Препод на замену-2

– Как тебя зовут? – спросил меня незнакомый мужчина лет тридцати. – Тёма… – ответил я, утопая в синеве его глаз. – Ты в порядке? – его руки оказались на моих плечах. – Что? – переспросил я. Голос мужчины сладкой пеленой обволакивал мое сознание, и я больше наслаждался приятным тембром, чем вникал в смысл его слов. – Ты ранен? Где-нибудь болит? – незнакомец ощупывал мое лицо и голову, зарываясь пальцами в волосы. От его прикосновений по телу пробежали приятные мурашки, сердце забилось быстрее, а дыхание стало частым и поверхностным. – Все… ально… – от нарастающего возбуждения заплетался язык. – Пожалуй, следует осмотреть тебя полностью, – от ласкового шепота у меня подкосились колени, и я чуть не упал. Мужчина вовремя поймал меня и крепко сжал в объятьях. – Тёма… – Тёма! – трясла мою хрупкую натуру Элла, вырвав меня из мира фантазий. – У тебя снова был пуфик? Опиши! – Всего лишь скромная прихожая, – смущенно улыбнулся я, желая продолжить фантазию, но она безвозвратно рассеялась, как утренний туман с восходом солнца. – Ну вот… Я же говорила тебе сразу все записывать, а то пока закончатся пары, мысль убежит слишком далеко. – А вдруг кто увидит? – взволнованно спросил я. У меня не было ни малейшего желания распространяться о своем увлечении. – О, да! Большая Сестра следит за тобой! – зловещим голосом произнесла Элла, и мы рассмеялись. Элеонора была моей лучшей подругой еще со школы. Оригинальным в ней было не только имя. В девятом классе она перевелась в нашу школу, и сразу же начались дразнилки «Элка-целка». Но девочка оказалась не робкого десятка и тут же ответила обидчику: «Если уж ты мой гинеколог, то скажи, какой формы у меня там родинка?». От такого ответа парень растерялся. С того дня к нему накрепко прилипло прозвище «гинеколог», а Элла стала самой популярной девочкой школы. Правда, у всех поступков есть последствия. После столь откровенных слов, каждый парень посчитал своим долгом добиться расположения девушки и увидеть ту самую родинку. В тот период я уже начал осознавать свою ориентацию и, пожалуй, был единственным, кто не поддался массовому психозу. Первым объектом моих эротических фантазий стал один иностранный актер. Он не был популярен, играл лишь в эпизодах, да и то весьма посредственно. Но что-то в его внешности меня зацепило. И когда я вдруг увидел у Эллы календарик с фоткой этого актера, то собрал все свое мужество, подошел к ней и застыл, пытаясь сформулировать вопрос. – Тебе чего? – спросила Элла, которую, видимо, напрягло мое молчаливое присутствие. – Это… – я указал на календарик. – Зачем? – меня прервали, не дав договорить. Я не знал, как объяснить девочке, что одному парню захотелось фото другого парня, но мои щеки выдали меня с потрохами, продемонстрировав пятьдесят оттенков красного. Глаза Эллы странно заблестели, но подвох я понял слишком поздно, когда она прижала меня к стенке в мужском туалете и потребовала снять штаны взамен на календарик, иначе грозилась рассказать всей школе о моем интересе к мужскому фото. С самого детства я был стеснительным. Да и мама меня учила, что девочек нельзя обижать, даже если они заслуживали хорошей взбучки. В общем, я не смог расстегнуть штаны, и Элла взяла инициативу в свои руки. Боясь огласки, я не посмел оттолкнуть девочку и лишь прикрыл ладонями лицо, чтобы хоть как-то абстрагироваться от происходящего. Вскоре с меня стащили штаны, а следом и трусы. Шантажистка опустилась передо мной на колени. – Ух, ты! У тебя тоже есть родинка! – восхищенно воскликнула Элла и пожала мой член, как жмут руку приятеля при встрече. – Приветствую тебя, мой родинковый брат! Кто-то попытался зайти в туалет, громко матюкнулся и закрыл дверь с той стороны. Если плохие мальчики попадают в ад, то мою сковороду уже поставили на огонь. Дрожащими руками я быстро натянул трусы, наспех застегнул штаны и выбежал из туалета. Мне уже не волновал ни календарик, ни уроки, ни опасность попасть под машину, когда я, не глядя, перебегал дорогу. Лишь перед дверью квартиры я осознал, что оставил рюкзак с ключами и телефоном в школе, куда теперь мне был путь заказан. Слезы отчаяния потекли по моим щекам. Я сел под дверью, словно приблудный пес в ожидании хозяина. Через пару часов пришла мама с работы. – Тёма, приведи себя в порядок, и затем мы поговорим, – спокойно сказала мама и нежно погладила меня по голове. Многим это бы показалось странным, что девятиклассник откровенен со своей мамой, но такова была наша семья. На первом курсе медицинского маму пригласили на вечеринку. Музыка, мальчики, алкоголь… Позже пришли старшекурсники с фармакологии. На следующий день мама поняла, что у нее в буквальном смысле был «писькин праздник», но с кем и сколько раз – тут был провал в памяти. Повезло, что она не подцепила никакой заразы. Ну, кроме беременности мной. С тех пор она завязала с алкоголем и другими допингами, на отлично закончила первый семестр и взяла академку. Мама очень хотела поступить на гинекологию, но там оказался перебор, и она пошла на проктологию. Когда я родился, то первые несколько месяцев у меня были проблемы с кишечником, и часто случались запоры. На что бабушка говорила маме: «Вот видишь, попы тоже должен кто-то лечить». Мама приняла все эти знаки судьбы, закончила медицинский с отличием и со временем стала одним из лучших специалистов города. Отца у меня не было, но с мамой, понимающей меня с полуслова, я и так был счастлив. Окончательно я убедился, как мне повезло родиться именно у этой женщины, когда она застукала меня за рукоблудием. Мама тактично промолчала и вышла из комнаты, позволив мне закончить. Я так и сидел, пока меня не позвали обедать. Сгорая от стыда, я зашел на кухню. – Девочка или мальчик? – прямо спросила мама, намекая на случившееся. Я не проронил ни слова, но мое пунцовое лицо говорило само за себя. Мама понимающе вздохнула, погладила меня по голове и крепко обняла. – Все хорошо. Просто будь осторожен. Не все адекватно воспринимают однополые отношения. – Прости… – За что? – улыбнулась мама. – Как думаешь, почему я хотела на гинекологию и за столько лет так и не вышла замуж, хотя мне несколько раз делали предложение? – Мама? – теперь настала моя очередь удивляться. Я знал, что мама нравилась мужчинам, но думал, что она не выходила замуж из-за меня, чтобы я не ревновал и все такое. – Мне всегда нравились девочки. Не будь той вечеринки, возможно, все сложилось бы иначе. Но я ни о чем не жалею. Между прочим, ты еще внутри меня был стеснительным, и оба раза на УЗИ поворачивался попой. Я была уверена, что у меня будет скромная девочка, и придумала только девчачьи имена. Когда в родзале мне сообщили, что родился мальчик, я попросила врачей проверить еще раз. Тогда акушер поднес тебя почти к моему лицу и показал весь «боекомплект». Врача звали Артем Васильевич. Он был отличным специалистом, обладал харизмой и чувством юмора. И я решила, что Артем – очень хорошее имя. – А если бы роды принимала женщина? – Примерно это же спросила твоя бабушка, – рассмеялась мама. – Когда я сказала ей, что у меня родился Артем, она вздохнула с явным облегчением: «Слава Богу, нормальное мужское имя! Я же знала, что будет мальчик, но с твоей упертостью ему пришлось бы очень тяжело в жизни с именем София-Ангелина». Я вспоминал тот разговор с мамой, когда мылся в душе, пытаясь очистить тело и душу от гадости, в которую так неосторожно вляпался. Мама была единственной женщиной, когда-либо прикасавшейся ко мне в интимных местах и знавшей о моей ориентации. Теперь все изменилось, и я не знал, что день грядущий мне готовил. Мы с мамой сели на кухне, и я, краснея, рассказал ей о случившемся. К сожалению, смена замка и номера телефона выглядела лишь мелкой волной на фоне цунами. Перевод в другую школу, возможный переезд в другую часть города… По роду деятельности к маме обращались даже известные и влиятельные люди со своими грязными секретами. Пока она хранила врачебную тайну и профессионально выполняла свои обязанности, никому не было дела до подробностей ее личной жизни. Но я был еще подростком среди таких же переполненных гормонами подростков. Нас прервал дверной звонок. Мама пошла открыть дверь. – Здравствуйте. Меня зовут Элла, и я пришла извиниться. – Проходи, – ответила мама и впустила гостью. Я не хотел ее видеть. Если бы я мог стать невидимым, провалиться под землю или сбежать через окно… Первый вариант был чересчур фантастическим, а реализовывать остальные с седьмого этажа – слишком травматично. Я сел подальше от двери, вцепился обеими руками в чашку и создавал видимость сильнейшей занятости. – Артем, я принесла твои вещи, – сообщила Элла, но я так и сидел, уставившись в чашку. – Прости меня, пожалуйста. Я не знала, что ты такой… – Что значит «такой»? – вмешалась в разговор моя мама. – Скромный и чувствительный, – ответила девочка. – Когда с полсотни озабоченных подростков норовят залезть к тебе в трусы, то трудно поверить, что пятьдесят первый вообще тобой не интересуется. – Поэтому ты решила сама залезть к нему в трусы и проверить, действительно ли он мальчик? – Простите… – гостья виновато опустила голову. – Ты убедилась, что Артем – мальчик, причем особенный. И что дальше? – Вы разрешите мне с ним дружить? – Мой сын сам решает, с кем ему дружить. Но из-за твоей выходки у него могут возникнуть проблемы. – Проблемы? – неожиданно усмехнулась Элла. – Еще посмотрим, у кого будут проблемы. Я зайду завтра утром, и мы с Артемом пойдем в школу вместе. – Если с ним что-нибудь случится… – Все будет хорошо. Это обещаю Вам я, Белецкая Элеонора! – уверенно произнесла девочка. – Кстати, Артем так быстро убежал, что я не успела отдать ему подарок. Элла положила на стол злосчастный календарик, затем попрощалась и ушла домой. Я все еще крепко держал чашку, хотя чай уже давно остыл. – Это из-за него ты так рисковал? – спросила мама, рассматривая фото мужчины. – Тебе не нравится? – я, наконец, нарушил молчание. – Симпатичный. Впрочем, внешность бывает обманчива. Обещай, что когда найдешь себе парня, то воздержишься от глупостей и сначала познакомишь его со мной. – Хорошо. Я сомневался, что вообще когда-нибудь найду себе пару. Мне было неловко знакомиться с девочками, а с мальчиками и подавно. Внешне я был самым обычным и не обладал какими-то талантами, потому и не считал себя таким уж интересным. К тому же у людей на лицах не написано, кто как относится к геям. На следующий день за час до начала уроков пришла вчерашняя гостья. Она была уверена, что я не пойду в школу, поэтому пришла заранее, чтобы у меня было время собраться. Я не знал, что было у этой девочки на уме, но ее настойчивость пугала до чертиков. Даже моя мама констатировала: «Деточка, ты меня пугаешь». На что Элла рассмеялась и ответила, что ей постоянно говорят подобное. Я неохотно собрался и отправился в школу с новоявленной подругой, правда, ощущал себя при этом заключенным в сопровождении надзирателя. Перед самой школой девочка крепко взяла меня за руку. К моему удивлению, в мой адрес не прозвучало ни одного оскорбительного выражения. Все шишки посыпались на Эллу. Сперва один мальчик насмехался, чтобы она и его обслужила ртом. На это получил невозмутимый ответ, что если он как следует сгруппируется, то сможет сам себя обслужить. Были и другие насмешки, которые девочка проигнорировала. В начале урока она попросила у учительницы две минуты на объявление, за руку вытащила меня к доске и при всех заявила, что мы с ней встречаемся. Картина маслом: девочка, излучавшая мужество и уверенность в себе, и мальчик, покрасневший до кончиков ушей и смущенно опустивший взгляд. Нападки сменились шуточками, мол, кто в нашей паре мужик, но тут уже вмешалась учительница и начала урок. Позже мы, как настоящая пара, пошли в кафе и выпили по молочному коктейлю дружбы. После этого я успокоился и даже обрадовался появлению друга, которому действительно можно было доверять. Чтобы полностью возместить моральный ущерб, Элла предложила показать мне свою родинку, но для меня это было слишком интимно. Тем не менее, до самого выпускного нас считали образцовой парой. Ага, двух девственников, которые даже ни разу не целовались. Мы поступили в один универ. Я периодически спрашивал Эллу, почему она все время проводила со мной, а не искала себе парня. Она, конечно, отшучивалась, что сначала должна пристроить меня в хорошие руки, но я понимал, что она просто боялась нарваться на проходимца и окончательно разочароваться в людях. К тому же не так просто было найти человека, терпимого к ее увлечениям. То ли из-за дружбы со мной, то ли по независящим от меня причинам, Элла увлеклась фанфиками про геев. Она пробовала и сама сочинять, но оказалось, что «чукча – читатель». Некоторые истории она подсовывала мне, чтобы узнать мое мнение. Большинство из них были написаны женщинами для женщин. Стоило мне раз заикнуться, что в моих фантазиях все иначе, как на этом закончилась моя спокойная жизнь. Как говорится, назвался геем – полезай в слэшеры-фикрайтеры. Никакие отговорки не принимались, потому что с сочинительством у меня дела обстояли намного лучше. Прочитав несколько моих школьных сочинений, даже мама шутила, что, наверное, на ту вечеринку пришел какой-то нежный и чувствительный человек пера, и она сама на него набросилась. Элла знала, как настоять на своем. Она взяла меня в такую осаду, что проще было отдаться, чем объяснять, почему не хочешь. Чтобы иметь возможность спокойно обсуждать такие щекотливые темы, моя подруга даже придумала целый шифр. Прилив вдохновения она называла пуфиком, как сокращение от «приступ увлечения фикрайтерством», хотя увлечена была она, а писать приходилось мне. По аналогии все остальное тоже было зашифровано на мебельную тему: прихожая – знакомство, коридор – прелюдия, кресло – оральный секс, офисное кресло – служебный роман, диван – секс в миссионерской позе, комод – «стиль собачки», гардероб – групповуха… – Вы снова о мебели? – спросил Марк из параллельной группы. Он давно запал на Эллу, но не знал, как к ней подступиться, тем более, что рядом всегда был я. – Вообще-то, у нас тут заседание тайного клуба мебельных фетишистов, – на ходу сочиняла подруга, а я еле сдерживал смех, – и ты нам мешаешь. – А как можно вступить в этот клуб? – парень ухватился за соломинку. – Первое правило мебельного клуба: никто не должен знать о мебельном клубе. Второе правило мебельного клуба: нужно до дрожи в коленях восхищаться мебелью и уметь описывать это. – Я понял, – с серьезным видом кивнул Марк. – Если нам понравится твое сочинение, мы рассмотрим твою кандидатуру, – резюмировала Элла. – Зачем ты наговорила бедняге чепухи про клуб? – спросил я, когда Марк ушел в раздумья. – Чтобы он понимал, что путь любви тернист и ухабист. Хоть Элла и произнесла это с улыбкой, но в ее глазах мелькнула грусть. Как и любой женщине, ей хотелось встретить мужчину в стиле «пришел, увидел, победил». Вот только с ее сильным характером в ней всегда видели мамку, няньку, защитницу, но никак не хрупкую девушку. Чтобы подбодрить подругу, я решил написать для нее очередную пикантную сцену. Закрыв глаза, я попытался представить обстановку, но в аудитории вдруг все замолчали. Я открыл глаза - и моя душа понеслась по тем самым ухабам. – Здравствуйте. Меня зовут Шелест Антон Дмитриевич, и я буду временно замещать вашего преподавателя по этике.