Абсолют

       Он любил ее больше всего на свете. Больше жизни, больше самого себя. Весь мир для Тристана ничего не значил, она же целым миром была для него.        Аврора… Сестренка, любимая, возлюбленная… Когда он впервые понял, что сердце непривычно быстро бьется рядом с ней, словно из груди готово выскочить? Пожалуй, еще тогда, когда они являлись людьми. Авроре лет пятнадцать исполнилось, а отец уже подыскивал ей жениха. В то время для замужества этот возраст вполне подходящим был. Красавица, образованная, из знатной семьи… Претендентов на ее руку и сердце, да и просто поклонников имелось без числа, но всем им девушка отказывала. Топала ножкой, гордо вскидывала головку и заявляла отцу, что замуж за очередного воздыхателя не пойдет. Старый лорд де Мартель просил сына, чтобы тот вразумил свою сестру. Тристан и вразумлял, только совсем иначе.        Стоило юноше увидеть, как сестра улыбается какому-нибудь поклоннику, и все внутри болезненно скручивало в тугой узел. Хотелось разорвать на части того, кто посмел посягнуть хотя бы на частичку внимания Авроры.        — Он недостоин тебя, — говорил Тристан, когда девушка получала предложение руки и сердца от ещё одного лорда или графа. Она внимала речам брата и давала очередной отказ. Тристан довольно — почти счастливо — улыбался, прижимал к себе сестру, нежно перебирал пальцами её огненно-рыжие волосы и обещал, что уж он-то всегда будет с ней. И в такие моменты Авроре действительно больше никто не нужен был.        А потом появился Клаус, имя которого жгло на языке подобно горячим углям. Но к леди де Мартель это не относилось вовсе. Имя это она произносила так часто и с таким удовольствием, что её брату порой хотелось заткнуть уши и закричать. Но Тристан лишь приветливо улыбался гостю и его родным, одновременно воображая картины кровавой расправы. И как же он мог позволить обвести себя вокруг пальца, приняв несчастного Люсьена за любовника Авроры? Ведь подозревал же всегда совсем другого человека… Впрочем, слуга заслужил удары плетью не меньше, позволив себе об Авроре хотя бы мечтать. И наказывая Люсьена, Тристан мысленно и над настоящим виновником расправу вершил, не в силах сделать это в реальности.        А затем последовала целая вереница событий, превратившая их из людей в вампиров, из наследников богатого лорда — в беглецов. Но и через это они вместе прошли, выстояли, выжили. Последующие же годы, превратившиеся в десятилетия, а после — в века, привязали Тристана и Аврору друг к другу так крепко, насколько вообще возможно между братом и сестрой. И даже больше.        Будь у де Мартеля выбор, он бы лучше обрёк на смерть всех последователей общества Стрикс, которое сам же и создал, истребил бы всех, кто встанет на пути, но сделал Аврору счастливой, избавил бы от болезни, разъедающей её разум. Заменил бы её слёзы своей болью, а ту, что терзала её, — забрал бы себе, усилив десятикратно. Он бы мир разрушил до основания, а затем выстроил заново. Для неё. Всё, что она захотела бы, и при этом Авроре не пришлось бы даже просить.        — Ты же понимаешь, что значишь для меня? — спрашивал иногда Тристан. Сестра кивала. Понимала, хоть сама себе не признавалась иногда до конца. Невозможно было не догадаться. Авроре стоило лишь взглянуть в его глаза, наполненные бесконечной преданностью, прислушаться к тону его голоса, который менялся, когда брат говорил с ней, наполнялся чарующей мягкостью. Но одного она не знала. Того, насколько его любовь сильна.        Эти чувства душили де Мартеля и вместе с тем являлись его истинным воздухом, сжигали сердце и заставляли его биться быстрее, чем когда по венам бежала чужая животворящая кровь. Аврора стала для него идеалом, а любовь к ней достигла самой высшей точки, превратилась в абсолют. Тристан готов был поклоняться ей, будто какому-то древнему божеству. Она им и являлась для него.        — Люблю тебя, — шептал мужчина, и Аврора улыбалась светло, молча отвечая: «Взаимно». Ласково касалась щеки брата кончиками пальцев, говоря тем самым: «Всегда». Затем обнимала, закрепляя признанием: «Только твоя». Слова были тут лишними. Тристан любил понимание между ними, не требовавшее пышных речей и громких признаний. А, может, просто опасался, что Аврора однажды скажет то, что в его сердце отзовётся лишь болью неразделённых чувств.        Лишь её мнение о нём, единственное из множества различных, было для него важным. Другие могли считать Тристана порочным до мозга костей, не в меру гордым, самолюбивым и жестоким, но рядом с сестрой он становился совсем другим. Та словно его вверх тянула, не давала увязнуть в грязи, в которой де Мартель застыл бы, не будь её рядом. И пусть Аврора ангелом вовсе не являлась, чаще слыша за спиной «дьяволица», но именно она будила всё светлое, что в нём имелось. Тристан готов был заботиться о ней и оберегать хоть до скончания времён, ничего не требуя взамен.        Правда, девушка жаловалась изредка, что благодаря его опеке напоминает сама себе птицу со связанными крыльями. А брат просто боялся, что если он птичке своей крылья развяжет, та улетит далеко-далеко и никогда не вернётся. Или ещё хуже — разобьётся, так и не научившись толком летать. А подобного позволить Тристан не мог.        Но спустя годы охотник его птичку поймал. Заманил добрым словом и лаской в силок, а затем захлопнул ловушку. Клаус Майклсон… Тот, чьё имя Тристан ненавидел, а Аврора вспоминала с улыбкой. Де Мартель догадывался, что сестра до сих пор влюблена в первородного. Или точнее — зациклена на нём, наивно надеясь, что однажды её первая любовь вернётся. Брат же её считал Клауса недостойным подобных мечтаний. Червоточину в нём он видел, ещё будучи человеком, а сейчас и вовсе полагал, что тот прогнил насквозь. Майклсон обязательно Авроре разобьёт сердце, в этом Тристан не сомневался, а потому делал всё возможное, чтобы любимую сестрёнку уберечь.        Но не смог. Клаус ушёл, оставив Аврору с осколками разбитых надежд, засевшими глубоко под кожей. Она рыдала, места себе не находила. А Тристан лёгкий стыд ощущал от того, что рад безумно их расставанию.        Он сидел на диване, Аврора на коленях его умостилась. Плакала, говорила что-то бессвязное, уткнувшись лицом в шею брата. Тот чувствовал солёную влагу на своей коже, гладил сестру по волосам и шептал слова успокаивающие, немного банальные, но такие важные, а сердце разрывалось от её страданий. Мысленно Тристан Клауса проклинал, а вслух клялся Авроре, что не оставит её никогда.        Спустя несколько дней она успокоилась. А накануне Рождества Тристан застал девушку играющей на фортепиано какую-то красивую мелодию. Взял стул, подошёл к ней и рядом присел, наблюдая, как тонкие музыкальные пальцы порхают по клавишам. Аврора краем глаза увидела, как он поставил рядом коробочку с подарком для неё, улыбнулась уголками губ и продолжила играть. Специально для него.        Тристан видел, что она успокоилась. И даже казалась счастливой.        — Что-то изменилось в тебе, — проговорил он.        — Я просто многое осознала за последние дни, — ответила та, не отрываясь от музыки. — Многое переосмыслила.        Не спеша доиграла мелодию, опустила крышку фортепиано, повернулась к брату и улыбнулась. А у него дух перехватило от её взгляда, полного нежности и любви невероятной силы. Любви только к нему.        — С Рождеством, Тристан, — Аврора коснулась его щеки кончиками пальцев, чуть задержавшись на ней. Мужчина перехватил её ладонь и прижался губами к тыльной стороне запястья, там, где билась тонкая голубая венка.        — С Рождеством, любимая.        Он услышал, как сердце девушки забилось чаще. А затем она, всегда будучи более порывистой, чем брат, сделала то, о чём Тристан прежде лишь мечтал. Наклонилась к нему, коснулась его губ своими… Тот вздрогнул от неожиданности, и Аврора, заметив его запинку, отстранилась, глядя чуть испуганно, будто боясь быть отвергнутой. Но уже через несколько секунд ощутила, как рука брата ложится на её затылок, притягивая ближе, а его губы к её устам прижимаются. Тристан целовал её медленно, чувственно, словно изучая, с восторгом понимая, что Аврора растворяется в этом поцелуе не меньше его самого. Настолько хорошо это было, что казалось почти нереально.        Через какое-то время девушка уже сидела на его коленях, готовая замурлыкать как кошка в руках Тристана. А тот чувствовал жар, возникающий внутри из-за её близости к нему, такой невероятной, а ещё лёгкое опьянение. Но когда пальчики Авроры принялись расстёгивать пуговицы на его рубашке, немного отрезвел. Отодвинулся, внимательно всмотрелся в её глаза, но увидел в них не кратковременную вспышку похоти, а лёгкую тоску, желание принадлежать ему и самой им обладать.        — Тристан, я… — начала она, но тот вновь пылко поцеловал её, и Аврора еле успела выдохнуть ему в губы: «Люблю тебя».        До спальни они добрались, уже сбросив с себя практически всю одежду по пути. Вскоре де Мартель полностью обнажённый лежал на кровати, между тем как девушка лишь в чёрном кружевном белье нависала над ним. Тристан провёл ладонями по бёдрам сестры, впечатывая в память образ, когда он увидел её такой впервые. А затем повернулся, опрокидывая её на спину, и избавил от последних преград между их телами.        Его прикосновения и поцелуи распаляли тело Авроры, словно пуская по нему крошечные заряды электрического тока, заставляя желать гораздо большего. Для неё подобная нежность и самоотдача мужчины в постели были непривычны, но возникало чувство, будто этого ей не хватало всегда. Не хватало Тристана. В ответ она пыталась дарить ему не меньшую нежность, что, впрочем, быстро сменилась горячечным сумасшествием.        Когда Тристан, приподняв её бёдра, медленно вошёл в жаждущее лоно, Аврора прикусила губу, издав прерывистый полувздох-полустон. Он зажмурился на несколько секунд, пытаясь хоть немного совладать с собой, а потом принялся двигаться неспешно. Авроре воздуха не хватало, а в глазах зажигались звёзды, глядя на которые Тристан понимал, что ему плевать, даже если завтра рухнет мир, пока она в его объятиях.        Постепенно его темп становился сильнее, и с губ девушки срывались громкие стоны, что больше напоминали чудесную музыку. Она царапала коготками плечи брата, сжимала его бёдра своими ногами, а тот чувствовал, как внутри скручивается тугой узел удовольствия, а выдержка постепенно отказывает. И сквозь пелену желания Тристан ощутил, как за минуту до того, как его самого накрыло наслаждение, Аврора содрогается под ним и гортанно кричит…        Спустя несколько часов девушка дремала, положив голову на его грудь. Он с почти болезненной нежностью обнимал её, перебирал огненно-рыжие волосы, чувствуя любовь всепоглощающую, абсолютную. А когда сестра улыбнулась сквозь сон, время для Тристана де Мартеля перестало идти. Больше не было важно, что произойдёт завтра, всё остальное перестало иметь значение. У них с Авророй имелись эти мгновения, и ради них стоило прожить тысячу лет.        Стрелки на настенных часах, дрогнув, остановились…