Искусство каллиграфии и не только

Бокуто очень шел его новый костюм. И дурацкая шляпа. Бокуто вообще шло все: одетый в рабочий комбинезон или гавайку с шортами, он умудрялся выглядеть отлично. Поэтому никогда ни в чем себе не отказывал. И на каждое новое задание наряжался от всей души, даже если конспирация того не требовала. Куроо завязал шнурки на ботинках и бросил еще один взгляд в его сторону, осмотрел всего с ног до головы, отмечая каждый залом на темной ткани в тонкую полоску. Бокуто чуть ослабил узел галстука и облизал губы. В квартире стояла духота — кондиционера здесь не было. Практически ничего не было, кроме дешевой деревянной кровати, холодильника и тонких занавесок в красный горох. Вернуться сюда им было уже не суждено. Не то чтобы Куроо об этом сильно жалел. Его дом давно был рядом с Бокуто. Неважно, где: в бунгало на Окинаве или в заброшенном особняке в окрестностях Саппоро. Да хоть на северном полюсе. Куроо оставлял сотни квартир и комнат позади, забирая из них только одно — Бокуто. — Какой у нас шанс сегодня? — спросил тот, поигрывая мобильным телефоном, и тут же чуть не уронил его на пол. Куроо мученически вздохнул. — Мы собираемся влезть посреди бела дня в охраняемую галерею. Сам-то как думаешь? — Всегда думай, что ничего не получится, и тогда обязательно выйдет. Так проще, чем когда ломаются завышенные ожидания. Куроо знал, с каким возбуждением Бокуто брался за новые дела и как убивался несколько дней подряд, забравшись в постель, если все срывалось. Но все равно размял ладони, похрустывая костяшками, и сказал: — Мы это сделаем. Бокуто оскалился так довольно, что у Куроо затылок обдало жаром. Им обоим кружило головы от того, чем они занимались. Первое время, когда все только начиналось с мелких махинаций, было страшно. Каждый раз, возвращаясь с дела, они даже не включали в доме свет. Сидели молча, пока кто-то, чаще Бокуто, не начинал какой-нибудь нелепый разговор, по мере которого становилось легче дышать. А потом они вошли в раж, и мысль, что в любой момент их могут поймать и посадить, стала такой же привычной, как «выходя из дома, тушите свет». Они не питали особых надежд, что всегда смогут выкрутиться. Они просто принимали этот риск как данность, как часть себя. Если бы Куроо спросили, кто был самым худшим напарником всех времен и народов, он бы сказал, что Бокуто. Впрочем, и лучшим тоже назвал бы его. Несмотря на десяток провальных дел, процент успешных все-таки был выше. Бокуто не раз появлялся в последний момент, как новогодняя хлопушка, вносил хаос и сумятицу, под которую они благополучно смывались со всей добычей. Куроо поднялся, одернул полу пиджака, пригладил челку, которая тут же опять встала колом. — Пошли. И помни, никаких отступлений от плана. — Никаких, — воскликнул Бокуто. — Твои планы самые лучшие. Разве я когда-то от них отступал? — Всегда? — уточнил Куроо и пихнул Бокуто локтем в бок. Они вышли за дверь, и Куроо захлопнул ее, очередную, без всяких сожалений. Сквозь грязные стекла в подъезд пробирались лучи солнца. Скатывались по ступенькам, путались в торчащих из под шляпы волосах Бокуто. Тому давно следовало бы подстричься. Он оглянулся через плечо, даже не замедлив шага, и спускался по лестнице, чуть ли не перескакивая через одну ступеньку. — В гороскопе сказали, что у Скорпионов сегодня счастливый день, а у Дев неудачный. Значит, в среднем все должно выйти как обычно. — Не засоряй голову всякой ерундой, — ответил Куроо и притормозил у двери на улицу, дергая Бокуто на себя и целомудренно чмокая в губы. — Веришь во всякую чушь? Вот тебе поцелуй на удачу. — Охо! — щеки Бокуто вспыхнули румянцем. Он на секунду застыл, а потом притянул Куроо ближе, целуя куда более настойчиво, видимо, чтобы закрепить результат. Когда Куроо наконец удалось высвободиться, они вывалились на улицу под теплое послеполуденное солнце. Рабочий день еще не закончился, и по улицам в основном сновали школьники, девчонки в коротких юбках, парни в фривольно расстегнутых рубашках. Бокуто беззастенчиво пялился на всех и вслух размышлял, что было бы, если бы они с Куроо познакомились еще в школе. Учились бы вместе, играли в одной команде в волейбол, а еще лучше, играли друг против друга — Бокуто всегда бы выигрывал. — Вот еще, — ухмыльнулся Куроо. Но Бокуто лишь широко улыбнулся в ответ. Они разошлись за пару кварталов. Куроо глянул на часы. Пять часов пятнадцать минут. В половине шестого галерея закроется. И в это время ему нужно будет немного побеседовать с его новой знакомой. Эта кража не была похищением века: охрана здесь оставляла желать лучшего. Все, что требовалось от Бокуто, — вырубить камеры и отвлечь внимание в том случае, если их будут ждать там заранее. Все, что требовалось от Куроо, — незаметно стащить пропуск, чтобы проникнуть внутрь. Мацумото оказалась на удивление пунктуальна и вышла из здания ровно в тридцать пять минут, цокая каблуками и поправляя сползающую с плеча сумку. — Мацумото-сан! Она удивленно обернулась и, заметив Куроо, скривилась в растерянной улыбке. — Ах, это снова вы. Он подошел ближе, выуживая из тяжелой сумки папку с бумагами. Нужно было держаться осторожно — эта девушка явно не питала к нему большой симпатии, что усложняло дело на корню. Куроо познакомился с ней еще месяц назад и после этого появлялся в галерее пару раз, якобы жутко заинтересованный пиалами для саке эпохи Муромати. — Хотел посоветоваться с вами, как со специалистом. — Вообще-то мой рабочий день уже окончен, — протянула она, отступая на шаг назад. — Это не займет много времени. Мацумото заправила за ухо выбившуюся прядь и тяжело вздохнула, как бы соглашаясь. Куроо распахнул папку и достал фотографии. — Понимаю, что по фотографиям определить сложно, но один человек утверждает, что эти пиалы времен Сенгоку, и просит за них немаленькие деньги. Мацумото склонилась, надвинула очки повыше и забрала фотографии себе. — Я бы сказала, что они мелковаты для Сенгоку, хотя рисунок очень типичный. Знаете, по фото невозможно сказать, подделка это или нет. Извините. Куроо многозначительно покивал. Он стоял так близко, что приторный запах ее духов щекотал нос и очень хотелось чихнуть. В этот момент Бокуто в наушнике что-то невнятно прохрипел. Куроо понял, что пора. Набрал в легкие побольше воздуха и как можно непринужденнее положил руку на плечо Мацумото, второй потянувшись под расстегнутый пиджак и подцепляя пальцами электронный пропуск. Мацумото вздрогнула всем телом и отскочила словно ошпаренная, смешно открывая рот и не зная, что сказать. Пока она паниковала от такого наглого нарушения субординации, Куроо ловко переложил пропуск в собственный карман и улыбнулся. — Наверное, я еще подумаю над этой покупкой. Не хотите ли выпить кофе? Мацумото отрицательно помотала головой. — Нет, спасибо. Еще раз извините. На прощание Куроо сделал вид, что очень расстроился, Бокуто шумно хихикал ему в наушник. Куроо, не оглядываясь и не притормаживая, прошел к служебной двери, скользнул внутрь и почти бесшумно двинулся по коридорам. Никаких лазерных растяжек здесь не было, но маленькая неосторожность могла включить автоматически запирающиеся двери, вскрыть которые снаружи не смог бы даже Бокуто. Галерея пустовала. Охрана приезжала по сигналу с ближайшего поста, а все сотрудники уже разошлись. Куроо дежурил поблизости целый месяц и знал распорядок дня каждого. — Все нормально? — прошептал Бокуто в наушник. — Да, я уже вошел. Ты выключил камеры? — Конечно. А она ничего, да? — Кто? — Мацумото, — отозвался Бокуто загадочным голосом и смешно фыркнул. Неужто приревновал? — Не в моем вкусе, — честно ответил Куроо, представляя, как краснеют уши Бокуто в этот момент. Он подошел к нужному ему полотну, чувствуя, как сердце начинает гулко стучать под ребрами. Сколько бы он этого ни делал, всегда волновался. А если бы не волновался и не сгорал от накатывающего адреналина и сбивчивого дыхания Бокуто в наушнике — разве имело бы это все какой-то смысл? Прямо перед ним на богато отделанной бумаге красовалась аккуратная вязь иероглифов. Образец редкой и довольно старой каллиграфии. Ничего общего с пиалами для саке, конечно. То, что ему предстояло сделать, было настоящим варварством. Куроо достал из сумки канцелярский нож и скользнул им вдоль рамы, как можно осторожнее, чтобы не побеспокоить прикрепленные к этой самой раме датчики сигнализации. — У тебя минуты три еще, — напомнил Бокуто, который явно уже утомился нарезать круги вокруг галереи. — И за мной, кажется, кто-то увязался. — Постарайся не показывать лицо. — Да знаю я. — И не дыши так, ты меня сбиваешь. Бокуто нарочно выдохнул особенно шумно. — Тут жарко, знаешь ли. Куроо улыбнулся, стер рукавом выступивший на лбу пот, облизнул пересохшие губы. Все тело казалось ватным, и только в руках оставалась твердость. Он провел ножом последний раз и аккуратно подцепил полотно. Свернул, стараясь даже не дышать, и сложил в приготовленный заранее черный пластиковый тубус. Теперь нужно было смываться. — Через минуту включу камеры, — осторожно напомнил Бокуто. Куроо сунул тубус в сумку и двинулся очень быстрым широким шагом. В висках стучал пульс, а в груди вибрировало такое приятное чувство — смесь восторга и страха. Ладони вдруг запоздало взмокли, словно организм расслабился и понял, что теперь можно и попаниковать от души, ведь самое ответственное уже позади. На бег он сорвался у самой двери. — Есть кто у этого выхода? — Нет, но в сотне метров прохожие. Выходи как можно спокойнее. У тебя еще тридцать секунд. Теплый воздух лизнул щеки. Куроо прикрыл за собой дверь и пошел по тропинке, отсчитывая каменные плитки у себя под ногами. Когда он насчитал двадцать, в него чуть не въехал велосипедист, а Бокуто в наушнике пробурчал: — Готово. Куроо рассмеялся, тут же заметив на себе возмущенный взгляд какой-то старушки. — В лучшем для нас случае они обнаружат пропажу завтра утром. — Все прошло гладко, — довольно констатировал Куроо. И в этот момент все здание галереи взорвалось сиреной сигнализации. — Бокуто? — Куроо похолодел. Бокуто молчал и шумно дышал. Он не был настолько дураком, чтобы бежать в такой момент. Куроо вдруг с ужасом вспомнил, что тот сказал, будто за ним кто-то увязался. Он замотал головой, всматриваясь в толпу, подбирающуюся к галерее. Нужно было уходить: у него за спиной в сумке болтался тубус с украденной ценностью. Даже притвориться зевакой сейчас было бы опасно, территорию могли оцепить. — Бокуто, — хрипло повторил он, — придурок, скажи хоть что-нибудь. Куроо злился, и это все, что он мог делать, буквально парализованный тревогой. На улицу въезжали машины, свет мигалок разукрашивал белые стены музея в красный и синий. Ноги, казалось, вросли в асфальт и с каждой секундой проваливались в него все глубже. В наушнике сдавленно кашлянули. — Извини, я тут изображал дурака. За мной шли, но как только раздалась сирена, отступили. Похоже, кто-то еще решил ограбить это местечко сегодня. Ну надо же. Или просто сигнализация среагировала на тебя с опозданием. Куроо с трудом удержался, чтобы не осесть на землю. Каждый раз, каждый, мать его, раз что-нибудь да случалось. — Ты помнишь адрес квартиры? — Через полчаса буду там. Эй? — Что еще? —устало отозвался Куроо. Еще на один сюрприз его просто не хватит. — Сильно переживал за меня? — осторожно поинтересовался Бокуто. Куроо вздохнул и выдернул из уха наушник, чтобы через секунду вставить снова. — Ни капли. *** Когда они встретились в новой квартире, в крови еще бурлил адреналин. Бокуто пришел раньше и теперь сидел на полу, опершись о стену, и допивал из банки чай с молоком. При виде Куроо он растянулся в улыбке, похлопал ладонью рядом с собой, приглашая присоединиться. Мебели здесь не было совсем. Только голые светло-зеленые стены, освещаемые одним лишь уличным фонарем, который только что зажгли, и теперь он назойливо заглядывал в окна. Куроо опустился рядом, выудил из сумки тубус, достал полотно, расправляя его одними кончиками пальцев. Хрупкое, изветшалое, оно могло рассыпаться в любую секунду. Бокуто наклонился совсем близко. Он дышал тяжело и возбужденно кусал губы, пытаясь сдержать хищную улыбку. — И за эти закорючки нам заплатят? — Много бы ты понимал в искусстве каллиграфии. Бокуто, судя по всему, даже не обиделся, только согласно покивал головой: — Точно, совсем не разбираюсь. Но если ты говоришь, что на вырученные деньги мы сможем рвануть в Австралию, я готов пылинки сдувать с этой хреновины. Куроо хмыкнул, осторожно вложил полотно обратно и прислонил тубус к стене. — Собирай чемоданы, через пару дней будем охотиться на крокодилов. — Я уже, — отозвался Бокуто хрипло, придвинулся, сгребая волосы Куроо на затылке, притягивая его ближе, обжигая губы дыханием. — У меня не очень много вещей. Возьму тебя, а все остальное купим на месте. Куроо поперхнулся воздухом, повернул голову, и Бокуто тут же коснулся губами его шеи. Ослабил рукой галстук, расстегнул воротник, скользя языком ниже к ключицам, вылизывая ямочки. — Давай полетим бизнес-классом? Там расстояние между кресел шире, колени не будет натирать. — Много болтаешь, — шепнул Куроо. Бокуто ухмыльнулся и потянулся за поцелуем, прикусил нижнюю губу, толкнулся в рот языком, проходясь по кромке зубов. А потом уронил Куроо на пол, усаживаясь сверху и сжимая его бедра коленями изо всех сил. В висках стучало — то ли от еще не отпустившего возбуждения, то ли от нового, только нахлынувшего. Жар прокатился по телу прибойной волной. Бокуто, стянув пиджак, откинул его в сторону и нетерпеливо занялся пуговицами на рубашке, как по закону подлости, подолгу возясь с каждой. Куроо подставлялся, выгибался в спине, ловил каждое случайное и не очень прикосновение к голой коже. Может, к лучшему, что в этой квартире не было даже табуретки. Потому что казалось, что все пространство вокруг занято Бокуто, до последнего квадратного миллиметра. Не только этой квартиры. Всего мира Куроо. Он зацепился пальцами за пояс брюк, забрался влажными ладонями под рубашку, оглаживая напряженный живот. Завел руки назад, ущипнул ягодицы. Бокуто горячо выдохнул ему в рот, прижался чуть нежнее к самому уголку губ, мазнул по щеке к уху. — Секс после успешного дела — самый лучший. — Много болтаешь, — повторил Куроо, дергая головой. Чужое дыхание щекотало шею. Внутри все скручивало от густого тягучего желания. А жесткий пол под лопатками ужасно бесил. Бокуто скользнул вниз, вылизывая языком шею, широко и мокро, сжал зубы на кадыке. Куроо сглотнул и прошипел от боли. Вплел пальцы в волосы, потянул назад. — Что бы я делал, если бы тебя поймали? — шепнул он, массируя кожу головы и наблюдая сквозь полуприкрытые веки, как Бокуто довольно жмурится, а потом наклоняется, упираясь лбом в лоб. Между бровей у него пролегла смешная морщинка, к которой Куроо тут же прижался губами. — Не знаю, — выдохнул Бокуто. — Совсем не знаю. Подумаем об этом, когда меня и правда поймают. Или тебя. Куроо только невнятно промычал в знак согласия. Потянул язычок молнии на брюках, но тот никак не хотел поддаваться, выскальзывая из влажных пальцев. Бокуто заерзал и разобрался с ширинкой сам. Снял брюки, путаясь ногами в штанинах. Потом нарочито медленно раздел Куроо, жадно цепляясь взглядом за обнаженное тело, кусая губы. Он отпихнул коленом вещи в сторону и провел жесткими ладонями по шее, плечам, груди, чуть выкручивая соски. — Ты невозможный, ты лучше всех, знаешь? Куроо закатил глаза. — Любишь же ты потрепаться. — Этого не отнять. Бокуто посмотрел на него тяжело и голодно, взял ногу под коленом, подтягивая к груди, вжался в пах так, что от удовольствия в животе словно разлилась конфета-шипучка. — У тебя же есть смазка? — Где-то между отмычками и перчатками, посмотри. — Позже. Бокуто накрыл рукой его член, и Куроо толкнулся ему в ладонь с хриплым стоном, утыкаясь носом в плечо. Вдохнул запах: сладко-терпкий какого-то дорогого одеколона и солоноватый пота и кожи. Схватился за крепкую шею, наверняка оставляя синяки под пальцами. Пол холодил спину, кожа болезненно терлась о ламинат. А Бокуто сверху, горячий и податливый, вжимался ему в промежность своим стояком и дрочил резкими, рваными движениями. От этого контраста мозги выносило, словно выстрелом. Куроо простонал, толкая Бокуто за плечи вниз. Тот опустился, взял в рот член Куроо, обводя языком головку, подцепляя уздечку, потом вылизал собственную ладонь и пальцы, не прерывая зрительного контакта. И снова потянулся за поцелуем, сжимая член мокрой ладонью, водя по нему с пошлым хлюпающим звуком. Куроо задохнулся, вспоминая все знакомые ругательства. Тело плавилось изнутри, казалось, что все сейчас полыхнет. Вся эта пустая квартира, весь дом, вся Япония и даже, мать его, планета Земля. Бокуто перевернул Куроо на живот и подтянул ближе, ставя на колени. Вцепился зубами в загривок, и жар прокатился по спине, собирая каждый позвонок. Бокуто залез в сумку, недовольно бурча и вываливая на пол все содержимое. Нужно было воспользоваться этой маленькой паузой, чтобы восстановить дыхание, но каждый раз, когда Бокуто мазал членом по промежности, оно сбивалось снова. — Давай в следующий раз украдем что-нибудь повнушительнее. Бриллиант или золотого Будду, даже Мону Лизу, — прохрипел он и плеснул между ягодиц прохладной смазкой, потер пальцами, надавливая на сжатые мышцы, прикусил кожу на пояснице. — Да хоть весь императорский дворец. Вместе с императором. Бокуто рассмеялся. И этот смех рассыпался по всему телу так, что колени подкосились. Забрался в самые укромные уголки, встряхивая всего Куроо изнутри. — Я ловлю тебя на слове, — тихо сказал Бокуто и толкнулся пальцами внутрь. Куроо уперся лбом в пол, бедрами подаваясь назад. Рисунок на ламинате поплыл, сложился в какие-то безумные сюрреалистические узоры. Бокуто впечатался сухими губами в лопатки Куроо, загоняя пальцы глубже и разводя их внутри. Куроо стонал, стараясь не думать о тонкости стен, о самодовольном выражении лица Бокуто — вообще ни о чем. И, надо сказать, получалось это у него с завидным успехом. Он почувствовал влажную головку у заднего прохода, пальцы выскользнули, и Бокуто сжал его за бедра, натягивая на себя. Куроо распирало от нахлынувших ощущений, казалось, что сейчас, вопреки всем законам физики, его просто разорвет в клочья, раскидает по полу. И это будет того стоить. Бокуто вытаскивал член очень медленно, а потом резко толкался вперед. Все тело сотрясало дрожью, а мышцы на бедрах сводило от подкатывающего оргазма. Бокуто навалился ему на спину, застыл, повернул пальцами за подбородок и поцеловал так нежно и осторожно, что Куроо почувствовал себя полным идиотом, не выдержав и шумно простонав ему в губы. Колени затекли и ужасно болели. Бокуто немного сбавил темп и теперь раскачивался, загоняя член как можно глубже. Бормотал как заведенный: «Куроо, Куроо, Куроо». — Куроо, садись на меня. — Чего? Не дожидаясь ответа, Бокуто сел, опираясь о стену, и потянул Куроо, усаживая сверху спиной к себе. — Можно так? — спросил он, вскидывая бедра и прижимая Куроо ближе, сдавливая грудную клетку. Куроо положил голову ему на плечо, приподнялся мягко и буквально упал на член. Теперь он мог сам задавать темп, и ему это нравилось. Нравилось, как Бокуто царапается, как забывает дышать, когда Куроо изо всех сил сжимается вокруг него. — Ох, Куроо, это так, — прохрипел Бокуто, — ох, какой ты... Куроо не дал ему договорить. Насадился сильнее, и Бокуто уже практически закричал, вжимая его в себя чуть ли не до хруста ребер. Куроо дрочил себе под сбивчивое дыхание Бокуто и хлюпающий звук смазки. От запаха, соленого и терпкого, кружилась голова. Хотя кого он обманывал — голову он потерял еще где-то в середине процесса. Еще глубже, еще крепче, еще плотнее. Куроо чувствовал, как подступает темнота. Руки дрожали, пот катился по плечам и спине. Бокуто хватал его везде, впивался до синяков, жадно и грубо. Куроо прижал член у основания в попытке сдержать оргазм, но Бокуто толкнулся бедрами навстречу, наполняя его. Куроо чувствовал Бокуто глубоко внутри, и оргазм накатывал постепенно, затапливая его с ног до головы, утягивая на самое дно. Он двинул рукой еще пару раз, и теплая сперма выплеснулась на пальцы. Бокуто под ним обмяк и повалил его вместе с собой, сжимая в объятиях крепче прежнего. Рискуя действительно сломать. *** Так отвратительно Куроо не спал давно: на голом полу, укутавшись в пиджаки. Хорошо хоть на улице стояло лето и ночи были теплые. Все тело ломило. Не так, как ломит, когда до трех ночи ворочался на неудобном гостевом матрасе, а просто отвратительно и невыносимо, будто тебя только что переехал грузовик. Ему было лень приоткрыть даже один глаз, поэтому Куроо просто прислушивался к мерному шуршанию Бокуто, который уже проснулся. Сегодня у них был еще один длинный день. Нужно было встретиться со знакомым скупщиком, который, по его словам, уже подыскал клиента на это полотно. А потом они уедут. В Австралию. И будут прожигать там скопленные деньги, пока не заскучают и не влезут в очередное дело. Бокуто за спиной что-то напевал себе под нос, Куроо никак не мог разобрать, что именно, как вдруг умиротворенное мурчание прервалось. А потом последовал тихий мат и мат погромче. Куроо открыл глаза и даже не испугался или удивился, когда Бокуто с видом агнца вздохнул: — Я просто хотел посмотреть. В его руках было полотно, распавшееся на несколько мелких кусков. — Я тебе даже говорить ничего не хочу, — мрачно отозвался Куроо, поворачиваясь на другой бок. За время их партнерства злиться на Бокуто он разучился. — Наверное, нам еще рано в отпуск, да? Подумаешь, Австралия. Говорят, там едят кенгуру и наряжают дохлых опоссумов. — Опоссумы — это в Новой Зеландии. — Да, точно, — Бокуто лег сзади, притираясь поближе, сложил тяжелую руку на плечо и коротко выдохнул в загривок. — Давай лучше в следующий раз запланируем Кубу.