***
Жизнь, наполненную бесконечными тренировками-репетициями, Чимин воспринял на удивление стойко — в глазах откуда-то появился заинтересованный блеск, а с лица практически никогда не слезает широкая улыбка. Да ещё и эта шаловливая манера поведения с замашками эгьё (довольно странными замашками, если принимать во внимание прокачанное тело). Чиминни ведёт себя как надоедливая малолетка, иногда сбивает с толку фонтанирующей чрезмерной наивностью и заставляет всерьёз усомниться в собственной адекватности. Ребёнок-айдол двадцати лет? Вы просто шутите, так ведь? Как-то незаметно, сама по себе, заинтересованность в Чимине росла в геометрической прогрессии, и сей неутешительный факт бесил Чонгука невероятно, просто по-страшному. Часто наблюдая, он подмечал в всё больше признаков действительно старшего, и это тоже медленно, но верно переполняло чашу терпения, потому что видеть такого милого, мягкого Чимина в роли старшего ну никаким боком не выходило. Хотелось потискать его на манер Хосока, поприжимать к себе как можно ближе и погладить по макушке, пропуская испачканные лаком волосы сквозь пальцы. Конечно же, макнэ корит себя за подобные мысли, когда те высовываются в не самый подходящий для этого момент, но он же не виноват, что Чимин настолько обнимательный и «пушистый»? Особенно перед сном, когда шатается по дому в полудрёме и миленькой пижамке, буквально засыпая на ходу от усталости и едва не спотыкаясь обо всё, что попадается на пути. Но иногда в душе макнэ, помимо раздражения на самого себя, просыпается самая настоящая чёрная зависть. В основном, при виде того, как доверчиво Чимин ластится к прохладному в плане чувств Юнги. Последнего в подобные моменты хочется как следует встряхнуть и популярно объяснить, какое именно сокровище самолично напрашивается в его руки, чтобы ценил и покрепче держал, иначе уведут и глазом не моргнув. Только вот он всё равно этого никогда не сделает. Иначе ведь Юнги действительно вцепится, а потом что? Лучше оставить всё, как есть, чтобы лишний раз ничего не испортить или, не дай Бог, ничему не поспособствовать.***
После нескольких дней совместных тренировок становится понятно, что Чимина в группу выбрали не просто так и даже не за красивые глазки — парень реально круто выделывается под любую музыку, не забывая при этом томно поглядывать из-под слегка опущенных ресниц. Впечатление, словно на сцене он становится совершенно другим человеком. Чонгук с нарастающим раздражением понимает, что тупо пялится на соблазнительно двигающегося хёна, заглядывается на его фигуру, когда его широкая майка немного задирается, оголяя рельефные кубики пресса. После очередного испытания танцующим Чимином, Чонгуку страсть как захотелось поиздеваться, унизить или, что ещё лучше, морально понасиловать. Нужно было срочно утвердиться в своём первом впечатлении на счёт незрелости «хёна», посмотреть на его оторопелое выражение лица, позлорадствовать, наконец, что ростом он пониже младшего и вообще шибко невысокий. Чонгук, потихоньку подобравшись поближе, решил для начала припугнуть, дать прочувствовать всю свою беспринципность и непризнание такой вещи, как личное пространство. Положив руки на талию вздрогнувшего Чимина, он опускает голову на чужое плечо и буквально всем телом навалился со спины, мысленно смакуя довольно приятные ощущения. «Жертва» моментально вытянулась в струнку, но так и не пошевелилась, застыв молчаливым памятником. Намджун, в это время оккупировавший весь диван, непонятно почему ухмыльнулся, не решая вмешиваться, хотя Чонгук предполагал, что тот выдаст что-нибудь похожее на «Хватит лезть ко всем» или «Куки, ты опять?», спасая боязливого Чимина от неловкой ситуации. Разговаривающий в это время с Чимином Тэхён так и не прекратил болтовню, воспринимая причуды младшего в качестве своеобразной данности, мол, наш золотой макнэ развлекается, как хочет, но безобидно. Так почему бы и да, в конце концов? Чонгук же с секунды на секунду ожидал ответной реакции. Которой не последовало. — Нам сегодня ещё нужно будет потренироваться, — Чонгук почувствовал, как напряжение с тела Чимина понемногу спадает, и даже обиделся (его же в открытую проигнорировали, как это так?!), — Ты с нами? Чимин спокойно обернулся к макнэ и даже улыбнулся. Чонгук на несколько секунд вынуждено гипнотизировал его взглядом, окончательно потерявшись и не зная, что говорить. Да и потом… С нами… Это с кем ещё? Ситуацию (и Чонгука заодно) очень кстати спасает Тэхён: — Они с Хосоком сегодня дополнительно тренируются. Тебя хотят с собой затащить. — Ты согласен? — чиминово лицо светится надеждой так, что хочется прикрыть глаза. Детской такой, наивной до невозможности, полностью в его стиле. Отказаться в этом случае просто нереально: в исполнении любимого хёна щенячьи глазки — убойный номер, не оставляющий ни выбора, ни желания сопротивляться. Чонгук нехотя отлепляется от рельефной спины и нацепляет на лицо более менее добродушное выражение. Сказать, что он расстроен, значит очень сильно смягчить или даже соврать. — Да, почему бы и нет? — он с невозмутимым видом складывает руки на груди. Неужели он оставит Чимина Хосоку? Да как бы не так. Обойдётся. Тем более, что с одним из хёнов он его и так поделить не может.***
Соглашаться на совместные тренировки, очень «вовремя» понимает Чонгук, было далеко не самой лучшей идеей. И кто к его виску дуло пистолета подставлял, когда макнэ так бездумно брякнул опрометчивое «Да»? Видеть, как до полного изнеможения, буквально выжимая из себя все соки, Чимин старательно изматывает сам себя, оказалось крайне неприятно. А тут ещё и Хосок наверняка заметил за все эти месяцы, как порой голодно младший в прямом смысле ощупывает взглядом сексапильного хёна. А Чимин, кажется, даже не заморачивается по этому поводу просто потому, что ни о каких поползновениях со стороны Чонгука не догадывается. Он даже как-то вскользь обронил, что считает «непоседливого макнэ такой милашкой!», когда этот самый «милашка» надеется как минимум раздеть, досконально изучить каждый кусочек идеальной фигуры, узнать наверняка, какова его кожа на ощупь, и правда, что она такая же мягкая и нежная, какой кажется со стороны? Нет, он всегда до невозможного доверчиво прижимается к плечу Чонгука, полностью уставший и совершенно обессиленный, подсаживается к нему прямо на пол, умиротворённо прикрывает глаза и тихо загоняет какую-то фигню, практически при этом засыпая. Вообще, Чимин оказался болтливым и позитивным, мягким и довольно тактичным, хотя иногда проказливым, даже шаловливым. Как правило, обижаться на него просто нереально, ибо выходки получаются безобидные и милые, под стать ему самому.***
В одно время Чонгук, на всю сотню процентов уверенный в том, что Чимин просто не понимает по собственной наивности, как именно к нему относится Юнги, кардинально поменял точку зрения. Хён, по обыкновению, преданно таскается за Юнги даже тогда, когда последний выходит покурить поздно ночью. Чимин у них слегка со странностями, ему на пару с Тэхёном позволительно иногда вести себя не слишком адекватно. Макнэ, просыпаясь от шороха одеяла (Юнги поселили с ним в одной комнате), всегда успешно боролся с соблазном проследить за старшими, но однажды просто не удержался и, пролежав без сна минут десять, с раздражением выбрался из-под одеяла. В зале его поджидал «сюрприз». Чимин сидел на диване, в каком-то отчаянном жесте обхватив руками колени и устремив непроницаемый взгляд в пустоту. Его всегда живые, насмешливые глаза, как показалось обескураженному Чонгуку, могли бы с лёгкостью выразить настоящую бездну самых разнообразных эмоций. Только, находясь даже просто наедине с самим собой, хён не позволял им выходить наружу. Словно бы от этого зависело нечто очень серьёзное, недоступное для других, а потому очень ценное и тайное. Макнэ ощутимо передёрнуло: вечно счастливый Чиминни, оказывается, умеет грустить как все нормальные люди. Просто в голове не укладывается! Не совсем понимая, что вообще сейчас делает, он неслышно приближается к старшему, подсаживается к нему вплотную, обхватывая руками плечи, и настойчиво придвинул к себе. Чимин молча перевёл на него затуманенный взгляд, от которого по позвоночнику побежали табуны мурашек, и покорно положил голову на подставленное плечо. — Знаешь, всё в порядке, — голос Чимина прозвучал мягко, но отстранённо. Казалось, его мысли витали где-то очень далеко. Макнэ уже в курсе, по чьей вине ему приходится видеть вечно позитивного хёна таким опущенным. — Да, наверное в порядке, — ничего получше согласия он так и не придумал. Судя по всему, что бы он сейчас не произнёс для утешения, его просто-напросто не услышат. Хотя уж он-то прекрасно понимает, что никакого «в порядке» нет и в помине. И, видит Бог, от этого не только пакостно на душе, но и неожиданно хорошо. Хочется не только покалечить Юнги, но и поблагодарить зачем-то…***
Весь следующий день Чонгук внимательно следил за весело (и как-то ненатурально) улыбающимся Чимином, пытаясь отследить в его глазах намёки на вчерашнюю печаль. Но, либо хён уже вполне нормально себя ощущает, либо мастерски скрывает потерянность, что вероятнее всего, в его поведении не было ничего хотя бы отдалённо напоминающего о ночном расстройстве. Тренировки проходили так же, как и обычно, но в этот раз Чонгук отметил чрезмерное старание со стороны Чимина — он буквально истязал себя физическими нагрузками и, после ухода Хосока, сообщил, что закончит заниматься немного позже. Тонко (на самом деле, достаточно прозрачно) намекая на то, что хотел бы продолжить тренировку в одиночестве. Так происходило почти неделю: Чимин зачем-то выпроваживал упирающегося всеми способами Чонгука, в последствии расстроенно уходящего в свою комнату. Нестерпимое любопытство и колючая обида на то, что небезразличный тебе человек мучается в одиночку, не принимая помощь, делали с фантазией своё чёрное дело, подстёгивали действовать. После кровопролитной войны с самим собой, гордость Чонгука таки выкинула позорный белый флаг, позволяя делать то, что заблагорассудится не рассудку, а сердцу. В общем, он решил подглядеть. Банально проследить за хёном, когда тот остаётся в зале один. Бросив равнодушное «я спать», он сделал вид, что уходит, а сам притаился за дверью и тихонько открыл её, заглядывая в образовавшуюся щель. Сначала все шло по привычному сценарию — Чимин, как ни в чём не бывало, продолжал тренировку, и Чонгук даже подумывал уйти, но с каждым движением хёна впечатление менялось. Чимин, усевшись посередине комнаты, устало опустил голову, медленно покачиваясь. Потом всё-таки поднялся на ноги, подошёл к стене, всё так же не поднимая головы. У Чонгука в предвкушении чего-то не шибко хорошего сердце забилось в несколько раз быстрее, резко накатили жалость и желание прижать к себе как можно крепче. Когда хён стал осыпать резкими ударами ни в чём не повинную стену, с остервенением вколачивая в неё крепко сжатые кулаки, разбивая последние до крови, Чонгука фактически затрясло: портить такие чудесные руки синяками и ссадинами — настоящее преступление. Тем более, хён причиняет себе столько боли, и это неправильно. В порыве отчаяния Чимин буквально падает на колени и приваливается головой к стене, с каменным лицом стирает со лба капельки пота и убирает мокрые волосы. Чонгук теперь точно знает, что больше никогда не позволит себе так жестоко ошибаться в людях. Здорово же Чиминни его облапошил, талантливо даже. Макнэ практически физически почувствовал и моральное удовлетворение, и раздражение одновременно. Оказывается, «обаяние Бантанов», на самом деле, не такой уж и беспроблемный. Это знание подогревает задремавшую, было, гордость, ведь больше (а Чонгук в этом уверен) никто об этом не знает.***
От улыбки на лице Чимина противно сводит скулы, потому что Чонгук понимает, насколько сильно от неё несёт хорошо прикрытой фальшью. Слышать нарочито громкий, неправдоподобно «весёлый» смех как-то тяжеловато, особенно, когда в глазах старшего ничего не отображается, только пустота, разбавленная задумчивостью вперемешку с «как же всё это надоело, кто бы знал». Чонгук знает, один из всех, но гордость от этого факта больше не просыпается. Теперь макне по-настоящему хреново. Где-то там, в глубине сердечной мышцы, уже давным-давно притаилось желание опекать, и теперь оно настойчиво вырывается наружу, превращаясь в тотальную слежку за «объектом» привязанности: куда бы ни отправился Чимин, пусть даже в рамках общежития, он знает об этом наверняка. Настойчивую идею покалечить Юнги-хёна Чонгук придирчиво осмотрел со всех сторон и решил, что навалять ему в случае чего всегда успеет, а пока нужно попробовать отвлечь от него Чиминни мирным путём. Тем более что в последнее время любимый хён самостоятельно тянется к макнэ, сам того, кажется, не замечая по рассеянности.***
В один из вечеров у Чимина обнаружилась температура. Или успел где-то простудиться, или на фоне утомления, но факт остался фактом — градусник, вытащенный из-под чиминовой подмышки, показывал тридцать семь и девять, а сам Чимин выглядел варёным и жутко уставшим, едва не валился с ног и даже отказался от еды. Группой было принято решение оставить его отдыхать дома, пока остальные пойдут в магазин за продуктами, ибо днём обычно пунктуальный Сокджин по какой-то причине сходить за продуктами запамятовал. Одного Чимина оставлять в подобном состоянии парни не решились — поднялся вопрос, кого же можно будет оставить дома вместе с ним. И тогда Чимин с надеждой посмотрел на макнэ: — Чонгук? — его щёки покраснели из-за температуры, он вообще выглядел, мягко говоря, неважно. Брови младшего поползли вверх, когда до него стало медленно доходить, что его только что самолично попросили остаться. Чимин. Попросил. Именно. Его. Нельзя показывать удивление. — Ну, ок. — Мы пошли! — входная дверь с тихим хлопком закрылась, а до Чонгука наконец-то доехало, что он остался с приболевшим хёном один на один в пустой квартире. Сам Чимин, счастливый от того, что макнэ согласился, и вообще весь из себя непозволительно радостный, забрался на кровать в своей комнате и зарылся в одеяло, пока Чонгук пристраивался рядом, с трудом сдерживая довольную улыбку. Чимин, кажется, чувствуя себя совершенно счастливо, уютно прижался к нему и с наслаждением пристроился под бок. Чонгук положил на его лоб руку, якобы проверяя температуру, а сам даже зажмурился от накатившего душевного тепла. Не до конца потеряв голову и разомлев, он решается предложить посмотреть чего-нибудь. Чимин лениво зашевелился: — Давай. А что смотреть будем? — он уже успел положить одну ногу на ногу макнэ, который всерьёз задумался над тем, как много времени Чиминни проводит с Тэхёном. Может быть, слишком много? Уже привычки его перенимает, а это плохо. И подозрительно прям очень. В итоге был выбран какой-то новый фильм, хотя Чонгук уверен, что выбери они мультики, ему было бы совершенно всё равно. Какая разница, что смотреть, если под боком так мило и по-домашнему примостился тёпленький Чиминни? Идиллия нарушилась, когда макнэ пришлось идти в свою комнату за нэтбуком и притаскивать его в комнату Чимина. Во время просмотра хён как-то даже скромно примостился у плеча Чонгука, но, по прошествии половины фильма, ситуация была исправлена — он уже тихо посапывал на его коленях, время от времени тихо причмокивая пухлыми губами.***
В последнее время Чонгук словно бы с иголок не слезает, и всё из-за одного гиперсексуального хёна, ведущего себя несвойственно для своего возраста и телосложения. В команде он без сомнения прижился очень и очень неплохо, даже хорошо — Сокджин с умилением треплет по макушке, подсовывая Чимину самый лакомый кусочек завтрака-обеда-ужина, Тэхён беспрестанно лезет обниматься, ведь его новоприобретённый лучший друг «такой мягенький и приятный». А Хосока вообще хочется прибить куда-нибудь за шкирку, чтобы даже близко к Чимину не походил, иначе у Чонгука точно бомбанёт, и терпение, без того телепающееся на одной единственной ниточке, лопнет окончательно. В общем, Чонгук злится и ревнует как обычно (только сильнее), ибо любимый хён расслабился непозволительно, даже опрометчиво привлекает внимание Намджуна, который на парней, вообще-то, никогда до этого не смотрел. Хотя, определённо, кое-что хорошее имеется даже в этом новом Чимине — с идолопоклонничеством культа Юнги покончено, что заметно невооружённым глазом. Только это уже достойно радости, и макнэ реально радуется. А ещё ревнует невероятно. И думает, что Чиминни пора преподать запоминающийся урок прилежного поведения. Припугнуть немного, чтобы не выделывался, когда танцует особенно откровенно или в наглую пользуется расположением сразу нескольких хёнов, не забывая выискивать в это время глазами Чонгука.***
— Чимин-хён! — Чонгук привычным жестом накидывается со спины и обвивает руками шею любимого хёна, — Поможешь мне с комбинацией движений? Кое-что не получается. — Прямо сейчас? — забив на диету, Чимин за обе щёки уплетал что-то конфетное, — Ну, давай. Его резко выталкивают из квартиры на лестничную площадку и бесцеремонно прижимают к стене, угрожающе нависая сверху. Чонгуку слишком многое надоело из того, чем в последнее время занимается любимый хён, и теперь он с огромным удовольствием всё это прекратит. Чимин выглядит напуганным и с непониманием всматривается снизу вверх в лицо макнэ. Нет, он, конечно, знает, что заметно ниже младшего, но сейчас эта разница поразила его немного больше, чем обычно. Всё-таки Чонгук выглядит внушающе. Особенно теперь, когда злится. Секунды тянутся слишком медленно. Чонгуку нравится подобный вид на своего хёна, не хочется взгляд отрывать, смотреть бы на него так почаще. Только вот кое-что его всё-таки смущает: некоторое удивление в глазах Чимина сменяется на плутоватые искорки, поддразнивая поскорее предпринимать какие-нибудь действия. Макнэ ощутимо злится. Пора показать Чиминни, в чём он неоднократно ошибался. — Чимин-хён, — пересекая вдруг появившиеся попытки выбраться из захвата, макнэ крепко ловит чиминовы запястья и так же прижимает к стене над головой, — Ты в курсе, что неслабо так нарвался, а? По хитрющим глазам-улыбкам прекрасно видно, что любимый хён уже давным-давно об этом знает. Хотя и молчит. Только растягивает губы в провокационной улыбке: — Правда, что ли? Чонгук, не сдерживаясь, порывисто впивается в губы тихо пискнувшего хёна, настойчиво углубляет поцелуй и с нарастающим удовольствием чувствует, как Чимин охотно отвечает, даже не думая отстраняться. — Ну вы и нашли место, я вам скажу… — Чонгук нехотя отстранился от тяжело дышащей «жертвы» и отпустил покрасневшие запястья. Чимин неловко покачивается и на негнущихся ногах отходит на пару шагов в сторонку, пока младший отвлёкся на очень «вовремя» появившегося друга. Из-за двери посматривал ошеломлённый до глубины души Тэхён. Придя в себя, он хитро и как-то понимающе ухмыльнулся, проворно скрываясь в квартире, дабы не нарываться на неприятности в лице расстроенного обломавшимся наказанием Чонгука. Чимин, кое-как отдышавшись, под шумок смылся за Тэтэ, оставив макнэ наедине с самим собой.***
Чонгук не без удовольствия отмечает, что поставленной цели он добился. И очень неплохо добился, наблюдая за тем, как Чиминни ненавязчиво, с виноватой улыбкой отстраняется от лезущего за порцией обнимашек Тэхёна. Тянущий руки Хосок, намеренный потрепать младшего за пухленькие щёчки и вообще весть такой «ути-пути, мой хороший!», благоразумно передумал, наткнувшись взглядом на предупреждающе-серьёзного Чонгука, расположившегося неподалёку от Чимина. Теперь макнэ даже немного счастлив — поползновения в сторону его хёна, по-прежнему мягкого и такого же наивного, как и раньше, постепенно заканчивались. Сам же хён с донельзя довольной миной всё чаще ластится к Чонгуку, время от времени ночует в его комнате, не обращая внимания на недовольное бормотание Сокджина, лишившегося своего любимого «соседушки». И вообще, жизнь постепенно налаживается, думается макнэ, когда под его боком очень по-домашнему посапывает Чимин. Он уже давным-давно не остаётся в спортзале самостоятельно, не хмурится непонятно от чего и искренне (действительно искренне) улыбается.