Близость к океану

Лера провалилась в сон так стремительно и глубоко, что её голова будто свинцом налилась. Обуревали жар и тяжесть, крепкий морок всего произошедшего настырно не отпускал. Ощупывал виски толстыми липкими пальцами. Сквозь духоту до измочаленного сознания не могли добраться никакие сны. Поэтому она проснулась, лишь когда над Москвой уже вовсю полыхало осеннее солнце. Марево в мозге тут же отступило, как только она открыла глаза и поняла, что спит не у себя. Данила. В последнее время вся её жизнь состоит из этого имени. И из этого мужчины. - Вот и солнышко взошло! – нахлобучив на голову дурацкую широкополую соломенную шляпу, Козловский нахально объявился будто из ниоткуда, одним махом пересёк расстояние до кровати и уселся рядом с Лерой. – Проснулась? Лере ужасно не хотелось просыпаться. Потому, что во сне можно было безнаказанно чувствовать себя птенцом, пригретым в уютном гнезде. Быть с Ним. Позволять Ему быть с собой. Она от себя этого не скрывала. - Ммм… - она в протесте натянула на себя одеяло, но Даня тут же ощутимо прошёлся пальцами по её спине, Лера даже не успела отвернуться, как он растеребил её, защекотал: - Вставааай, вставай-вставай. Скоро будет завтрак. Поешь нормально и спокойно. К спектаклю поедем вместе. Она перехватила его руки, прерывая: - Дань, а как же Мышка… она там… Мышка. Он закатил глаза: - Я Майе отправил SMS. Придёт на работу – покормит. Лера на секунду похолодела. Данила продолжал прожигать её своей голливудской улыбкой. - Козловский, да чёрт бы тебя побрал, - она приподнялась на локтях, но не могла спрятать от него улыбку в глазах, - ну вот что она теперь подумает? Данила со вздохом стащил с себя шляпу. Скорчил рожицу вредной девчонке: - Тебе правда не всё равно? http://vfl.ru/fotos/978bcc8813280506.html Лера недоумённо нахмурилась. «Наивные» глаза мужчины, сидящего рядом с ней, озадачили её. Действительно, что это она. Ведь важно то, что происходит между ними, значимо. Грандиозно. Неужели то, что подумает гримёр Майя, сможет повлиять на их планы? На свет в глубоких кофейных глазах Данилы? На… на сердце Леры, которое предательски учащается в его присутствии, оглушает нервным стуком, лишает её шанса думать связно? За свою нелепость захотелось перед ним извиниться. Она растянулась под одеялом, как кошка, и бессильно призналась: - Чё-то… фигня какая-то. Завуалированное признание «Сдаюсь, ты выиграл» он распознал безошибочно и не смог удержать улыбки. Обычная девочка. Настоящая, красивая, живая. Небезупречная, но идеальная даже в этом. Земная. Внутренний порыв по-отечески поцеловать Леру в лоб он задушил, и сам не мог бы сказать, почему. Настроенный на неё, как камертон, он боялся её сбить. Опрокинуть сосуд, в котором скопилось её тепло. Сделать что-то неверно, и её глаза перестанут лучиться, и сама она перестанет быть такой… нежной и домашней. Он не знал, что сейчас Лера могла и хотела принять любую его выходку. Не знал, что нельзя так просто расплескать её чувства к нему. Не знал, что занимает её мысли чуть более чем полностью. Он знал только, что пока в его доме будет такая тишина, пока кровь будет спешить в путь по развилкам вен этой девушки, пока он будет держать её за руку, он будет счастлив. Поэтому ограничился тем, что просто погладил её по щеке… от тихого наслаждения девушка зажмурилась. Взяла его горячую руку в ладони, обняла пальцами бережно, благодарно. Её улыбка светом отразилась на его лице, и она кивнула ему, соглашаясь сама не зная с чем. Соглашаясь на всё. Господи, что бы она делала, не появись он в её жизни?.. Она впервые подумала об этом с ужасом – о прежней пустоте, которая заставляла её крушить гостиничные номера. Которую она принимала за безмятежность. Он дал ей столько любви и света. Он дал ей настоящее счастье. «Нельзя быть таким удивительным, Данила. Нельзя одному быть лучше, чем все люди планеты, вместе взятые. Нельзя в одиночку стоить целого человечества». Он поднёс её руки, всё ещё сцепленные вокруг его запястья, к своим губам и поцеловал каждую. Лера стыдливо улыбнулась и зажмурилась, скрывая подступающие слёзы. - В ванной есть новая зубная щётка, возьми. Я намерен накормить тебя самым калорийным завтраком, который, чтоб ты знала, уже плавно перетекает в обед. Он подмигнул ей и вышел из комнаты. Лера коснулась губами того же места на тыльной стороне ладони, на котором ещё оставалось шершавое ощущение мужской щетины. Как ему самыми простыми словами, несколькими поступками, которые раньше она сочла бы банальными, заставить её чувствовать себя… особенной. Красивой, уникальной, необходимой. Она ещё не разобралась, зачем она нужна ему. Ну, что за постоянное и неуёмное желание такое заботиться о ней, всё решать, всё предугадывать наперёд? И ведь справляется виртуозно, смело, легко. Как пилот во взлетающем с вулкана самолёте. Внутренний надлом Данилы, когда он смотрел на неё, поворачивался другой стороной. И она видела эту немного болезненную страсть оберегать её, нежность, сочащуюся болью. Госэкзамены в Школе-студии Лера сдала на отлично. Но даже посредственный актёр скажет, что ничего на свете не может происходить без конфликтов – внешнего и внутреннего. Про их внешний конфликт Лере всё было понятно. А вот про его внутренний – пока нет. Да и нужно ли ей в этом разбираться… Странно, что она не задумалась о том, что будет, когда они вернутся с Фиджи. Ведь знает… что будет. Чёрт, это больно. Не сейчас, пока там, на его кухне, греется чайник, шипит сковородка, и Данила хочет накормить её завтраком, можно об этом не думать. Можно самозабвенно быть с Ним, плюнув на всё, и ловить Его любовь, пока ей это позволено. Если он правда любит её, то она собирается разбить сердце и ему тоже. - Будешь валяться там ещё полдня – я съем всё сам! От того, как счастливо звучал его голос – самый приятный для её слуха голос – у неё больно укололо сердце. Нет, не сейчас. Он так много для неё сделал, этот прекрасный мужчина, что она не может расстроить его. По крайней мере, сейчас… Она выбралась из кровати и отправилась в ванную, не сразу, признаться, отыскав её в большой светлой квартире. Вчера ей было не до того, чтобы запоминать расположение комнат. Ванная и туалет у него были объединены; ну конечно, он же один живёт. Интересно, ремонт сам делал? Лера взглянула на себя в зеркало. Волосы нужно было как следует расчесать, джинсы, как ей показалось, стали ещё свободнее и свисали, обнажая тонкие бедренные кости… но светло-зелёные глаза сияли ярким огнём, который она никак не могла скрыть, на губах – глупое мерцание улыбки, и в целом она, конечно, выглядела лучше, чем вчера. Сорвался вздох – как всё это глупо. Как всё это предсказуемо, насквозь понятно, какое презрение бы она вызвала у самой себя до знакомства с ним. Только Данила Козловский, чудо инопланетное, не подходит ни под одно правило, сам ни одному не подчиняется, и ей с ним, кажется, грозит то же самое. Вся жизнь твоя, Лерка, катится кубарем с горы. Вот тебе квест – попробуй удержаться. Она закрыла лицо руками. *** Если бы она только знала, о чём подумал Данила, когда проснулся сегодня с ней рядом. http://vfl.ru/fotos/24ff6c4413599818.html http://vfl.ru/fotos/e5a3199c13623534.html Он и сам бы точно не мог сформулировать, о чём он подумал таком. Да и зачем, когда, доверчиво прильнув, безмятежным сном спит возле тебя расслабленная любимая. Ресницы подрагивают, бархатная молочная кожа отражает мягкий утренний свет, из полуоткрытых губ – размеренное тёплое дыхание, скользнувшее по его щеке, стоило только голову повернуть. Прижалась так, что у Данилы сердце, бьющееся яростно, глупо, гулко, будто заперли в стальную тесную клетку, режущую прутьями по живому. Вот бы в реальности она хоть раз обняла его так же. Так же опустила голову на плечо и позволила поберечь себя. Хоть бы на минуту, хоть бы немного ближе. Хоть бы отступили терзающие её демоны, и у него появилась возможность сказать ей, что он всегда видит её такой – нежной, желанной, юной, светлой, сладкой, беззащитной, как ангел. И, совсем как ангел, она недосягаема для него. Он, Данила, сильный. Очень сильный. Вон, одна рука как обхват её талии. Он сильный и крепкий, он может всё, и даже немного больше. И создать для девушки гнездо, где ей захотелось бы остаться, он, конечно, сумеет. Но как разбудить в упрямой девушке это «захотелось»?.. Это куда сложнее, чем разбудить сейчас саму Леру, потревожить сон. Главное, чтобы она сейчас восстановила силы. Свободной рукой Данила осторожно погладил её по щеке. Просто удержаться от соблазна никак было, но Лера даже не вздохнула. И он попробовал аккуратно выбраться из постели – подняться приготовить завтрак, хотя хотелось дождаться её пробуждения. Чтобы первое, что она увидела – он. Он эгоистично хотел, чтобы Лера вообще видела только его. Чтобы позволила себе любить его, ведь он видит, что она любит! Только боится и вздрагивает, как осиновый лист. Не открывая глаз, Лера вытянулась и завернулась в одеяло. Данила горько ухмыльнулся – просто нелепо, как это больно. Как сильно ему хочется назвать её своей девушкой и везде, перед всеми держать её руку в своей. Как упорно не получается сравнить Леру с женщинами, что просыпались с ним раньше – с прекрасными, яркими, талантливыми женщинами. Да и был ли хоть кто-то, кем ему приходилось так болеть?.. Так… не спать, не сметь взглянуть. Позволять кому-то измучить его так сильно. Позволять делать ему так больно. И ждать, просить – ещё. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Что она там ела после вчерашнего мороженого в парке? Да и что он сам ел? Банкет – формальность, а то, что они увидели ночью, не способствовало хорошему аппетиту… Он написал Майе, чтобы она покормила Мышку. Если Лера начнёт торопиться в театр, шансов накормить её как следует, ясное дело, никаких. Когда он выключил воду в ванной, ему показалось, что в спальне свет его очей заворочалась в постели, и, прихватив со стены огромное сомбреро – сувенир Волкострелова из Испании – прочистил горло и отправился к ней. http://vfl.ru/fotos/e6459be613624024.html *** Немного приведя свой внешний вид в порядок, Лера отправилась на кухню. Стоя к ней спиной, Данила, занятый сковородкой, не видел, как она вошла. И не слышал – по паркету босыми ногами девушка ступала совершенно бесшумно. Вчера Лера совсем не успела оценить интерьер. Ей слабо представлялся Данила Козловский, занятый дизайнерскими проектами, поэтому она предположила, что он, скорее всего, покупал квартиру уже такой, в тёмно-красном дереве оформленной предыдущими хозяевами. Что ж, это было не плохо. Мягкие кресла, круглый обеденный стол, и – её мечта – барная стойка между двух колонн. Глупость, конечно, но разговоры с гостями за барной стойкой всегда казались ей… особенными. И красивыми. Сценическими, куда уж деваться – актриса… Но самым красивым на этой кухне был Даня. И когда она стала так его называть? Руки сильные, спина широкая, обтянутая простой чёрной футболкой, скулы резкие, крепкая шея, посадка головы… какая-то добрая. Данила сверху вниз глядел на разделочную доску, а Лере в этот момент казался самым прекрасным, самым изумительным… и надёжным. Когда она видела его, в ней после желания снова почувствовать его поцелуй оставалось только желание прижаться к его груди. Дать ему согреть себя, закрыться от всего, расслабиться… Подарить ему всё, чего бы он ни хотел. Он заслуживал целый мир к своим ногам. - Яичницу с беконом будешь? Лера вздрогнула. Пока она витала в своих грёзах, Данила заметил её в дверях. Улыбался ей – тепло, как умел один только он. Она увидела на столе овощи для салата и только в этот момент поняла, как же на самом деле проголодалась. - Буду. Козловский кивнул и отвернулся обратно к плите. Лера, не желая прерывать магию процесса – мужчина у плиты – нерешительно прошла и взобралась на высокий барный стул. - Помочь? - Пока нет. Опустив подбородок на руки, девушка наблюдала за ним. Что именно происходит на сковородке, догадаться было несложно, но она мало что видела из-за его спины. Она мало что хотела видеть, кроме него. - У тебя тут здорово, - негромко протянула она. Данила опять улыбнулся. - А у тебя совсем не было возможности в Москве жильё получить? – спросил он. До того, как он узнал, что она живёт в театре, Лера не думала, что он отнесётся к этому так… не спесиво. - Да нет, что ты, мне театр готов был снимать жильё. Вместе с девочками. Просто… ну, зачем мне? В театре же удобнее, - она рассказывала честно и спокойно, так, как было на самом деле. Доверие между ними с некоторых пор стало для неё константой. – Мне больше одной комнаты – куда? Я свой быт оптимально устроила, - она пожала плечами. Данила отвернулся от плиты к столу и начал резать огурцы для салата. Лерина простота и независимость в суждениях продолжали его удивлять. Лера увидела, как неловко большой мужчина справляется с большим ножом, и тут же спрыгнула со стула: - Ооо… давай помогу, - она вытащила из ящика нож поменьше и, легонько пихнув Козловского плечом, встала с ним рядом, отрезала кончики огурцов и разделала их вдоль пополам. Данила молча приподнял руки в знак того, что сдаётся, отложил нож и вернулся к сковороде. – Ты не в общаге жил, пока учился? - Нееет, - ухмыльнулся он, - я же питерский. - Что ещё нарезать? - Вот капуста. - А я – в общаге. Из минимального количества самых бюджетных продуктов могу приготовить самый вкусный ужин. Салатница где? - На, возьми. А говоришь, не любишь готовить. Они оба поняли, что он невольно вернул их к тому сложному разговору, когда она в слезах заявила ему, что у них никогда не будет детей. Но Лера вместо привычных уже разбирательств выбрала быстро отшутиться: - Поэтому и не люблю! – они оба облегчённо выдохнули. – Сомневаюсь, что ты всю жизнь согласился бы питаться запеканками из макарон и рулетами из лаваша. Масло добавлять? - Возле тебя бутылка. Да я… - Данила почему-то вспомнил, как они мыли сцену, и как Лера упрекнула его в излишнем франтовстве, и почесал затылок. – Я обычно яичницу так жарю. Без выпендрёжа этого. Сегодня – исключительный случай. Мы же с тобой в последний раз нормально ели только вчера днём. Она хмыкнула. Он этого не увидел, только почувствовал… но точно знал, что сейчас Лере очень, очень хорошо. Не думая ни о чём, он приблизился к ней – нож в её руке стукнул о доску, стоило почувствовать в волосах его губы. Мягко обнял за плечи, утыкаясь носом в висок, прижимая её спиной к своей груди. В обоих снова проснулось дремлющее неудержимое желание быть ближе. Ещё. Ещё ближе. Лера откинула голову, открывая его жаркому дыханию доступ к шее. Данила коснулся губами тонкой голубой жилки, которая вдруг начала стучать, как бешеная, дышать пришлось неглубоко и часто. Почувствовав это, Козловский едва зубами не заскрипел, твою мать… Сбросить с этого стола всё – ножи, доски, овощи – и заняться с ней любовью прямо здесь. Немедленно. Повлажневшими губами он дотронулся до её ушка. Лера зажмурилась. Жарко. Слишком жарко для двух влюблённых… Боже, пусть он остановится. Пожалуйста. Сама она остановить его не сумеет, сейчас, наедине в его квартире, с ним, в его объятиях – Боже, неужели он считает, будто у неё есть силы сделать хоть что-то наперекор его желаниям? Она медленно, ловя каждую секунду и каждый сантиметр соприкасающихся тел, развернулась в его руках и взглянула в потемневшие заворожённые глаза. Данила опустил ладони на изящную шею, погладил пальцами, провёл мягкие линии от её скул до носа и бровей – девушка прикрыла глаза. Услышал, как отчаянно шипит сковородка. Плевать, на всё наплевать. Лера. Если он её сейчас поцелует… Лера неловко, стыдливо улыбнулась чему-то. Пробралась под его сильные руки своими, скользнула по рельефу груди, ключицам… прижала палец к его губам. «Нет, любимый. Прости… нет». Нет. Прикрыв глаза, она обняла его и уткнулась лицом в его грудь. Его безупречного аромата, уюта объятий ей… пока хватит… Козловский выдохнул и накрыл её плечи руками. Молодец, девочка. Ты всё делаешь правильно. Молодец. Сейчас он сорвётся, даже если поцелует её в макушку. Они очнулись, только когда их снова разделил густой, звонкий воздух. Отвернувшись каждый к своему столу, они слушали только стук приборов о тарелки, и Лера сама не поняла, как в этой прозрачной тишине просто заговорила, словно не ему, а самой себе, слова как будто сами вылетали, не достигая, возможно, даже его слуха: - Понимаешь, жизненные ориентиры… они смещаются. Для меня театр всегда был мерилом всего на свете… А теперь я физически чувствую, как сдвигается что-то там внутри. Там что-то меняется. То, что всегда было самым важным, на что никогда никто не мог посягнуть… и даже не потому, что я не разрешала, а просто это было невозможно, ну, как хозяина собаке заменить… это перестаёт таким быть, единственным. Важнее становится другое. То, к чему я никогда себя не примеряла, даже не пробовала увидеть себя так. Я не знаю, что это, но я это чувствую. И это болезненный процесс, понимаешь. Я не решила до сих пор, как я к этому отношусь. Я даже не знаю, правильно ли я делаю, что говорю это тебе. Я не знаю, что мне делать, - голос сорвался на шёпот. – Я не уверена, что готова. Козловскому бы разозлиться. Больше года они ходят кругами, и ведь оба точно знают, что любят друг друга, а она не готова. Но не вышло у него… это самое. Разозлиться. Он только поставил тарелки с яичницей на барную стойку и, забрав у Леры салат, над которым она возилась преувеличенно долго, развернул её за плечи и вновь заставил взглянуть себе в лицо. Бедная девочка. Влюбилась и не знает, что с этим делать. Данила только кончиками пальцев подбородок приподнял, а Лера уже всё поняла, что он хочет сказать. Так… бывает? - Я понял, - в голосе невыразимая, изумляющая нежность. – Я же обещал – быть рядом. И вот он я, здесь. С тобой. Видишь? Улыбка – робкая, ищущая. Одна, разделённая на двоих. Лера прикрыла глаза, соглашаясь. Данила тихо мазнул поцелуем переносицу. Ей хотелось постоянно обнимать его. Всегда. Чтобы объятия крепкие, жаркие, жадные, принадлежали лишь ей. Чтобы только быть с ним. Впитывать дыхание и аромат. За что ей всё это? - Садись за стол, - он улыбнулся, отстраняя её от себя, - остынет. И пока они завтракали, точнее, Лера завтракала, а Данила рассказывал ей, как вчера на банкете, пока он ещё не пошёл его искать, Никита и Артур читали Бродского, подышав гелием из шариков. И его хотели подбить, но вместо него вызвался Шамиль Хаматов, и половина зала наблюдала за Чулпан, за тем, как она хохотала над братом… http://vfl.ru/fotos/57f765c913638423.html - Ты знаешь, это так здорово, - согласилась Лера. – Я наблюдаю за ними, и мне так жалко, что у меня нет ни брата, ни сестры. Она его не проталкивает, нет, совсем нет, он чудесный актёр… Просто это классно – когда тебе есть к кому прийти в гримёрку. У меня есть Ефремов, да, но он такой… он на всех и ничей сразу. Его в театре-то не выловишь. А эти – вместе, всегда. Даже когда в разных концах зала. Данила улыбнулся. Что-то новое было в её лице. Ночь пошла ей на пользу, и теперь она выглядела совсем как та женщина, которой он хотел бы её видеть. Светлая, полная покоя и тепла. - Ты… забыла про вчерашнее? Он не хотел начинать эту тему, видит Бог, не хотел. Но совсем не сказать об этом было бы странно, и хотя он почти успел себя упрекнуть, когда Лера опустила глаза, она просто сказала: - Нет. Я никогда не забуду. Просто этому учишься – абстрагироваться. Мы для этой собаки сделали всё, что могли. Мы по максимуму избавили её от мучений. Нельзя корить себя за то, что от тебя уже не зависит… - заученная, твёрдая фраза, не-в-первый-раз-произносимая, стала мягкой, Лериной, - иначе слишком быстро истратишься, сдашься. Всё покажется бессмысленным, все усилия. Это дорога без конца, и будет такой ещё долго, потому что масштаб проблемы огромен… У нас в фонде все это знают. Данила не мог не заметить, что этот её фонд, похоже, для неё единственная твёрдая почва. «Мы избавили», «у нас в фонде». - Надеюсь, ты не обидишься – я влез в твои записи и сделал пару звонков. Теперь это дело на карандаше у прокурора района. - Не обижусь. Спасибо, - улыбнулась она. – С кем-то другим, может, обиделась бы. С тобой не могу. Я тебе доверяю. Он поймал себя на мысли, что этих простых слов – «Я тебе доверяю» – не говорил, кажется, никогда и никому. Как-то… по умолчанию это было. А Лера, вот, говорит ему и о своих чувствах, и о сомнениях, говорит так просто, как, наверно, не получилось бы у него никогда. Он подпер голову рукой: - Научи, как быть таким же самодостаточным, как ты. Лера невесело хмыкнула. - В гробу я видала такую самодостаточность, Даня. Нет, у меня всё нормально… Всё хорошо. Я за всё благодарна. Бог меня очень бережёт, я это точно знаю. И тебя. И вообще всех. Меня жизнь учит смирению. Видимо, очень надо, чтобы я научилась именно этому, и я вроде как даже усваиваю уроки. Только… мне бывает так одиноко. Знаешь, так страшно одиноко, что выть хочется… Я пока не умею благодарить за это. Я пока не понимаю, зачем так. Чтобы… ну, что? И с тобой то же самое. Тебе надо понять, чему жизнь учит тебя, и зачем. Несколько слов, а Козловский, если бы не сидел, упал бы. Вот как она видит. Спросить он сообразил только глупое: - Ты веришь в Бога? Она пожала плечами. - Я не религиозна. Религия – это люди. Книги, написанные людьми. И в Бога я… не верю. Я точно знаю, что он есть. Он любит нас больше, чем мы можем себе представить. Мы только не видим этого. Не умеем поблагодарить. Данила зажмурился, всё, что она говорила, не могло быть правдой, не могла так говорить девочка, которая только-только перешагнула порог двадцатипятилетия: - Откуда?.. Лера улыбнулась, глядя, как он бессильно развёл руками. - В мире всё слишком мудро устроено, чтобы быть случайным. Я много времени провела в одиночестве, Даня. Гораздо больше, чем многие другие люди. Не специально, правда. Просто так получалось, по разным причинам… Поэтому я знаю чуть больше, поэтому людей сторонюсь – тебя снова окунают в мелочность, во все эти разборки, и сам себе таким кажешься дерьмом… Даня, я так много наблюдала и слушала. Не людей, природу. Животных. Ты же видел вчерашнего пса – ну кто из людей принял бы такую ужасную, несправедливую смерть так достойно, с такой любовью и незлобивостью? О таком конце можно только мечтать. Мне немного лет, но я рада, что уже так много поняла. Я не знаю, какие рассветы там, на Фиджи, и мне это очень интересно. Они совсем другие, наверно. Если мы с тобой хотя бы раз досидим там до рассвета, ты поймёшь, о чём я говорю. Может быть, когда ты увидишь его, тебе захочется запеть. Козловский опустил голову на руки. Он совершенно отчётливо осознал – эта девушка нужна ему не только не на отпуск, но и не на… одни отношения. Она ему нужна на всю жизнь. Он будет беречь её, а она… она всем тем, что сейчас сказала, будет беречь его. Именно это и было ему нужно. И уж точно он не позволит получить это от неё кому-то ещё. - Не хочется быть банальным, но ты, по-моему, и есть один из земных ангелов. - Не богохульствуй. - Нет, правда-правда, - он улыбнулся. – Я не фаталист. Но я думал, зачем ты мне такая послана. Такая волшебная и мудрая. Что я должен понять. И с каждым днём с тобой я понимаю всё больше и больше. Может, конкретно ты – не ангел, но с моим ангелом-хранителем у тебя точно налажено какое-то тайное сотрудничество. Леру взволновали эти слова. Непонятно как они заговорили о самом важном для неё, и глаза Данилы, от которых она не могла оторваться, стали янтарными, и она торопливо заговорила: - Я абсолютно то же самое думаю про тебя. Моему ангелу точно стало легче, когда появился ты. Ты самый добрый, самый честный и самый надёжный человек из всех, кого я когда-либо видела… - она не поняла, а вот Данила с непонятным удовлетворением отметил, как порозовели её щёки. – Я… не знаю, что там будет и как, когда мы вернёмся. Но я хочу тебе сказать, что ты в любом случае можешь на меня рассчитывать, - заключила она. Козловский уцепился за её слова. Ему вдруг показалось очень важным спросить, и он потянулся к её руке, накрыл ладонь своей, погладил тонкое девичье запястье, внимательно глядя на Леру. Улавливая каждое еле заметное изменение в её лице. В застенчивой улыбке и взгляде из-под ресниц. - А что, как ты думаешь, будет, когда мы вернёмся?.. Лера отвела взгляд, и только хотела помотать головой, как он остановил её: - Нет, Лера, пожалуйста, давай поговорим об этом сейчас. Я не хочу, чтобы там оставалось место для каких-то ещё печалей. Она задумалась. Ничего хорошего не будет, когда они вернутся. Потому что там, на Фиджи, она… Но как сказать об этом ему?.. Оставалось только признаться, тихо прошептать: - Я не знаю. Лера снова принялась сверлить глазами столешницу. Данила отпустил её руку и принялся за еду, Лера тоже взяла вилку, но мгновенно бросила назад, и их взгляды от неожиданности снова столкнулись: - Ты мне очень нравишься. Ты мне так сильно нравишься, что страшно… так страшно, знаешь. Я боюсь, Даня. Я боюсь себя. Я всего на свете боюсь. И больше всего – того, что ты мне так нравишься. Я бы тебе никогда этого не сказала… просто я привыкла всегда говорить правду, какой бы она ни была. Ну, вот… опять, - она закрыла лицо руками. - Ээй, тихо-тихо-тихо, - Данила спрыгнул с высокого стула и, обогнув стойку, оказался возле неё. – Посмотри на меня. Посмотри, дорогая, - бережно отняв пальцы, он мягко обнял её голову ладонями, поцеловал щёки, лоб, нос, глаза… губы. Лера нерешительно ответила. Но поцелуй этот, невинный, полудетский, случился лишь потому, что сейчас ничем им не угрожал. Дыхания смешались. Лера была готова плакать только от того, как хорошо ей было с ним рядом. - Ну, как ты… выдохнул он ей в губы. – Лера, я не отпущу тебя. Я люблю тебя. И никуда не отпущу. Да, милая? Слышишь? - Глупый мой мальчик, - горько прошептала она. – Глупый. Ты даже не знаешь… что ты для меня значишь. Данила закрыл глаза. Прислонился своим лбом к её, и их руки сами нашли путь друг к другу, переплелись крепко, любовно, ласково… Всего лишь два человека, но как между ними всё сложно и просто, как им не потерять друг друга?.. - Чем планируешь заняться сегодня? – шепнул Данила. - Пока не знаю, - смущённо улыбнулась Лера, чуточку отстраняясь – всего лишь поправить волосы. – Есть какие-то предложения? - В принципе, кафе-мороженое всё ещё актуально. Но у меня есть другая идея. Идём со мной. Крепко держа её руку, он отвёл её в соседнюю комнату. - Смотри. Лера не поверила своим глазам: - Проигрыватель для винила? Серьёзно? У тебя есть проигрыватель? Увидев проигрыватель, Лера обрадовалась так искренне, как ребёнок. Это было что-то из того Данилы, который бесконечно её восхищал. И сам Козловский не мог не просиять в ответ. http://vfl.ru/fotos/b4a0d01713639381.html - Ты же мне сама сказала, что «я – это Фрэнк Синатра». Как же я после этого могу быть без проигрывателя? - А пластинки какие у тебя есть? - Ну, немного пока. Смотри. - Битлз… - сидя рядом с коробкой на полу, Лера перебирала тонкие картонные упаковки. – Abbey Road?! Ты где её достал? - Это перевыпуск. Настоящие, конечно, не таких денег стоят… Вот. Вот мы с тобой что поставим. http://vfl.ru/fotos/f53a00ed13639391.html Он нашёл на пластинке нужную песню. Лере доставляло удовольствие наблюдать за увлечённостью, и за тем, насколько он в этой увлечённости красив. Самый лучший мужчина на свете. - Вот. Нашёл. – Он поднялся и протянул девушке руку, - иди ко мне. http://vfl.ru/fotos/d9ffe9f613639467.html Зазвучал тихий джаз [который можно и включить: https://www.youtube.com/watch?v=C1AHec7sfZ8 – прим. авт.], и Лера с удовольствием позволила закружить себя в объятиях. http://vfl.ru/fotos/310d9d1013639488.html - I've got you under my skin, I've got you deep in the heart of me… so deep in my heart, that you're really a part of me… I've got you under my skin, - пел Синатра, и вслед за ним замурлыкал Данила. Лера могла только таять, танцуя с ним, и полушёпотом подпевать: - I tried so not to give in. I said to myself this affair never will go so well, but why should I try to resist, when baby I know so well, I've got you under my skin… - I'd sacrifice anything come what might for the sake of having you near inspite of a warning voice that comes in the night and repeats, repeats in my ear – don't you know little fool, you never can win, use your mentality, wake up to reality but each time that I do, just the thought of you makes me stop before I begin cause I've got you under my skin…

Ты проникла мне под кожу, Ты — глубоко в моем сердце, Так глубоко, что ты действительно стала частью меня. Ты проникла мне под кожу. Я так старалась не сдаваться. Я говорила себе: ну не может быть всё так хорошо Но почему же я должна сопротивляться, если я чувствую, Что ты проник мне под кожу. Я пожертвую всем, чем угодно Ради того, чтобы ты была рядом, Несмотря на назойливый голос, шепчущий мне по ночам: «Глупец! Ты снова проиграешь! Послушай рассудок! Очнись от этого сна!» Но едва я пытаюсь, мысль о тебе Останавливает меня на полпути, Потому что ты проникла мне под кожу.

Какое изысканное, неповторимое удовольствие – танцевать с ним… Божественное. «Да уж, Лерка. Ты была права, когда считала, что ему нужен кто-то гораздо, гораздо… нормальнее, чем ты. Добрее, спокойнее, мудрее. И не истери… не истери! Ты знала с самого начала, ты знала это всегда. Возьми себя в руки. Будь человеком». Непривычность происходящего резиновым молотком долбила ей прямо в мозг. Лера могла последовательно, в порядке возрастания важности, изложить все причины, по которым она не должна сейчас быть здесь. Все причины, по которым им с Данилой нельзя быть вместе. По которым ей нельзя быть к нему так близко. По которым ей нельзя до скрежета зубов хотеть быть к нему так близко, и ещё ближе, как можно ближе… Но остановить бушевание в своём сердце она уже не могла. Карусель закрутилась, пропасть раскрылась под её ногами, и она уже летела на дно. Лера знала, чем это кончится, знала и то, что любовь надо просто переждать, замерев и не двигаясь. Она закусила губу изнутри. Она давно прекратила себе врать. Она его любит. Господи… так любит… что просто не сможет не причинить ему боль. Только одна неделя наедине с ним. А потом она сумеет найти в себе силы разрушить всё.