей. — А я Горлея просто прибью, — сказал Тарзан. — Сволочи, — жалобно сказал Павлов, закрывая глаза рукой. Звездный свет рассыпался золотистой пылью по волнами океана. Далеко впереди маячил огонек — фонарь на корме корабля Горлея. Царила та зыбкая, осязаемая, одушевленная тишина, которая бывает только ночами на воде. Айболит тихо вздохнул, крепко сжимая пальцами бинокль. Тарзан не представлял, что он высматривал в такой темени. Но, видимо, ему так было проще коротать ожидание. Горлей покинул порт ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к горизонту. Бармалей, взяв на борт своего корабля Тарзана с Айболитом, отчалил чуть погодя, чтобы никто не заметил погони. Роков наотрез отказался от участия в операции, заявив, что все равно прохворает все время в каюте. Павлов, занявший место похищенного Сэнди, должен был подать сигнал, как только подействует врученный ему препарат. — Я не помню, — проговорил Айболит, не отрываясь от бинокля. — Я ему говорил, что чай не должен быть слишком горячим? — Говорил, — сказал Тарзан. — В первый раз — еще у них с Роковым дома, потом по дороге и два раза в порту. — Вот я и думаю — а если кто-нибудь из команды рассердился и не стал пить чай, который успел слегка остыть? Тарзан пожал плечами. — Вряд ли у них там большой выбор. Он хотел прибавить, что в крайнем случае Павлов запросто добьется нужного эффекта ударом кулака, но усомнился, будет ли Айболиту приятно это услышать. — Целая команда, — пробормотал Айболит, так и не выпуская бинокля. — Кто-то может пропустить ужин, кто-то решит выпить чай позднее… Подумать только, от скольких случайностей сейчас все зависит. — Эй, на палубе! — послышался негромкий окрик с капитанского мостика. Айболит, наконец, оторвался от бинокля и поднял голову. Бармалей смотрел на них с Тарзаном, свесившись через перила. — Шли бы вы в каюту, — посоветовал он. — Я-то и так на вахте. Разбужу вас, когда будут новости. — Разбудишь?! — От негодования Айболит вскинулся так, что у него на носу подпрыгнули очки. — Ты серьезно полагаешь, что сейчас кто-нибудь сможет заснуть? — Ну так выпей чего-нибудь такого… спокойного. — Успокоительного, невежда! Как ты себе это представляешь, легкомысленный ты человек — пить лекарства, когда необходимо действовать?! — И это говоришь мне ты? — Сигнал, — сказал Тарзан. Фонарь на корме далекого корабля мигнул три раза подряд. «Хорошо, что здесь рядом Павлов, — подумал Тарзан. — Будь я один, возможно, я бы просто убил его». Громогласно храпящий Горлей не вызывал у него ни капли того инстинктивного сочувствия, какое мог бы вызвать спящий человек, очутившийся в распоряжении своих недругов. Слишком уж многими беспомощными жизнями он собирался так легко и так дико распорядиться. Павлов кашлянул у Тарзана за спиной. — Слушай, давай уже вытаскивать его. А то мне как-то не по себе тут. Вдруг кто-то меньше остальных выпил. — Что ты, в крайнем случае, врезать не сможешь? — с несвойственной ему злостью спросил Тарзан. Вид Горлея, растянувшегося прямо в душном костюме на койке, выводил его из себя. Павлов смущенно засопел. — Да я двоим уже того… Ты только доктору нашему не говори, ладно? Тарзан невольно ухмыльнулся. — Ну я же сам предложил. Ладно, бери его за ноги. Павлов ухватил Горлея за щиколотки, Тарзан поднял его подмышки, и они двинулись к выходу из каюты. В коридоре слышалась какая-то странная возня. Проходя мимо одной из дверей, Тарзан разобрал приглушенную брань, точно кто-то яростно чертыхался сквозь тряпку. Судя по виноватому взгляду Павлова, это были как раз те двое матросов, которые упорно не хотели засыпать. Зато на палубе царила безмятежная тишина. Горлей пытался храпеть, даже когда его выгружали за борт. Он негодующе мотнул головой, когда Бармалей перехватил его за шиворот своей могучей лапищей, но угомонился, едва его бесцеремонно запихали на дно шлюпки. Павлов уже собирался перелезть через борт, когда Тарзан удержал его за руку. — Погоди. Это только полдела. Павлов в недоумении посмотрел на него. — Ты чего? Мы договаривались только, что я подмешаю им снотворное в чай. — Да, но мы убрали только Горлея. Оружие осталось. — Ты что, спятил? — Павлов выдернул руку. — Они вот-вот проснутся. Тарзан пожал плечами. — Потому я и надеялся, что ты поможешь. Но раз не хочешь — дело твое. Лезь в шлюпку. — А ты? — А я останусь. — Эй! — послышался громкий шепот Бармалея. — Ты и впрямь спятил. Там же должно быть много ящиков. Как мы это все увезем на шлюпке? — Я не предлагаю увозить оружие. Я предлагаю его утопить. — Псих! — сипло возопил Бармалей. — Точно, рехнулся! — почти обрадовался Павлов. — Это же целое состояние, ты, человек-горилла! — зашипел Бармалей. — Так, все. — Тарзан подтолкнул Павлова к борту. — Лезь в шлюпку и плыви обратно. Я разберусь тут без вас. — А ты меня не пихай, — рассердился Павлов. — Я что, сказал нет, что ли? — Что? — растерялся Тарзан. Павлов метнул на него мрачный взгляд исподлобья и направился к трапу, ведущему в трюм. — Отпуск, — хмуро напомнил он. — Охота мне была, чтобы вокруг стадо придурков с ружьями бегало. Из шлюпки послышалась витиеватая корабельная брань, сменившаяся каким-то шорохом. Через несколько мгновений Бармалей перелез через борт. — Где два идиота, там и третий. Да и Айболит меня придушит, если я вернусь без вас. Где там эти ваши пушки? Остров давно растаял на горизонте. Тихий маленький островок, поросший пальмами. На нем не было слышно пения птиц, и у ручья, сбегавшего к океану, не виднелись следы приходящих на водопой животных. Даже медузы покачивались на волнах как можно дальше от берега. Варвара, сестра Айболита, явно чувствовала себя там хорошо. — Теперь ей не будет там одиноко, — со вздохом сказал Айболит. — Скучаете по ней? — спросил Тарзан, хотя и догадывался, что ответ будет далек от соблюдения семейных ценностей. Айболит передернулся. — Это не самая правильная формулировка, — сказал он. — Без Варвары не бывает скучно. Без нее бывает спокойно. — Раз Горлею покой его родной Англии надоел, думаю, они поладят, — ухмыльнулся Тарзан. — А он, мятежный, ищет бури, — изрек Павлов. — Что это, вас, любезный, на поэзию потянуло? — полюбопытствовал Айболит. Павлов пожал плечами. — Сам не знаю. Наверное, соскучился по суше. Как там Колька без нас… Бромлей! — крикнул он, поворачиваясь к капитанскому мостику. — Нам долго еще плыть? — К вечеру подойдем к порту, если волнение не усилится, — откликнулся Бармалей. — Берег-то вон… С мостика послышалось невнятное восклицание. Все обернулись в ту сторону. — Что случилось? — встревоженно спросил Айболит. Бармалей молчал. — Эй… — Обеспокоенный Айболит поднялся с кресла. По трапу загромыхали шаги. На палубу спустился Бармалей, растерянный и даже как будто более лохматый, чем обычно. Он обеими руками стискивал подзорную трубу. — Эй, вы… — тихо проговорил он, стискивая трубу обеими руками. — Это что за шутки такие? Айболит осторожно вынул у него из пальцев трубу, поднес ее к глазам и подкрутил колесико настройки. — А, ты об этом! — спокойно сказал он. — Это как раз то, о чем я однажды говорил господину Тарзану. Он еще с минуту смотрел на берег, теперь уже невооруженным глазом видный в отдалении, а потом протянул Тарзану трубу. В круглом окошке появилась серая полоса песка, окаймленная густой зеленью рощи. Вдоль зарослей медленно двигался какой-то силуэт. — Ну что там? Что? — нетерпеливо спрашивал Алексей у Тарзана за плечом. А тот все глядел и глядел, и не мог оторваться от шествующего по берегу зверя, у которого и задняя, и передняя часть тела увенчивались головой, плавно покачивающейся на гибкой шее. Джейн Грейсток прибыла в порт на следующий день после того, как туда вернулось маленькое суденышко Бармалея. Джека, их с Тарзаном сынишку, она взяла с собой. Спустя годы юный лорд Грейсток утверждал, что помнит веселого синеглазого пирата с лихо закрученными усами, собаку Авву и ворчливого попугая. Еще ему вспоминался странный белоснежный зверь о двух головах, на спину которого его подсаживал улыбающийся человечек в круглых очках. Но родители утверждали, что ничего такого не происходило, и он никогда и ни с кем не делился этими воспоминаниями вслух.