Побег

Они ехали уже пятый день. Десять человек в тесном пространстве между ящиками. Лутфи досталось место ближе всего к кабине фургона, и в этом ему несказанно повезло. Сюда даже долетали отголоски прохлады от работавшего кондиционера, и можно было привалиться плечом к перегородке, когда совсем устанешь. А еще в тенте, закрывавшем кузов, имелась прореха, как раз на уровне глаз, и Лутфи в эту прореху рассматривал однотипный, негостеприимный пейзаж тянущийся вдоль дороги. Почти отвесные скалы, лысые горные склоны, выжженные солнцем и совсем лишенные растительности — ничего интересного, но хоть какое-то разнообразие. Они ехали на север, к Дойтзарской границе. Как многие нелегалы, они пытались сбежать от нищеты и разрухи родной Лоскании. Только в Дойтзаре их никто не ждал, и прорваться туда было практически нереально. Но раз за разом отчаявшиеся жители юга отдавали последние деньги контрабандистам, переправлявшим через границу награбленное золото, драгоценности и антиквариат, за то, чтобы те помогли им добраться хотя бы до таможни. Там, в лагере беженцев, можно было проторчать несколько месяцев, прежде чем получить временное разрешение на въезд, а можно было не получить ничего и отправиться восвояси. И все-таки люди надеялись на лучшее. Лутфи вот тоже надеялся. За то, чтобы получить билет в пропахший пылью и бензином фургон, он отдал свою последнюю и единственную ценность — омежий браслет, подаренный родителями на совершеннолетие. И вот теперь он ехал по узкой извилистой горной дороге, борясь с тошнотой на резких поворотах. В самых опасных местах стояли ярко-оранжевые отбойники, но Лутфи понимал, что от падения в пропасть, если водитель не справится с управлением, они вряд ли спасут. А внизу бурлили, пенились горные речки, поблескивая на солнце мириадами брызг. Красиво это было, но и жутковато. Не хотел бы Лутфи рухнуть в одну из этих речек с таким сильным течением, что оно отламывало и переворачивало камни. В фургоне никто не разговаривал и не знакомился друг с другом. Лишь по запахам Лутфи определил, что большинство из его случайных соседей омеги, как и он сам. Ничего удивительного в этом не было — в Лоскании все знали, что в Дойтзар охотнее пускали омег, тем более молодых и неповязанных. Впрочем, насколько хорошо эти омеги смогли устроиться, никто не знал, потому что назад никто еще не возвращался. Хотя большинству и возвращаться-то было некуда. Как и Лутфи теперь. Дома у него никого не осталось, альфа-отец погиб на войне, а омега-папу убило гранатой, которую бросил тайварский террорист. Да и самого дома у Лутфи больше не было, после взрыва все в щепки разнесло. Лутфи спасся чудом: вышел на рынок за продуктами, только до угла дошел — и шарахнуло. Если бы хоть на пару секунд дома задержался — тоже не выжил бы. Самым невыносимым в этом путешествии в один конец была постоянная жажда. Даже не голод, хотя есть хотелось тоже, и в желудке постоянно подсасывало, а именно жажда. У Лутфи осталась последняя полупустая бутылка с водой, и он растягивал ее, как мог. Но нещадно палящее солнце за день так нагревало тент, что находиться в кузове под ним было невыносимо. По ночам становилось еще хуже: дневная жара сменялась холодом, и согреться получалось, только сбившись всем вместе в тесную кучу. Обычно Лутфи спал крепко, но сегодня ночью что-то как будто толкнуло его в спину. Он открыл глаза, подождал, пока они привыкнут к темноте, и встал. Аккуратно обошел спящих на полу людей и выглянул наружу. Четыре фургона стояли, образовав неровный круг, в центре горел костер, у которого несли караул двое контрабандистов. Они о чем-то тихо переговаривались и всматривались в темноту за пределами круга света. В небе мерцали низкие, непривычно близкие звезды. Молчаливые горы обступали их маленький лагерь со всех сторон, как громадные суровые стражи. Лутфи поежился и обнял себя руками. Он уже хотел вернуться в фургон и лечь на свое место, но тут раздался пронзительный свист. А в следующую секунду мир вокруг взорвался. Фургон подбросило, и Лутфи сорвался вниз. В кровь сбил ладони и колени, ударившись о землю, но не растерялся. Откатился подальше и залег в высохших колючих кустах. На них напали! Выследили их караван, и теперь всех перестреляют. От охватившего ужаса Лутфи закрыл уши руками и стал сбивчиво молиться вслух. Слов молитвы он не помнил, поэтому просто повторял на свой лад: — Господи, пусть меня не убьют! Господи, пусть меня не убьют! А вокруг рвались мины, кричали люди, полыхал подбитый фургон, и повсюду гремели автоматные очереди. Эхо в горах было сумасшедшее. Казалось, что по ним палят со всех сторон, хотя на деле могло быть совсем по-другому, и стреляли только с одной точки. Один из фургонов взлетел в воздух, Лутфи обсыпало комьями взорванной земли и камнями, глаза запорошило горячим пеплом. Он отчаянно закричал, вскочил на ноги и побежал, не разбирая дороги. Поднявшийся ветер швырял в лицо пороховую гарь. Трассирующие пули резали темноту, оглушающе стреляли автоматы, земля под ногами дрожала и ходила ходуном, дышать было больно, в боку кололо, но Лутфи не останавливался. Он будто чувствовал, что этого нельзя делать ни в коем случае, поэтому бежал, бежал без оглядки. Падал и снова поднимался, уже не чувствуя боли в окровавленном теле, не чувствуя ни рук, ни ног — только страх, гнавший вперед, да безумную жажду жизни, охватившую все существо. Взрывы и выстрелы позади звучали все глуше, но Лутфи продолжал бежать. Он падал, вскакивал, сплевывал вязкую с привкусом крови слюну и рвался вперед, но силы заканчивались, и подниматься вновь и вновь с каждым разом было все труднее. Лутфи догадывался, кто напал на них. Тайварские суки. Это они превратили Лосканию в руины, это из-за них погибли родители Лутфи, и ему самому пришлось бежать. И, главное, действовали они всегда исподтишка, грязно: теракты устраивали, заложников захватывали, города с воздуха бомбили. Как же Лутфи их ненавидел, как мечтал, что однажды все они передохнут в муках. Но пока в муках умирали только жители Лоскании, подорвавшиеся на минах, сгоревшие заживо в своих домах, застреленные на поле боя, обезглавленные, повешенные, умершие от голода в плену. Он отбежал уже достаточно далеко, к подножию величественных гор, каким-то чудом заметил расщелину в камне и нырнул в нее. Втиснулся в узкое пространство, прополз на брюхе несколько метров в кромешной темноте, а потом провалился куда-то, только по чистой случайности не разбив голову о камни. Места вокруг стало ощутимо больше. Лутфи осторожно пошевелил сначала одной рукой, потом — другой. Вроде не сломаны. Потом дернул поочередно ногами и почувствовал чудовищное облегчение — с ними тоже все было в порядке. Он неловко перевернулся на спину, переводя дыхание, и посмотрел вверх. В просвете между камнями виднелся кусок темно-синего неба. Лутфи закрыл глаза и вдруг услышал его — тяжелый, стремительно нарастающий гул. Тело скрутило болезненным спазмом, зубы застучали, и пришлось зажать рот рукой. Паника сдавила горло, Лутфи свернулся в клубок, жалобно всхлипывая. Он узнал этот жуткий гул. Ничего хорошего он не предвещал. Такие звуки издавали двигатели приближающихся истребителей. Сейчас начнут бомбить. Небо вспыхнуло белым, стало светло, как днем. От новых взрывов затряслись горы, земля задрожала, затрещали пулеметные очереди. Начался самый настоящий кошмар. Лутфи тихо завыл, закрывая уши руками, и мысленно попрощался с жизнью, потому что выжить в таком аду было нереально. Даже если снаряд не попадет в его укрытие, маленькую расщелину просто завалит камнями, отрезая все пути наружу. *** В лицо бил свет. Лутфи резко открыл глаза и сразу же зажмурился: дневное солнце ярко светило в небе, и его лучи проникали даже в узкое пространство каменного мешка. Сперва Лутфи не понял, где находится и почему все болит, но потом вспомнил, как на их лагерь напали тайварцы и как ему удалось сбежать. Оберегая содранные до мяса ладони, Лутфи осторожно сел и осмотрелся. Над головой в просвете виднелся кусок прекрасного нежно-голубого неба, такого чистого, что смотреть было больно. В расщелину залетела маленькая бабочка, покружила над головой и опустилась на ободранную коленку Лутфи. Сложила ярко-красные крылышки и замерла. Лутфи, как завороженный, таращился на эту крохотную бабочку, чудом попавшую в темную расщелину, и сглатывал пересохшим горлом. Жизнь продолжалась несмотря ни на что. В мире рвались смертоносные снаряды, гибли сотни людей, рушились города и летели в бездну целые государства, а солнце все так же вставало над землей, принося новый день. Бабочка взмахнула крылышками и улетела, а Лутфи разрыдался. Его накрыла самая настоящая истерика, с икотой и судорожными всхлипами, с неостановимым потоком слез, с крупной дрожью, сотрясающей все тело. Он плакал и не мог остановиться, тер грязные мокрые щеки кулаками, как в детстве, и тихонько скулил, вспоминая все, что пережил за последние пару месяцев. Смерть родителей, потерю дома, одинокие скитания по ночлежкам и побег в неизвестность. Лутфи так долго держал это внутри, запрещал себе раскисать, что теперь просто сорвался. Страх, критическое напряжение, смертельная усталость и явное предчувствие гибели — все вместе наслоилось друг на друга и сдетонировало. Наконец Лутфи успокоился. В конце концов, сколько можно предаваться бесполезным рыданиям? Они не вернут родителей и точно не помогут ему перебраться через границу. Он выполз из своего укрытия и сразу же замер. Прямо напротив него, буквально в двух шагах, стоял дойтзарский военный. Их темно-серую форму с черными погонами ни с чем не спутаешь. Лутфи задержал дыхание, дойтзарец поднял автомат и направил на него. — Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте! — голос дал петуха. Лутфи поднял руки вверх и заискивающе посмотрел на дойтзарца. По крайней мере попытался, а там уж как вышло, так и вышло. Дойтзарец автомат не опустил, но отступил назад. — Парни, сюда! Тут подарочек нам оставили, — крикнул куда-то за спину. Лутфи внутренне похолодел и сжался от его слов. Только сейчас до него дошло, в какое дерьмо он умудрился влететь: едва выбравшись из одной передряги, тут же встрял в другую. Скорее всего дойтзарцы отымеют его во все щели и пристрелят напоследок, чтобы замести следы. Может, конечно, Лутфи повезет, и его не станут убивать, но шансы на такой счастливый исход были ничтожно малы. После той мясорубки, что устроили вчера ночью тайварцы, вряд ли кто-то станет заморачиваться с определением истинной причины смерти одного несчастного лосканийского омеги. От жалости к себе на глаза навернулись слезы. — Не стреляйте, — обреченным полушепотом повторил Лутфи и упал на колени. — Бля! — с чувством выругался дойтзарец и поставил автомат на предохранитель. Как раз в этот момент к ним подошли другие военные. Лутфи боялся поднять на них глаза, поэтому видел перед собой только ноги в высоких ботинках да слышал запах. Точнее, запахи. Дойтзарцы все, как один, были альфами. Впрочем, насколько Лутфи знал, в их армию других и не брали. — Лосканиец? — спросил один из военных, цепляя плечо Лутфи дулом автомата. — Да. — К границе идешь? — К лагерю беженцев, — честно признался Лутфи и все-таки поднял голову. Заговоривший с ним дойтзарец был совсем молодой, наверное, ровесник Лутфи, может, старше на год или два. На его погонах горели на солнце три маленькие офицерские звезды. Лутфи бегло оглядел его спутников и сразу понял, что этот лейтенант у них главный. У остальных погоны были «лысые» или только с полосками. Отец, служивший в армии Лоскании, в свое время научил Лутфи разбираться в званиях и знаках отличия. Значит, именно на молодого лейтенанта надо было делать главную ставку. От его решения зависела судьба Лутфи. Лутфи облизнул губы, тряхнул волосами, в глубине души понимая, насколько нелепо смотрится сейчас, и улыбнулся. Улыбка вышла кривая и какая-то нервная, аж щеки заболели. Но все было напрасно. На дойтзарцев его кривляния не произвели должного впечатления. Их равнодушные физиономии не выражали ровным счетом ничего. — Лагерь разогнали, — без выражения сказал лейтенант. — Граница закрыта, никого больше не пускают. Лутфи опешил. Как это никого не пускают? И что ему теперь делать? Видимо, все мысли отразились у него на лице, потому что лейтенант паскудно ухмыльнулся и выплюнул: — Вали домой. В Дойтзар тебе не пройти. Он отдал приказ обыскать Лутфи, и пришлось терпеть, пока чужие бесцеремонные руки помогают встать, шарят по бокам, ощупывают задницу и бедра, лезут между ног. Хотелось оттолкнуть лапающего его дойтзарца, но Лутфи держался из последних сил. Даже давил насквозь фальшивую улыбку, будто ему нравилась эта унизительная процедура. — Он чистый, — наконец доложил своему командиру дойтзарец и отошел в сторону. — Иди, — коротко и властно приказал лейтенант и грубо толкнул Лутфи в грудь. — Двигай давай. — Мне некуда, — онемевшими губами произнес Лутфи. С места он не сдвинулся — так и стоял, вытянувшись в струнку, и таращился лейтенанту прямо в глаза. — Это не наши проблемы. У нас приказ: через границу никого не пускать. Что ж, выбора ему не оставили. Лутфи вновь бухнулся перед лейтенантом на колени и, вытянув руки вперед, принялся умолять: — Господин офицер, прошу вас, позвольте мне пройти в Дойтзар. Я все для вас сделаю. Все, что попросите. Только не прогоняйте меня. Только не прогоняйте. — Да что ты можешь мне сделать, — развеселился лейтенант. — У тебя же, кроме дырки между ног, ничего больше нет. — А разве омеге еще что-то нужно? — нахально спросил Лутфи, пребывая сам от себя в глубоком шоке. Он никогда не был подстилкой. Случалось, конечно, флиртовал с альфами, глазки строил, но чтобы так откровенно себя предлагать… нет, такого он себе не позволял. А тут словно тормоза сорвало. Если бы этот высокомерный лейтенант прямо сейчас предложил исполнить любую его прихоть в обмен на пропуск через границу, Лутфи, не раздумывая, согласился бы. За возможность нормально жить он пошел бы на все. К лейтенанту подошел один из дойтзарцев. Тихо сказал ему что-то и показал на Лутфи. Лейтенант усмехнулся, смерил Лутфи долгим непонятным взглядом и отрицательно покачал головой. Дойтзарец сник, но спорить с командиром не решился. — Господин офицер, — снова подал голос Лутфи. — Если не хотите пускать в Дойтзар, тогда лучше пристрелите. Домой я все равно не вернусь, просто не дойду. Или шею сверну в горах, или к тайварцам попаду. — Тайварцы сюда в ближайшее время не сунутся. Наша авиация их здорово потрепала. А остатки мы подчистили. Так что за это не трясись. — У них тут целая система подземных переходов. Вряд ли вы до всех добрались. Что ваши пилоты с вертолетов увидеть могли? Горы, голые плато да иссохшие кустарники. — А ты откуда про переходы знаешь? — лейтенант напрягся и даже палец на предохранитель положил. — От отца. Он в Лосканийской армии служил, в разведке. Пока не погиб. — Ладно. Мы проверим. — Что проверите-то? Мои слова? А оно вам надо? Мы у вас сколько раз помощи просили, а в ответ только обещания получали, — с горечью сказал Лутфи и опустил голову, на глаза навернулись злые слезы, которые никому не хотелось показывать. А пошел бы этот лейтенант к черту! Сколько еще можно перед ним унижаться?! Лутфи закусил губу, чтобы не всхлипнуть непроизвольно, поднялся и, даже не отряхиваясь, пошел в противоположную от дойтзарцев сторону. Застрелят — ну и хрен с ним. — Стой! — крикнул ему лейтенант. — Куда собрался? Подожди. Говорил он уже не так уверенно, как прежде. Лутфи нутром почуял его сомнение, поэтому замер на месте и обернулся. — Пойдешь с нами, — спустя несколько мгновений, показавшихся Лутфи бесконечными, сказал лейтенант. — Куда? — глупо спросил Лутфи. — В часть. Без документов в Дойтзар тебе все равно нельзя, а у нас вроде в прачечной помощники нужны. — Ага, точно нужны, — подтвердил один из бойцов. — Маркус вечно жалуется, что все самому приходится делать. Лутфи расплылся в счастливой улыбке. Это было самым настоящим чудом. О таком везении Лутфи даже мечтать не смел. Собираясь в Дойтзар, он прекрасно понимал, какое будущее его ждет. Было бы здорово, конечно, если бы удалось пристроиться куда-нибудь уборщиком или прислугой, но Лутфи подозревал, что даже это ему не светило. Первая волна лосканийских беженцев наверняка заняла все более-менее приличные места. Так что ему, скорее всего, пришлось бы отсасывать на улицах за гроши или, того хуже, за еду и ночлег. — Ну так что, пойдешь с нами? — повторил свой вопрос лейтенант. — Да! — с плохо скрываемой радостью выкрикнул Лутфи, и дойтзарцы все, как один, рассмеялись. *** По выходным в части обычно устраивали вечер патриотических фильмов. Все желающие собирались в актовом зале, торжественно рассаживались на свои места: офицеры в первых рядах, рядовые, сержанты и старшины — сзади, гаснул свет, вспыхивал белым большой экран и начинался фильм. Наверное, Лутфи был единственным, кто получал удовольствие от просмотра. По правде говоря, его не особенно интересовал однотипный сюжет, но вот сама атмосфера, окружающая темнота и тихое дыхание нескольких десятков человек как будто возвращали в далекое прошлое. В то мирное время, когда еще были живы родители, когда родной город не лежал в руинах, и Лутфи со своими друзьями сбегал с пар в центральный кинотеатр на очередной блокбастер. А сейчас он бессмысленно таращился на экран, но вместо героического дойтзарца, спасающего мир от сил зла, видел собственное прошлое, безвозвратно сгинувшее в горниле войны. Вообще, Лутфи было грех жаловаться. В дойтзарской военной части он трудился в прачечной, загружал в огромные стиральные автоматы белье и одежду, потом пропускал чистые вещи через сушилку и отправлял в гладильную. Работа была нетяжелая, хоть и отнимала много времени. Жил Лутфи в небольшой подсобке, освобожденной специально для него, ел в столовой и мог абсолютно свободно гулять, где ему вздумается, правда, в пределах части. Маркус, пожилой прапорщик-бета и по совместительству начальник банно-прачечного комбината, даже снабдил его подавителями, чтобы не провоцировать окружающих альф на всякие непотребства. Это было очень кстати, потому что кроме Лутфи в части больше не было омег. В первое время на него и так постоянно все косились — от рядовых до старших офицеров, потом перестали, привыкли, наверное. К тому же Лутфи вел себя скромно, старался поменьше попадаться на глаза окружающим, больше отсиживался в своей комнатке или в прачечной, даже не разговаривал ни с кем. Но главную роль тут, конечно, сыграло отсутствие запаха, и спасибо за это надо сказать Маркусу с его предусмотрительностью. Лутфи и говорил, как мог. Хорошо работал, не отвлекал по пустякам, не жаловался и не ныл, если что-то не получалось. Дойтзарская часть стояла на самой границе. Пару раз Лутфи видел небольшие группки лосканийских беженцев, пытавшихся прорваться на эту сторону. Они представляли собой ужасно жалкое зрелище. Оборванные и грязные, измученные долгим переходом через горы, голодные, с потухшими, какими-то мертвыми глазами, они шли и шли вперед, к высокому забору, обтянутому колючей проволокой, хотя наверняка знали, не могли не знать, что никто не пустит их в благополучный Дойтзар. Лутфи не мог сдержать слез, глядя на эти «караваны смерти». Сколько еще протянут эти несчастные люди? Сколько из них осилит обратную дорогу, скольких расстреляют за попытку нарушить границу, сколько попадет в плен к тайварцам, чтобы навсегда превратиться в рабов? Лутфи жил в части уже полгода, но за это время так ни с кем и не сблизился. Альф он избегал, а беты сами его игнорировали. Только Армин Бреннер, тот самый лейтенант, что привез его сюда, иногда очень странно посматривал на Лутфи, но в открытую не лез, даже заговорить не пытался. А взгляды… Ну, они, собственно, жить не мешали. Поэтому Лутфи не беспокоился особо, но и не расслаблялся. Если видел Армина поблизости, то старался поскорее уйти куда-нибудь, спрятаться. Все-таки впечатления от их самой первой встречи в горах до сих пор были свежи в памяти. Лутфи хотел бы забыть и собственное унижение, и чужую насмешку, и обидное пренебрежение, но не мог, не мог — и все тут. Сеанс закончился, и все начали расходиться. Лутфи подождал, пока народ немного рассосется, и тоже поднялся. Внезапно у самого выхода он столкнулся с Армином. — Извините, господин старший лейтенант, — пробормотал Лутфи, глядя в пол, и поспешил уйти, но не тут-то было. Армин поймал его за руку и удержал на месте. — Подожди, Лутфи. Поговорить надо. — Хорошо. Говорите, господин старший лейтенант. — Лутфи осторожно высвободился и отступил на шаг, все так же стараясь не смотреть Армину в глаза. А получалось пялился на губы. На красивые, между прочим, губы. Да, блядь! — Давай отойдем куда-нибудь, — предложил Армин. — Здесь как-то не слишком удобно. Очень даже удобно, хотел возразить Лутфи, но вместо этого покорно кивнул и поплелся к своей прачечной. Армин шел следом, не пытаясь догнать, но и не отставая. Его пристальный взгляд жег спину, нервировал. Очень хотелось обернуться, но Лутфи терпел и упорно шел вперед, только горбился невольно. Он не понимал, зачем согласился на этот разговор. Вот что такого Армин ему может сообщить? Если только задницу подставить потребует, в уплату долга, так сказать. Но опять же странно, почему только сейчас, почему не сразу? Какой смысл было ждать полгода? Когда они подошли к прачечной, Лутфи стало совсем не по себе. На пороге своей комнатушки он окончательно растерялся и с минуту не мог отпереть простенький замок. Армин не торопил и не насмехался, но одного его присутствия за спиной хватало с лихвой, чтобы вывести из равновесия. — Проходите, господин старший лейтенант, — все-таки справившись со злосчастной дверью, сказал Лутфи, зажег тусклую лампочку и пропустил Армина вперед. — Ты можешь называть меня по имени, — сказал Армин, но, заметив удивленный взгляд Лутфи, добавил: — Если больше никого нет рядом. — Хорошо, господин старший лейтенант. О чем вы хотели поговорить со мной? Лутфи из принципа не стал менять свое обращение. Как ни крути, оно помогало сохранять нужную дистанцию, да и вообще, с чего вдруг такое панибратство? Армин покачал головой и невесело усмехнулся. Он прошелся по комнатушке Лутфи, с непонятным интересом рассматривая скудную обстановку: стол, стул, кровать, застеленную серым армейским одеялом, и тумбочку в изголовье. А Лутфи меж тем рассматривал его самого, и нельзя сказать, чтобы старший лейтенант Армин Бреннер ему не нравился. Напротив, его светлый ежик волос, голубые насмешливые глаза и волевой подбородок будили давно забытые желания, и даже подавители не помогали. — Через два дня нас перекидывают на лосканийскую территорию, — без перехода вдруг сказал Армин. Он, не спрашивая разрешения, занял единственный стул в комнате, и Лутфи ничего не оставалось, кроме как усесться на постель, потому что стоять перед Армином было как-то по-особенному унизительно. Будто это Лутфи к нему в гости напросился, а не наоборот. — Вас — что? — растерянно переспросил Лутфи — до него не сразу дошел смысл сказанного. Как это дойтзарцев перекидывают в Лосканию? Зачем? — Наши правительства заключили соглашение, — пояснил Армин. — Мы вам помогаем избавиться от тайварцев, а вы нам разрешаете размещать военные базы на вашей территории. — Неужели? Что-то раньше вы не спешили нам на выручку. — Ну что ты как маленький, Лутфи. Раньше соглашения не было, условия не подходили, а кто будет помогать другому себе во вред, — снисходительно улыбнулся Армин. И от этой улыбки Лутфи стало так тошно, что захотелось просто послать его к черту и немедленно выгнать из своей комнаты. — А сейчас там помогать уже некому, если только добить остатки. — Зря ты так. Вот увидишь: год-два, и на родину вернуться сможешь. — Да у меня даже документов нет. Я навечно тут застрял, на границе. Так и буду всю жизнь чужие носки стирать. — Я с тобой как раз об этом поговорить хотел, — сказал Армин. Полез во внутренний карман кителя и достал оттуда небольшой пакет. — Вот, держи. — Что это? — Бери, бери, не бойся. Поколебавшись, Лутфи все-таки взял у Армина пакет, повертел в руках и заглянул внутрь. Документы. Там лежали документы. Лутфи не верил своим глазам. Он вытащил новенький дойтзарский паспорт, перелистнул дрожащими пальцами страницы и уставился на собственную фотографию. Он даже не помнил, когда его так снимали, наверное, в первый день, когда отряд Армина привез его в часть. Точно, именно тогда это и было, поэтому и вид на фотографии такой испуганный. Лутфи пробежался глазами по напечатанным строчкам — все данные были верными: и имя, и фамилия, и дата с местом рождения, и даже статус. Паспорт выглядел вполне настоящим, и Лутфи прижал его к груди, готовый разрыдаться от счастья в любую минуту. Послышалось деликатное покашливание, и Лутфи вспомнил, что Армин все еще здесь, и вообще-то не мешало бы поблагодарить его за такой поистине королевский подарок. — Спасибо, — только и сумел выдавить Лутфи. Не задумываясь над тем, что делает, он порывисто поднялся, подошел к Армину и крепко обнял его. Армин сперва попытался отстраниться, закаменел всем телом, но потом вроде бы расслабился и даже положил одну руку Лутфи на спину, как бы тоже обнимая в ответ. — Пожалуйста, — отозвался он. — Теперь тебе можно куда угодно уехать. — Но почему? — Лутфи заглянул ему в лицо. — Почему ты это сделал для меня? — Захотел. — Так просто? — Да. Лутфи отошел к столу, все еще сжимая в руках свой новый паспорт, и нахмурился. Он не понимал мотивов Армина. Чужой, пусть и очень достойный поступок, не укладывался в голове. Только родители и самые близкие друзья помогали Лутфи бескорыстно, ничего не требуя взамен. Остальные всегда преследовали какие-то свои интересы. Поэтому Лутфи не верил Армину. Вовсе не из благородства он достал Лутфи паспорт. Знал же прекрасно, что не просто бумажку с печатями вручает, а самый настоящий билет в нормальную жизнь. Лутфи закусил губу и одним движением сдернул с себя кофту. Что он, в самом деле, как маленький. За все платить надо, а тем более за такое. — Ты что делаешь? — недоуменно спросил Армин. Он зачем-то подскочил к Лутфи и попытался натянуть на него снятую кофту обратно. — А сам что делаешь? — растерянно отозвался Лутфи. — За идиота меня держишь? Думаешь, не понимаю, сколько такой паспорт стоит? И как мне с тобой расплачиваться за него, а? Форму твою вне очереди стирать? — Да нисколько он не стоит. А ты действительно идиот. Лутфи оторопел. Он так и стоял полуголый перед Армином, сжимающим в руках его кофту, и не знал, что сказать, потому что все происходящее было странным и диким, к тому же разительно отличалось от представлений Лутфи о мире вообще и о дойтзарцах в частности. От близости Армина, от запаха его теплой кожи перехватывало дыхание и путались мысли. Оказывается, Лутфи уже забыл, каково это — испытывать возбуждение рядом с альфой. Все сложилось разом. Нервное напряжение последних минут помножилось на эйфорию от грядущей свободы. Подаваясь вперед и целуя Армина в сжатые губы, Лутфи не чувствовал ничего: ни страха, ни горечи, ни сожаления — только кристально чистую похоть, огнем бушующую внутри. Армин уперся ладонями ему в плечи, судорожно вздохнул и все-таки приоткрыл рот. А Лутфи только это и надо было. Он обнял Армина за шею, прижался к нему всем телом и углубил поцелуй. Он вообще всегда любил целоваться. Потому сейчас с удовольствием прихватывал губами мягкие губы Армина, толкался языком ему в рот и жадно втягивал носом усилившийся запах. В голове мутилось, и под сомкнутыми веками плясали белые круги. Казалось, еще минута, и Лутфи безвольно повиснет на Армине, потому что ноги дрожали и сладко подводило низ живота. — Не надо, Лутфи, — неуверенно пробормотал Армин, разрывая поцелуй. — Ты ничего мне не должен. — А я не из благодарности, — горячо заверил его Лутфи. Дернул в стороны полы кителя и рывком стащил его с плеч Армина. Следом шел черед рубашки, и Лутфи принялся расстегивать пуговицы, наслаждаясь постепенно открывающимся видом чужой поросшей светлыми волосками груди. Хотелось прижаться к ней губами, поймать частый стук сердца, пощекотать языком соски и почти лишиться сознания от такой сумасшедшей близости. И тут Армин перехватил инициативу. Он сжал в кулаке волосы на затылке Лутфи и с силой дернул назад, вынуждая запрокинуть голову. Лутфи коротко вскрикнул от внезапной ослепляющей боли, а Армин накрыл ртом его губы, целуя глубоко и требовательно, подчиняя и полностью лишая воли. Лутфи задрожал в его руках, трусы и брюки моментально пропитались смазкой, от неожиданного и такого сильного возбуждения перехватило горло. Весь мир словно сузился до них двоих — до горячих рук, скользящих по обнаженной коже, до напряженного члена, упирающегося в шов на брюках, до запаха, от которого сладко сводит низ живота и пульсирует в заднице. Раньше Лутфи довольно легко переносил течки. Если партнер находился — хорошо, не находился — ничего страшного. Но сейчас с ним творилось что-то невероятное. Каждое прикосновение Армина отзывалось в теле стократно усиленным наслаждением. Лутфи тянулся за его руками, тянулся к его губам, терся об него, выпрашивая ласку, и чувствовал ответное возбуждение. — Ты так вкусно пахнешь, — прошептал Армин, водя носом по его шее. Одной рукой он все так же удерживал голову Лутфи за волосы, а другую опустил на задницу и крепко сжал ягодицу. Лутфи застонал, толкнулся бедрами вперед и прогнулся сильнее. Ему очень хотелось, чтобы Армин трогал его везде. Чтобы тискал за задницу и надрачивал член, чтобы гладил по спине и целовал за ухом. Лутфи чуть не плакал от разрывающего на части желания и не понимал, как раньше жил без всего этого. — Ты такой красивый, Лутфи, — сказал Армин, заглядывая ему в лицо. — Ты даже не представляешь, какой ты красивый, и как давно я тебя хочу. — Ты тоже. В смысле, красивый, — признался Лутфи и коснулся ладонью лица Армина. Провел по носу, задел кончиками пальцев едва пробившуюся щетину, обвел губы. Все это время Армин не сводил с него тяжелого влажного взгляда. В его прозрачно-голубых глазах танцевало ледяное пламя. Луфти горел в нем, плавился в похоти, захватившей и тело, и разум, и сходил с ума от желания поскорее получить в себя крепкий член. Это желание было настолько сильным, что Лутфи недолго продержался. С усилием отстранившись, он опустился на колени и прижался щекой к паху Армина. Полной грудью вдохнул дурманящий аромат чужого возбуждения и положил руку на выпирающую твердость. Член под ладонью дернулся, и Армин как-то беспомощно охнул. Лутфи улыбнулся. Он представил, как было бы здорово провести по напряженному члену губами, облизать головку, вобрать ее в рот, посасывая, а потом пропустить глубже, ощущая приятную тяжесть на корне языка. Подрагивающими руками Лутфи кое-как справился с ремнем и пуговицами, спустил штаны Армина к коленям и насадился ртом на восхитительно толстый и длинный член. Взял глубоко, до самого горла, так, что почти сразу уткнулся губами в пах. Армин глухо застонал и положил руку ему на голову, вплел пальцы в волосы, но не дернул, понукая, а погладил нежно. И от этой неуверенной ласки внутри у Лутфи все предательски задрожало, волоски на теле встали дыбом и собственный член горячо запульсировал. Сосал Лутфи с удовольствием, старательно втягивал щеки и ритмично двигал головой, одной рукой цепляясь за бедро Армина, а другой сжимая его яйца. Тишину вокруг нарушали только их короткие стоны да шумное дыхание. Лутфи ни о чем не думал, он просто получал удовольствие от процесса, от запаха Армина, забивающего ноздри, от ощущения его раскаленной кожи под пальцами, его близости, кружащей голову. В это мгновение Лутфи было плевать, что скорее всего эта ночь для них единственная, что завтра все будет по-другому, что Армин, возможно, больше даже не взглянет в его сторону, что на самом деле между ними нет ничего общего. Но это будет только завтра. А сейчас у них все же есть эта единственная чистая ночь, свободная от предрассудков, полная нежности, первобытной страсти и разделенного на двоих сумасшествия. Член во рту напрягся еще больше, начал подрагивать. Армин пережал его у основания и оттолкнул голову Лутфи. Он был весь мокрый от пота: на висках и груди блестели крупные капли, и Лутфи не выдержал, рывком поднялся и широко лизнул соленый задорно торчащий сосок. Армин глухо зарычал, легко подхватил его на руки и опрокинул на кровать. Старые пружины надрывно скрипнули, и матрас прогнулся под весом Лутфи. А Армин так и остался стоять напротив, разглядывая его потемневшими мутными глазами. Его член вызывающе уперся головкой в живот, в паху вздулись вены, и ноздри хищно дернулись, втягивая запах. Он смотрел на вздыбленную ширинку Лутфи, на пошлое мокрое пятно от натекшей смазки, и от его пристального взгляда становилось одновременно и стыдно, и жарко, и мучительно хорошо. Он словно раздевал Луфти без рук, даже не прикасаясь к нему. Ох, как же это возбуждало! Как заводило и распаляло! Рисуясь, Лутфи погладил себя по натянувшему ткань члену, расстегнул ширинку и медленно стащил штаны с трусами. Армин не сводил с него взгляда, даже чуть наклонился вперед. Кажется, он был на грани. Лутфи прикрыл глаза — так было проще — расставил шире ноги, завел руку назад и дотронулся до мокрого чувствительно отверстия. Даже этого было слишком много. Удовольствием прошило от паха до кончиков пальцев. Лутфи запрокинул голову и застонал. Он больше не мог терпеть, хотелось заполнить сосущую пустоту внутри хоть чем-то, поэтому он пропихнул в себя пальцы, сразу три, и резко задвигал ими. Тугие стенки стиснули плотно, затянули, смазка крупными каплями потекла по ладони. Ее и так было очень много. Ягодицы, бедра, пах — все перепачкалось в ней, даже одеяло под ним намокло. Лутфи чувствовал себя раскрытым, выставленным напоказ, как на витрине, ужасно возбужденным и чертовски развратным. Он не видел Армина, но каждой клеточкой ощущал на себе его жадный взгляд. Поэтому Лутфи загнал пальцы глубже и раздвинул их внутри, растягивая себя до предела, демонстрируя свою готовую влажную дырку, бросая Армину вызов, как бы говоря: «На, возьми меня! Выеби!» Армин грязно выругался, и Лутфи распахнул глаза. Развернувшаяся перед ним картина потрясла бы любое воображение. Лицо Армина совершенно преобразилось. Раздувшиеся ноздри подрагивали, на дне полуприкрытых глаз танцевали дьявольские искры, рот кривился в диком оскале, а искусанные губы выделялись особенно ярко на фоне светлой кожи. Он был безумно хорош, так хорош, что от одного взгляда на темно-розовую крупную головку от желания вскипали мозги. Лутфи двигал пальцами у себя в заднице и с отчаянием смертника таращился на напряженный пресс, на дорожку волос, сбегающую от пупка к паху, и на ладонь, грубовато стискивающую тяжелые яйца. Одних лишь пальцев в анусе давно стало мало. Лутфи трахал себя ими, выворачивал припухшие края, с легкостью скользил по смазке, проникая в горячее, мягкое и ждущее. Он метался по узкой койке, призывно крутил задницей и чуть не плакал от грызущей изнутри неудовлетворенности. Ему нужен был Армин, его запах, его тело, его ласки и поцелуи, его огромный член, наконец, и Лутфи не знал, как еще получить желаемое. Кажется, он сделал все, что мог сделать омега в течке, чтобы привлечь альфу. Но альфа отчего-то сопротивлялся. Лутфи всхлипнул, с силой двинул пальцами, и густые капли смазки засочились между ними наружу. Его затрясло и выломало на койке, на глаза навернулись слезы, Лутфи кое-как сфокусировал взгляд на Армине и одними губами прошептал: — Пожалуйста… пожалуйста, возьми меня. И Армин послушался. Когда он лег сверху, придавливая своим горячим телом к койке, Лутфи не сумел сдержать крик. Он кричал все время, пока Армин издевательски медленно терся членом о его пах, кричал, пока не охрип. А потом закончился воздух в легких, и остался только запах — запах Армина, самый желанный и вкусный. Лутфи жадно хватал его ртом, словно запах был чем-то материальным, и не мог насытиться. Армин вжался членом между его ягодиц, повел бедрами, пристраиваясь, и Лутфи подхватил себя под коленками, бесстыдно подставляясь. Горячее дыхание согрело губы, Армин наклонился ниже, провел носом по щеке Лутфи и мягко прихватил зубами кожу. От такой простой, почти невинной ласки сердце замерло на мгновение, и в паху потянуло сладко-сладко. Их взгляды встретились, и Лутфи совсем накрыло. Он утонул в ярко-голубой радужке, как в бескрайнем небе, утонул, потому что даже не пытался выплыть. Когда Армин наконец оказался внутри, его хватило только на то, чтобы тихо выдохнуть от облегчения и из последних сил вцепиться в чужие плечи. Увеличившийся в основании члена узел распирал дырку, давил на стенки, Лутфи казалось, что Армин его сейчас разорвет надвое. Он лихорадочно комкал одеяло в кулаках и часто, неглубоко дышал. Армин покрывал его лицо поцелуями, шептал какие-то успокаивающие глупости и не двигался. И как только сдерживал себя? Лутфи бы не смог. Постепенно боль отступила, мышцы расслабились. Лутфи скрестил ноги у Армина на пояснице и толкнулся пятками, сжался вокруг члена и вскинул бедра навстречу, пропуская глубже, чувствуя задницей тугие яйца. Позабытое темное удовольствие забурлило в крови, Лутфи нетерпеливо заерзал, и Армин начал двигаться. Сперва это были мелкие, аккуратные толчки, но постепенно темп изменился, стал резким, даже рваным. Внутри все пульсировало, и место боли занимало наслаждение. Армин вбивался в него, сочно хлюпая смазкой, замирал и сорванно шептал, склонившись к самому лицу: — Не отдам. Никому не отдам. Лутфи только улыбался в ответ. Он смотрел на шевелящиеся губы Армина, на выгоревшие на кончиках темные ресницы, на лихорадочный румянец на щеках, крепко обнимал за шею и не верил, что все это происходит на самом деле. Сжимал ягодицы, наблюдая, как рот Армина округляется в удивленно-беззащитном «о», как он жмурится и стонет на одной долгой ноте, и вскидывал бедра, принимая крупный член на всю длину. Лутфи ни с кем не было так хорошо, как с ним. Поэтому хотелось, чтобы эта их дикая животная случка длилась вечно. Чтобы все время вот так же пробивало томной дрожью, чтобы в голове вместо мыслей клубился пьяный туман и чтобы в глазах темнело от простых поцелуев. Оргазм накрыл волной, разбил на тысячу осколков, растворил остатки самоконтроля и вышвырнул в другую реальность. Лутфи насадился на член Армина, чувствуя, как края дырки натягиваются вокруг узла. Пах скрутило мучительным спазмом, сперма брызнула на живот, а потом Лутфи провалился в темноту. Когда он пришел в себя, Армин все еще был здесь. Сидел полностью одетый на стуле, придвинутом к кровати, и внимательно смотрел на Лутфи. — Я думал, ты уже ушел, — натянув одеяло едва ли не до подбородка, сказал Лутфи первое, что пришло в голову. Вот теперь ему было стыдно, так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю. Он помнил, что вытворял совсем недавно, и не знал, куда спрятать глаза, лишь бы не встречаться взглядом с Армином. — Я хотел оставить тебе кое-что, — неуверенно начал Армин. — Ты мне и так уже достаточно оставил, — перебил Лутфи. По правде говоря, ему не терпелось от Армина избавиться. — Нет, Лутфи, есть еще кое-что. — Армин достал из кармана брюк блистер и протянул Лутфи. Подавители. Надо же. — Откуда они у тебя? — В городе покупал. Ты выпей сейчас, чтобы течку остановить, а то за ворота выйти не сможешь. Не пустят. — Пусть только попробуют, — прищурился Лутфи, но таблетку в рот закинул. Вообще, Армин был прав: если течку учуют местные альфы, его затрахают до смерти. Нет, так рисковать Лутфи не собирался. — Ты только ими не злоупотребляй. Полгода ведь уже принимаешь, — продолжил Армин. — Это тут без них никак, а в городе проще. — Откуда ты знаешь про полгода? Армин грустно усмехнулся, протянул руку и убрал выбившиеся волосы Лутфи за ухо. — Так это я для тебя их доставал. — Для меня? — Ну да. Не хотел, чтобы другие альфы на тебя слюни пускали. Лутфи ошарашенно таращился на него. Как же так?! А ведь он даже подумать не мог, что это Армин для него так старается. Маркуса благодарил, а прямо спросить, откуда у того подавители, ни разу не догадался. Дурак. — Спасибо тебе, — кусая губы, сказал Лутфи. — За все спасибо. — Погоди, — Армин снова полез в карман и достал оттуда кольцо. — Это тоже тебе. Не обращая внимания на протесты Лутфи, Армин надел кольцо ему на палец и, целомудренно поцеловав в угол рта, поднялся. Лутфи хотел его задержать, но рука так и замерла в воздухе, а горло будто сдавило спазмом — ни звука не выдавить. И Армин ушел, ушел, не прощаясь, ушел навсегда, не только из комнаты, но и из жизни Лутфи. *** В купе больше никого не было. Лутфи специально выкупил его целиком, чтобы не пришлось несколько часов терпеть чужое общество. Свою единственную сумку он убрал под сидение, устроился около окна и принялся смотреть на толпившихся на перроне людей. После того, как закончилась война, и тайварцы были полностью разбиты, многие лосканийцы стали возвращаться домой. Кто-то в первые месяцы после заключения мира, а кто-то, как Лутфи, спустя несколько лет. Он мог бы поехать домой сразу, мог бы затребовать компенсацию и даже получить ее, но не сделал ничего. Не потому что не хотел, а потому что боялся. Боялся купить билет, боялся сесть в поезд и пересечь границу, боялся лицом к лицу встретиться со своим прошлым, от которого сбежал давным-давно. Благодаря полученным от Армина документам, Лутфи довольно неплохо устроился в Дойтзаре. Он получил жилье, ему помогли найти работу, он даже сумел закончить колледж. В общем, жизнь удалась. За ним ухаживали альфы, многие даже предлагали заключить связь, но Лутфи всем отказывал. Просто не мог. Он по-прежнему носил на пальце кольцо Армина, и когда кто-то из альф пытался с ним сблизиться, металл словно жег кожу. Лутфи понимал, что все это лишь у него в голове, но ничего не мог поделать, как ни старался. Наверное, часть его души так и осталась на той продавленной койке в тесной каморке рядом с прачечной. На время течки Лутфи запирался в своем доме и никуда не выходил до тех пор, пока она не заканчивалась. Иногда, когда терпеть становилось совсем уж невмоготу, он пользовался подавителями. Он мог бы пойти в закрытый клуб для омег и выбрать себе там любого альфу — у дойтзарцев это было весьма распространено, — но Лутфи никогда так не делал. Он не признавался себе, но в глубине души продолжал надеяться, что однажды они с Армином снова встретятся. Он так и жил бы своей серой, ничем не примечательной жизнью, если бы не один случай. Коллега Лутфи как раз вернулся из отпуска и поделился в обеденный перерыв своими впечатлениями об отдыхе. А отдыхал этот коллега в Лоскании. Появилась у дойтзарцев в последнее время такая мода. Ну а что, там же море чистое, климат на побережье мягкий и теплый, ехать недалеко — на поезде всего несколько часов, а главное, цены смешные, особенно по сравнению с другими курортами. Одна незадача — досмотр перед выездом из страны. Вот на нем-то и случилась неприятность. Пристали там к коллеге Лутфи, замучали просто: то паспорт с декларацией им покажи, то багаж продемонстрируй. «Я им говорю, — возмущался коллега, — местной валюты не везу, только дойты. Так они к прицепились к книжке. А что книжка?! Я ее в лавке купил, у старика одного. Разумеется, у него никаких квитанций не было. Откуда мне знать, что эта рухлядь — культурное наследие Лоскании. К начальнику своему потащили. А тот противный такой, хоть и не старый совсем, даже симпатичный. Майор Армин Бреннер. Вот, я даже имечко его запомнил. Правда, он меня все равно отпустил. Но книжку…» Дальше Лутфи не слушал. Знакомое имя заставило сердце пуститься в галоп. Закружилась голова, стало трудно дышать, Лутфи рванул воротник, с треском отлетевшие пуговицы покатились по полу. В мозгах словно что-то щелкнуло. На негнущихся ногах Лутфи прошел на свое рабочее место и сел за стол. В мыслях царил бардак. Но сердце подсказывало: если он немедленно не поедет в Лосканию и не найдет Армина, то всю оставшуюся жизнь будет об этом жалеть. Лутфи не запомнил, что писал в заявлении на внеочередной отпуск, не запомнил, как собирал вещи, не запомнил, что говорил своему управляющему, оставляя ключи от дома. Более-менее пришел в себя, только зайдя в вагон. Напряжение не отпустило полностью, но мысли прояснились. Лутфи не представлял, что скажет Армину, когда они встретятся, но зато четко понимал, зачем ему это нужно. Пять долгих лет он пытался начать все с нуля. Но только сейчас, в пустом купе летящего в ночь поезда, вновь чувствовал себя не заводной куклой с нарисованной улыбкой, а живым человеком. Лутфи не хотел думать о том, что случится совсем скоро, не хотел ничего представлять и фантазировать понапрасну — все равно как должно быть, так и будет. Вместо этого он откинулся на спинку сидения и позволил воспоминаниям безраздельно завладеть собой. И чем ближе они подъезжали к границе, тем сильнее бурлила кровь, тем отчетливее проступали перед мысленным взором лица погибших родных и друзей, тем яснее Лутфи осознавал, что в эти самые секунды решается его судьба. В купе заглянул проводник-бета, спросил, не нужно ли чего пассажиру, и, получив отрицательный ответ, закрыл дверь. А Лутфи вновь повернулся к окну. Солнце почти скрылось за горизонтом, и на еще светлом небе начали загораться первые звезды. Поезд несся мимо маленьких станций и полустанков, даже не притормаживая, только мелькали нечитаемые названия да яркие сигнальные огни. Лутфи смотрел на темные горы, чьи очертания проступали вдалеке, на редкие поселения и посадки, тянущиеся вдоль путей. Смотрел и не мог сдержать слез. Они лились по щекам неостановимым потоком, потому что это были его родные горы, его дома и его деревья. Лутфи прижался лбом к холодному стеклу. Из-за слез он почти ничего не видел, но ему и не нужно было видеть. Внутри у него все пело, и сердце сладко сжималось под гулкий перестук колес. Лутфи ехал домой, и ничто не могло его остановить: никакая граница, никакие катаклизмы, никакие мыслимые и немыслимые преграды. Если бы поезд сию минуту сошел с рельсов, Лутфи выдвинулся бы в путь пешком. Ему казалось, он ни за что не заблудился бы, и не важно, сколько миль пришлось бы пройти. Его возвращение было каким-то неизбежным, уже свершившимся фактом. Невидимая нить, навсегда соединившая его с Лосканией и с Армином, сейчас натянулась особенно сильно. Просто так совпало, что единственный человек, единственный альфа, которого Лутфи сумел полюбить, ждал его в единственном месте, которое Лутфи считал своим домом. И теперь Лутфи ехал ему навстречу. Вертел на пальце подаренное кольцо, всем своим существом ощущая пугающую неопределенность, смятение и целую бурю самых разнообразных эмоций. *** Здание таможни находилось недалеко от вокзала. Лутфи уже пять минут стоял перед ним в нерешительности и таращился на окрашенные унылой коричневой краской двери, на маленькие зарешеченные окна и два флага, дойтзарский и лосканийский, висящие над входом. Где-то в этом здании сидит в своем кабинете Армин. Если конечно его не отправили куда-нибудь еще… Лутфи обругал себя за такие мысли, стиснул зубы и зашел внутрь. — Вы куда? — спросил сержант на проходной. — К майору Бреннеру. — Ваш пропуск. Пропуска у Лутфи, конечно, не было. Сержант-дойтзарец скользнул по нему равнодушным взглядом. — Я могу вам выписать одноразовый, если дадите документы, — невозмутимо предложил он, когда понял, что пропуска у Лутфи нет. — Конечно, — Лутфи поспешно протянул свой дойтзарский паспорт, и, едва увидев его, сержант моментально изменился в лице. Признав в Лутфи соотечественника, он сразу заулыбался, довольно быстро проверил полученные документы и без лишних вопросов выписал заветный пропуск. Ох, если бы он знал, как много для Лутфи значит эта маленькая бумажка с номером. Пока Лутфи шел по устланному потертой ковровой дорожкой коридору, его трясло какой-то бешеной крупной дрожью, даже зубы стучали. Дверь с табличкой «Начальник таможни» оказалась последней. Лутфи остановился перед ней, глубоко вздохнул и постучал. С другой стороны донеслось короткое «да», внутри все судорожно сжалось, и он толкнул дверь. Армин сидел за столом и что-то писал. Он почти не изменился, да и времени, в общем, прошло не так уж много. Только на погоны упали новые звезды, и в плечах он как будто шире стал. — Здравствуйте, господин майор, — тихим враз севшим голосом произнес Лутфи, и Армин резко поднял голову. Их взгляды встретились, и время словно повернулось вспять. Не говоря ни слова, Армин порывисто поднялся, стремительно подошел к Лутфи и заключил его в объятья. От него пахло так знакомо и так хорошо, что Лутфи, не раздумывая, уткнулся лицом ему в грудь. Армин погладил его по волосам и прижался губами к макушке. — Почему ты не отыскал меня раньше? — спросил Лутфи о том, что терзало его давным-давно. — Боялся, что ты уже нашел себе другого альфу. — Но ты ведь сам не захотел ставить метку. — Не хотел лишать тебя выбора, — с горечью отозвался Армин. — Я жалел об этом каждый проклятый день. Он приподнял лицо Лутфи за подбородок и мягко поцеловал в губы. Он словно просил прощения за потерянное время, за дни и ночи, проведенные по отдельности, за рвавшую душу тоску и за нерастраченную нежность, за слезы и за смех, и за нечаянно вспыхнувшую любовь, которая давала силы жить вопреки всему. — Ты рад, что я приехал? — понимая, насколько нелепо это звучит, все-таки спросил Лутфи. — Для меня это больше, чем радость, — серьезно ответил Армин и переплел их пальцы. «Для меня это все», — услышал так и не произнесенное Лутфи.