Сквозь боль и страх

— Ну, здравствуй, малышка. Терон смотрит спокойно, его губы изогнуты улыбкой. Но ей она кажется волчьим оскалом: самый жуткий из ее кошмаров пришел к ней и глядит в глаза. Тот, кого она безуспешно забывала долгие десять лет, вернулся — не мертвый и не живой. От него тянет тленом и прелью, как от древнего кладбища, затерянного в лесу. Он весь — вставшая из могилы память. Гость, не спрашивая разрешения, проходит в дом, снимает потертую куртку и бросает ее на стул. Оглядывает щербатые полы, жалкую утварь, гладит пальцем корешки книг. Мерриль молчит, вжимается в шероховатую стену и цепенеет, как птичка перед змеей. — Вижу, ты здесь не скучала. Такая тяга к знаниям, просто удивительно… Тамлен тоже был от этого без ума. Он расхаживает по комнате, трогает ее вещи и, наконец, заглядывает в спальню. Мерриль забывает, как дышать. — Хм. Забавно, — тянет Терон, проводя рукой по тусклой раме. — Когда я видел эту штуку в последний раз, она выглядела гораздо хуже. Менее целой. Он, наконец, оборачивается и смотрит на нее. — Ну же, расскажи мне о нем! В прошлый раз ты решила промолчать. Есть в его голосе что-то такое, от чего Мерриль отлепляется от стены, делает сперва один шаг, потом второй, а затем обнаруживает себя стоящей рядом с Махариэлем. — Это элувиан, — говорит она дрожащим голосом. — Что? — Терон делает вид, что не расслышал. — Элувиан! — повторяет Мерриль уже громче. — Он все еще сломан. Я не смогла… его починить… — Он не просто сломан, милая, — Терон опять глядит в мутную сизую гладь зеркала. Его голос так ласков, что ей хочется плакать от ужаса: — Сломанное ты скрепила. А вот скверну снять не получилось. Я ведь ее теперь чувствую, помнишь? Он усмехается, оглаживая бронзовую чешую — нежно, почти интимно. Прижимается к холодной поверхности лбом. — А все благодаря ему. И тебе. Странно, да? Дункан его разбил тогда. А ты решила, что зря. Хотела вытащить Тамлена, которого сама же туда и заманила? Он не глядя протягивает руку и хватает ее за запястье. Мерриль вздрагивает всем телом, но сопротивляться не решается. Терон с силой, до боли, придавливает ее ладонь к раме, проводит ею по зеркалу, а потом прижимает к своей щеке. Она так же холодна, как элувиан. Мерриль не выдерживает и тихо ахает. — Чудно видеть его вновь — и целым. Ты хорошо над ним поработала. — Терон тянет ее к себе, вжимает в твердую плоскость, словно хочет впихнуть в неработающий портал. — Не щадя ни себя, ни других. Пошла на сделку с демоном ради цели. Это так самоотверженно. Знаешь, а мы похожи, детка. Ты скучала по мне? Он поддевает пальцем узел шейного платка, наклоняется и, помогая себе зубами, развязывает его. Мерриль начинает трясти, но она стоит, покорная его воле, словно под заклинанием подчинения. Треугольник ткани падает на пол. Мозолистые пальцы пробегают по шее, запрокидывают подбородок. Махариэль на мгновение прижимается щекой к ее горлу, втягивает носом ее запах, а потом она ощущает чужие губы на своей коже и в который раз вздрагивает. Терон поднимает голову. Его усмешка становится совершенно безумной. Подернутые легкой ртутной мутью глаза совсем близко. Мерриль видит черную сеточку капилляров, проступивших сквозь нездоровую белизну кожи, улавливает знакомый запах скверны, и на нее накатывает тошнота. — Ну, что же ты, ну, — говорит Терон успокаивающе. — Неужели совсем не рада старому другу? Теперь, когда нашего клана не стало, есть только ты и я. Интересно, что ты чувствовала, когда их убивала? Она всхлипывает, а его ладонь сползает по ее телу — медленно, изучающе, и останавливается на пряжке ремня. Скользит под него, оглаживая ей живот, а потом быстро и ловко высвобождает металлический язычок, дергает — и тяжелая кожаная лента летит на пол к платку. — У меня теперь нет никого ближе, чем ты, понимаешь? — его рука проникает под тунику, ногти скребут по кольчужной безрукавке, вызывая очередной приступ дрожи. — А у тебя — чем я. Терон резко дергает полотнище туники. Кольца, удерживающие ткань, с треском отлетают, а он комкает ее в ладонях и гладит ею руки Мерриль, а потом живот, словно осторожно стирает с нее что-то. Мерриль понимает, что у нее начинают подкашиваться ноги, она обеими руками вцепляется в раму за своей спиной. — Ты теперь так много знаешь о скверне, — шепчет Махариэль и жарко дышит в ухо. — Но не больше, чем я. Когда он один за другим срывает меховые наплечники, страх Мерриль окрашивается в новые тона. К нему примешивается любопытство и — внезапно! — возбуждение. Сердце стучит, как у пойманного зайца, кровь убыстряет ток, ей становится горячо и тесно. Терон снова усмехается ей в лицо и, словно дикий зверь, проводит языком по щеке. А потом она видит в его руке нож, и ужас снова берет верх над всем остальным. Мерриль хочет закричать, но Махариэль зажимает ей рот свободной рукой и вновь успокаивающе повторяет: — Ну, что же ты, малышка? Ты не должна бояться ножа — ты ведь маг крови, верно? Маги крови должны ее любить. Кровь — это жизнь. Он вынимает руку из-за ее спины, распарывает завязки на кожаном наруче и долго изучает изрезанное запястье. А потом прижимается к нему губами и сладострастно целует и вылизывает каждый шрам. Лезвие ножа в это время небрежно упирается ей в пах, и она старается дышать помедленнее. — Храбрая девочка, — бормочет он, прикусывает кожу и сразу же прижимает укус поцелуем. — Сколько жизни… Ах, какая же ты дрянь. По телу Мерриль бежит знойная волна, дыхание сбивается, она сглатывает воздух, пытаясь понять — почему она до сих пор жива? Он должен был убить ее сразу — за погубленный ею клан, за Тамлена, за скверну. За то, что она сломала его жизнь. И почему она позволяет ему все это с собой проделывать? Может, потому что видит в этом некое искупление? Терон выпрямляется и один за другим перерезает ремешки, удерживающие кольчужную безрукавку, рукава и чулки. Медленно и плавно стягивает с нее тихо позвякивающую броню — сначала с рук, потом, присев на корточки — с ног. Его ладонь скользит по обнаженной поверхности бедра, лезвие взрезает ремни на поножах, и Мерриль послушно сгибает колено, позволяя освободить себя от одежды, так же покорно раздвигает ноги. Затем его ладонь поднимается выше, упираясь в промежность, низ ее живота пронзает тянущая тяжесть, и она не может удержать тихого стона. Пальцы несколько раз ласкающе проводят по начинающей увлажняться ткани, а потом снимают чулок и поножи со второй ноги. Терон глядит на нее снизу вверх. Теперь в его глазах больше прежнего яростного янтарного огня, чем серебристой патины. — Маг крови, — тянет он почти восхищенно. — Отступница, малефикар и убийца. Убила всю нашу семью: очень плохая девочка. Но, ах, какая же храбрая. Я скучал. Ты хоть вспоминала обо мне? И, не спуская с нее взгляда, проводит плоскостью клинка по внутренней поверхности бедра. Металл холодит разгоряченную кожу, так же как и гладь элувиана за спиной, у Мерриль кружится голова, и она кладет ладони ему на волосы. Махариэль опять ухмыляется и царапает ее лезвием. — Ведьма, — он говорит это с придыханием и непонятной ей тоской. А потом слизывает капли ее крови, проводит языком до самого паха, нетерпеливо тянет вниз трусики, и снова пускает в ход нож. У Мерриль мелькает мысль, что он срезает с нее одежду, как кожуру — с яблока, которое собирается съесть. И по телу прокатывается новая волна возбуждения и ужаса. Терон кладет ладони ей на ягодицы, заставляя слегка прогнуться, проникает языком во влагалище, исторгая новый стон. А потом находит бугорок клитора и теребит, ласкает и дразнит, пока ее руки не начинают судорожно тянуть его за волосы, а в стонах не появляются призывные нотки. Он распрямляется и опять глядит ей в глаза — испытующим и жутким взглядом. Наслаждение в очередной раз мешается со страхом и вызывает у Мерриль еще один спазм внизу живота. Она облизывает пересохшие губы и шепчет: — Ну же… сделай это… Терон упирается лбом о лоб и низким голосом спрашивает: — Сделай что? — Все, что хочешь! Он хрипло смеется, в его смехе ей чудится облегчение. Рывком стягивает с нее безрукавку, бросает под ноги, а потом берет ее за горло. Мерриль сглатывает от неожиданности, ей становится трудно дышать, но взгляда она не опускает. Одной рукой он прижимает ее к элувиану, а второй, той, что до сих пор сжимает нож, оглаживает ее обнаженное тело, оставляет мелкие саднящие надрезы, размазывает по коже кровь. Его глаза горят все ярче: шалым, живым пламенем. Дыхание становится тяжелым. Со странным всхлипом он все же отпускает горло, роняет нож и проводит окровавленной пятерней по ее лицу. А потом впивается жестоким и яростным поцелуем. У его губ вкус крови и скверны. Мерриль понимает, что ей это нравится, и тихо стонет ему в рот. Терон рычит, нетерпеливо распускает завязки на штанах, рывком разворачивает ее к себе спиной, наклоняет и вгоняет в нее член одним глубоким и мощным толчком. Она стонет — жалобно и протяжно. — Ведьма! Он царапает неожиданно острыми ногтями ее спину и бедра, до синяков стискивает грудь, больно тянет за волосы и врывается в ее лоно с такой яростью, словно хочет убить. Мерриль зажимает себе рот, чтобы не кричать нубулисской кошкой, кусает губы. Второй рукой она опирается в холодную матовую гладь элувиана, пачкая ее своей кровью, и ей мерещится, что та начинает теплеть под ладонью. Боль, страх и удовольствие гуляют по телу волнами, путают мысли, разрывают сердце. Этих чувств так много, они ранят, но наполняют пустоту. Ей хочется, чтобы он заполнил ее всю, без остатка: своей яростью, своей жадностью, своим отчаянием. — Терон… — стонет она. — Еще. — Неужели мало? — он выходит, разворачивает ее к себе лицом, подхватывает под бедра, грубо насаживает на себя снова и начинает вколачивать в поверхность элувиана. Ее ноги сцепляются в замок на его ягодицах, а руки сплетаются за его спиной — гладят, ощупывают под тканью рубахи выпуклые рубцы шрамов и неровные язвы от скверны. В глазах все плывет. Прошлого больше нет, будущего — тоже. Только наслаждение, такт движений, превращающий их в одно существо, горячечное дыхание, привкус крови во рту и холод магического зеркала за спиной. А потом она ощущает, как убыстряется его ритм, как дыхание клокочет в его горле тягучим стоном, и ее саму накрывает блаженством, уже нестерпимым. Мерриль пронзительно вскрикивает, а потом обмякает. Ее спина ударяется о зеркало еще раз, она слышит утробный рык, переходящий в протяжный вздох, а потом наступает тишина. Махариэль шумно выдыхает, отстраняется, и внутри нее снова становится пусто. Он перехватывает ее поудобнее, уносит на кровать и садится рядом. Вглядывается в нее пристально, но уже без скрытого гнева, словно уже выплеснул его без остатка. — Пойдешь со мной, — говорит Терон, как о чем-то давно решенном. — Мне нужен маг крови, а за тобой должок. — Почему ты никому не сказал, что нас тогда было трое? — спрашивает она, наконец. Он усмехается и молчит. — Почему пришел только сейчас? Махариэль пожимает плечами: — Был занят. А когда услышал Зов — понял, что прошлые договоренности потеряли силу. Да и тебя тут больше ничего не держит: твой покровитель сбежал, а город разрушен. Идем со мной. Я покажу тебе работающий элувиан и дам почитать одну очень интересную книгу. А ты поможешь мне победить Зов. Пойдешь? — Конечно, — Мерриль закрывает глаза и кладет свою руку на его ладонь. Терон с силой сжимает ей пальцы. Порезы и царапины саднят, но они словно делают ее сильнее. Она понимает: все, что происходит — правильно. Страха больше нет.