Год и шесть месяцев назад
Приступы – так Стив называл эти моменты – почти всегда проходили по одной и той же схеме. Баки просыпался под утро с криком, хватался за голову, вцепляясь в волосы, выдирая их целыми прядями. Кусал здоровое запястье до крови и хруста кости, стараясь заткнуть себя, не выть от боли. Стив не мог понять, какой боли больше – моральной или физической, но почему-то был уверен, что Баки чувствует и ту, и другую. Сначала он пытался как-то помочь, успокоить, словом, прикосновением – но Баки отшвыривал его от себя, смотрел пустым взглядом, не узнавая, – бледный, с запавшими глазами, кровавым ртом и спутанными волосами, напряженный, как туго взведенная пружина – срывался с места и исчезал раньше, чем Стив успевал что-то сделать. И все начиналось сначала. Недели и даже месяцы слежки и хождения по пятам. Осторожное сближение, изматывающие попытки завести разговор. Иногда Баки начинал отвечать: скупо, односложно. Иногда узнавал Стива и коротко кивал ему уже при первой встрече, тут же отводя взгляд. Несколько раз у них даже устанавливалось какое-то подобие приятельского взаимодействия: они жили в дешевых отелях, в маленьких придорожных гостиницах, иногда ночуя на улице под открытым небом. Стив приносил еду, и Баки четко отделял себе половину. В кафе пересыпал Стиву со своей тарелки жареный лук, к которому всегда относился равнодушно; он каким-то образом помнил, что Стив этот лук обожает. Отдавал по старой привычке сладкое – тот, прежний Баки, любил шутить, что Стиви еще малыш, ему нужно побольше есть пирожных, чтобы подрасти. Стив ел, даже если это были какие-нибудь безвкусные и крошащиеся шоколадные печенья. В номере отеля Баки, видимо, опять по старой привычке, оставлял до утра гореть ночник со стороны Стива – тот в детстве боялся темноты. Это было очень давно, тогда Баки гордился тем, что сам не боится, и Стив тоже приучил себя спать без света, хоть друг и никогда над ним не смеялся. Он оставлял для Стива горячую воду. Давал смазывать свою руку, по первой просьбе поднимая щитки, чтобы Стиву было удобней. А когда ночь заставала их в дороге, первым делом из чего придется устраивал спальное место для Стива, а сам просто ложился рядом, иногда прямо на голую землю, и не слушал никаких возражений. Иногда они спали в одной постели, и Стив почти верил, что еще немного, и Баки вспомнит все. Он обнимал Стива – бережно и крепко, как семьдесят лет назад. Прижимался всем телом, касался колючими обветренными губами шеи – и засыпал. А потом просыпался с криком. И пропадал. – Так больше нельзя, – сказал наконец Сэм после того, как Баки пропал в шестой раз. – Ты же видишь, ничего не меняется. Ему нужен врач. – Чтобы хотя бы довести его до врача, мне нужно, чтобы он меня слушал, – ответил Стив, не глядя на него. – Я не позволю лечить его насильно. Никогда. Я найду его еще раз и попытаюсь снова. Должно же когда-то повезти. Он раздраженно сдернул с руки мотоциклетную перчатку и швырнул на пол, отворачиваясь к окну. Сэм странно смотрел на него, он уже давно так смотрел, он не понимал… – Хочешь знать, что я думаю? – спросил Сэм. – Нет, – коротко ответил Стив, но тот все равно продолжил. – Я думаю, ты не Баки вернуть хочешь. Ты хочешь себя наказать за то, что не спас его раньше. Ты не делаешь ему лучше, ты просто сходишь с ума сам. А ты не виноват в том, что произошло с твоим другом… Сэм еще не успел закончить, как Стив закричал. Он никогда в жизни ни на кого не кричал, ни разу. Возможно, Сэм был прав, и он действительно сходил с ума. Стив кричал, что он виноват, что он всегда был виноват во всем. Когда Баки били впятером – из-за того, что он рискнул вступиться за Стива. Когда Баки пошел на войну – из-за Стива. Когда Баки выбрал несчастный сто седьмой пехотный, потому что там хотел служить Стив. Когда позвал за собой… не видел, ослепленный своими удачами, ни страха, ни горечи, ни чужой боли… Когда не удержал. Когда не вернулся. Когда не убедился. Когда… Кажется, он плакал и пытался говорить, рассказать. Горло саднило и почему-то горели легкие, будто бы он пробежал сотню километров, не останавливаясь. Наверное, он напугал Сэма. А, может, тот был привычен к срывам со своей работой в реабилитационном центре. В любом случае, это все было очень стыдно, потому что Сэм говорил правду. Стив не пытался помочь Баки, он просто хотел быть с ним. Он боялся потерять то, что есть, не понимая, что у него нет ничего, а если так будет продолжаться и дальше, велика вероятность, что ничего и не будет. Баки был болен. Стив читал отчеты медиков ГИДРЫ. Он мало что понял, но знающие люди ему сказали, что долго без постоянной медицинской поддержки Баки не проживет. А Стив преступно медлил, допуская его боль, его срывы, его исчезновения… Он наказывал себя вместо того, чтобы спасать друга. Он был подсознательно уверен в том, что спасать нечего. Он боялся, что как только Баки попадет в руки специалистов, это станет очевидно. Это было самое трусливое, жестокое и эгоистичное из всего, что Стив когда-либо делал. Утром, пока Сэм спал, Стив отправился на поиски один. Он потерял слишком много времени, теперь уже нельзя было медлить.Сегодня
– Со щитом или на щите, – задумчиво бормочет себе под нос Старк, встряхивается и вскидывает взгляд на Стива. – Что ты сотворил со щитом? Его даже Тор не смог разбить… это бред какой-то. Кэп, это даже не смешно. – Тем не менее, – терпеливо говорит Стив, тяжело на него глядя. – Может быть, ты перестанешь повторять, что это невозможно, а что-то сделаешь? Он устал. Он так чертовски устал за эту неделю. Не телом – телу все нипочем – он просто хочет домой. В тишину. Мерный стук маятника в гостиной. В мятно-лавандовую мякоть свежих простыней. – Ступай к себе, – будто почувствовав его усталость, отмахивается Старк. – Ты мне здесь совершенно не нужен. Отдохни, я займусь этой штукой. Стив поднимается, не споря, из глубокого, обширного, будто бы засасывающего кресла, разворачивается и идет к лифту. По лопаткам горячим снайперским прицелом скользят глаза Старка – оценивают, рассчитывают, какие-то шестеренки крутятся в слишком умной голове, какие-то выводы делаются, какие-то документы подшиваются в бесконечное, разбухшее от вклеек воображаемое досье Стива Роджерса, Капитана Америки. – Я не шучу, – говорит Старк в спину, и его голос даже подрагивает от серьезности. – Тебе нужно расслабиться. – Буду спать до утра, – натянуто улыбается Стив, обернувшись перед выходом, но в черных, блестящих, вечно неспокойных глазах Старка нет ответной улыбки. Кажется, он и вправду встревожен. И над этим стоило бы задуматься. Стив в последнее время почти привык к настороженным и сочувственным взглядам друзей и коллег, такое отношение было объяснимо, хоть и немного раздражало. Но Старк нечасто баловал своим беспокойством и, обычно, если гениальный механик волновался, значит где-то как-то чудовищным своим чутьем он унюхал подвох. А к подвохам и опасностям Стив всегда относился серьезно.Год и пять месяцев назад
– Слава богу, парень, – услышал он голос Сэма, едва очнувшись. – Ты меня до инфаркта доведешь, я не шучу. Голова гудела как колокол во время пожара, хотя, судя по запаху, сам пожар уже догорал. Тянуло горечью, обожженная рука дергала болью. Стив осторожно поворочал головой и облизнул пересохшие губы. – Мы успели? Сэм серьезно кивнул. – Я вытолкал их наружу до взрыва, и Скотт уже отзвонился, что с ним все в порядке. Интересовался, насколько мы живы. Я ответил, что наполовину – насчет тебя уверенности не было… – Баки? – Ушел, – коротко ответил Сэм, неодобрительно поджимая губы. Ему явно было что сказать по этому поводу, в конце концов, они все рисковали своими жизнями, чтобы вытащить Баки Барнса из ловушки, в которую тот попал, так что хотя бы пару слов благодарности Сэм заслуживал. – Спасибо, Сэм, – сказал Стив, приподнимаясь на локте. – Ты не представляешь, как я ценю то, что вы со Скоттом сделали. – Ох, молчал бы лучше… Подняться на ноги удалось только с его помощью, видать, Стива хорошо приложило взрывом. – Сам как? Не пострадал? – Я за тебя спрятался, – мрачно буркнул Сэм, подпирая его плечом. – Я не шучу. Не помнишь, что ли? Ты схватил меня за бок и зашвырнул к себе за спину, как только раздался взрыв. Кажется, у меня трещина в ребрах теперь. – А что эти? – Стив специально не стал уточнять, к концу второй недели беспрерывного бега он уже не делал различий, кто именно за ними охотится в настоящий момент. Полиция, спецназ, остатки ГИДРЫ, регулярная армия... Сэм только понимающе кивнул. – Ушли за Барнсом, – ответил он лаконично. – Повезло в этот раз. Стив непроизвольно нахмурился, и висок дернуло тошнотворной тупой болью до тихого стона, автоматического шага назад. – Поздравляю, – вздохнул Сэм, перехватывая его за руку. – У тебя сотрясение.Сегодня
Стиву Роджерсу очень редко снятся кошмары – стабильная психика, уравновешенный характер, минимум подсознательных страхов и фобий. Обычно его сны – это отражение событий прошедшего дня, например, один раз после посещения детской площадки универмага ему всю ночь снилось, как он бродит по поющему полю: с каждым его шагом земля под ногами начинала светиться и играть то одну, то другую песенку. Иногда ему снятся старые товарищи, но эти сны не пропитаны чувством утраты и не вызывают грусть. Они больше похожи на давнишние черно-белые хроники, и Стив в них себя чувствует так же естественно, как чувствовал в те времена, когда все еще были живы. Время от времени приходят дикие, неконтролируемые сны, в которых он куда-то изо всех сил бежит, прыгает, летает как на русских горках, но никак не может успеть. От таких снов он просыпается среди ночи с напряжением в каждой горящей мышце и резким ощущением неудовлетворенности и, если есть возможность, тихо выскальзывает из постели и отправляется на ночную пробежку. От нее тоже мало толку, телу требуется полноценная нагрузка каждый день, а теперь, из-за того что ЩИТ вот уже полтора года болтается в непонятном состоянии, работа Капитану Америке достается не слишком-то регулярно. Реже всего ему снятся тревожные, болезненные сны: взрывы, разрушения, лица раненых и умирающих. Воспоминания о совершенных просчетах и ошибках. Эти сны тоже приносят ощущение неудовлетворенности и грусть, но быстро сменяются другими, более приятными или нейтральными. А где-то раз в два или три месяца Стиву снится этот сон. Один и тот же вот уже пять лет, в последнее время, правда, все реже. В этом сне он сидит за стойкой лондонского паба, празднично сияют люстры, смеются люди, много людей, девушки, парни, где-то среди этого гвалта кто-то играет на пианино, табачный дым висит причудливо струящейся кисеей, и несколько глоток, пытаясь пробиться сквозь гомон веселья, выводят знакомые слова застольной. А рядом со Стивом за стойкой сидит Джеймс Барнс, Баки. Добрый, верный, до последней черточки знакомый и любимый друг, которого он только что спас от смерти, и поэтому сейчас чувствует себя человеком, способным перевернуть мир. Стив улыбается ему, стараясь, чтобы это не выглядело слишком самодовольно, но только сейчас он поверил до конца в то, что доктору Эрскину действительно улыбнулась удача. Спасти Баки – это все равно, что отправить в нокаут годы и годы собственной слабости и неудач. Спасти Баки – это все равно, что наконец-то заработать право на его бескорыстную дружбу и чуткую любовь, которую Стив столько лет получал авансом. Не то чтобы им были нужны какие-то взаимозачеты, но где-то глубоко внутри Стив чувствует, как развязывается последний узелок неуверенности в том, что он получил новое тело и здоровье по праву. Баки улыбается ему в ответ – красивый, уставший и как всегда мягко насмешливый. И Стив ощущает в себе такую огромную, мощную, всеобъемлющую любовь, что по сравнению с ее полнотой все, что он может сказать или сделать, будет не больше чем рябью на поверхности океана. И ровно в этот момент начинается бомбардировка. То есть, вероятно, она начинается, Стив не успевает отследить самый первый удар, не успевает ничего сделать, не успевает даже дотянуться до Баки. Наверное, снаряд попадает прямо в то здание, где находится паб. Огонь пожирает все и всех в считанные секунды, и Стив видит, как лицо Баки – искаженное страхом, с распахнутыми глазами, беззвучно кричащее лицо – рассыпается серым пеплом. Теперь кругом нет ничего, кроме пепла и длинных, колеблющихся в воздухе нитей копоти. Черные стены, обгоревшие столы, перевернутые стулья. И Стив Роджерс среди этого всего: живой и невредимый. Один. И огромная любовь, только что плескавшаяся внутри десятком морей и парой океанов, вскипает и взрывается миллионами жалящих гейзеров.Год и пять месяцев назад
– Ты не справишься, – просипел Тони Старк, ему нелегко приходилось там, в этой броне. Неуязвимый, сильный, быстрый – но недостаточно быстрый для двух суперлюдей одновременно, даже с механически улучшенной скоростью реакции. Удары сыпались со всех сторон сразу, и Старк не успевал, не успевал, падал и поднимался, Стив понимал, каких усилий ему стоило не включать репульсоры на полную мощность, только чтобы выровняться, чтобы не свалиться окончательно, чтобы держаться и говорить, говорить, говорить… – Ты не справишься, Кэп, – усиленный динамиками голос метался между бетонных стен. – Он никогда не станет прежним. Послушай меня, ему нужны врачи… – Врачи? – выплюнул Стив, пытаясь попасть краем щита в зазор между плечевой и шейной пластинами. – Ты имеешь в виду убийц, которые идут за нами по пятам? – Я могу помочь, я могу взять на себя… Автоматная очередь жахнула над головами, выбивая колкую крошку из колонн, а потом следующая – ниже, подкашивая ноги, вышибая воздух из легких. В глазах на мгновение потемнело, но Стив тут же пришел в себя от вопля, с которым Баки ринулся на Старка, вколачивая его бионической рукой в стену. – Беги! – рявкнул Стив, и Баки загнанно оглянулся, волосы хлестнули его по искаженному лицу. – Беги, – со всей убедительностью, на которую его хватало с булькающей в горле кровью, выдавил из себя Стив. Баки еще колебался, переводил взгляд с замершего Старка на лежащего на полу Стива и обратно – долгие мгновения. Стены крошились под ударами очередей, бетонная пыль прыскала во все стороны, делая обзор все хуже. Баки решился, только когда послышался топот прибывающего отряда поддержки, нырнул в неприметную щель и пропал тут же, будто и не было. Старк тяжело осел на пол рядом со Стивом, со стуком приложился затылком к стене. – Живой? – Да, – выдохнул Стив. Две пули, судя по всему, навылет. Не так уж и страшно для его организма. Только больно. – Я всегда знал, что ты немножко дурачок, кэп, но это… – Если бы у меня был выбор, Тони. Но он – мой друг. – Ты делаешь только хуже. Стив хмыкнул. – Наташа говорила то же самое. – Тебе бы стоило прислушаться. – Я был в подвале, – произнес Стив через силу. – Я видел, что с ним творили. – Я тоже был, – ответил Старк, помолчав, и голос его дрогнул. – Он не в порядке, Кэп. Не знаю, можно ли назвать то, что от него осталось, твоим другом, но он чертовски не в порядке. – Зато он жив. Старк ничего не сказал в ответ. Автоматные очереди били все дальше и глуше, и Стив закрыл глаза, на секунду сдаваясь раздирающей боли в груди.Сегодня
Это больно, и Стив Роджерс больше не чувствует ничего, кроме оглушающей агонии. Он кричит, кричит, кричит, пока не срывает связки. Пока не выныривает из кошмара от жесткого толчка в плечо. Распахивает глаза и видит склонившееся над ним лицо – темное, почти неразличимое в ночном сумраке спальни. – Опять, – коротко сообщает Баки, и Стив обеими руками вцепляется в его плечи, тянет к себе, обнимает, утыкается лицом в растрепанные со сна волосы, пытается дышать, пытается вытравить из памяти застрявший перед глазами образ. Баки не сопротивляется, он прижимается щекой к щеке, обнимая в ответ. – То же самое? – интересуется он глухо, и Стив выдыхает: – Да. Баки еще какое-то время лежит на нем, а потом, услышав, что пульс Стива возвратился в норму, отстраняется и ложится рядом. – Хорошо, что я не вижу снов, – говорит он, и Стив находит в себе силы усмехнуться. – Сны бывают разными. Почему ты думаешь, что тебе бы снились обязательно кошмары? – Я знаю, – коротко отвечает Баки, и Стив предпочитает не уточнять, к чему именно относится эта реплика. – Врачи говорят, что скоро все наладится, и сны вернутся. Баки только скептически фыркает. – Эти врачи понятия не имеют, что происходит у меня в голове. Они предполагают. – Старк говорит то же самое, что и врачи. – Старк – механик. Лучше бы он занимался твоим обмундированием, а не моими мозгами, мне было бы спокойней. – До сих пор он во всем оказывался прав. – Везучий сукин сын, – произносит Баки таким нарочито ровным тоном, что Стив тихонько смеется, нашаривая под одеялом ладонь Баки и сжимая ее своей. А тот отвечает на пожатие, придвигается вплотную, так, чтобы они соприкасались плечами и бедрами, и бросает: – Спи. Стив засыпает почти сразу же, и до самого утра ему не снится ничего.Девять месяцев назад
– Как музыка? Не раздражает? – Несущественно. – Несущественно. Очаровательный ответ. – Я знаю, что этот исполнитель называется AC/DC. На сленге это означает “бисексуальный человек”. Могу предположить, что тебя забавляет то, как люди реагируют на этот шум и грохот. Тони замер, глядя сквозь него блестящими непрозрачными глазами, а потом, будто опомнившись, потряс головой и поежился. – Временами ты меня пугаешь, кэп. Я думал, в те допотопные времена, откуда ты к нам прибыл, выражение “бисексуальный человек” было не в ходу. – Я ровесник твоего отца, Старк. – Но даже это не объясняет, почему ты первым делом полез в словарь, чтобы… – он театральным жестом прижал пальцы ко рту. – Только не говори, что мой папа изменял маме… с тобой! То-то он был всегда слегка помешан на Капитане Америке. Старк отвернулся к своему верстаку, рассеянно перекладывая с места на место основательно прокопченные и покореженные железки – очередные жертвы очередных изысканий. Стив хмыкнул. – Жизнь тогда не слишком отличалась от того, что происходит сегодня. – Летающие крепости? Мобильные телефоны? Цены на говядину? Я, наконец? Стив задумчиво улыбнулся, опуская голову. – Пару дней назад я беседовал с одной юной барышней… – Какая-то героиня вытащила тебя наконец на свидание? – Не совсем. Она работает в магазине и помогала мне выбрать новые ботинки. – Для тебя это с натяжкой, но можно назвать свиданием. – Эта девушка совершенно серьезно поинтересовалась, привык ли я к ярким цветам. А когда я не понял вопроса, пояснила, что раньше ведь все было черно-белым, наверное, тяжело видеть мир цветным... Старк поглядел на него через плечо. – Что-то я не пойму, к чему ты клонишь, кэп. Стив поднял голову и посмотрел прямо в глаза. – Баки Барнс – мой друг. И любовник. И я тебя очень прошу: если ты что-то знаешь, скажи мне. Это важно. Старк замер и молчал пару секунд, потом что-то тихо звякнуло, и он вздрогнул, будто выныривая из оцепенения. – А я-то думал, ты у нас еще нецелованный, – пробормотал он себе под нос, снова отворачиваясь. – В общем, это многое объясняет… И с чего ты взял, что я что-то знаю о твоем дружке? Он был довольно убедителен, пытаясь то прострелить мне репульсор, то выдрать реактор из брони, а я стараюсь избегать вандалов...Сегодня
Каждое утро начинается одинаково: когда Стив просыпается, Баки уже сидит в кровати, положив локти на колени, и бессмысленно смотрит перед собой в пустоту. Он до сих пор отказывается стричь волосы, теперь они спускаются ниже плеч, и, как всегда после сна, спутаны в одно большое воронье гнездо. Стив некоторое время еще лежит, глядя на Баки снизу вверх, пытаясь представить себя тем, прошлым, больным и маленьким Стивом Роджерсом. Он бы мог, наверное, вот только Баки – совершенно точно не тот самый Баки, который обнимал щуплого Стива в постели, защищал от драчунов и уговаривал не рисковать лишний раз. От тех бруклинских мальчишек, трогательных, самоуверенных, не знавших ничего страшней драки в подворотне и героических, красивых смертей из книжки, – от этих мальчишек почти ничего не осталось. Баки так и не двигается, он, кажется, даже не дышит, и Стив понимает, что это надолго, и почти радуется – значит, получилось хотя бы подремать не меньше пяти часов. Сейчас Баки следует побольше спать, так говорят все врачи, но как заставить спать тело, подстегнутое и разогнанное десятком экспериментальных сывороток? Он осторожно выскальзывает из постели, чтобы не потревожить, набрасывает халат и отправляется наверх, на двадцать пятый этаж, где находится огромный, площадью во весь этаж, бассейн. Зачем этот бассейн Старку, он понятия не имеет, тот почти не вылезает из мастерской, кажется, он даже в гимнастическом зале форму не поддерживает. Надеется на технику. В бассейне тихо и гулко, никого нет, и Стив полтора часа старательно, с полной выкладкой плавает по второй справа дорожке туда и обратно, попутно думая о том, что сегодня, наверное, все зря. Не нужно было будить Баки среди ночи. Процесс идет медленно, но все-таки идет, и понятно, что гарантий нет, и в любой момент может все закончиться и замереть на текущем уровне уже навсегда. На десятом круге Стив отчетливо понимает, что даже если все закончится прямо сегодня, он будет несказанно благодарен Старку, всему его консилиуму, судьбе – за то, что ему уже дали. Когда он возвращается в квартиру, из кухни пахнет жареным хлебом. Стив заходит и садится за стол напротив завтракающего Баки. Тот поднимает голову от газеты и вопросительно смотрит, так спокойно, так невозмутимо, что Стив невольно улыбается. – Ну что? – спрашивает он, стараясь, чтобы было не слишком заметно, как сильно он надеется на ответ. – Часы, – отвечает Баки. – Такие, дурацкие, с бронзовыми амурчиками и цветами. Пузатые. Старого желтого металла. – Да, – говорит Стив, замирая. – Они стояли у тебя дома, в гостиной. На комоде. – Бесполезное воспоминание, – резюмирует Баки и едва заметно морщится, утыкаясь обратно в газету. Стив судорожно роется в собственной памяти в надежде найти что-то ценное, что-то, что сработает катализатором. – А помнишь, – выпаливает он, протягивая руку и накрывая ладонь Баки своей, – помнишь, мы как-то кололи этими часами орехи? Они были такие тяжелые, и мы думали, им ничего не сделается… – А они встали, – подхватывает Баки, – какая-то пружинка внутри соскочила, и бабушка вызывала часовщика... Он поднимает глаза на Стива и медленно, несмело улыбается. – И мы боялись, что часовщик узнает… – И сбежали на весь день на Кони-Айленд… – И спустили доллар на мороженое и сахарные орешки… – Счастливый доллар! – Да. – Его мне дал… с бородой. Развозил газеты. – Мистер Ронсон. – Мистер Ронсон… Я месяц разносил газеты по всей улице. А мы его проели. Доллар, – Баки жмурится, поджимая губы. – Но почему он счастливый? Что в нем счастливого? Стив тихонько вздыхает, это всегда было самым трудным. Вещи, события – все это вспоминалось более-менее стабильно. А вот мысли, стремления, эмоции… даже просто мотивы поступков – все это лежало где-то на самом дне. А, может, и не на дне. Может быть, где-то в другом месте, информация в котором оказалась разрушена окончательно. – Доллар! – вдруг почти выкрикивает Баки и смеется, откидываясь на спинку стула, у него даже слезы на глазах выступают. – Первый доллар. Я думал, что с этим долларом стану самым молодым миллионером Нью-Йорка, заработаю еще пару и пущу их в рост, и к семнадцати годам у меня уже будет свой небоскреб на Уолл-стрит, роскошный автомобиль и… Баки запинается, вздрагивая всем телом и хмурясь. – И жена – Мэри Пикфорд? – продолжает за него Стив, посмеиваясь. Но Баки вскидывает взгляд и смотрит ему в глаза так тяжело и голодно, что у Стива перехватывает дыхание. Время воспоминаний кончилось. – Пойдем, – он поднимается и протягивает руку, и Баки жестко хватается за нее, рывком вставая. По пути обратно в спальню он жмется к Стиву почти как животное, требующее ласки, трется плечом о плечо, горячо дышит в шею. И как только они доходят до кровати, срывается и накидывается будто смертельно голодный на роскошный обед из пяти перемен.Девять месяцев назад
– Почему ты не сказал мне? Старк вздохнул. – А почему Пегги Картер согласилась встретиться с тобой, только когда поняла, что умирает? Стив едва заметно покачнулся на месте, будто бы всем телом натолкнувшись на какую-то невидимую преграду. – Почему? – спросил он растерянно. – Потому что она женщина, она не хотела, чтобы ты видел ее больной, постаревшей и некрасивой. А малыш Джимми – убийца с нестабильным сознанием и изуродованным телом. Он не хотел, чтобы ты видел его в таком состоянии, а я не хотел, чтобы ты своими сентиментальными порывами еще сильней его разбалансировал. Стив сжал губы. Спорить со Старком и искать логику в его «Потому что я так хочу» и «Потому что я знаю лучше» было бесполезно. Тони был хорошим человеком – смелым, великодушным, с глобально правильными установками, но эгоцентризм временами делал его совершенно невозможным в общении. – Почему он пришел именно к тебе? После всего? Чего он хотел? Старк болезненно поморщился. – Хотел продать мне свою бионическую руку. – Ему были нужны деньги? – Нет, – ответил Старк, глядя на него с сочувствием. – Ему поставили блок, не позволяющий причинить себе вред. Видимо, были прецеденты. Стоять под пулями он не мог, блок гнал его прятаться и искать безопасное место. Ко мне он пришел, так как вполне логично решил, что я его скорей убью, чем сдам властям. А сдаваться властям он боялся, потому что опасался, что… – Что и они не уничтожат его, а просто начнут использовать сами, – Стив на пару секунд прикрыл глаза. – То есть, он согласился встретиться со мной, решив умереть? – сказал он севшим голосом. – Нет, он не соглашался. Собственно, Барнс и сейчас не знает, что ты в курсе. И я тебя к нему не пущу, даже не проси. Он – не контролирующий себя психопат с тягой к внезапному насилию и сам не знает, что сделает, когда тебя увидит: кинется убивать или целоваться. – Старк, – предупреждающим тоном произнес Стив. – И нет шансов что-то исправить. Я могу отсоединить его руку, может быть… да, я могу заменить ее на менее опасный протез. Но с головой, – Старк постучал себя по виску, – ничего не сделать. – Он ведь начал узнавать меня… – Стив опустил голову. – Он спас меня. – Перед этим чуть не прикончив. – Баки сам пришел к тебе. Он понимает, что опасен. Старк помолчал, будто колеблясь, а потом отвернулся к своему столу, копаясь в кипах планшетов, распечаток, загадочных приборов и стаканов из-под скотча. – Где она… Да где… Джарвис!.. А. Вот. Чертова мелкая дрянь. Быстрым движением он заправил себе за ухо крошечную блеснувшую голубым светом таблетку, и та тотчас присосалась к коже. – Джарвис, проекцию! Стив невольно вздрогнул, когда воздух вокруг вспыхнул яркими синими звездами и закружился в хороводе до самого потолка. Голограмма, Старк обожал голографическое представление информации, и Стив уже привык считывать нужные сведения с объемных экранов. Но то, что сейчас медленно плыло вокруг них, явно требовало дополнительной расшифровки. – Добро пожаловать в мой мозг, кэп, – пробормотал Старк, крутя кистями в воздухе и, подчиняясь его жестам, какие-то области мерцающего звездами облака то приближались, то отдалялись, становясь маленькими и тусклыми. – Твой мозг, – скептически повторил Стив, оглядываясь по сторонам, и Старк ухмыльнулся. – Что ты знаешь о том, как работает память, Роджерс? Можешь не отвечать: ты не знаешь ничего. Скажу тебе больше, даже современные ученые очень не уверены в том, что их представления о работе памяти соответствуют действительности. Стив пожал плечами. – Но ты наверняка уже все выяснил и знаешь больше ученых? – Не надо сарказма, кэп. – Какой уж тут сарказм… – Но в целом ты прав. Я знаю немного больше, – Старк взмахнул рукой в очередной раз, плотное и кажущееся однородным светящееся облако вокруг них неожиданно будто разъялось на составные части, как броня костюма Железного Человека, и замерло. – Гляди внимательно, – сказал Старк, тыча куда-то между звездных кусков пальцем. – Видишь эту загогулину, похожую на анальный вибратор? Это гиппокамп. Он занимается тем, что переводит информацию из кратковременной памяти в долгосрочную. Переход осуществляется во время сна. Весь день ты накапливаешь информацию, а потом ложишься спать, и временная память очищается – все важное переносится в клетки коры полушарий мозга… Как думаешь, что произойдет, если каждый раз после накопления какого-то объема информации в гиппокампе по нему как следует шарахать током?.. Джарвис, запись Е-17! Стив снова вздрогнул, потому что звездный пейзаж вокруг них в одно мгновение сменился. Светящееся облако будто бы как в зеркале отразило само себя, и теперь справа и слева плыли одинаково упорядоченные сгустки света, связанные между собой густой сетью тончайших нитей. – Это как на последней странице журнала для самых маленьких, Роджерс. Посмотри на обе картинки и найди десять отличий. На этот раз Старку не потребовалось показывать пальцем, потому что Стив уже видел: загогулина, поэтично сравненная с анальным вибратором, была загогулиной только слева. Справа в том месте, где она должна была находиться, слабо мерцали воспаленным красным цветом только какие-то обрывки, почти не связанные между собой. – И еще по коре, – добавил Старк, делая хватательное движение обеими кистями, и проекции моментально уменьшились до размера больших диванных подушек и тут же стали похожи на изображения мозга, каким его рисуют в учебниках. – Вот тут, тут… Видишь затемнения? Провалы… Это тоже последствия шоковой терапии. – Это можно вылечить? – выдавил Стив сквозь комок в горле. Старк устало махнул рукой, и проекции выключились. В мастерской, несмотря на яркое освещение, как будто стало темней. – Память, – сказал Старк неприятно звенящим голосом, – штука непредсказуемая и живучая. Судя по тому, что Барнс время от времени что-то вспоминает, клетки коры восстанавливаются, выстраиваются новые нервные связи. Но в области гиппокампа у него необратимые органические поражения. – То есть… – То есть, мозг не может нормально функционировать. Гиппокамп почти не в состоянии сортировать информацию и самостоятельно очищаться. С кратковременной памятью тоже проблемы, причем, подозреваю, что раньше, когда память обнуляли принудительно, дела обстояли лучше. Теперь он не способен удержать в памяти даже то, что происходит с ним в течение одного цикла, в период бодрствования. А во время сна... Стив сглотнул. – Ему больно? Снова зазвенели железки на верстаке, Стиву казалось, что Старк нарочно гремит этими бессмысленными ржавыми штуковинами с самым увлеченным видом, лишь бы не отвечать. – Дело даже не в том, что ему больно, – сказал наконец Старк нехотя. – Дело в том, что чем дальше, тем хуже ему становится. И исправить это традиционными методами мы не можем. Протезов гиппокампа пока еще не делают, и даже Хелен Чоу со своим регенератором тут бессильна. – Значит, есть нетрадиционные методы? – предсказуемо ухватился за намек Стив. Тони Старк медленно кивнул, хмурясь и глядя на него с сожалением. – Есть только один, что я знаю. Но не уверен, что он тебе понравится. – Если это спасет Баки... – Возможно, спасет, – пожал плечами Старк, и когда Стив с надеждой вскинул голову, снова поморщился. – Я ничего не гарантирую, кэп. Я так и не смог научиться контролировать эту дрянь до конца, но сейчас у нас есть семьдесят процентов гарантии, что технология сработает, – он поймал взгляд Стива и добавил. – Раньше было всего пятьдесят. – Что за технология? – Экстремис. Если слышал о взрывах три года назад… – Да ты свихнулся, Старк. Ты же сам говоришь, Баки нестабилен. Он не сможет контролировать экстремис и взорвется, попутно разнеся в клочья пару кварталов! – О, так ты читал отчеты. – Сарказм тут неуместен. Тони помолчал, вертя в руках плоскогубцы. – Тебе решать, – сказал он наконец. – Но я не вижу другого выхода. Стив нахмурился и явно через силу спросил: – Шанс того, что Бак придет в норму… или хотя бы не погибнет. Насколько он велик? Тони помялся. – Оно… В общем, эта технология пока тестируется. – Ты ведь сказал, что научился им управлять? На семьдесят процентов. – Я нашел способ от него избавиться. Контролировать экстремис пока невозможно. Стив помолчал, становясь все мрачней и печальней. – Тебе стало неинтересно, и ты отдал технологию другим. В этом ты весь: когда тебе что-то нужно, ты готов перевернуть мир вверх дном, но как только получаешь желаемое… – Стив покачал головой. – Тебе становится наплевать на то, сколько людей нуждаются в этой технологии. – И почему у меня ощущение, будто я тебя коварно соблазнил, добился и бросил? – нервно дернул плечом Старк. – И хоть мне льстит твоя уверенность в моем интеллектуальном совершенстве, хочу заметить: я не биолог. – Ты же почти нашел способ контролировать экстремис, будучи пьяным и в постели с девушкой. – После постели. И это было озарение. После хорошего секса такое иногда случается, кэп. – Я знаю, – спокойно ответил Стив. – И если бы я мог… Думаешь, я не пытался? Подарить миру панацею от всех болезней! Быть уверенным, что Пеппер никогда не пострадает, что бы со мной ни случилось!.. – левой рукой Старк перехватил правую за запястье, прижимая к животу, пытаясь успокоиться. Поднял глаза. – Но я не смог. Все, что я могу, это ввести экстремис в тело твоего друга, дождаться, пока сыворотка сделает свое дело, и удалить. Сразу скажу, процедура болезненная и нервная, я проверял, – он постучал себя двумя пальцами по груди. – Барнс может выдержать, а может и нет. – Каковы самые худшие последствия? – нахмурился Стив. – Смотря где проводить процедуру. Если на нижнем этаже, башня рухнет и придавит пару соседних домов. Если на верхнем, разнесет пару ярусов, да пару кварталов засыплет обломками. – Нет, – мотнул головой Стив. – Только не в центре города. Я знаю, куда мы поедем. – Угу, – хмыкнул Старк. – Пожалуй, на время процедуры впрысну-ка я и себе. Не хочу быть невинной жертвой. – Уж какой-какой, а невинной жертвой тебя точно не назовешь, – рассеянно произнес Стив. – Я могу его увидеть перед… процедурой? – Нет. Извини, кэп, я обещал. Ты же не хочешь, чтобы, став окончательно неуязвимым, наш пациент вспомнил, что я предал его доверие? Стив только тяжело вздохнул. – Почему ты все-таки сказал мне? Старк заложил руки за спину, внимательно глядя на Стива, дернул плечом и перекатился с пятки на носок. – Ну, знаешь. Это как в больнице. Перед операцией требуется согласие ближайших родственников. Самого Барнса я, к сожалению, не могу считать полностью дееспособным из-за всей этой карусели, – он пошевелил пальцами у виска, – у него в голове. А чтобы проводить эксперименты на полоумных добровольцах, ну нет, знаешь, у меня немного другой профиль деятельности. – Снимаешь с себя ответственность? – усмехнулся Стив. – Точно, – ответил Старк мрачно. – Это твой парень, тебе за него и отвечать.Сегодня
Если бы у Стива кто-нибудь когда-нибудь спросил, сколько мужчин было в его постели, он бы ответил честно: три. Всех трех звали Баки Барнс, но все они были абсолютно не похожи друг на друга. Первый – чуткий и ласковый, красивый, бескорыстный, немного высокомерный и смешливый – погиб от рук палачей ГИДРЫ в Австрии. Второй – страстный, торопливый, отчаянный и мрачный, готовно ложившийся под ладонь и готовый разорвать на куски любого, кто попытается причинить Стиву вред, – разбился, сорвавшись с огромной высоты на острые скалы. Третий. Третий похож на сильного, матерого зверя. У него всегда широко распахнутые глаза, пристальный взгляд и глубокая, несходящая складка между бровей. У него тело, ничуть не уступающее телу Стива, но плотней, шире и массивней. У него четкие, экономные и очень эффективные движения: иногда Стив в изнеможении смеется, что Баки мог бы довести его до конца одним прикосновением пальца. Самое забавное и немного жуткое в этом то, что это не шутка. Он уже так делал. Этот Баки любит чувствовать Стива всей поверхностью кожи: он притирается, наваливается сверху, обнимает, оплетая конечностями, так, что почти невозможно пошевелиться. И любит, когда Стив точно так же обнимает его. Этот Баки не любит целоваться, ему нравится вылизывать и прикусывать, иногда достаточно чувствительно даже для Стива. Этот Баки никогда не играет, не дразнит и не торопится. Он действует размеренно и предельно функционально, но в этой размеренности нет автоматизма, он не похож на машину с заложенной программой. Он похож на человека, уверенного в каждом своем действии и каждой своей цели. От него не сбежать, не уклониться, его почти невозможно остановить. Этот Баки всегда и сразу берет именно то, что ему сейчас нужно, и Стив никогда не сопротивляется. Не потому что готов терпеть, а потому что ему тоже нужно именно то, что и Баки.Восемь месяцев назад
Там было темно, только пара тусклых лампочек у самого кресла обливала голый бетонный пол и жутковатые металлические конструкции болезненным желтушным светом. Стены и потолок терялись во тьме – это был один из заброшенных заводов за чертой города, Старк клялся, что если что-то пойдет не так, то никто из мирных жителей не пострадает. Слово чести. Стиву нельзя было присутствовать на самой процедуре, так что последние четыре часа он провел в машине у ворот завода, упершись лбом в руль и безостановочно повторяя про себя все молитвы, которые знал. Внутри, с Баки, был только Старк, вколовший себе экстремис, и масса его железяк. Стив ждал, закрыв глаза и постоянно сбиваясь с заученного в детстве текста, потому что каждую секунду темные провалы окон приземистого здания могли вспыхнуть ослепительным светом, и это бы означало, что Баки не справился. Что его больше нет. От этой мысли ломило кости и скручивало желудок. Можно что угодно пережить и смириться, если что-то уже произошло, у тебя просто нет выхода, кроме смирения. Но если что-то только может произойти, а у тебя нет никакой возможности повлиять на ход событий... Это тяжело. Он никогда не был особо терпелив. Это Баки мог часами ожидать на позиции, не теряя концентрации ни на секунду, Стив всегда предпочитал действовать, причем в лоб. Когда во многочасовой тишине раздалась трель звонка, Стив схватил телефон в то же мгновение. И еще несколько секунд смотрел на высветившееся лицо Старка, прежде чем скользнуть пальцем по экрану, принимая вызов. – Ты там заснул? – бодро поинтересовался Тони. – Я тут, понимаешь, тружусь изо всех сил, а ты дрыхнешь… – Что? – перебил его Стив тихо. – Можешь заезжать, – сказал тот, помедлив мгновение. – Мы почти пришли в себя. Выглядим... прямо скажу, не как фотомодель. – Он в порядке? Было почти слышно, как Старк пожал плечами. – Надеюсь, что да. По крайней мере, он жив и явно не испытывает боли, а экстремис из его тела удален. Чтобы выяснить состояние гиппокампа, потребуется оборудование… – он вздохнул. – Роджерс. Не трясись. Просто иди сюда. – Уже, – коротко ответил Стив, сбрасывая вызов и заходя в темный дверной проем. Баки сидел в импровизированном кресле, больше похожем на трон из фантастического фильма. Голова его была опущена так, что спутанные волосы падали на лицо, а правая рука все еще оставалась прикованной к подлокотнику мощным фиксатором. Левая… В принципе, Стив понимал, что такое экстремис, но был немного не готов к валяющимся на полу под креслом искореженным металлическим обломкам. К тому, как беспомощно будет лежать на колене тонкая, почти без мускулатуры, безволосая, белая до прозрачности рука. – Бак, – позвал Стив дрогнувшим голосом. Тот поднял голову, глядя на него из-под волос. – Ты помнишь меня? На какую-то секунду, пока Баки вглядывался, пока его измученное лицо смягчалось, а уголок рта кривился в едва заметной усмешке, Стиву показалось, что его сердце перестало биться, в ушах застряла ватная, тугая тишина. – Ты любишь жареный лук, – негромко, будто рассуждая о чем-то своем, очень близком и интимном, произнес Баки. – И всегда включаешь перед сном ночник... Сердце оглушительно грохнуло и забилось снова. – Вот с кого стоило бы писать Джоконду, – прокомментировал стоящий в полутьме Тони. – Роджерс, видел бы ты свое лицо. – А еще ты защищал меня, – добавил Баки задумчиво. – Все то время, что я бежал. – Больше не нужно бежать, – сказал Стив, все еще не решаясь к нему подойти. Баки неторопливо перевел взгляд на Старка, чуть прищурясь. – Ты обещал, что убьешь меня. А вместо этого привел его. – Извини, парень, – пожал плечами Старк, все-таки отступая на шаг. – Если бы я убил тебя, Роджерс потом пришел бы за мной, а ты знаешь, наш кэп не умеет останавливаться. – Тони тебя вылечил, – добавил Стив. – Теперь ты здоров. Больше не будет болей. Баки скептически посмотрел на свою левую руку, осторожно пошевелил ей и тяжело вздохнул. – По крайней мере, таким я точно не понадоблюсь вашим генералам. – Мышечная масса нарастет, – пояснил Тони Стиву. – Было слишком рискованно оставлять в его крови экстремис хотя бы на дополнительные секунды. Пара недель в спортзале и будет как новенький. – Что вы собираетесь со мной делать? – поинтересовался Баки, глядя на них почти отстраненно. – Кормить? Поить? Любить? – Тони передернулся. – Хотя нет, с этим – к Роджерсу. Тебе нужна реабилитация. А дальше… Дальше подумаем. Выражение лица у Баки сейчас было скорее недоверчивым. – Я могу встать? – спросил он осторожно. – Да, конечно, – Тони было шагнул к креслу, чтобы отключить магнитный фиксатор, но получив формальное разрешение, Баки легко поднялся, почти без усилий выдирая руку из металлических тисков. – Черт, – Тони замер, потрясенно выдыхая. – Я буду жить здесь? – все тем же немного настороженным тоном задал вопрос Баки. – Нет, – решительно ответил Стив и наконец подошел к нему вплотную, положил ладони на окаменевшие в секунду плечи. – Ты поедешь со мной. Мы будем жить вместе. Как раньше. Ты помнишь, что было раньше? Баки моргнул, глядя ему в глаза, нервно облизнул губы. – У нас была квартира, – проговорил он медленно. – Одна на двоих. И одна кровать. Мы спали на ней вдвоем. – Господи Иисусе, – пробормотал Тони и торопливо отвернулся.Сегодня
Язык мокро проходится между ягодиц, и Стив сдавленно мычит, уткнувшись лицом в подушку. Когда-то очень давно – всего пару лет назад – он даже представить себе не мог существования такой ласки, это было слишком откровенным, слишком животным. Сейчас границы раздвигаются – их раздвигает Баки, совершенно не обремененный ни комплексами, ни рамками. Баки делает то, что хочет, и Стив, наверное, впервые идет следом, становится ведомым на этом поле, где ориентируется гораздо слабей партнера. Дело даже не в том, что Баки опытней, Стив очень сомневается в этом. Но его инстинкты сильны, а жажда телесного удовольствия временами так велика, что Стив буквально чувствует его желание, как разлитый в воздухе аромат. Баки лижет его, прикусывает растертые края, тискает ягодицы и запускает язык внутрь, не сдерживая голодных стонов. Растягивает края отверстия большими пальцами и сплевывает, а потом снова лижет, лижет, толкается, проникая все глубже. Баки не терпит, когда между ними во время секса остается хоть что-то постороннее, поэтому они никогда не используют никаких презервативов и никакой искусственной смазки. Стив держит себя чистым, а Баки делает его достаточно мокрым, чтобы ничего лишнего не требовалось. Долго, они любят это делать долго, и наконец-то у них есть возможность никуда не спешить. В разлизанное и размягченное отверстие Баки запускает пальцы, сразу два указательных, и растягивает в стороны до тех пор, пока Стив не начинает дрожать и дышать тяжело, с присвистом, и тогда наконец придвигается ближе и вталкивает член меж этих пальцев. Сначала неглубоко, только головку, но и этого так много, так оглушительно мало, что Стив сам рывком поднимает бедра выше и почти рычит от переполняющего чувства незаполненности. – Стиииив, – выдыхает Баки, медленно опускаясь грудью на его мокрую спину, входя до конца, убирая пальцы и позволяя нежным стенкам обхватить себя плотно, туго. И Стив задыхается, вздрагивает под ним от вечной неожиданности, к которой никогда не сумеет привыкнуть, но предсказуемо не может избежать вторжения – Баки обнимает его под грудью, стискивает в почти боевом захвате, начиная двигаться практически сразу. Жестко и быстро, долбя едва не до желудка, прихватывая зубами за загривок, плечи, между лопатками – укусы горят на коже долго, внутри клубится нагоняемый неостановимым скольжением жар, и очень скоро Стив начинает вскрикивать – резко, сорвано, открыто, почти отчаянно, как никогда в жизни не кричал от боли. Баки только всхлипывает и прижимается к соленой коже искусанными губами – и начинает толкаться еще быстрей и резче. Жестче. Полней. Эти нежные поцелуи в спину и жгучие удары в самое нутро перетряхивают Стива настолько, что сдавливает горло и горят веки. Его собственный член гудит от боли и нужды, но Стив его не касается, никогда. Он ждет и терпит, тяжело сглатывая рвущийся из груди скулеж, пока Баки не разжимает свою хватку. Пока не скользит шершавыми ладонями по коже – небрежно крутя соски, размазывая текущий ручьями пот. Пока его левая рука не спускается в пах, легко поглаживая и сдавливая, а правая не ложится на лицо Стива, закрывая глаза. Наверное, именно в этот момент Стив позволяет себе заплакать. Это не слезы горя и не слезы радости, это слезы освобождения и облегчения, Стив даже не всхлипывает, он просто дышит, наконец-то полной грудью, а слезы текут и текут под горячей ладонью Баки, текут в никуда – до тех пор, пока не накрывает с головой, пока он не захлебывается и не тонет, подорванный изнутри оргазмом. – Стив, – говорит потом Баки почти без выражения. Они лежат рядом, но Баки не может позволить им расцепиться – снова всовывает в Стива пальцы и держит так, позволяя собственной сперме течь по руке. Стив молчит, улыбаясь и время от времени слизывая соль с губ. Ему так спокойно в эти моменты, так хорошо и полно, что он даже старается не вдыхать слишком глубоко, чтобы ненароком не нарушить это состояние. – Стив, – снова говорит Баки через несколько минут. Он вынимает пальцы, и Стив снова переворачивается на живот, разводит ноги, приподнимает бедра. И Баки опять склоняется над ним, приникает ртом к растраханному отверстию, принимается лизать, теперь, кажется, с еще большим нетерпением. Пока у них есть возможность никуда не спешить, они будут делать это столько раз, на сколько хватит их супергеройских тел, а, судя по опыту, у них скорей закончится свободное время, чем желание.Семь месяцев назад
Эту квартиру Стив сделал для них сам. То есть, не своими руками, конечно, хотя он пытался, но, как оказалось, в современном мире проще заплатить специалистам, чем разобраться, как и из чего можно построить дом для своей семьи. Но Стив сделал проект, и за каждую деталь этого проекта стоял горой и порой ругался с Тони, для которого все его идеи были старомодными, нефункциональными и, временами, просто безвкусными. – Это моя Башня! – горячился он время от времени. – Я не позволю держать такие кресла в моей Башне! – Это наша квартира, – возражал Стив. – В ней живем мы, и ты сам нас позвал, смирись. – Они пахнут кошками и мертвыми старушками! – Они абсолютно новые. – Ну… они выглядят так, будто пахнут кошками и мертвыми старушками. – Ты их видишь в первый и последний раз. – Вы что, собираетесь нагородить вот это все, а потом даже не позвать меня в гости? Баки гомерически хохотал на заднем плане, его это противостояние забавляло. Баки шел на поправку. Одно это переполняло Стива терпением и даже некоторым подобием юмора, с которым он пытался относиться к ситуации. Баки вспоминал, причем, воспоминания шли лавинообразно, цепляясь по ассоциации одно за другое. Инициатором лавины могло стать все, что угодно – поэтому в их квартире было множество вещей, максимально напоминающих скудную обстановку их бруклинской квартиры, и еще больше – напоминающих все роскошные квартиры, в которых им хоть раз доводилось бывать. Огромные массивные кресла в цветочек, кровать с никелированными шарами под шерстяным клетчатым одеялом, своя кухня с массой антикварных уже тарелок и монументальным сервантом, гигантская чугунная ванна на ножках, выстланный деревянной доской пол и множество старых плакатов и рисунков на стенах. Баки очень много спал, причем, засыпал иногда совершенно неожиданно – за обедом, за книжкой, у телевизора, даже во время спарринга. Поэтому по всей квартире были предусмотрены спальные места – как правило, это были широкие подоконники, укрытые толстыми матрасами и усыпанные множеством подушек. У камина – в Бруклине у них, конечно же, не было камина, но они всегда о нем мечтали, так что теперь настало время мечтам осуществиться – лежал ковер с высоким мягким ворсом и сложенный плед. На балконе Стив повесил гамак, он смотрелся там достаточно сюрреалистично, но Баки нравилось спать на свежем воздухе, если воздух в центре Нью-Йорка в принципе можно назвать свежим. Баки предпочитал полумрак, поэтому все окна в светлое время суток были закрыты плотно схлопнутыми жалюзи, которые во второй половине дня бесшумно уползали вверх, под потолок, сменяясь ситцевыми шторами: в мелкий василек – в кухне, с ромашками и календулой – в спальне, с бело-бежевыми гроздьями глициний – в гостиной. Только в кабинете толстые бордовые портьеры с едва заметными золотыми стрелками закрывали окна круглосуточно – Стиву нравилась их солидная монументальность. Баки слишком долго был физически слаб и дезориентирован, поэтому в отдельной комнате специально для него был сделан маленький зал для тренировок, приспособленный конкретно под его нужды. Симуляторы ближнего боя, лазерный тир и множество других вещей, в которых Стив, предпочитающий старую добрую боксерскую грушу, набитую песком, совершенно не разбирался, так что начинку для зала выбирал наконец-то Старк, который обрадовался такой возможности и оторвался по полной. Правда, после пары занятий Бак почти перестал заглядывать в тренировочную комнату, отговариваясь тем, что сначала надо вспомнить мирную жизнь, а уж потом снова приниматься за военное ремесло. Но физиономия у него при этом была кислая, так что Стив не слишком поверил в такие объяснения, но и настаивать не стал. И, конечно же, Тони заходил к ним постоянно. Драматически избегал старушечьих кресел, с интересом разглядывал ретро-постеры на стенах – с тех пор, как он увидел в главном коридоре старую афишу «Сиреневого демона» с лицом Марии Старк, тогда еще Бенфорд, его отношение к концепции квартиры слегка поколебалось. Иногда он даже оставался на ужин, каждый раз выдавая какую-нибудь новую шутку относительно их обстановки. Баки утверждал, что ужинать Тони приходит только тогда, когда выдумает свежую остроту, и наверняка ведет специальный список, чтобы не повторяться. Временами Стив был готов с ним согласиться.Сегодня
– Я до последнего надеялся, что все обойдется, – говорит Тони, переводя лихорадочно блестящие глаза с одного на другого. – Но мне поставили ультиматум, и дальше тянуть не выйдет. – В чем заключается ультиматум? – тяжелым голосом интересуется Стив. Тони смотрит на Баки, бесстрастно сложившего руки на груди, и качает головой. – Или Барнс присоединяется к группе, или его берут под стражу. – Я ведь уже ничего не могу, – пожимает плечами Баки. – В твоей крови есть сыворотка, – ворчит Тони, – формально ты подпадаешь под действие акта… – Нет, – перебивает его Баки. – Я имею в виду… я же действительно ничего не могу. Все мои навыки были заточены под использование протеза. Я не могу толком драться, я даже стрелять нормально не могу – мне теперь годами восстанавливать баланс и навыки. Какой от меня толк в команде? Стив ошеломленно моргает, глядя на него, и осторожно переспрашивает. – То есть, ты бы хотел? Ты сам – действительно хотел бы? – Нет, я мечтаю годами торчать взаперти в квартире и работать миссис Роджерс на полную ставку, – фыркает тот. – Я хочу быть полезным. Если бы я мог вернуть себе руку, все было бы гораздо проще, но сейчас… Может быть, команде требуется тактический инструктор? Стив открывает было рот, но Тони перебивает его, осененный идеей. – Постойте, – говорит он. – Есть же выход. Они оба оборачиваются к Тони, и тот, досадливо махнув рукой, с азартом заявляет: – Проще показать. Он выходит на середину кабинета и разводит руки в стороны, будто бы собираясь благословить присутствующих. Губы Тони кривит нервная улыбка, он встряхивает головой и резко выдыхает, как перед прыжком в воду. – Итак… Позвольте представить вам, дамы и господа. Экстремис два ноль. На секунду Стиву кажется, что у него мутится перед глазами: по костюму Старка пробегает рябь, его черты лица расплываются. А потом будто бы соткавшаяся из ничего металлическая паутинка оплетает Тони, с немыслимой скоростью кружась в воздухе вокруг его раскинутых рук, расставленных ног, охватывает торс и шею, опутывает на несколько слоев, заворачивает в кокон, тут же расцветающий звездой реактора в груди, вспышками репульсоров на ладонях, ярким светом в прорезях глаз. Несколько мгновений – и перед ними стоит Железный Человек в полной броне – красно-серебряной, изящной, тонкой, будто повторяющей фигуру самого Старка до малейшей рельефной подробности. Стив стоит и смотрит, пораженный, не в силах отвести глаз, а Баки восхищенно присвистывает у него за спиной. – Офигеть, – говорит он с чувством. – А когда ты ее снимешь, одежда вернется на место? – Я работаю над этим, – недовольно отзывается Старк, и с его лица пропадает серебряная маска, будто втягивается под кожу едва видимыми нитями. – Необязательно сразу начинать с критики.Шесть месяцев спустя
Утро едва разгоралось где-то далеко, с противоположной стороны Башни, а в окнах спальни были видны только зеркальные грани небоскребов напротив, и в этих зеркалах плыл малиново-огненный рассвет, заливая всю комнату дрожащим заревом. Стив перевернулся на другой бок, утыкаясь губами Баки в плечо, и тот тихонько простонал что-то, потянулся и сладко зевнул, открывая глаза. – Спи, – сказал Стив, едва ворочая языком. – Угу… Баки снова закрыл глаза, и Стив уже начал было проваливаться обратно в сон, как тот мечтательно протянул: – Мне что-то такое снилось … Стив тут же сел в кровати, внимательно на него глядя, но Баки хмыкнул и обхватил рукой за шею, притянул к себе, заставляя снова лечь. – Это был сон не о прошлом. Скорее, о будущем. – Тебе раньше ничего не снилось, – напряженно заметил Стив. Баки снова вздохнул и улыбнулся, не поднимая век, будто боясь упустить мимолетный и явно очень приятный образ. – Мы жили в другом месте. Это был дом, знаешь, свой дом, стоящий на земле… Там внутри все было совсем не так, как здесь. Все такое беленькое, голубоватое, зеленоватое… Явно старое, но еще крепкое. Такое… французское кантри, знаешь. – Не уверен, что отличил бы его от американского кантри, – сказал Стив, хмурясь. Баки тихонько рассмеялся и легко потрепал его по шее. – И очень много света. Окна во все стены. В сад. В небо. Все очень светлое и просторное. – Я думал, тебе не нравятся светлые и просторные помещения. – Я тоже так думал, – язык у Баки явно заплетался. – Но, кажется, мне бы там понравилось… сейчас… Он снова вздохнул и облизнулся, утыкаясь в подушку, засыпая почти моментально. Стив еще некоторое время смотрел на Баки, наблюдая за тем, как он спит. Как он улыбается во сне – почти счастливый, почти совсем целый. Как путаются его лишь слегка подстриженные волосы, а на левой руке спонтанно появляются металлические пластины, с тихим шелестом рекалибруются и уходят обратно под кожу. Сны о будущем – это, определенно, хороший знак, успел подумать он до того, как снова погрузиться в дрему. Наверное, ему тоже в это утро что-то снилось, просто он не помнил, что именно.