Навязчивые мысли

Комната тонет в полумраке, и когда я вхожу, мне сперва кажется, что здесь никого нет. Но это всего лишь игра света. Хозяин апартаментов скрывается в тени, и я не понимаю, что ему сказать. — Ты пришел? Михаил первым нарушает гнетущую тишину, и сдается мне, придя к нему, я совершил ошибку. Хотя нет. Я там, где и хотел оказаться. Мне нужно столько сказать, но все фразы застревают в горле. То, как я волновался, и то, что пережил в карцере, и то, как на моих глазах застрелили человека, видится сейчас таким несущественным. Все теряется в моих словах: — Ты жив? — А ты надеялся похоронить мое бездыханное тело? Надо же! Я и не предполагал, что Михаил способен язвить. С другой стороны, я вообще о нем почти ничего не знаю. Не знаю, кого он любит, чем живет и что чувствует, убивая своих сородичей. Даже не знаю, умеют ли ангелы, чувствовать. Точнее, я уверен в том, что восьмерки не способны к таким чувствам, как любовь и привязанность, но Михаил не просто ангел. Он Высший из Высших ангелов, и я не могу думать о нем как об одном из тех, кто уничтожают наш мир. — Да… — Голос Архангела тихий и отрешенный. Даже не верится, что еще секунду назад он чуть не пошутил как самый обычный смертный человек. — Что? — Михаил стоит вполоборота ко мне и вроде как смотрит в стену, но это всего лишь иллюзия. Я не знаю, способны ли архангелы читать мысли, но кажется, что он просто ответил на мои размышления. — И еще раз да… — Михаил разворачивается ко мне, и я вижу блуждающую на его губах улыбку, — и нет. Я не умею читать мысли, но все они видны на твоем лице. — О чем ты? Мне хочется отвернуться, но вместо этого я смотрю в его глаза, выискивая ответ на свой незаданный вопрос. — Я сказал, что не умею читать мысли. Я утратил эту способность много лет назад, — Михаил медленно наклоняет голову, и я ловлю себя на том, что повторяю его жест, — но я могу чувствовать твое состояние. Тебя что-то тревожит? — Кроме того, что ты чуть не умер, а я в это время находился в темнице? — Я тоже умею язвить, но, в отличие от Михаила, я человек, и умение чувствовать дано мне с самого рождения. — Я волновался за тебя! Ждал, что ты придешь, если выживешь, но вместо тебя пришла Клер, и знаешь, что я сказал? Я сказал, что не хочу жить, потому что ты из-за меня можешь умереть! Вот только, похоже, тебе плевать на все, кроме этих чертовых знаков. — Это не так, — Михаил отводит взгляд, чтобы не смотреть мне в глаза. — Ты значишь для меня намного больше, чем можешь себе представить. Ты тот, кого я вырастил и воспитал. Ты тот, кто спасет человечество. Я не могу относиться к тебе как к листу бумаги, на котором написаны слова. — И только? — Меня с раннего детства раздражают разговоры об Избранном. Сперва я считал, что все это сказки для вселения надежды в души людей, а став тем самым Избранным, все чаще начал задумываться о том, что окружающие видят во мне только спасителя человечества, коим я просто не могу быть. Даже Клер теперь смотрит лишь с немым восторгом, ожидая от меня великих дел, а все, что мне нужно, это чтобы они вспомнили, что в первую очередь я человек со своими мечтами и желаниями. Я все еще тот же самый Алекс из отряда Архангела и просто хочу, чтобы Михаил обратил на меня внимание, как в детстве, когда обучал сражаться и подарил мой первый клинок. Единственное, чего я желал, так это признания. Чтобы Михаил разговаривал со мной на равных, но сейчас, когда это произошло, я могу думать лишь о том, что он делает это исключительно потому, что я долбанный Избранный. Он как будто надсмехается над тем, что я пережил за эти два дня, думая, что больше никогда его не увижу. Я считал, что эти чувства — самое неприятное, что мне пришлось изведать, но ошибся. Самое ужасающее я испытываю сейчас, понимая, что я всего лишь марионетка в руках Архангела. Я созданное им оружие, и он никогда не будет испытывать ко мне того же, что чувствую к нему я. — Тебе я нужен только потому, что я должен спасти человечество от вымирания? Будь я обычным солдатом, ты бы даже не взглянул на меня. Не стал искать и спасать мою никчемную жизнь, как не спасал жизни тех, кого отправлял на неминуемую погибель! Мысли одно, но всю разрушительность высказанных слов я понимаю, только когда взгляд Михаила каменеет и он делает шаг ко мне, явно намереваясь высечь за дерзость. Я уже готов к тому, что Архангел, будучи в десятки раз сильнее, развернет меня спиной к себе и, нагнув над первой попавшейся поверхностью, выпорет за неповиновение. Я готов к этому, но оказываюсь не готов к тому, что его ладонь нежно касается моей щеки. — Алекс… — Голос у Михаила непривычно мягкий и обволакивающий чувством безопасности. Должно быть, так себя чувствует ребенок, когда находится в окружении любящей его семьи. — Алекс. Посмотри на меня. — Он зовет уже более настойчиво, и я понимаю, что просто не могу сопротивляться. Так было всегда, и почему-то я уверен, что так будет и в дальнейшем. Я просто не могу его ненавидеть. Пытаюсь, но у меня ничего не получается. — Зачем тебе это? — я смотрю в его глаза и не вижу ничего кроме нежности и грусти. — Зачем ты это делаешь? Тебе мало, что я и так стал игрушкой в твоих руках? — Ты не игрушка, и никогда ею не был. — Михаил не оправдывается, и это чувствуется в каждом его слове. Он просто старается говорить как можно быстрее, не давая мне времени на то, чтобы выискать подвох в его словах, старается сделать так, чтобы я не мог возразить, и у него это получается. — Если бы я только мог, то сделал бы все возможное, чтобы ты никогда не получил этих отметин. Для меня не существовало бы большей радости, как лишь наблюдать за твоими счастливыми годами в окружении семьи. Я хотел бы быть простым ангелом, хранящим твой сон, но это невозможно, Алекс. Мы те, кто мы есть, но ты ошибаешься, считая, что я вижу в тебе лишь Избранного. Для меня ты намного важнее, чем думаешь. Я сражаюсь для тебя. Я сражаюсь за тебя, и я умру ради тебя. Не смей в этом сомневаться. — Михаил? — Его уверенность заставляет меня испытать неожиданный страх. Я не хочу, чтобы он умирал за меня, не хочу, чтобы сражался за меня. Я лишь хочу чувствовать его рядом и стоять плечом к плечу на поле боя, но в словах Архангела явно кроется что-то большее, чего мне явно не следует знать и что Михаил упорно старается скрыть, а теперь это все вырвалось наружу, затягивая нас обоих все глубже в омут. — Алекс, прошу… — Мне кажется, я тону. Воздуха не хватает, а губы Михаила все настойчивее терзают мои. Странно, что он все еще не старается преодолеть преграду и проникнуть языком между моих губ. Михаил как будто дает мне возможность уйти. Притвориться, что ничего не было. Ни признания, ни поцелуя, но в этом жесте столько отчаянья, что я просто не могу допустить, чтобы мы притворялись, но мне нужно время. Время, чтобы принять то, что я и так знал. Принять, понять и простить за то, что мне пришлось так долго ждать. — Не сейчас… — Я осторожно касаюсь ладонью того места, где у людей находится сердце, и он делает шаг назад. В его взгляде грусть от понимания, что его отвергают, и больше всего мне сейчас хочется прижать его к себе и сказать, что никогда не отпущу от себя, но для начала я должен разобраться в своих собственных чувствах. Возможно, что уже совсем скоро я приду к нему сам и буду готов принять все, что он сможет мне дать, но я не хочу давать ему ложных надежд. Нома, Клэр и вот теперь Михаил. Мне нужно сделать выбор и не причинить боли ни одному из них. Михаил как будто чувствует это, так как делает еще один шаг назад, разворачивается и подходит к открытому окну, а через миг в небо взлетает фигура Архангела. Его крылья великолепны, и на мгновение я чувствую желание попробовать их на ощупь. Я даже позволяю закрасться в голову мысли о том, как буду гладить каждое перышко. Интересно, будет ли Михаил это чувствовать и что будет, если я буду не только гладить, но еще и целовать? Если раньше меня преследовала навязчивая мысль, что я нужен Михаилу лишь потому, что у меня есть знаки, то теперь её место, похоже, займут совсем другие мысли, и боюсь, они будут еще навязчивее. * * * Как бы Алекс ни старался доказать, что он уже не ребенок, но его детская обида чувствовалась на расстоянии. Он не солгал, сказав, что разучился читать чужие мысли, и не солгал, сказав, что умрет за Алекса, но Избранному были нужны реальные доказательства, и не осталось ничего другого, как пойти против своей совести. Михаил не сомневался, что поступил правильно. Его подопечному нужна вера в то, что его не используют, и Архангел эту веру ему дал. Любовь, даже если она ненастоящая, способна заставить людей совершать ради возлюбленного самые безумные поступки. Впрочем, Михаилу остается только надеяться, что Алекс никогда больше не пожелает подойти к нему, чтобы завести разговор об отношении Архангела к себе. Теперь он будет уверен в том, что наставник относится к нему не как к оружию, и мальчику не стоит знать, что свой клинок Михаил любил так же сильно, как Алекса. Можно даже сказать, что немного больше.