Волосок

— Какой занятный обычай, — Белль захлопнула увесистый том и, приподнявшись на цыпочках, сунула на место. Потёрла покрасневшие глаза. Книга всё же слегка выдавалась корешком вперёд, но Белль не обращала на это внимания. Она заспешила прочь из библиотеки — опять отец будет ругать, что за чтением забыла про обед, вся в покойную матушку! Однако купец Морис за трапезой был непривычно молчалив. Слуги шептались, что скоро господину предстоит встреча с каким-то важным гостем, и Морису было не до того, чтобы читать нотации дочери. Вечером Белль полистала все найденные календари, выяснила, какой день ей нужен — завтрашний. Отлично, можно позабавиться вволю. Сказать по правде, Белль скорее посмеивалась над чужеземным обычаем, чем верила, что из этого что-то получится. Но всё-таки следующим вечером причесала свои каштановые локоны гребешком и подвесила его в самом укромном уголке библиотеки — куда, кроме неё, Белль, никто не ходил. Легла спать, отметив, что отец всё ещё беседует с важным гостем. Ну и ладно, ей-то что?.. Утром Белль вскочила чуть не на рассвете, понеслась в библиотеку и долго с изумлением разглядывала гребешок. Он по-прежнему висел на её волоске, но теперь к тому прибавился ещё один. Странный вьющийся волосок, то пепельный, то русый, то коричневый — не поймёшь. Цвет менялся каждый раз, как Белль смотрела. А в это время кто-то с длинными кудрями до плеч, усмехаясь, стоял в другом углу библиотеки. И держал в руках ту самую книгу. — Клала бы лучше гребешок себе под подушку, дорогуша, — сказал он вслух, дочитав абзац, и засмеялся. А когда настороженная Белль выбежала на звук, то решила, что ей показалось: никого нет и кругом тихо. Вот только на полу валялась брошенная книга, и Белль нахмурилась: она бы никогда себе такого не позволила! А ещё через несколько дней отец позвал её к себе и объявил, что выдаёт замуж за самого Тёмного. Того, чьё имя боялись лишний раз произнести вслух — ещё беду в дом принесёт. А Белль не побоялась, оставшись одна в своей комнате, не только произнести имя — позвать: — Румпельштильцхен! Румпельштильцхен! Румпельштильцхен! Появись он, как и подобает существу с такой славой, бесшумно и за спиной у Белль, она бы ничуть не удивилась. Более того, Белль держала наготове ту самую книгу с обычаями — уж очень хотелось выяснить, не треснет ли череп у наглеца, самым возмутительным образом следившего за ней в библиотеке и, может быть, не только в библиотеке! Белль запунцовела, думая об этом, и услышала мужской голос, который прозвучал так близко, будто насмешник всё-таки невидимо стоял сзади: — Ай-яй-яй, дорогуша, разве ты не знаешь, что, по другому обычаю, жениху и невесте нельзя видеть друг друга до свадьбы? Белль развернулась, сузив глаза, услышав звонкий смешок; мгновенно поняв, в чём дело, схватила зеркальце со стола, но там лишь мелькнуло мутное изображение и пропало. — Ну, ничего, — вздохнув, Белль положила зеркальце обратно и прикрыла его книгой. — Хотя бы можно сказать, что он пусть и невоспитанный, но весёлый!