Баня

Марукен и Какукен любили ходить в баню. Было так здорово посидеть в горячей водичке, поплавать в крошечном бассейне, спокойно расслабиться после уроков, ну и иногда подраться из-за мочалки или тазика. После того, как они, наконец, сразились с Шибатой (по очереди — сначала Марукен, который победил в «камень, ножницы, бумага», потом Какукен), стали приглашать в баню и его. Шибата никогда особо не заморачивался насчёт таких вещей, как субординация, и друзья его за это очень уважали. Ну и ещё за то, что так и не смогли его побить. Шибата, в свою очередь, стал приводить с собой то Такасуги Шинго, номера два в Куросаки, то чуть ли не всю верхушку школы. Баня была маленькая, старая, на двадцать шкафчиков и десять душевых, но в тесноте да не в обиде, так ведь? Тем более что Шибата потом звал всех в какую-нибудь забегаловку по соседству и угощал то раменом, то тонкацу, а то и шашлычками. Какукен никак не мог понять, чего это Шибата такой добрый и почему водит с собой всю эту толпу. Он как-то спросил у Шибаты, а тот засмеялся и сказал, что нужно же кому-то потереть ему спинку. — Так мы же с Марукеном можем, — не понял шутки Кадодзуми. Шибата снова засмеялся и дал ему подзатыльник. Было не больно, но обидно. Иногда за едой к ним присоединялся Фудживара, что было совсем уж странно. КакуМару-комбо, как и все в Куросаки, знали, что Шибата его простил, но всё-таки атмосфера за столом становилась гораздо прохладнее, когда в кафешке появлялся Хаджиме. Он, конечно, не мог не понимать, как к нему относятся парни из Куросаки, но, тем не менее, приходил и всегда сидел в углу. Фудживара, наконец, сбрил усы и выглядел не то раскаявшимся грешником, не то блудным сыном, которого давно простили и теперь угощали свиной отбивной во фритюре, — он сидел, не поднимая глаз, и молчал. Шибата пытался вовлечь его в разговор, как-то расшевелить, задавал ему вопросы, но впустую — Фудживара отвечал односложно и к разговорам интереса не проявлял. Какукен никак не мог понять, зачем же он приходит — ведь не поесть же на халяву? Каким бы нищебродом Фудживара ни был, гордости в нём хватило бы на парочку императорских династий со всеми внучатыми племянниками и двоюродными прабабками. Но вот поди ж ты, сбрил эту свою щётку для обуви, которую называл усами, устроился продавцом и молча ел то, чем его угощал Шибата. Марукен с Какукеном как-то попробовали заикнуться, что сегодня они угощают, но Шибата хохотал весь вечер: «Да что такое, неужели семпай не может угостить своих любимых второкурсников?» И подмигивал. Марукен сразу сказал, что, конечно, может, только не надо больше так подмигивать. Какукен промолчал, но в душе горячо согласился. Какукен часто разглядывал шрамы Шибаты — ну, не открыто, конечно, а так, тайком. Шибата их никогда не стеснялся, да и с чего бы? Чай, не красна девица. Но шрамов было много, и Какукен всё пытался представить себе, каково это — гореть заживо? И каково это — знать, что тебя поджёг лучший друг? В общем, не понимал Какукен этих двоих. Вот то ли дело они с Марукеном. Всегда вместе, всегда рядом. Ну да, иногда они ссорились и дрались. Ну, не так чтобы очень часто — всего-то пару-тройку раз в неделю. Ну ладно, может, пять-шесть раз, да не о чем говорить, ерунда. Какукен попытался представить себе, что Марукен вдруг решит облить его бензином и поднести зажигалку — да ну, бред какой-то! Но ведь и Шибата-сан с Фудживарой вроде как с детства дружили, это ж как должно было Фудживару расколбасить-то! Какукен помотал головой, отгоняя непрошеные мысли. — Ты чего? — недовольно спросил Марукен, на которого попали брызги. — Да так, задумался, — ответил Какукен. — Да ладно, — усмехнулся друг. — Ты ещё и думать умеешь? Какукен считал, что редко кому везет так, как повезло ему — где ещё найдёшь такого друга, который поймёт тебя не то что с полуслова, а и вообще без слов, и вкусы у них одинаковые (ну, почти всегда), и еда им нравилась одна и та же, особенно если платили не они. Их даже за братьев то и дело принимали. Нет, Какукен не мог себе представить, что бы он стал делать, если бы его лучший друг, с которым они в одной песочнице играли, вдруг совсем поехал крышей и захотел бы его убить. Шибата сегодня задерживался. Может, и вообще не придёт. Жалко, Какукену нравились его шутки. Марукен всегда говорил, что шутки семпая стары, как Фудзияма, а Какукену нравилось. И вообще, с Шибатой было интересно — он много знал и умел очень интересно рассказывать. — Опять задумался? — прозвучало над ухом. Кадодзуми очнулся и посмотрел на Маруяму. Тот лениво ковырялся в ухе и выглядел совершенно довольным жизнью. — Слушай, Марукен, — сказал Кадодзуми. — А вот как ты думаешь, почему Фудживара никогда с нами и Шибатой-саном в баню не ходит? Марукен вздохнул: — Я-то почём знаю? Шрамы его, наверное, не хочет видеть? — Почему? — не понял Какукен. — Они же такие... — Ой, балбес, — Марукен брызнул в его сторону водой. — Стыдно ему, понимаешь? — А-а-а, — протянул Какукен. Но он всё равно не очень понимал, ведь Шибата-сан Фудживару простил, и они помирились, ведь так? — Ты там что, уснул? — Марукен уже вылез из бассейна и вытирался полотенцем. Волосы его, всегда аккуратно уложенные, сейчас были в полном беспорядке. Какукен улыбнулся. Длинные волосы друга ему тоже нравились. Может, ему тоже отрастить себе ирокез? И покрасить, вот клево-то будет! — Пошли уже, что ты там возишься? — нудел Марукен. Кадодзуми вздохнул. Пришлось всё-таки вылезать из тёплой воды, вытираться и одеваться. Они попрощались с дедулькой-банщиком, сидевшим у входа с газеткой, и вышли на улицу. — Ну что? — спросил Марукен. — По домам или по пиву? — По пиву, наверное, — сказал Кадодзуми. — Отлично, — Марукен подпрыгнул от радости. — Кстати, сегодня твоя очередь покупать. Какукену было лень спорить, и он молча кивнул. После бани он вообще был очень благодушным, и Марукен этим то и дело пользовался. Сидя в любимой забегаловке напротив красного, распаренного Марукена, Кадодзуми потягивал холодное пиво и чувствовал, что жизнь прекрасна. Раздался сигнал входящей смс-ки, и Марукен полез за телефоном. Какукен автоматически потянулся за своим — но в кармане его не было. — Слушай, я телефон в раздевалке оставил, — сказал он Марукену. — Так, пиво мое не пить! Сейчас вернусь. Марукен сделал очень честное лицо, но Какукен знал, что пива своего больше не увидит, придётся снова заказывать. Ну и ладно, всё равно нагрелось бы. Вернувшись в баню, он кивнул старичку на входе и сказал, что вернулся за телефоном. Дедулька кивнул в ответ, не отрываясь от газеты. Войдя в раздевалку, он открыл шкафчик в углу и забрал телефон. Несмотря на поздний час, в бане ещё были посетители — один из шкафов был приоткрыт, там виднелись чьи-то вещи, а на скамье посреди раздевалки валялся пиджак со значком Куросаки Индастриал. — Семпай? — обрадовался Какукен. Он решил заглянуть в душевые. В самой дальней кабинке кто-то был. Какукен увидел светлые волосы и уже собрался позвать семпая, как вдруг остановился на месте. Шибата-сан был в кабинке не один. Какукен слегка удивился — с чего бы это Шибата стал мыться с кем-то в одной кабинке — воду, что ли, экономят? Но тут второй парень слегка повернул голову, и Какукен узнал это лицо. Он стоял в дверном проёме и смотрел, как Фудживара намыливает спину семпая, плечи, взбивая гель для душа в густую пену и проводя руками по телу Шибаты. Он явно был очень осторожен — особенно слева, там, где шрамы покрывали спину Шибаты густой паутиной. Какукен замер. Было что-то очень интимное в том, как загорелые, почти чёрные руки Фудживары гладят шрамы на спине Шибаты. Семпай наклонил голову и тихо застонал. Какукен попятился. Очень осторожно он вернулся назад в раздевалку, обулся и тихо, на цыпочках, вышел на улицу, мимо заснувшего над своей газетой дедульки. Идя назад к ждущим его пиву и Марукену, он чувствовал, что у него горят не только уши, но и всё лицо. Пиво его, естественно, Марукен уже давно допил, но Какукен, против обыкновения, ничего по этому поводу не сказал и молча заказал ещё два. — Ты чего такой притихший? — спросил Марукен. Какукен не знал, что ответить. Он и сам не понимал, почему так отреагировал на то, что увидел — да и что такого, собственно, он увидел? Один парень трёт спину другому — ну и что? Да он сам сколько раз тёр спину Марукену — правда, мочалкой, не голыми руками — но ведь тёр. Но он снова вспомнил, как осторожно Фудживара дотрагивался до шрамов на спине семпая, как Шибата-сан застонал — нет, это лучше не вспоминать — и снова залился краской. Марукен, наконец, получил своё пиво и отстал от него с вопросами. Какукен пил своё и думал, как же он теперь будет ходить в баню с Шибатой-саном. Он подозревал, что Марукен, мягко говоря, не поймёт, если он будет всё время прикрывать стояк тазиком. А в том, что стояк будет, Какукен нисколько не сомневался. Стоило только вспомнить загорелые руки на бледной коже, тихий стон... Какукен сделал ещё глоток пива. Что ж, ему понадобится холодный душ. Очень холодный душ. А Марукену можно сказать, что он решил закаляться.