Человеческое

Утро было недоброе. За окнами Тёмного Замка висели унылые серые облака, в спальне было холодно. Румпельштильцхен с величайшей неохотой оторвал голову от подушки, а выбираться из тёплых одеял и вовсе не было желания. Скверный вкус во рту напомнил о неприятном сне. Сейчас Румпельштильцхен не мог сказать, что именно он видел, но готов был поклясться, что ничего хорошего. Иначе бы такого мутного чувства не осталось. Раньше он не спал, так же как не чувствовал ни холода, ни жары. А теперь всё возвращалось, как будто… Румпельштильцхен выпростал из-под одеяла руку и опасливо осмотрел её: всё та же грубая, безволосая кожа, покрытая золотистыми чешуйками. Проклятье ещё на нём. После щелчка пальцев перед Румпельштильцхеном оказалась готовая одежда, и он, приподнявшись на кровати, с хмурым видом принялся надевать рубашку — маленький, взлохмаченный, невыспавшийся. Он мог одеться при помощи магии, но почему-то испытывал неодолимое желание сделать это, как обычный человек. Пыхтя от усердия, Румпельштильцхен шнуровал на ногах узкие сапоги поверх тёмных чулок. Когда Румпельштильцхен, наконец, спустился вниз, Белль уже ставила на стол поднос, и от полного чайника поднимался пар. Смотрительница Тёмного Замка была, как всегда, небрежно причёсана, но зато умыта, свежа и с блестящими глазами. — Хочешь плюшек? — заботливо спросила она, как у маленького мальчика, и Румпельштильцхен жадно кивнул. Он действительно хотел есть. Проклятье, он ведь никогда раньше не нуждался в настоящей еде. Той, которая тяжестью укладывалась в желудке и заставляла смущённо удаляться в уборную. И от этого Румпельштильцхен давно отвык: он не принадлежал к человеческому миру. Он просто скользил по нему в своих изящных сапогах, насмехаясь, снисходительно взирая, далёкий от материального жития-бытия, которое теперь захватило его с головой. Белль по-матерински улыбалась, глядя, с каким рвением грозный Тёмный маг уничтожает её плюшки. Она стояла рядом в своём передничке и, должно быть, с умилением думала, какой он, Румпельштильцхен, домашний и совсем не злой — в эти ранние часы. Поедая очередную плюшку, Румпельштильцхен поглядывал в окно. Настроение у него немного улучшилось — но, как только он вспомнил о своих сегодняшних сделках, о том, что придётся расставлять хитроумные ловушки, играть словами, обводить вокруг пальца растерянных рыцарей и краснолицых придворных, — сразу же помрачнел. — Такая плохая погода, — посетовала Белль, подойдя к окну. — Хорошо, что мне никуда не надо — буду сидеть в кресле, вязать… Я нашла замечательную книжку про вязание! Хочешь, — она обернулась с лукавой улыбкой, — свяжу тебе носки? Румпельштильцхен скрыл лицо за чашкой, едва не расплескав чай. Его собственная улыбка была слишком… человеческой. — Пожалуй, не стоит. До зимы ещё далеко. Белль легонько вздохнула, отойдя обратно к столу. — Ладно. Тогда я тебе что-нибудь вышью. — Почитай лучше книжку, — Румпельштильцхен чувствовал, что щекам становится тепло, и прикинул, может ли он покраснеть по-настоящему. Наверное, всё-таки нет. Да Белль и не смотрела на него. К счастью. — Я составлю тебе компанию, — неожиданно для самого себя сказал он, со стуком отставляя чашку на стол. Несколько капель всё же пролилось на блестящую поверхность, и Румпельштильцхен стёр их ребром ладони. Белль удивлённо приподняла брови: — Я думала, у тебя какие-то важные дела намечаются?.. — Подождут, — ухмыльнулся Румпельштильцхен, кладя перед собой блюдце с последней плюшкой. — Вот что, Белль, принеси-ка мне каши. А потом я буду прясть, а ты почитаешь, а? Как тебе такая идея? — Он небрежно поиграл пальцами и искоса посмотрел на свою служанку. Белль радостно кивнула и пошла на кухню, наверняка считая, что Румпельштильцхен просто обязан посмотреть ей вслед. Он и смотрел. Пока, опомнившись, не хлопнул себя по лбу. Ну и что, что он начал чувствовать себя человеком? В конце концов, в мире без магии придётся к этому привыкать. Не проще ли сделать это сейчас? Усмехнувшись самому себе, Румпельштильцхен принялся тщательно жевать плюшку. А облака на небе потихоньку расползались в стороны — к обеду погода всё-таки обещала стать лучше.