Видео не для слабонервных

Рамлоу остается не так много развлечений. Ожоги затягиваются быстро – быстрее, чем полагается, сильные анальгетики держат боль на коротком поводке и туманят мозг, а свободы перемещения доступно столько, что двухмесячному младенцу впору завидовать. Но он может двигать запястьем и пальцами. Может моргать. Может смотреть. А эти идиоты из ЩИТа слили в сеть архивы, в том числе и видеоматериалы. «Шок! – разрывается ютуб. – Бесчеловечное обращение с военнопленным! Видео не для слабонервных!» Рамлоу сейчас доступно слишком мало движений, зато доступна роскошь в виде навороченной кровати, приглушенной лекарствами боли и системы из трех мониторов. Он безошибочно выбирает три видео и запускает их одновременно, каждое на отдельном экране. Ролики сняты камерами наблюдения, которые дают не то чтобы шикарное изображение и не пишут звук, но происходящее разворачивается перед Рамлоу в красках, крупным планом и будто наяву. Дело в том, что он был там вместе с Солдатом и, в отличие от Солдата, все прекрасно помнит. Рамлоу остается не так много развлечений. Он откидывается на подушку. Смотрит. * Левый монитор. Маты туго пружинили под подошвами. Рамлоу покрутил электрошоковую дубинку и щелкнул пальцами свободной руки, привлекая внимание. Солдат смотрел – взгляд скользил по боксерским грушам и напольным мешкам, по охране у дверей и вдоль стен – он смотрел куда угодно, только не на Рамлоу. – Тук-тук, – Рамлоу постучал по собственному тренировочному шлему. – Есть кто дома? ~ Средний монитор. Густая зеленая жижа стекала по носу, подбородку и щекам, склеив волосы на висках в тонкие комковатые сосульки. Солдат походил на ту мерзкую ужастиковую девчонку, которая блевала гороховым супом во все стороны. Правда, головой он не вертел, а сидел совершенно спокойно, лишь на кистях рук, неподвижно лежащих по обе стороны от миски, едва заметно подрагивали пальцы. ~ Правый монитор. Вода отшумела отведенные пятнадцать минут и еще три сверх того, прежде чем они ввалились в душевую. – Пирс ждет, – нетерпеливо сказал Роллинз. – Закончил он там уже? Солдат сидел в углу, подтянув колени к груди, и сквозь бьющие о кафель струи смотрел в пустоту. – Он еще не начинал. – Проклятье. – Джек, с меня пиво, – пообещал Рамлоу, одной рукой расстегивая ремень, а другой дергая застрявшую на ухе футболку. – Бля, с меня три пива. Только отвлеки старикана еще на пятнадцать минут. * У него мягкий живот и стальные мышцы. Яркие от воды губы. И язык наружу розовым краешком. – Котяра, – говорит Рамлоу, но не слишком ласково, чтоб не зазнавался. Он говорит: – Не вздумай лизаться. – И добавляет: – Рот закрой, тварь. Получается почти нежно. * – Встань. Солдат поднялся на ноги, но по-прежнему смотрел в пространство, сквозь завесу воды и Рамлоу. – Ты мыться вообще собираешься? – Рамлоу взял губку, намочил и бросил ее, потемневшую и тяжелую от воды, в Солдата. Мочалка ударила его в грудь и с густым шлепком плюхнулась на пол. Солдат, чуть склонив голову к плечу, искал в размытом узоре на стене смысл жизни, не иначе. – Ясно, – Рамлоу локтем попробовал воду и присел подобрать губку. Теплые струи барабанили по затылку, заливались в уши. * По левому монитору из угла в угол мелькают две фигуры. Кружатся, иногда лениво, будто сонно, иногда стремительно, обмениваются ударами. Рамлоу суше, стройнее. Солдат сложен, как чертов танк. Он не суетится, не наскакивает, давит массой и неотвратимостью – вот-вот вымотает не спеша, вытеснит с мата и вмажет в стену. Пробьет насквозь, через мясо и скелет, одной левой, вложив в удар прочность металла и весь свой немаленький вес. «А в ГИДРе неплохо кормят, – комментарий от какого-то идиота под видеороликом. – Меня к себе возьмете?» У Рамлоу мышцы, словно тросы, проступают резко, рвутся из-под кожи. У Солдата литые гладкие мускулы перекатываются под слоем жирка. Какие-то недоумки продолжают твердить, якобы «Баки Барнса» морили голодом. Глупости. Нельзя наказывать лишением жизненно важных вещей, это вам любой психолог скажет. К тому же, голодный солдат – плохой солдат. Когда буква «С» заглавная, принцип не меняется. * Глаза под спутанными прядями были ясные и пустые, с тусклым блеском, как у качественно сделанной куклы. Широкие шорты болтались на бедрах. Специально, что ли? Поди подерись, когда противник в полной защитной экипировке, а у тебя из снаряжения только штаны в ногах путаются. – У тебя рука, у меня вот это, – Рамлоу на секунду активировал шокер. – Всё честно. Солдат вздрогнул на громкий сухой треск и встал в защитную стойку, шаркнув босыми ступнями по матам. Взгляд сфокусировался, раздулись ноздри. – Полегче, у нас спарринг, – поспешно напомнил Рамлоу. – Снесешь мне башку, прибью нафиг. * Он толкнул Солдата к стене и быстро намылил: затылок, спину, ноги. Сполоснуть. Развернуть. Повторить. Стоило мочалке опуститься пониже живота, как металлические пальцы сомкнулись на горле. Рамлоу едва к чертям не расколотил плитку собственным затылком и почувствовал, как уходит из-под босых ног пол. Солдат не поднял его в воздух, но Рамлоу все равно ощутил себя самоубийцей-неудачником, который на пару сантиметров не рассчитал длину веревки. – Проснулся, – он через силу выдавил кривую ухмылку. – Так, может, надо было тебя с самого начала за яйца схватить? Солдат посмотрел на него вымороженными до белизны глазами и вздернул губу. Пальцы сжались чуть сильнее. – Ладно, – прохрипел Рамлоу. – Пусти. Солдат отпустил его, и Рамлоу, потерев шею, пихнул ему чудом не вывалившуюся из руки губку: – Сам свои семейные ценности домывай, убоище, – вышел из душа и демонстративно отвернулся. * После всех заморозок-разморозок и криосна по несколько лет с пищеварением Солдата творится черти что, а аппетит отсутствует полностью. Да-да, можете смеяться, но великое и неустрашимое оружие ГИДРы питается, как бабулька-язвенница, только что порции больше раз в пять. Протеиновые коктейли, смузи, протертые кашки-супчики, нежирное мясо, подсушенный хлеб… Минимум соли, никаких приправ. Накормить засранца было сложнее, чем табун капризных детей и породистых котов. А кормить надо было. Обязательно. По часам, чтоб его. То есть, это не входило в прямые обязанности Рамлоу, но порой доктора под предлогом «укрепления эмоциональной зависимости» или еще какой фигни бросали его с Солдатом и уматывали в прекрасное далеко. Скорее всего, им просто не хотелось возиться лишний раз. * В какой-то момент Солдат догнал его и сбил с ног. Они катались по матам, скользили по собственному поту. Шансов у Рамлоу не было, но он все равно пытался дотянуться до Солдата хотя бы шокером. Если бы не строгий запрет на серьезные повреждения, засранец сломал бы ему руку. Местах эдак в пяти. Солдат очень не любил электричество. * Когда на бедра легли чужие ладони, Рамлоу так подскочил, что едва не своротил полку с туалетными принадлежностями, и резко развернулся. – Вот я разве к тебе сзади подхожу без предупреждения, дебил? А если бы… Собственно, если бы – что? Солдат все равно сильнее. – Что ты хочешь? – он сбавил тон. Чужие ладони не двигались, только большие пальцы выписывали на мокрой коже круги. Солдат молчал. Он умел говорить, конечно, но обычно не считал нужным. Привык, гад, что для него всё и так делают. – Эй-эй-эй, – Рамлоу придержал его запястья. – Самоутверждаешься? А если соглашусь? Солдат ущипнул его за ляжку так, что кровоподтек всех цветов радуги не сходил месяц. ~ Из записи это вырезали, понятное дело. На записи Рамлоу выходил из душевой кабины, а потом сразу были полотенца на полу, и огромные глаза, и неподвижный, изумленный по самое не могу взгляд в потолок, и металлические пальцы оставляли на кафеле длинные ломаные царапины. * Паршивцы из ЩИТа знали, что выкидывать в массы. Солдат тогда маялся над глубокой миской какой-то мешанины цвета соплей при бронхите и даже не пытался взять ложку. Рамлоу надо было бежать на дебрифинг через четверть часа. Камера не писала звук. И слава богу. А то все бы животики надорвали, услышав, какую чушь он нес: «Ну давай, парень. Ложечку за Шмидта, ложечку за Золу, ложечку за Пирса, давай, жуй, жри уже, ссссука…». Самое обидное, ладно бы в миске плескалась какая-нибудь в принципе несъедобная гадость. Рамлоу специально попробовал: суп как суп, ну тепловатый, ну недосоленный. На полевых заданиях пайками похуже давились, а этот нос воротит. Солдат вдумчиво вглядывался в тарелку, будто гадал на кофейной гуще. Руки неподвижно лежали по обе стороны от нее. * Рамлоу навалился на Солдата и скользнул ладонью в широкую штанину. Шорты эти дебильные, что ли, с него сдернуть? Может, хоть отвлечется на пару секунд. Солдат рыкнул и так врезал ему в висок, что звон в голове пошел – и шлем не помог. * Рамлоу огладил его по бедру, от выступающей косточки вниз, подхватил под колено. Комната смазалась перед глазами – Солдат перевернул их и упал сверху. Воздух выбило из легких. Стыки плитки больно царапнули лопатки. – Эй, мы так не договаривались! – возмутился Рамлоу. – А ну верни как было! Шансов самостоятельно вылезти из-под Солдата насчитывалось примерно столько же, сколько выкарабкаться из-под небольшого слона. Не лазить под слонов у Рамлоу мозгов хватало. Куда же утекли мозги сейчас? Солдат резко выдохнул через нос, перекатился на спину и затащил Рамлоу на себя. – Ты руки-то… не распускай, – задыхаясь, сказал ему Рамлоу. – Придурок. Солдат засмеялся так, как смеются собаки – беззвучно, морща нос, губами, зубами, языком. Как будто ему сделали самый лучший в мире комплимент. * О да, паршивцы из ЩИТа знали, какой ролик скормить падкому на сочувствие народу. Как Рамлоу озверел окончательно. Как сгреб Солдата за волосы на затылке и пару раз макнул равнодушной мордой в миску, поглубже, чтоб из ушей выливалось. Как потом густая зеленая жижа стекала по носу, подбородку и щекам, склеив волосы на висках в тонкие комковатые сосульки. Как Солдат, когда Рамлоу отпустил его и отшатнулся, продолжал сидеть совершенно спокойно, только на кистях рук, все так же неподвижно лежащих по обе стороны от миски, едва заметно подрагивали пальцы. «Шок!» А дальше видео обрезали. * Картинка на крайних мониторах практически идентичная, только на правом куда больше воды и куда меньше одежды. На левом Рамлоу все-таки достал Солдата шокером и мстительно не отпускал кнопку несколько секунд. Картинка на крайних мониторах практически идентичная: закатившиеся глаза, мокрый рот, прикушенный язык, нижние ребра, вывернутые почти неестественной дугой, вогнутый до треска хребет. Найди пять отличий, блин. Солдат чуть ли не в мостик стал, упираясь в скользкую плитку затылком и пятками, потом обмяк. Его била крупная дрожь. – Тише, тише, – твердил Рамлоу. – Ну что ты? Тшшшш. К счастью, камера не писала звук. * – О черт, – убито пробормотал тогда Рамлоу. – Черт. Он намочил полотенце, тер Солдату лицо и дурацкие длинные патлы. Отдраил стол. Притащил другую порцию. С помощью посулов, уговоров и такой-то матери убедил съесть половину. На дебрифинг, разумеется, безнадежно опоздал и назавтра огреб от Пирса по полной: и за опоздание, и за неумение держать себя в руках, и за ненадлежащее обхождение с ценным имуществом, чтоб его, организации. «Бесчеловечное обращение с военнопленным!» * Солдат смотрел в грязновато-белый потолок, как в звездное небо. Рамлоу сидел по-турецки на сбившихся перепачканных полотенцах. Хотелось курить. Или повеситься. – Пирс меня убьет, – сказал он. – Не убьет, – хрипло ответил Солдат. – Я скажу ему. Надо же, кто заговорил. – Ты избалованный засранец, – восхищенно заметил Рамлоу. Солдат сгреб его за запястье и посмотрел на водонепроницаемые часы. – Еще три минуты, – сказал он. – Полежи со мной. – Еще три минуты, чтобы принять душ и прибрать бардак, – напомнил Рамлоу. – В криокамере полежишь. Он ждал, что Солдат дернется, как от удара, но тот только фыркнул, будто Рамлоу сказал что-то очень смешное. * Происходящее разворачивается перед Рамлоу на трех мониторах, словно наяву. Дело в том, что он был там вместе с Солдатом и, в отличие от Солдата, все прекрасно помнит. Срывы. Впихивание еды силком. Вопли. Затрещины. Шокер. Лаборатории. Камеры зафиксировали всё равнодушно и без прикрас. Неудивительно, что народ в комментариях валится в обмороки и истекает ядом. «Видео не для слабонервных!» Были и другие записи, которые в свободный доступ, естественно, не попали. На одной из них Рамлоу лепил Солдату кривобокие колобки из картофельного пюре и нахлобучивал на них половинки вареных вкрутую яиц, типа шапочки. Солдат смотрел на него, как на дебила, но все равно жевал и улыбался.

КОНЕЦ